***
Огромный магазин сложился практически как карточный домик, но не целиком. Провалилась как раз-таки та часть, в которой находились продукты, способные храниться несколько месяцев и даже лет без холодильника. И за дверьми, раскрыв рты и царапая ногтями стеклянную поверхность, появляются больше десятка ходячих. Стекла не вышибло ударной волной — как? И какого хрена у него была граната? Он недавно завалил военного или украл её откуда-то? Чан медленно делает шаги назад и секунд десять неотрывно смотрит на свою железяку, которую вставил так, чтобы дверь не открылась. Очень предусмотрительно с его стороны, однако далеко не факт, что мертвяки останутся там навсегда. Слишком ненадежно. Они не подозревали о том, что внутри находилось столько мертвецов. Этих тварей не было ни слышно, ни видно. — Блядский акробат, — продолжает материться Минхо и ходит по кругу, со злостью выплевывая каждое слово. — Чтоб ты сдох, сука! Чтоб ты в аду горел! Чонин упирается ладонями в согнутые колени и рыдает навзрыд, но безумно то, что он также хохочет. Захлебываясь слезами и чувствуя как из носа течёт, Ян продолжает смеяться, а грудь сдавливает так, словно на ней лежит какая-то тяжесть. За один день Чонин успел добить «окончательно» мертвеца и чуть не умереть от рук незнакомца с поразительными умениями. Из всего перечисленного можно сделать вывод, что до заката кто-нибудь уже сотворит это самое «окончательно» с ним, потому что к тому времени Чонин станет таким же уродом с серой кожей и клацающими зубами. От одной мысли хочется блевать, вот только нечем. Оставаться здесь больше нельзя, а двигаться по пустому (на первый взгляд) городу опасно — случившееся помогло понять. Такой шум точно не мог остаться незамеченным, и если здесь до сих пор есть живые с далеко недружелюбным характером, то их необходимо избегать, как и ходячих. — Твою же мать, — Чан хватается за голову и с болью смотрит на здание. — Я оставил там сумку с водой и упаковку таблеток. Мин опускает глаза на свою руку и больше голову не поднимает, а стоящие по бокам от него парни выглядят перепуганными. Без питья, еды и медикаментов — пиздец. Чонин замечает быстрый взгляд брата на Кима и решает, что родственника сжирает чувство вины. Потому что иного объяснения он найти не может; Ян едва ли способен мыслить трезво и последовательно. Но речь про вторую машину в тот роковой вечер не забыта и не забудется, вероятно, никогда. Вдруг если бы они заказали себе несколько такси, то аварии бы не произошло? Или же второй водитель успел бы среагировать и отвёз бы Мина в больницу, а их по домам? Скорее всего, они тогда были бы в эту самую секунду в лагере с близкими и друзьями. — Где ещё могут находиться магазины? — наконец, Ли берёт себя в руки. — Вы не бывали ещё где-нибудь, кроме объеденного вами ларька? — Дальше точно должны, — Джисон нервно сглатывает и цепляется за здоровую сынминовскую руку как за спасательный круг. — Но мы часто слышали звуки выстрелов, поэтому никогда не заходили так далеко. Мы ведь… боялись. — Минхо, надо найти место для ночлега, скоро стемнеет. Забьём на это до утра, а завтра будем решать проблему. — Завали ебало, Чан, и лучше забей куда-нибудь себя. Жрать мы что будем? Питаться ебучей энергией солнца или как? О, да. Понеслась вода по трубам. Осталось для завершения картины вгрызться друг другу в глотки. Вспыльчивый Минхо готов разнести всех и вся. Если бы прямо сейчас человек, из-за которого они остались без еды, был здесь, то ему бы крепко досталось. В такие минуты брату море по колено, а обыкновенная палка — оружие мирового масштаба. — Можно потерпеть, а не рисковать нашими жизнями! По-твоему, гораздо лучше сдохнуть сытым или остаться в числе живых? — Если ты не забыл, сраный умник, — Минхо грозовой тучей наступает на старшего. Его совсем не волнует ни разница в возрасте (к старшим ведь с уважением надо), ни ускользающее сквозь пальцы время. — У нас есть Мин, которому хуёво, и две малолетки. И я не собираюсь тянуть кота за яйца и прогуливаться завтра по городу в поисках еды, когда это можно сделать сегодня. — Ребята, перестаньте, пожалуйста! Но Сынмина никто не слышит. Его тоненький голосок тонет во взаимных предъявлениях и почти что «в переходе на личности». Ли и Бан начинают спорить отнюдь не по теме, а в один момент хён попросту толкает брата в грудь и предлагает разобраться по-мужски. Драка — это, разумеется, отличный способ выпустить пар, но. Сперва кажется, что это шум из-за ветра такой — отдалённо похожий на хрип и очень сильный, который двигает тяжёлые предметы. Но в глубине души младший понимает, что это невозможно по многим причинам. Чонин почему-то переводит внимание на школьников, прищуривается, а затем прослеживает глазами до того места, куда они смотрят. Впереди находится небольшой переулок и — Ян уверен — в таких даже днём стрёмно ходить, потому что никогда не знаешь, кто поджидает тебя в тени или за мусорным баком. А в условиях апокалипсиса риск почти всегда обязан оказываться неоправданным — суровая правда. За первым выходит второй ходячий, а через секунду их буквально становится несколько десятков. Люди с укусами на лицах, отсутствующими конечностями и в кровавой одежде движутся навстречу, ускоряясь настолько, насколько вообще возможно в их случае. Все жители быстренько собрали вещи и уехали в лагерь для выживших в Сеуле? Нет, ни черта. Не исключено, конечно, что всё-таки эти везунчики были, однако город не остался пуст. И у Чонина почему-то с каждой секундой ускользает призрачная уверенность в том, что в столице действительно разобрались со всем. Мин поднимается на ноги с помощью Джисона и слишком низко для своего голоса поговаривает: — Надеюсь, вы понимаете, что нам надо валить. Минхо приказывает всем бежать обратно к лесу, но стоит преодолеть несколько сотен метров, как становится понятно, что прохода туда нет. Те самые подростки из автобуса и примкнувшие к ним мертвецы идут прямо на них — капкан постепенно захлопывается, а путей для отступления всё меньше. Кто-то намеренно выпустил их. И Чонин бы ни капли не удивился, если бы это был тот человек с ледорубом. Да, остальных мертвецов повесить на него сложно, но дети — его работа.***
Без оружия и еды бежать в неизвестность, отталкивая мертвецов и ловко маневрируя между ними, хуёво. И это только мягко сказано, потому что они так и норовят уцепиться костлявыми пальцами за одежду. Если по пути попадаются какие-то «сонные» и «половинчатые» некогда люди, то ещё есть возможность не попасться их в лапы и не стать ужином. Однако позади целое стадо и с каждым метром их становится всё больше и больше впереди. Весь Кунсон слышал взрыв, поэтому обманываться не стоит. Их группа как стадо бежит за главным бараном — Ли Минхо. Но вскоре брат натыкается на глухую стену, а назад не вернуться, ибо мертвецы уже точат зубы в ожидании свежей плоти. — Пожарная лестница, — Ликс указывает пальцем — до неё около полутора метров от земли. — Мы можем подняться. — Тогда живее! Первым Чан подсаживает Джисона. Хан очень худой, однако руки у него оказываются сильными. Школьник довольно уверенно и быстро поднимается, пока следом за ним, кряхтя, то же самое делает сам Бан. Чонина продолжает трясти. Он неотрывно смотрит пока что на пустую улицу, но звуки всё давят и давят на мозг. Ян чувствует если не душой, то своей задницей, что осталось не так много времени. Всего двое забрались на чей-то балкон на третьем этаже, но там может быть ничуть не лучше, чем внизу. — Мин, ты следующий, — Минхо чуть сгибает колени, готовясь приподнять младшего, — как бы тяжело ни было, держись крепче. Я буду за тобой. Сынмин отчаянно мотает головой. — Оставьте меня. Я с одной рукой никак не заберусь. Полезайте все, скорее, а я задержу их. — Хорошо, но если ты не пойдёшь, то я тоже останусь. И тогда моя смерть будет на твоей совести, Мин. Хочешь ещё поспорить со мной? Пробормотав что-то вроде «умереть от падения с высоты в моём случае неплохо», хён послушно встаёт на сцепленные в замок руки старшего и каким-то чудом всё-таки держится здоровой рукой за ступеньку. Он двигается медленно, но кричать или ускорять его бессмысленно. Первая «партия» мертвецов тут, но вырывается вперёд пока только один. Омерзительный мужчина в форме медбрата с ножом в шее тянет свои покусанные руки к Яну и вскоре заваливает на асфальт. У него из живота висят внутренности, а пожелтевшие зубы смыкаются совсем рядом с чониновским носом. Феликс, который благодаря старшему сумел также подтянуться до лестницы, спрыгивает обратно и пытается за ткань одежды оттащить ходячего в сторону. Это отчасти помогает, потому что Чонин вынимает нож — гнилая кровь начинает капать на лицо, а дальше происходит поистине жуткое. Школьник кубарем катится к пакетам с мусором фактически вместе с живым трупом, и теперь пытаются укусить его. Чонин втыкает нож в глазницу девушке без нижней челюсти, которая подходит слишком близко, и тут же срывается на помощь подростку. Ян сперва хочет всадить лезвие мертвецу под подбородок, чтобы таким образом оно проникло в голову, но из-за того, что Феликс дергается, получается вновь в шею. Откуда вообще в трупах столько крови? Лишь чудом заражённая жидкость не попадает ему в рот и глаза. Ликс как в бреду с помощью всё того же Чонина залезает на лестницу, а последний подтягивается сам — спасибо, что рост позволяет, а у Яна «отлично» по физкультуре. Сердце грохочет в ушах, но самое худшее позади. И Чонин не хочет озвучивать вполне логичный вопрос из-за всего того, что происходит на улицах Кунсона: «В Сеуле точно безопасно?». Через раскрытую балконную дверь они проникают внутрь. В комнате темно — окна закрыты тряпьем, пахнет сыростью и мертвечиной. Чонин было испуганно дёргается, но всё-таки замечает стоящую посередине кровать, на которой лишь кровавые следы, а на стене ошметки мозгов (впрочем, из-за плохого освещения разобрать сложно). — Минхо? Резко включается мощный фонарик, и яркий свет слепит глаза, заставляя жмуриться. Комната гораздо больше, чем казалась, но это не столь важно. — Вас кто-нибудь кусал? У Феликса глаза ошалелые, стоит ему взглянуть сперва на полноватого мужчину лет сорока, а после на свою школьную форму. И если у Чонина только лицо в крови, то у младшего и одежда. Ликс тщетно пытается оттереться, тем самым ещё больше размазывая мерзкую субстанцию, и издаёт странные звуки. Ян не профессионал и никогда не наблюдал за истерикой по-настоящему, но в данный момент — она. Ликс боится, что с ним случилось именно это. Вряд ли сейчас он способен разобрать, а есть ли у него раны. И пока остальные жмутся к стене, подняв руки вверх, и молчат, он не унимается. Мужчина снимает ствол с предохранителя и целится теперь не в Минхо, а в Феликса. У хозяина дома (если квартиру он попросту не занял) немного дрожат руки, но это ничто по сравнению с хреновым состоянием Ликса. — Повторяю ещё раз, — крылья его носа раздуваются, а по виску стекает капля пота. — Вас кусали? Царапали? Только дёрнитесь — я застрелю всех, пуль не пожалею. И советую вам ответить побыстрее, потому что я чертовски нервный.