***
— …это потому что ты промазал, — Ынхёк откровенно издевается, подначивая его в который раз за ночь. Дождь льёт как из ведра, а из-за отключенного электричества не видно ни черта на улице. Хотя бы дышащие на ладан и до сих пор работающие на генераторах прожекторы со стороны лагеря для эвакуировавшихся херачат через четыре улицы отсюда. Впрочем, из-за десятков оставленных посреди дороги легковых машин и грузовиков толку мало — загораживают обзор. Лежать на крыше здания в такую погоду и вылавливать одиноких ходячих, направляющихся в западную часть Сеула на пропущенную грандиозную пирушку, мало кому понравится. Эти мертвецы — фактически заблудшие, не успевшие полакомиться свежей плотью, когда в столице началась полная вакханалия. Зато теперь город буквально кишит мертвецами; в минус население Сеула точно не ушло. Лагерь для беженцев не продержался и двух дней, потому что большинство из прибывших уже были укушены, а вылавливать из огромного количества людей таковых было просто нереально. В итоге случилось то, что случилось: в ночь с субботы на воскресенье лагерь пал, а остатки военных либо разбежались как трусливые собаки вслед за мирными, либо стали ходячими. Есть ещё и третий тип. Чхве Ынхёк называет всех их четверых конченными безумцами, которым попросту терять нечего. И доля правды в его словах есть, потому что только ненормальные останутся здесь и будут тратить патроны на то, чтобы отстреливать мертвецов. И да, когда у тебя ни семьи, ни родни, становится почти что всё равно. Мир скатился в ебеня, а тебе в прямом смысле не о ком заботиться. На выезде из города километровые пробки опустевших машин, и лишь немногие счастливчики сумели выбраться из якобы безопасного места, унести ноги подальше от мегаполиса. Есть маленький шанс на то, что в Сеуле ещё могли остаться люди, которые затаились где-нибудь и ждут спасения, но вряд ли. Однако, наверное, это единственная более-менее веская причина, почему они до сих пор тут. — Нихуя подобного, — в динамике слышно, как Холланд перезаряжает оружие, — я бы попал, если бы у этого козла не сломалась окончательно нога. Восьмой, ты ещё не сдох? — За такие шутки во лбу бывают промежутки. Прострелю твою чёрную задницу — вот тогда запоешь. Изначально их было двадцать четыре, и каждому был присвоен свой номер. Дюжина из них сбежала вместе с остальными, оставив пост (хотя и приказы отдавать было больше некому), а остальных сожрали. Слушать в наушнике вопли товарища, от которого буквально отрывают куски, жутко — никому такого не пожелаешь. Совсем скоро связь поддерживать не выйдет, и все понимают, что до того времени следует объединиться. Но не так-то просто, когда вас разделяют километры и сотни ходячих. Второй — Чхве Ынхёк. Седьмой — Ли Квитэк. Восьмой — Джексон Холланд. Тринадцатый — просто Минг. Из-за проблем с произношением фамилии даже руководство обращалось по имени, потому что: «Язык сломаешь, пока произнесешь этот набор букв. Ты не хотел бы сократить её до двух-трёх, чтобы люди не страдали, а?». — Ебаный узкоглазый расист, — ласково отвечает афроамериканец. — У кого сколько воды осталось? Я вчера нашёл на десятом этаже бутылку с водой. Но мне этого не хватит даже на завтра — она вот-вот должна закончиться. Ынхёк говорит, матерясь сквозь зубы (видимо, прицеливается), что у него остались две. Квитэку переживать пока рано, ведь он занял крышу торгового центра, в котором полно продуктов, да и там ходунов не меньше, которые лениво бродят по залам и клацают зубами. Поэтому каждый спуск вниз для него весьма проблематичен — из-за глухих выстрелов некоторые толпятся возле лестницы на крышу, тем самым создавая лишние проблемы. Минг чаще и чаще задаётся вопросом, почему они всё-таки не свалили. Опасно, конечно, но рискнуть можно. Вот только для этого понадобится машина, а времени на поиск пригодной внизу совершенно не будет — сразу сожрут, и никакая экипировка не поможет. — Тринадцатый? — Ау? — нехотя шевеля губами, отзывается Минг и нажимает на курок — точно в голову мужчине в домашнем халате и тапочках. Спасибо, что не голый. — У тебя что? — Тоже на дне. Но я поставил себе тут тазик. Наберу дождевой воды, так что не парьтесь, — разумеется, враньё. Откуда, блять, на крыше жилого многоквартирного дома взяться тазу? Минг не спускался ровно сутки после того, как ушёл со здания суда по причине нехватки провизии. Изначально он вообще не планировал забираться сюда, но мертвецы вынудили (плюс тяжеленная сумка с патронами не способствовала тому, чтобы уложить их всех в одиночку). И чёрт возьми, возле магазина внизу как назло штук пятнадцать мертвецов, а обзор на примыкающую улицу частично закрыт из-за дурацкой вывески. Минг никогда так ненавидел Сеул, как сейчас. В спальных районах максимально ублюдское расположение домов, узкие улицы и полно тёмных мест даже в светлое время суток. Честно говоря, Минг предпочел бы быть где-то в горячей точке, а не в кишащем полудохлыми людьми городе. — Ребзя, я тут подумал… — Квитэк стреляет два раза подряд. Ночью эти твари словно нарочно сбиваются в кучу, толкая друг друга. — По поводу? — второй. — Не хотите прогуляться до стоянки спецтехники утречком? Должно же было что-то остаться. Не знаю как вас, а меня заебало это. Не думаю, что гражданские есть в городе. Живые уж точно. А начальство нам жопу на уши не натянет. Хоть он озвучил очевидное. Это было уже что-то вроде соревнования, в котором проигравший сдаётся и, подняв лапки, говорит: «Пора валить». Минг ерошит мокрые волосы и отрывается от прицела, промаргиваясь. Вода попадет в глаза и становится ещё хуже, но внутри теплится тупая надежда на то, что в раю ему аукнется. Мол, завалил такое-то количество зомби, тем самым спас некоторых людей от неминуемой гибели. Очки же обязаны засчитываться небесной канцелярией или что там наверху? Чёрт бы побрал этот дождь. — Ага, если на этой самой спецтехнике не укатили в закат. Там же были настоящие бункеры на колесах. — Если было кому «укатывать», — вторит Джексон. — Идея неплохая, но как мы соберемся все вместе? Не хочу никого обидеть, но вам не кажется, что по одному у нас шансов больше добраться до туда? Минг продолжает молчать. Ближе всех к лагерю Чхве, потом сам Ли. Холланд, мягко говоря, в самой жопе — то есть в центре. А у него главная проблема в сраных поворотах и узких улочках, в которых легко запутаешься. Минг ориентироваться умеет, но осознает насколько велик риск. — Тогда я предлагаю начать завтра в полдень. Думаю, с учётом непредвиденных обстоятельств каждому из нас хватит часа. — А если кто-то не успеет? Квитэк подбирает слова, молчание затягивается. Семеро одного не ждут, но и бросать товарищей просто так нельзя. Слишком много дерьма они разгребли в этом городишке. — Место сбора на окраине города, возле баннера с рекламой против курения — двигаться на север по А-103. Рожу этого актеришки не спутаете, — Минг отвечает уже за всех. — Там относительно отрыто и местность хорошо просматривается. Перепутать сложновато будет. Выдохнув до неприятного шипения в наушнике, Чхве поражённо говорит: — Хоть ты молчаливый тайский пидор, но я тебя обожаю. Значит, порешили. Минг усмехается, вновь прицеливаясь. Спустя ровно две секунды очередной мертвец окончательно отходит в мир иной, оставляя на асфальте ошметки из содержимого черепной коробки. — Отсосать у себя не дам ни за какие коврижки. — Фу, блять, а я только воспылал к тебе любовью девственницы.***
Чонин просыпается от резкого запаха цветочных духов и похлопывания по плечу. Он не на кровати, но и не на полу, что приносит весьма сомнительную радость, потому что комната теперь другая и для него незнакомая. Полная женщина европейской внешности с волнистыми седыми волосами до плеч приветливо улыбается и, сдвинувшись чуть в сторону, тем самым показывая Мина, вовсе куда-то уходит. У Яна всё ещё кружится голова, но он в состоянии сесть на диване и глухо застонать от боли. Чонин в который раз стукнулся затылком — хреновая практика. Сынмин улыбается. Немного натянуто и не к месту, но по нему видно хотя бы то, что всё в порядке. — Мы где? — Теперь в гостиной. То была спальня хозяина квартиры, который покончил собой, — спокойно отвечает Ким. — Я даже прочитал его предсмертную записку, которую мне дал мистер Чо. Не хочешь посмотреть? — Нет уж, воздержусь. Комната средних размеров, однако очень хорошо обставлена мебелью (конечно, старой). Чонин предполагает, что здесь жил пожилой человек, однако запрещает себе додумывать, откуда у того мог взяться пистолет. Уже знакомая женщина протягивает чашку с дымящимся напитком. Чонин с опаской смотрит то на её руку, то в глаза, чуть помедлив, всё-таки благодарно кивает и забирает чай. Она молча уходит в сторону кажется, кухни, но вопросов становится всё больше и больше. — Кто это, чёрт возьми? — Иванка, жена мистера Чо. Она попросила его не кипятиться и выслушать нас, так что мы перед ней в долгу. Чонин косится на дверь и хмурит брови. После того чувака наперевес с ледорубом вера в людей у него почти что умерла (привет, Чан-хён), так ещё и этот старый болван угрожал им пистолетом. Ян безмерно испугался, когда парень в магазине едва не проломил ему череп, но когда он убивал мертвецов — в это самое мгновение «конца» — ему нравилось чувствовать бешеный прилив адреналина в крови и гордость за самого себя. Так что, да. Чонин вполне бы мог убить Чо и его любимую жену, потому что крыша медленно, но верно съезжает. И остановить это безумие, пожалуй, под силу только Богу.