Родина зовет

      Его величество велел являться ко двору на мессу, и графиня де Пейрак ежедневно в течение следующей недели ездила в Сен-Жермен, исполняя волю короля. В летнее время дворец как будто осиротел: многие разъехались по своим имениям. Обычно по утрам прихожан в просторной часовне было не много, религиозное рвение у придворных появлялось главным образом по большим праздникам или в присутствии короля, а сам монарх в последнее время был очень занят подготовкой к военной компании, но в его расписании всегда находилось место для литургии в пятницу и проповеди в воскресенье. Мадам де Пейрак надолго не задерживалась, как только звучало последнее «аминь», устремлялась к своей карете. Чтобы ее стремительное бегство осталось незамеченным, выбирала для моления крайние ряды у выхода. За всю неделю, приезжая в одно и тоже время, его величество она видела два раза, и лишь издали. Зато почти неизменным было присутствие мадам де Ментенон и её величества королевы. Поговаривали, что скоро к ним присоединится и мадам де Монтеспан. Каждодневные погружения в молитвы графини де Пейрак мог подтвердить всякий, кто проходил мимо, воля его величества исправно исполнялась, только Анжелика предпочитала не оставаться долго во дворце, каждый раз удивляясь тому, что даже летом при дворе, как оказалось, можно легко затеряться, чтобы без лишнего шума появляться и исчезать, не привлекая к себе внимания.       Только спустя неделю Анжелика решилась нанести визит своей старшей сестре Ортанс. Одним пасмурным утром, выехав за ворота Сен-Жермена, велела гнать карету в Париж, не заезжая в Версон. Уже собираясь выйти из экипажа, обратила внимание на свое придворное платье, ведь у сестры траур. Посчитав, что укорять себя на стремительный порыв поздно, а разворачиваться и ехать обратно лишь из-за наряда глупо, Анжелика решительно поднялась по ступенькам крыльца. Тишина и сумрак холла действовали угнетающе. Большой дом казался нежилым, в полупустом просторном помещении почти не было декораций, лишь необходимая, довольно простая мебель. Скрипнула дверь, и в слабом свете прохода возникла облачённая в чёрное Ортанс. Если бы они случайно встретились на улице, Анжелика её просто не узнала бы. Это была горестная тень сестры, больше похожая на подбитую ворону.  — Я рада тебя видеть в здравии, сестра. Так уж получается у нас, что видимся мы не часто, и еще реже в счастливые моменты. Сочувствую вашей утрате.  — Здравствуй, сестрица, вернулась, значит, на родину? Правильно, чужбина редко к кому ласкова. Хотя, глядя на тебя, в который раз убеждаюсь, что коварная судба к тебе-то не так жестока. Сколько раз мы хоронили тебя, но ты каждый раз возвращаешься, и каждый раз как будто хорошеешь, — мрачно проговорила Ортанс. Приблизившись вплотную и внимательно всмотревшись в лицо сестры, Ортанс слегка улыбнулась какому-то своему воспоминанию, выражение ее лица почти смягчилось.  — Так уж видимо написано на роду, что все переживания и утраты расписываются у меня больше в волосах, чем на лице. А я только жить начала, успею наверстать морщины в заботах о многочисленном семействе. Расскажи, как ты поживаешь, Ортанс?.  — Я вдова уже больше месяца. Всё так быстро произошло, что страшно иногда становится. Всё очень нелегко по ряду причин, впрочем, тебе ли не знать, Анжелика, как выглядит вдовий наряд. И не надо мне твоего жалостливого взгляда, обойдусь без сочувствия с твоей стороны. Это утро не могло по другому закончиться: сначала кредиторы, теперь ты, — говоря это, Ортанс, словно подкошенная, упала в стоящее рядом кресло.  — Вдовий наряд на мне был лишь один раз, после смерти Филиппа, если говорить о платьях. Если же говорить о казни Жоффрея, то горечь потери была со мной всегда, но в чёрное облачиться не дали обстоятельства. И как оказалось, не зря, — задумчиво ответила Анжелика, водя рукой по шершавой поверхности грубой консоли из неокрашенного дерева.  — Что и говорить, только с тобой могло случиться такое чудо, как воскрешение супруга. Где же его носило столько лет вдали от дома? Я знаю, у тебя в семействе прибавление, поздравляю. Вот и старшие сыновья выросли в настоящих красавцев. Твой граф, как бы там ни было, все же решил вернуться и отыскать свою семью.  — У нас с мужем не такая уж завидная судьба, но я по-настоящему счастлива только теперь, спустя годы, вновь обретя его, — глядя в просвет между полузакрытыми ставнями, проговорила Анжелика.  — Ты счастлива, и это заметно, но меня гложет… Вот сейчас, ты живёшь счастливо со своим мужем, узнав ранее цену этому союзу. Я же поняла, что была счастлива с супругом, лишь безвозвратно потеряв его. Как тебе удавалось смириться с пустотой в душе?  — Сейчас твоя поддержка и сила в детях, Ортанс. Я в своё время без них просто не выжила бы. Только мысли о них останавливали меня, чтобы не наложить на себя руки. Мысли о том, что они нуждаются в материнской любви и заботе. Никто лучше матери не позаботится о детях.  — Мои дочери, вот моя головная боль! Если до болезни мужа, моими дочерьми интересовались, ухаживали за ними, то всё это закончилось со смертью их отца. Могу лишь порадоваться тому, что болезнь была скоротечна, и мы не потратили всё до последнего су на лечение, — сказав последние слова, Ортанс закрыла глаза, и сквозь всхлипы, готовые сорваться в рыдания, спросила: — Чем обязаны твоему приезду? Выкладывай, что привело блистательную даму к бедной родственнице?  — Я бы приехала раньше, чем стала выезжать из Ботрейи открыто, но присматривала за Флоримоном. Именно он рассказал о твоём болеющем супруге, как только почувствовал себя лучше, — начала Анжелика, присев в кресло рядом.  — Флоримон в Париже? Что теперь говорят врачи, как скоро встанет на ноги? Да знаю я о ранении, об этом только глухой не слышал, — встрепенулась женщина, словно новость вернула ей жизненные силы.  — Флоримон быстро идёт на поправку. Сейчас он восстанавливает своё здоровье за городом, где воздух свежее и ничто его не побеспокоит, — ответила Анжелика.  — Чего это я переживать-то надумала. С твоими-то возможностями и покойников воскрешать получается. Вон, муж с того света вернулся, живой и невредимый, и даже хромать перестал. Страшный, жуть, а всё едино за ним шлейф из женщин всех возрастов вьётся. Флоримона-то в провинцию на юг отправила долечиваться?  — Нет, до Тулузы далеко в его состоянии ехать, да и жарко там сейчас. На лето мы всей семьёй в Версон переехали. Это недалеко от королевских охотничьих угодий Марли.  — Нет, ну и где справедливость на земле? Нас не сегодня, так завтра из дома выселят, а моя сестра на природе дом на лето обживает. Почему я не отправила тебя восвояси сразу же, как только увидела?! — саркастически усмехнулась Ортанс.  — Потому что уже два месяца сидишь дома, и не знаешь, что за стенами происходит. Разве это жизнь, сидеть и ждать, что станет еще хуже? — ответила Анжелика, приподнимаясь с кресла.  — Если бы! Это ты себе могла позволить полгода рыдать в Плесси, мне подобными глупостями заниматься некогда. Брат-иезуит после того, как снимем траур, племянницам обещал помочь, а пока я пороги Сен-Жермена обиваю прошениями, пенсию еще не заплатили ни су, а у кредиторов счета растут с каждым днем. На днях Франсуазу посчастливилось встретить, обещала замолвить словечко за меня, как предоставится возможность.  — Если дело в деньгах, могу помочь. И не отказывай мне, Ортанс. Это будет не благотворительность. Из-за океана со мной приехала племянница Мари-Анж, дочь нашего старшего брата Жослена. У девушки нет подруг, да и просто знакомых нет. Мы никого к себе не приглашали, ни с кем её не знакомили. Ты знаешь в Париже всех, помоги ввести её в общество. И твои дочери смогут с ней вместе снова выходить, несмотря на траур, — попросила Анжелика, отчаяннно надеясь на согласие сестры.  — Предлагаешь роль няньки, а я даже не знаю девушку. Только моя сестра могла выдумать такое! Хотя стоит попробовать устроить что-нибудь, раз ты обещаешь взять расходы на себя. Привези её ко мне.  — Я познакомлю вас. Спасибо тебе, Ортанс, ведь имея двух старших сыновей, я совсем не представляю, как правильно приобщать девушку, которая выросла в диких краях, к парижскому обществу. Пока нет вестей от Франсуазы и брата, тебе и твоим дочерям нужна любая поддержка, даже помощь непутёвой младшей сестры, что появляется раз в десятилетие. А Мари-Анж понравится тебе, и будет совсем не в тягость, — поспешила заверить Анжелика. Посидев ещё немного и выспросив имена всех кредиторов Ортанс, Анжелика засобиралась домой, обещая уладить дела сестры и приехать с Мари-Анж в течении недели.       На следующее утро одинокие поездки графини ко двору претерпели изменения. Сегодня с ней ехали ее муж и Кантор с личной свитой в двух экипажах. Официальное приглашение на совет обоих Пейраков могло означать лишь одно — просьба Кантора о вступление в дипломатический корпус в свете грядущей военной кампании французского флота будет удовлетворена. Это было одно из условий отца, когда сын заговорил о походе по средиземному морю во славу Франции. Жоффрей посчитал, что служа отечеству, его сыну необязательно быть пушечным мясом. В долгом разговоре с юношей, убеждал, что для всех можно будет получить гораздо больше выгоды, договариваясь. При этом свести к минимуму риск умереть по чьему-то глупому приказу. В этот день предстояло узнать, в каком звании и куда отправится Кантор, если они окажутся правы на счёт мотивов приглашения на совет. Планировали задержаться во дворце до позднего вечера, а потому Дельфина держала на коленях ларец с драгоценностями графини собирающуюся участвовать в досуге двора до позднего вечера.       Анжелику занимал вопрос, как отнесётся к ее просьбе король, пойдёт ли навстречу или недовольно окинет взглядом? Ведь его величество и так сделал очень много для её семьи и для неё, в частности. Но всё же, эта просьба не была спотнанной. Маленькая тайна её сердца, которая может быть неправильно истолкована мужем. Прошла неделя с того дня, как при отъезде короля из Марли ей удалось передать ему письмо. Из наследства Филиппа лишь одно ей было по-настоящему дорого. И пока это было в руках короля, который не спешил с ответом.  — Чем вызвано ваше волнение, мадам? Его величество ещё неделю назад наглядно всем дал понять, что рад вашему возвращению, посвятив весь день, с редкими перерывами, только вам, — спросил Жоффрей, когда карета замедлила ход, въезжая на дорогу с вереницей экипажей, стремящихся к замку.  — Причин для волнения я могла бы назвать несколько. А главная из них — я не верю в благодушие короля. Мне не раз приходилось быть свидетельницей того, что улыбка его величества — часть некоего плана, который оборачивается плачевными последствиями именно для того, кому она была адресована. Всем известно, что король столь же безгранично щедр, как и злопамятен, — проговорила Анжелика, поймав взгляд мужа.  — Ну так насладитесь сегодня моментом всепрощения его величества, не вижу в этом ничего дурного. Внимание короля и его двора… Пусть будут компенсацей за неприятности прошедшей зимы, — ласково улыбнулся супруг, взяв руку жены в свои, в который раз подумав о том, что лишь по воле судьбы и стечению обстоятельств, эта сидящая рядом красавица — его жена, его спутница, хранительница его очага, его.       Сен-Жерменский дворец встретил их сегодня своим необычным многолюдьем. Внезапно он стал похож на тот дворец, что знала Анжелика, когда была здесь в последний раз под другим именем. Весть о том, что в Марли короля сопровождала мадам де Пейрак, облетела, казалось, каждый уголок, каждый поворот замка. Де Пейракам не раз пришлось остановиться прежде, чем они достигли места утреннего выхода короля. Калейдоскопом мелькали лица и имена. Тут были и незнакомые ей придворные, и те, в чьём взгляде мелькало узнавание. Поклоны и реверансы, улыбки и поздравления сопровождали её до мессы, на которой сегодня присутствовал и король в сопровождении военначальников Франции. Сразу после проповеди, что длилась несколько дольше, чем обычно, супруги де Пейрак разделились. В одной из галерей замка Жоффрея остановил граф де Турвиль, мадам де Пейрак же окликнула мадмуазель де Монпансье, не скрывая радости встречи.  — Сколько лет мы не виделись, дорогая. Вы уже неделю бываете в Сен-Жермене, но словно луч солнца в пасмурный день. Вот вы только что были, и вот вас уже нет. Мадам де Пейрак, дорогая Анжелика, вы по прежнему ослепляете своей красотой и грацией, привлекая внимание окружающих.- Произнесла принцесса, протягивая руки в приветствии.- Я не была в Марли, о чём теперь чуточку сожалею, но уже наслышана про то, что его величество явно переусердствовал в знаках внимания к вам. Весь двор только и говорит об этом после возвращения короля с охоты, — шепотом закончила мадмуазель.  — От злых языков и неуёмной слабости придворных к интригам у меня, как и прежде, нет защиты, ваше высочество. Каждый день его величество прогуливается, беседуя с какой-нибудь дамой своего двора, — проговорила Анжелика, почти негодуя в душе на придворных сплетников.  — Не столь важно, как это было, важно как это преподнесли королеве и «благочестивым», — качая головой, произнесла в ответ Великая Мадмуазель, увлекая собеседницу всё дальше в глубь салона.  — Ваше высочество, раз уж вы упомянули «благочестивых», вы можете мне сказать, чем я могла вызвать столь пристальное внимание с их стороны? Мне и раньше приходилось сталкиваться с ними, но сейчас, какой интерес у них может быть ко мне? — Спросила женщина, остановившись.  — На этот вопрос я могу лишь пожать плечами, дорогая графиня. Ещё испокон веков церковь преследовала красивых девушек, обвиняя их во всех смертных грехах. Обладая вашей немеркнущей красотой и умом, надо думать, что найдётся немало завистников, желающих загубить и оговорить вас, сердечко моё, — поглаживая руку Анжелики, проговорила герцогиня де Монпансье.       Анжелика не успела задать интересующий её вопрос, так как проходящая мимо Мадам со свитой позвала их составить ей компанию за обедом.  — Сегодня его величество будет обедает лишь с братом и дофином, маршалами и советниками. Женскую часть королевской свиты не позвали, а потому мы мило устроимся в моих покоях, где вы, графиня, поделитесь с нами рассказами об охоте в Америке. Хотелось бы ещё вашего милейшего сына пригласить, но тут я не успела. Он призван к его величеству. Сердце юного шевалье просится в море. Если я правильно поняла, ваш муж решил отдать под его начало один из своих кораблей, — произнесла супруга Филиппа Орлеанского.  — Да, но ваше высочество, я хотела бы...— пыталась возразить Анжелика.  — К чёрту этикет с поклонами и реверансами. Я не приму отказа. Пойдёмте ко мне, кто нас осудит, если мы спрячемся от глаз придворных в моих покоях. Пусть жалеют, что не им первым пришла в голову идея позвать вас в компанию к себе, — весело проговорила Мадам, совсем не придав значения попыткам графини удалиться.       Так, в компании двух принцесс мадам де Пейрак отправилась коротать время до Большой прогулки короля.       Жоффрей, вынужденный присутствовать при обеде короля, как один из членов совета, был далёк от хорошего настроения, пока пришлось стоять и ждать окончания королевской трапезы. Чуть позже его нашли Самюэль Бернар и шевалье де Гриньян, которые решили воспользоваться приездом неуловимого графа ко двору, чтобы получить несколько полезных советов для себя, так как знали о предприимчивости графа де Пейрака.  — Господа, я всегда готов делиться идеями и участвовать в дельных проектах, но только если вы разделите со мной скромный обед где-нибудь, где можно спокойно присесть хоть на часок, — потирая ногу, ответил Жоффрей.  — В этом огромном замке всегда найдётся скромный уголок для тех, кто знает где искать, — смеясь, проговорил Жозеф де Гриньян, увлекая за собой мужчин.       Женщины, собравшиеся в покоях Мадам, пили входящий в моду теперь чай, когда прибыл слуга с докладом о том, чьи имена были объявлены в списках избранных, участвующих в Большой прогулке короля. Вслед за ним появились предупреждённые Мари и Дельфина, которые принесли верхние юбки, более подходящие к королевскому выходу в приемный день, чем были на Анжелике на мессе. Великая Мадмуазель поспешила к себе, а принцесса Палатин ограничилась лишь сменой драгоценностей, так как совершенно не считала нужным переодеваться к банальной прогулке по садам. Камеристки Мадам де Пейрак меняли утренний туалет скоро и умело, при этом Дельфина успела выразить мнение о настойчивых дворцовых ухажерах, от которых у нее уже не было отбоя, не смотря на обручальное кольцо на пальце. Мари же почему-то молчала, лишь поднимая глаза к потолку на реплики Дельфины.  — Ах, графиня, чтобы вы не надели, результат один — вы притягиваете взгляды окружающих. Мою же внешность ничем не приукрасить, будем откровенны. А потому, сверкает и благоухает за нас двоих мой муж, — смеясь закончила принцесса.  — Не могу с вами согласится, ваше высочество. Секрет красоты придворных дам - длительный упорный труд портных и камеристок, через пару часов из самых разных женщин получаются красавицы, стоит лишь пожелать. Я вам очень благодарна за предоставленную возможность привести себя в порядок у вас в покоях, ваше высочество. Искать мужа и сына было бы уже поздно. Время, проведённое в вашей компании, пролетело незаметно, — говорила Анжелика, размышляя, стоит ли пускаться в детали по поводу внешности принцессы.  — Пустяки. Что ж, нам пора, если не хотим опоздать, — проговорила Мадам, беря протянутый веер из рук одной из своих девушек.       Сегодня король решил совершить прогулку, разговаривая с двумя дамами своего двора. Анжелика по одну сторону, Франсуаза по другую. Все отметили тот факт, что мадам де Пейрак ни чуть не расстроена тем, что этот день будет посвящен не только ей. Она участвовала в разговорах всем мило улыбаясь, и даже рассказзала пару жизненных казусов, случиавшихся в её первый приезд в тот или иной замок. Гуляя по старым аллеям парка, король невольно сравнивал двух женщин, сопровождающих его. Каждая по-своему красива, умна и предприимчива, но если одна смотрела только на него, то внимание другой время от времени пускалось в поиски за его спиной. Он знал, кого она ищет пытливым взглядом, а находя, на миг умиротворенно замирает. Она его по-прежнему любит, столько лет прошло. Услужливая память подкидывала воспоминания, как эта самая блистательная женщина его двора хранила в сердце любовь к мёртвому. Быть может, обвинение в колдовстве имело под собой почву? Что есть такого в покрытом шрамами графе, чего нет у него, Людовика Богоданного? Какое влияние оказывает на этого ангела демоноподобный де Пейрак? И каким образом? Безделица не падка на подарки, и не ищет королевских милостей. Оказывая монаршие знаки внимания, скорее оттолкнёшь и снова потеряешь из виду на следующие 10 лет. Не привязать к себе и угрозами, учитывая склонность мадам к непокорству и даже к побегам. Даже таким, казалось бы, лишенных надежды на успешный исход, как переход через пустыню и горы. Опуститься до шантажа, угрожая будущему семьи, в надежде на благосклонность? Положа руку на сердце, приходится спросить себя: а нужна ли ему жертвенная овца, оболочка без внутреннего света? Но как же хороша, как женственна, прекрасна и мила. Неееет, я не отступлюсь, оставаясь в стороне. Я сам хочу погреться возле этого источника света. Урвать целебного огня, что освещает её взор, и наслаждаться её смехом, подобным пению райских птиц. Нужно лишь удерживать Анжелику как можно дольше при дворе. Пусть всегда будет рядом, всегда держать возле себя. Заново присмотреться к этой невероятной женщине. Она снова умудрилась удивить его. Зачем ей то фамильное ожерелье, ведь она получила Плесси? И если верить легенде, что наплёл Конде, то смелости ей и без него не занимать. И почему попросила скрытно, незаметно передав письмо? Неужели скрывает от супруга свой порыв? Решив, что получить ответы необходимо сейчас же, король жестом отослал придворных, оставшись с двумя спутницами, рассудив, что Франсуаза не помешает разговору, и всё сказанное останется тайным, ведь Франсуаза им обоим давний друг.  — Мадам де Пейрак, я прочитал ваше прошение и готов пойти вам на встречу. Но я хотел бы услышать от вас, почему вам важно получить именно это ожерелье? — Король остановился, вопросительно глядя на Анжелику.  — Я уже не помню всех драгоценностей, что были у меня тогда, сир. Их было немало, но только это старинное фамильное колье имеет свою ценность для меня лично.  — Вы свидетель, мадам де Ментенон, какое бы признание мы не услышали…- Оборачиваясь к Франсуазе, проговорил король. — Надеюсь, вы не замышляете войны или каких либо других бедствий, к которым, согласно легенде, это колье побуждает? — С улыбой поинтересовался суверен.  — Не знаю, сир, кто поведал вам легенду в таком ключе, но нет. Оно совершенно безвредно, а для меня оно дорого как память, покойный муж был моим родственником, и эта вещь - семейная реликвия. Уверяю, ваше величество, в будущем мною не запланировано никаких устрашающих действий. Я наслаждаюсь мирными и относительно спокойными днями в моей жизни, вовсе не нуждаясь в дополнительном мужестве, которое, согласно легенде, придает это колье.  — «Ожерелье рода Плесси-Бельер, что веками придавало мужество их обладательницам», кажется так гласит легенда, — тихо произнёс король.       Он всё это время наблюдал за Анжеликой, и от него не ускользнул тот полный любви и сожаления взгляд, что озарил ее лицо при воспоминании о Филиппе дю Плесси. Волна ликования охватила его от внезапной мысли: она, может, и любила де Пейрака, как уверяла, но ведь это не мешало ей в то же время любить и Филиппа, а выражение ее лица явно говорило об этом. Значит, не только муж добился от неё этого чувства, и само это ее чувство к нему не столь несокрушимо, каким кажется на первый взгляд.  — Что ж, пусть колье поможет вам хранить память о нашем славном маршале, ваша просьба будет удовлетворена, мадам де Пейрак… Нам определённо нравится вас радовать, — с заминкой закончил беседу король, увидев, пусть и на мгновение, но искреннюю радость на лице Анжелики.       "Решено, мадам графиня остаётся при дворе, а не очень приятный, но полезный граф де Пейрак отправится на служение Франции в провинции," - еще до наступления вечера разошлось в кругу наиболее сведущих придворных.       После полдника, который король распорядился устроить в этот день в парке, к Анжелике подошел слуга и передал, что его величество желает встретиться с ней в библиотеке. Ей следует пройти за ним, через небольшую дверь в пустой боковой галерее. Король не заставил себя долго ждать. Он появился с противоположной стороны от того места откуда пришла Анжелика. Подняв с реверанса женщину, не отпуская её рук, он произнёс: - Ваша радость заразительна, а потому мы не могли…я не мог, не поторопить события. Только не удивляйтесь, я не волшебник, но для вас, мадам, стоит научиться и не такому…- король поднес пленённые руки к своим губам и поцеловал. — Я был заинтригован настолько вашей запиской, что прочитал её ещё в пути. Одеваясь к утреннему выходу, узнал о легенде и что из себя представляет ожерелье…- Отпустив руки дамы, встал за её спиной. — Чуть больше времени заняли поиски этого колье. Когда оно было доставлено и лежало на моём столе, я не удержался и представил его на вас. Для него нужны косы, что будут перекинуты через плечи… Но вы всю неделю были неуловимы…       Анжелика вздрогнула всем телом, ощутив у шеи дыхание короля и прикосновение мягких рук к своим плечам. Почувствовав непривычную дрожь, она резко развернулась и удивленно посмотрела ему в лицо.       Король смеялся, он веселился от души.  — Чего вы испугались, Безделица, неужели и впрямь вам не достаёт мужества. Не гневайтесь, вот ваше варварское украшение…- Говоря это, его величество достал из кармана потёртую от времени коробочку. Протягивая её Анжелике произнёс: - Мы устроим костюмированный бал эпохи Капетингов, и у вас будет возможность надеть вновь на себя ожерелье эпохи первых королей.       Король покинул Анжелику тем же путём, что и пришёл. Она же ещё долго стояла держа в руках ожерелье, глядя на грубо обработанные камни. Мысли перепрыгивали с одной на другую, устроив хаос в голове. Выйдя обратно в галерею, спешно отправилась в дамскую комнату: ее щеки горели и необходимо было привести себя в порядок. Не успела она войти, как услышала приближающийся шорох юбок, женщина спрятала трофей в складках платья, вытаясь успокоить бешеный ритм сердца прежде, чем развернуться к подошедшим.  — У всех на устах лишь один вопрос, где прячется наша несравненная мадам дю Плесси, ой, простите, мадам де Пейрак. Парк Сен-Жермена велик и укромных мест в нём не счесть. Вас бросили здесь, бедняжка. Может показать дорогу к желающим погреться в лучах вашей вновь восходящей славы? — С несколько чрезмерной веселостью щебетала мадам де Тианж.  — С кем мадам пряталась, вопросов не возникло, а потому все глаза глядели на вашего мужа. Примерять рога графу де Пейраку, что может быть увлекательней, — подхватила её спутница в нежно-голубом платье.  — Подумать только, граф - сама верность и неприступность в отличии от своей милой жёнушки, — желчно добавила мадам де Тианж.  — Во Франции лишь один самодержец, и это - мужчина, а потому мадам позволительна измена супругу, который, похоже, ничего не имеет против загула благоверной, — продолжала дама в голубом.  — Ой нет! уймите своё воображение, мадам де Пейрак святая, непорченная простота. Она таааак любит мужа, разве вы не знали, что любить мужей для неё священно…- маркиза взяла под руки свою спутницу, и уже обращаясь к Анжелике произнесла: - Ваш муж отправится на днях, а может быть уже и завтра, по особому поручению короля в отдаленную провинцию. Советую и вам последовать за ним, не раздумывая. Что может быть лучшим доказательством верности супругу, чем стремление быть рядом с ним? В последнее время заигрывания с королём заканчиваются, как скоро задираются юбки, — не дожидаясь ответа на свою тираду, мадам де Тианж и ее подруга поспешно вышли, оставив остолбеневшую Анжелику размышлять над своими словами.       Ни чем неприкрытая неприязнь и скрытая угроза слегка ошеломили женщину. Что это было, как это понимать? Маркиза отстаивает тылы сестры, пока та прeбывает в провинции, в надежде вернуться? И кто эта барышня, что так фамильярно упоминала Жоффрея? Надо срочно найти мужа, ведь де Тианж говорила об его отъезде с уверенностью знающего человека.        Она нашла его в компании, кто бы мог подумать, Арле де Шанваллона и отца де Лошеза, которые, увидев подходящую к ним женщину, стали прощаться с графом. Мрачно проводив их взглядом, Анжелика обратила свой взор на супруга.  — Я не верю своим глазам, вы и сутаны? О чём же вели беседу сии почтенные мужи, что обратились в бегство, лишь стоило мне к вам присоединиться? — Полюбопытсвовала Анжелика.  — Если я скажу, что разговор шёл в том числе и о вас, душа моя, что вы скажете на это? — Улыбнулся Жоффрей.  — Скажу, что вряд ли эти сушеные господа посвящали мне пламенные оды. Жоффрей это правда, что вы на днях уезжаете? — Муж кивнул, — Так скоро? Но ведь вы говорили, что останетесь до выздоровления Флоримона, что изменилось? — Обескураженно спрашивала Анжелика.  — Я уезжаю с рабочей поездкой на канал в Аквитании, о котором я вам рассказывал и писал. Еду послезавтра, а Флоримон здоров и будет при дворе на днях, — беспечно сообщил Жоффрей новости.  — Я не стала бы заявлять о здоровье сына так категорично, а ведь именно я слежу за его ранами. Кто может утверждать при дворе то, о чём не имеет ни малейшего понятия в отношении нашего сына?  — Это не я пришёл к такому выводу, но спорить не стал, так как подозревал, что рано или поздно до его величества дойдут разговоры о том, как плодотворно проводит своё время Флоримон. Наш сын не скучал в Марли, оттуда и выводы, как мне кажется, — посмеиваясь ответил муж и отец, пересказав разговор с де Турвилем, который кроме всего прочего, пока лишь намекнул на своё желание породниться. - Граф де Турвиль даже выразил надежду объединить семьи посредством брака между наследником нашего семейства и его младшей сестрой Анной-Луизой. К слову сказать, нашего сына можно было не раз за эту зиму видеть в компании юной мадемуазель де Турвиль, — добавил Жоффрей.       Тем временем, сам виновник переполоха, молодой граф, что вызвал не в одном юном сердце надежды на замужество, в это время пылал и горел в огне кипучей страсти, закрывшись с кузиной в музыкальной зале родительского дома, верными движениями он все больше расшнуровывал ее корсет, жаркими поцелуями заглушая ее и свои сомнения в уместности происходящего.