Utilized

Машина восстановлению не подлежит. Чониновский телефон превратился в мусор, а других мобильников нет. Самый везучий оказался ароматизатор в виде ёлочки — целехонький. — Где Сынмин? — именно то, что волнует Минхо больше всего. Чонин начинает метаться, хватаясь за голову, и чуть ли не воет от необъяснимой смеси чувств, правда далеко не хороших. И плевать уже, что бёдра и голова болят, а неизвестность пугает не на шутку. После увиденного и пережитого остаётся только безостановочно орать или биться в конвульсиях, но Ян молчит. Потому что эта чертова авария и полное безумие, которое просто так забыть не получится, всему виной; потому что на том месте, где ориентировочно должен лежать Мин, лишь лужа крови и непонятные кусочки (мяса? внутренностей?). Брат прослеживает взглядом как раз до туда и меняется в лице. Уголки губ опускаются, и глаза Минхо начинают блестеть, как будто бы он вот-вот заплачет. Слова похожи то ли на жалобный скулеж, то ли на хрип, что для Ли совсем несвойственно: — Где мой Сынмин? Хотел бы Ян знать, очень хотел бы. И вдобавок проснуться на вечеринке в доме Чанбина — просто уснул, просто приснилось всякое. — Не знаю. Но ты ведь понимаешь, что?.. — Блять, — старший запускает пальцы в волосы и оттягивает их, зажмуриваясь. Про лучшего друга в лице Чана он не вспоминает ни на секунду; Чонин не успевает поймать за хвост шальную мысль о подобной странности. — Сука! Даже надеясь на лучшее и моля всех богов, Чонин чётко осознает, что хён уже не среди живых — на земле доказательства. Вероятно, после смерти каждый становится таким же, как и водитель такси. Но в таком случае непонятно: куда делся Ким? Младший мгновенно обращает свой взор на некогда приветливого мужчину и ощущает горечь во рту, словно вот-вот кола (ведь Ян ничего в гостях не ел) выйдет наружу. У него нога обглодана, так что лицо и рука — это ещё не самое жуткое. Водитель, издавая звук похожий на рычание, ползёт ближе к Минхо; метра полтора между ними. Везёт тем, кто теряет сознание от переизбытка чувств. Чонин предпочел бы упасть в обморок и больше не просыпаться, если всё не придёт в норму. Ян ни капли не подготовлен к суровым условиям для выживания. Он не знает элементарных вещей типа «как развести костер без спичек» или «как сделать воду пригодной для питья». — Если Минхёк не накурился, а всё это правда, — с трудом дыша и выговаривая каждое слово, брат кладёт ладони на чониновские плечи и заставляет пятиться назад. — Если этот пиздец повсюду, а наши друзья мертвы, то нам надо валить, пока остальные ходячие не появились. Звучит немного лучше, чем «зомби». Чонин так и не начал читать *комикс, хотя много раз обещал себе же начать. Теперь жалеет — может, подчерпнул бы знания, если это возможно. — Куда? До дома прилично идти, а выходить на асфальт мне не хочется. — Ты, блять, будешь играть в «хочу-не хочу»?! — Ли запоздало отскакивает в сторону, стоит чужим пальцам мазнуть по ботинку, и хватает Чонина за руку. Брат пару раз раскрывает рот, чтобы что-то сказать, но в итоге не говорит ни слова. Всё его внимание приковано к заражённому. Взбираться к дороге по-настоящему сложновато, потому что склон крутой, и Ян вообще не уверен в том, что сможет это сделать в таком состоянии. Голова не переставала болеть, впрочем, головокружение тоже не отступало; а с Минхо что? Про свои серьёзные травмы Чонин может почти с уверенностью сказать: «Их нет, я в норме». Но вот про сотрясение мозга быть настолько уверенным нельзя, потому что стрессовые ситуации и выброс адреналина творят с людьми странные вещи. Некоторые не замечают переломов. — Ты помнишь главное правило из фильмов? — тихо спрашивает он. — Знаешь, как убить окончательно? Чонин считал себя тем тихим омутом, который способен на убийство. В состоянии аффекта, в качестве мести (так, убийцу родителей он бы вытащил из-под земли) или защищая кого-то — да. Ян относительно спокойно реагировал на жестокие сцены в фильмах, если, разумеется, они не касались животных или невинных людей. С моральной точки зрения будет ли это считаться преступлением? Или «гуманно» — отличное оправдание для жестокости? Они переглядываются и отвечают одновременно: — В голову. — Не надо, — тут же добавляет Чонин, останавливая брата, — он теперь только ползает. Мы успеем уйти, Минхо. Брось его. Ли пару раз кивает, крепко сжимая кулаки. Он возвращается к машине и что-то ищет в бардачке. Чонин послушно следует за ним, потому что физически не способен находиться вдалеке и смотреть на ходячего мертвеца. — Что ты пытаешься найти? — Что-нибудь полезное. Например, вот это, — старший достаёт небольшой складной ножичек и тут же убирает к себе в карман. Фонарик — проверить и на пробу посветить в противоположную от дороги сторону, чтобы принять окончательное решение. — Любую тварь привлекает шум, поэтому идём тихо. Если увидишь или услышишь нечто подозрительное, то сразу же говори. Понял меня? Надо найти тёплых людей, а не долбаные трупы. — Ясно. Чонин думает, что там, куда улетели родители, другая обстановка, так что переживать не стоит — всё рассосётся (но не получается). Но вот каково Минхо, у которого дома должна быть мама, он себе не представляет. Госпоже Ли около шестидесяти лет (брат довольно поздний ребёнок) и в ней точно не столько силы, сколько в её сыне. Уже перед самым Хишином становится понятно, что идея не просто паршивая — хуевая. Электричества нет, ведь ни фонари, ни вывески на зданиях не работают, зато где-то в дальней части города слышны полицейские сирены, стрельба и крики людей. Чонин даже не выходит из леса, стоя совсем рядом с «выходом» и переводит взгляд то на брата, то на горящую впереди машину. Ян отсюда видит мертвецов, явно идущих на звуки и поедающих некогда себе подобных. Очевидно, что искать помощи здесь нет смысла, однако, судя по выражению лица родственника, Минхо собирается к себе домой. — Как мы туда пройдём? — младший хватает его за рукав и не даёт двинуться. — Разве не видишь, что происходит? — Полиция должна разрешить всё. — Сам-то веришь в то, что говоришь? Хён, тебе как минимум нужна машина, потому что в центр тебе не добраться. Если твоя мама дома, — Чонин сглатывает, подбирая слова. Всё-таки госпожа Ли и часть его семьи, а за неё он также волнуется. — То она в безопасности. Давай попробуем вернуться не совсем обратно, но выйдем на главную дорогу и будем идти как бы в ту сторону. Быть может, словим попутку или найдём кого-то, кто сумеет помочь. Минхо колеблется. Хорошие дети не оставляют родителей в беде, несмотря ни на что. Наверное, он уже тысячу раз пожалел о том, что пошёл на вечеринку, а не остался с матерью. — В километре отсюда есть заправка. — Точно, — как болванчик кивает младший, — там должны быть люди и машины. Попросим кого-нибудь помочь нам и узнаем новости. Мир не без добрых людей, хён. «Тем не менее, нас бросили. Вряд ли незнакомые люди станут ради чужой мамы возвращаться в место, которое кишит ходячими мертвецами. На такое осмелится только полный идиот», — про себя. Но Ли Минхо об этом, конечно, никогда не узнает.

***

Когда Минхо говорил, что заправка относительно недалеко, то откровенно пиздел — иначе не скажешь. По ощущениям расстояние не меньше всех десяти, ведь Чонин готов лечь на асфальт прямо сейчас и сдохнуть (нет) от жажды и боли в ногах. — Я больше не могу. — Иди, — брат торопится — оно и ясно. — Вон, мы почти на месте. Электронное табло с ценниками на бензин, которое уже не работает, дарит второе дыхание. Чонин впервые после всего улыбается и даже ускоряется, не забывая смотреть по сторонам. Как правило, опасность поджидает в, казалось бы, безопасном месте. И если законы больше не работают, а воровать и убивать — норма, то есть риск нарваться не только на ходячих, но и на людей, настроенных совсем недружелюбно. Ни снаружи, ни внутри, судя по тому, что можно разглядеть через стекло, нет. Один заправочный пистолет вырван с корнем, а на асфальте приличная лужа — нетрудно догадаться, что это разлито. — Если что, — шепчет Минхо, — бежим вперёд по дороге. Нам всё равно обратно в город пока нельзя. — Хорошо. Ли несмело открывает дверь. Здесь не только принимают оплату за топливо, но и расположен целый магазин. Тихо как в морге; из-за сравнений Чонин издаёт истеричный смешок, но мгновенно собирается. Младший послушно идёт за братом и крутит головой в разные стороны, чтобы не упустить приближение мертвеца как в плохой истории. Впрочем, родственник оказывается не таким внимательным, если из-за угла ему прилетает чем-то довольно увесистым. И Ян совершенно не представлял себе такое развитие событий, где он спотыкается о свою же ногу и падает на задницу. — Еблана кусок! — вскрикивает Минхо и буквально вырывает у старшего какую-то железную трубу, отбрасывая её подальше. Родители Бана живут в столице. Чонин часто задавался вопросом, почему Чан поступил не в очень-то престижный университет Хишина, если мог бы учиться в Сеуле или хотя бы пригороде. Временами поступки хёна не поддавались логике, но все будто бы намеренно пропускали эту странность. И вот сейчас он живой и здоровый стоит в совершенно другой одежде и глупо улыбается. — Вы живы? — собственно говоря, ничего другого ожидать не стоило. Минхо потирает руку и сквозь зубы проговаривает: — Стесняюсь спросить, как ты здесь оказался, мудак? Мысли складываются в голове подобно пазлам, но он пытается не разочаровываться в старшем раньше времени, хотя уже знает ответ. Чонин поднимается и с презрением глядит на Бана, про себя обматерив его с ног до головы тысячу раз. Как белый день ясно, что сразу после аварии Чан выбрался из такси и сбежал, оставив их на произвол судьбы. И он даже не проверил, а вдруг кто-то ещё дышит и всего-то в отключке? Тихий кашель позади Бана заставляет напрячься ещё больше. Как в бреду младший идёт вперёд — в ушах гул — и слышит своё бешено стучащее сердце, мысленно готовясь увидеть абсолютно всё, что бы там ни было. Некоторые полки девственно чисты, а на полу остались следы крови, раскрошенные под подошвами обуви чипсы, несколько пустых гильз и банка спрайта. Её Ян случайно задевает ногой и звук того, как она медленно катится, ужасный. Шаг за шагом Чонину становится хуже, но после этого как гора с плеч. — Мин? Ким сидит, прислонившись спиной к прилавку, и прижимает перебинтованную руку к груди. Издалека похоже на гипс, однако Чонин понимает, что кто-то попросту смастерил лишь его подобие из доски. Сынмин белее мела, а лицо всё в царапинах и синяках, которые только на вид очень болезненные. Вопреки главным опасениям Чонина и невзирая на очевидные выводы, Мин выжил. Однако его состояние оставляет желать лучшего, потому что выглядит он чуточку лучше, чем водитель такси после «воскрешения». — Жить будет, — отвечает за него Чан. — Мне пришлось тащить его на себе некоторое время, а потом доктор Реук помог всем, чем сумел. — Как так? — поверить своим глазам сложно. Ян кладёт ладонь на лоб старшему, чтобы убедиться вообще в том, что не ошибся, — тёплый и дышит. — У Мина не голова, а настоящий чугунок. Стекло разбилось из-за того, что машина переворачивалась, и таксист всё-таки сбил то существо, а Сынмин окончательно добил его и вылетел в кусты. Рука сломана, но… Минхо выходит из оцепенения. Не дав договорить, он хватает приятеля за грудки и угрожающе шипит: — Какого хуя тебя не было в машине, когда мы очнулись?! С Сынмином мне всё понятно, но вот ты даже не попытался помочь! «Где мой Сынмин?». — Я думал, что вы мертвы! — Врёшь, сука! Ты просто съебался! Вот и начали сбрасывать маски. Друг готов помочь с чем угодно, если это не касается перспективы быть убитым и превратиться в ходячий труп, поедающий людей. Сказать что Чонин раздосадован — ничего не сказать. Ян чувствует себя практически правым, потому что вина Бана во всём этом есть — бесспорно. Младший же, блять, чуть не умер, и вряд ли водитель остановился бы на нём; брат также потенциальная жертва. «Практически» — потому что так или иначе Чан помог Мину. Да и сложно осуждать человека, который предпочёл не рисковать своей жизнью и спасти себя любимого. Однако Сынмин — плюсик к подпорченной карме и смягчающее обстоятельство, не позволяющее Чонину подойти и врезать хёну со всей силы. Ублюдок. — Перестаньте ссориться, пожалуйста, — у Мина явно нет сил. Он облизывает сухие губы и, упираясь в пол здоровой рукой, пытается встать. Чан с жалостью смотрит на Кима, пока тот еле поднимается на ноги, отказываясь от посторонней помощи, а после переводит умоляющий взгляд на Ли. Минхо, быть может, никак не показывает то, что безумно рад видеть Сынмина живым и относительно здоровым, но это так. Чонин знает. — Мы были в городе, хотели найти помощь и кого-то из знакомых и… вот. Мы держали путь туда, — Чан достает из нагрудного кармана джинсовки записку и притягивает её Минхо. Пальцы старшего разжимаются и злоба сменяется растерянностью. «Милый, я пыталась звонить тебе не меньше ста раз, но твой телефон выключен. Молюсь о том, чтобы ты был в порядке. Сейчас в городе творится хаос, а полиция бессильна. Мне страшно, но ещё страшнее за тебя. За меня не волнуйся, потому что господин Чон и его семья забрали меня. Если мы не встретились в доме твоего друга Чанбина и разминулись, а ты читаешь моё письмо, то двигайся в сторону Сеула. По радио передали, что там будет организован лагерь, пока это безумие не закончится. Милый, держи путь через дорогу А-87. Господин Чон сказал, что таким образом удастся добраться быстрее, поэтому, умоляю, поторопись. Мы будем ждать вас на окраине Ацикана, возле здания гостиницы. Пожалуйста, если Чонин с тобой, то берегите друг друга. На столе лежат необходимые медикаменты, вода и еда, все мои деньги — возьми всё. С любовью, мама.» — Что там? — спрашивает Чонин. Старший молча отдаёт клочок бумажки и невидящим взглядом смотрит перед собой. До Сеула сто тридцать семь километров, которые чудом надо преодолеть, и у них нет никакого средства для передвижения. Конечно, по направлению к нему ещё попадутся маленькие города и поселения, но и до этих населённых пунктов не так-то просто добраться. До Ацикана — двадцать семь. Один плюс: госпожа Ли в куда лучшем положении, чем они. Старший отныне обязан переживать исключительно за себя; да и за Чонина тоже. — Ты сказал про доктора, — Минхо определённо вырвет волосы на голове. — Где он, чёрт возьми? — Мы должны были ехать вместе. Пока я собирал сумку, — Чан кивает влево, и там действительно стоит большая дорожная сумка, наполненная консервами, крекерами и, кажется, бутылками минеральной воды. — Он забрал пикап и свалил. Минхо усмехается и, пихнув его, направляется к Мину.