Руби Айлен Скотт

      Руби Айлен Скотт. Рубидия. Руби. Скотт. У нее имен много, но в тоже время только одно. Руби. Руби Айлен Скотт. Вампир, одаренная. Рубидия Айлен Скотт — человек, лживый человек в глазах Беллы и в глазах оборотней из Ла Пуш.       Кто она такая на самом деле? Одна из Калленов или одиночка? Часть семьи Скотт или же отдельный человек, а вернее вампир? Руби запуталась. Запуталась во всем. И сейчас это как никогда ощущается. Потому что рядом Алек. Алек, который в себе уверен, который говорит с ней не как какой-то вампир, а как один из Вольтури. Руби так не может. Руби семнадцать всего, она ребенок чертов, откуда в ней уверенности в завтрашнем дне взяться? А в Алеке она есть.       — Еще раз, — он выдыхает и садится на камень, — смотри. Вольтури — это главный клан вампиров, — Руби кивает и садится к Алеку спиной, на тот же самый камень, — мы следим за порядком. Нас много, тысячи, но только сотня в лучшем случае — одаренные, — тихое «угу» в знак того, что Руби все поняла. — О Вольтури знают все. Другие вампиры могут не знать про Калленов, кто-то может не знать про Нейградов, но все знают о Вольтури.       — Да-да-да, — Руби стискивает зубы и произносит это, сжимая кулаки, — я поняла, что Вольтури — королевский клан, лучшие, известные. Может, страничку в интернете создать. Почему Вольтури — клан номер один? — Алек сдавленно смеется, но головой качает.       — Лишнее будет, — и Руби вторит ему, смеясь. — Нам информацию все доносят. Просто… У Аро политика, если ты знал и не сказал, ты тоже виновен. Он казнит всех, кроме…       — Кроме одаренных, — вспоминая слова Карлайла, говорит Руби, — это я знаю. Аро гребаный коллекционер. Я против него ничего не имею, но, эй, лишать вас воли только потому, что вы одарены… Это неправильно.       — Нас не лишают Воли, — жестко говорит Алек. Руби руки поднимает в защитном жесте и плечами пожимает. Не лишают так не лишают, ей то что. — Я объясняю тебе не просто так, как мы здесь оказались… Просто…       — Просто ты за меня переживаешь, — объясняет ему самому Руби, — боишься, что я могу проколоться на мелочи и Аро пошлет, чтобы меня убить. И будешь ты как ваш этот третий, у которого жену убили.       — Карлайл не умеет держать язык за зубами, — приходит к выводу Алек, Руби кивает ему. — И в общем. Кто-то был в Форксе. Кочевники. Они сообщили о том, что двое людишек было с Калленами на поле во время грозы. Двое. Не один. Аро не смог закрыть на это глаза. Нас послали в Форкс…       — Убить нас? — под «нас» Руби подразумевает себя и Беллу. Алеку конкретизация не требуется, он и так все понимает. Не понять не может. Даже одна мысль, когда он только узнал о вампирах Калленах и словах Руби о том, что она из Форкса… Когда Алек подумал, что она может быть одной из тех, кому Каллены все рассказали… Сердце чуть не остановилось. И так мертвое сердце заболело, застучало в груди и мысль растеклась по всему телу. Если что он обратит ее сразу. Не будет ждать приказа, не будет извиняться. Он объяснит все. Тогда Руби больше не будет человеком, который знает. Она станет вампиром, которому рассказывали.       — Убить вас, — подтверждает Алек. — И вот… Элис это увидела, наверное, именно поэтому и послала Эдварда остановить нас. Мы приняли решение выезжать этим утром.       — Как раз, когда мы поехали в магазин… Только не понимаю, почему Элис мне про секрет сказала… Неужели Белла бы узнала? — единственное предположение, которое в голову приходит. Раскрыть все Белле Руби пока не готова. Та не поймет, не простит. А если что-то случится… Тогда Рубидия себя виноватой чувствовать будет. Она так не хочет. Лишнее…       — Возможно, — Алек не вникает. Он знает, что Элис — та, кого из Калленов хочет Аро, помимо Эдварда, та, чей дар уникален, неповторим. Больше не было такого вампира, который может повелевать временем и вряд ли появится. По крайней мере так думал Алек и Аро. А теперь появляется Руби… — Как ты человеком становишься? — и Рубидия объяснять начинает. Ей бы показать проще было. Но та боль, боль обращения, она не готова пережить ее сейчас. Не перед Алеком. Лицо, на котором зубы стиснуты, губы в тонкую полоску сжаты. Дыхание тяжелое, звериный крик и метание из стороны в сторону. Руби не готова. Обращаться обратно проще. Там она только кричит, стискивает до крови в человеческом теле кулаки и дышит также тяжело. А потом это проходит.       — Я и сама не знаю до конца. Это просто получается. Но боль… Ужасная боль, я не могу дышать, не могу шевелиться. Это боль обращения, не усиленная, не воздвигнутая в стократ. Просто боль. Но и ее достаточно, чтобы не хотеть обращаться никогда. А мне приходиться переживать ее каждый солнечный день. Иначе бы Белла догадалась.       — Ты не хочешь, чтобы она знала? — Руби ноги через камень перекидывает и садится плечом к плечу к Алеку.       — Не хочу, — подтверждает его слова. — Это… Это что-то личное, наверное. Просто… Сам подумай. Каллены здесь всего ничего, а Белла уже знает. Говорить о том, что они просто не умеют хранить секреты, а Эдвард — гребанный придурок, мы не будем. Но сам факт. Я живу второй год здесь. И Белла о вампирах даже не думала. А так… Если она поймет, поймет, что я ей лгала, обманывала. Мы можем поссориться, она ведь не поймет, почему я хранила тайну дальше, после того, как она все о вампирах узнала. Почему Каллены ей не сказали. Белла этого не примет, не простит. А я… Я не готова потерять этого человека. Она мне слишком близка.       — Они ее обратят, — Алек не спрашивает, а говорит факт. Рубидия и сама думала об этом, но где-то в глубине души надеялась, что этого удастся избежать. Что Белла умрет человеком, а не будет жить вечно, по крайней мере лет двести точно, как остальные вампиры. Руби все еще считала, что вечность — не такой уж и дар, как об этом говорят живые.       — Я тоже так думаю…       — Я знаю, — обрывает Алек, — прости, что перебил, — и руку на ее кладет.       — Все хорошо, я договорила, — и Руку его в ответ обхватывают. Они сидят на одном камне плечом к плечу и держатся за руки. Руби кажется, что все происходящее — какой-то слишком счастливый сон. Она не спала вот уже год с обращения, однако сейчас ей кажется, что у нее наконец получилось. Получилось уснуть, увидеть сон, осознать его и именно сейчас она может подумать о том, что Алек тоже рад этой встрече. Что он приехал не убить ее, а забрать к Вольтури, забрать, чтобы она стала его, чтобы они шли в вечности рука об руку, плечом к плечу. Прямо как сейчас… Или же Руби где-то нанюхалась галлюциногенного газа. Это тоже неплохо. Потому что ей смотреть на Алека нравится, он волшебный, потрясающий вампир. У Руби сердце не на месте стоит, когда она на него просто смотрит, а стоит прикоснуться, так все внутри взрывается тысячами искр, кровь, застывшая бежать по венам начинает. Руби снова себя живой ощущает рядом с ним. — И вот… Я просто вспоминаю себя в то время, просто представляю, какого мне было. Как расщепляюсь. С телепортацией тоже самое. И вот… Я человек. Но восемь часов — мой максимум. Правда мне больно от этого… — Алек хмуриться, Руби объясняет.       — Все время, что я человек… Мне больно. Я уже привыкаю постепенно, но… Никто не догадывается, что я вновь ощущаю, как ломаются кости, как жизнь покидает. Я умирала восемь часов, Алек. Вот почему я могу быть человеком восемь часов.       — Хочешь сказать, что все то, что ты испытывала перед трансформацией…        — Да… Я ощущаю это вновь и вновь, когда обращаюсь. Просто я уже привыкла, да и у вампира болевой порог более высокий, поэтому я могу двигаться, улыбаться. Поэтому никто и не догадывается. Но я иногда устаю. Сперва, когда я только научилась, я думала, что должна терпеть боль. Ведь я вампир, чудовище. Я убивала, убиваю и скорее всего буду убивать. Просто Каллены об этом не знают. А в Сиэтле есть места, которые немноголюдны, в которые я могу телепортироваться. Из которых я могу уйти незамеченной. Но я не могу пить животную кровь, и донорская не такая вкусная. Поэтому я… К черту, — Руби поднимается и запускает руку в волосы, закусывая губу.       — Я большее чудовище, — и Алек к ней встает. Берет ее руку и подносит к губам. Дыхания у него нет, это Руби привыкла имитировать его, чтобы за человека принимали. Алеку это не нужно. Он вампир в полном смысле этого слова. — Мы убиваем каждый день сотни людей, чтобы прокормить клан. Экскурсия в замок Вольтеры — это билет в один конец. Мало кто возвращается живым. Если экскурсовод Хайди, уж точно, — У Руби глаза расширяются. Билет в один конец? Они ведь не могут… Но по глазам Алека видит, что так и есть. А он продолжает. — Мы убиваем вампиров, которые не подчиняются. Мы убиваем даже по прихоти. Если Аро нужен вампир с его даром… Он может устроить казнь и пощадить только одного.       — В чьих мыслях увидел раскаяние, — заканчивает Руби. Розали говорила об этом. Она всегда боялась, что за их семьей придут. Потому что Аро нужна Элис, чей дар незаменим. Если Элис будет на его стороне, Вольтури станут могущественней, чем когда бы то ни было.       — Да… И Каллены, когда он узнает, что в их рядах очередной одаренный вампир. Думаешь, он оставит это просто так? — Руби уверена, что нет. Карлайл говорил, что Аро боится их. Потому что они могут составить конкуренцию Вольтури. Не хотят, не собираются претендовать на место королей, но могут. А теперь. Если и Белла одаренная, тогда получается, что Каллены могущественный клан, очень могущественный. Мысленно Руби себя к ним приравнивала, понимала, что чтобы ни случилось, не бросит их. Слишком многое произошло, чтобы она сделала это.       — Что ты мне предлагаешь? — Руби опускает свою руку и от Алека отходит ненамного. В груди чувство мерзкое разливается, какое-то черное, вязкое. Она чувствует, что ей начинает не нравится этот диалог. Что ей мерзко от Алека, от Вольтури. Рубидия все еще своей человечности не потеряла. Она за нее борется. Вольтури же нарочно от нее отворачиваются.       — Уходи со мной. К Вольтури. Я ведь нравлюсь тебе, не отрицай. Я тоже это чувствую, чувствую, что мы связаны.       — Я не могу, прости, Алек. До встречи, — и в голове всплывает комната в доме Калленов. Гостиная. Диван, на котором любит сидеть Элис, синяя ваза, стоящая в углу, огромный рояль, на котором играет Эдвард. Рубидия ярко и живо представляет эту картину и требуется всего секунда, чтобы она оказалась в доме. Немного промазала с комнатой, оказалась на поляне, потому что подумала о цветах слишком живо, но тем не менее она рядом с домом. Она дышит тяжело, чувствует, как к глазам слезы подкатывают.       И почему она плакать не может? Как же хочется сейчас разреветься. Неужели Алеку нравится не она? Но это ведь бред… Он же был с ней тогда, в Нью-Йорке, когда думал, что она человек… Так почему сейчас такие мысли? Ведь то, что он узнал, что она вампир… Это ведь не делает его плохим, он бы рано или поздно все равно узнал.       — Руби здесь, — слышится голос Эдварда. Рубидия на ватных ногах заходит в дом и садится на диван, хватаясь руками за плечи. Мыслей в голове ворох, одна хуже другой. Но все вокруг Алека завязаны. Почему он предложил ей пойти к Вольтури? Потому что хочет этого сам или потому что не хочет, чтобы Каллены стали более могущественными? — Он боится за тебя, — говорит ей Эдвард, спустя несколько секунд.       — Боится? — в гостиной находятся почти все. Нет только Карлайла, который на работе, и Эммета и Джаспера, которые сейчас на охоте. Даже Беллу Эдвард сюда привез. Хорошо, что у Руби не получилось телепортироваться прямиком в гостиную. Иначе пришлось бы все объяснять. — Кого он может бояться, Эдвард?       — За тебя, — объясняет он спокойно. Он видит, что Рубидия на взводе, но все равно старается держаться. Хотя ее мысли ранят, Эдвард этого не показывает. Жаль, что здесь нет Джаспера, он бы ее успокоил хотя бы немного. — Если мы возвысимся… Если Аро начнет войну… Ему придется воевать против тебя, ему придется ранить тебя. Ему придется, потому что это будет приказ. Потому что Аро не пожалеет тебя лишь потому, что ты любовь Алека. Он не пожалел родную сестру и любовь своего соправителя. С чего бы ему жалеть одного из своих ручных псов?       — Алек… — произносит Розали. — Не думаю, что он способен на такие чувства. Однако… Даже если это так, Руби, подумай, нужно ли тебе это. Он не сможет принять тебя такой, как ты есть, как бы не старалась. А ты не сможешь стать одной из них, потому что ты одна из нас, — и говорит Розали уверено, словно знает, что Руби уже давно подумывает к ним в клан вступить, осесть со всеми в особняке и наслаждаться жизнью, как Каллен. — Ты другая, Вольтури другие.       — Я согласна с Розали, — говорит Элис, — тебе не по пути с Вольтури. Да, ты питаешься человеческой кровью, — и тут же рот затыкает. У Беллы глаза расширяются, а Руби на Элис смотреть начинает, с трясущимися руками. Она не могла… Она не могла…       — Что вы имеете ввиду? — тут же спрашивает Белла. Она подходит к Руби и прислоняется к сонной артерии. Пульса нет. Сердце у Руби не бьется, потому что она обратилась, потому что сидела перед ними, не как человек. — Ты вампир, — и руку, как от прокаженной одергивает. — Ты вампир! — и кричать начинает. – Как давно, Руби?! Как давно!       — Белла, — осаждает Эдвард, — сейчас нет времени…       — Мы второй год знакомы! — она его руку отбрасывает. — А она даже не нашла времени сказать мне, что вампир! Ладно, когда я не знала, но сейчас! Сейчас-то что ей мешало? Эгоизм! Нравилось смотреть, как я гадаю про вампиров? Почему ты не сказала мне. А хотя. Плевать, без разницы. Я ведь чертов человек, да? Лицемерка, — и, бросив это, Белла разворачивается и направляется к выходу. Эдвард подскакивает за ней, крича, что проводит.       Руби же не может поверить. Как глупо… Как же глупо вскрылись карты. Однако это произошло. Один разговор с Алеком, обсудить который сейчас не получится, потому что о Белле поговорить надо, одно неосторожное слово Элис.       Что же, Руби Алейн Скотт. Теперь ты не фальшивый человек. Теперь ты просто вампир. Даже в глазах Беллы. Человека, который ты надеялась, проживет свою спокойную, тихую жизнь.       Однако вместо этого он должен страдать из-за таких, как ты. Потому что Белла была втянута в вампирский мир, в отличие от Руби у нее шанс остаться человеком есть. Только теперь вряд ли она им воспользуется. Ведь даже лучшая подруга оказалась кровососом.       Руби надеется, что Белла ее поймет. Что Белла ее за эту ложь простит.