Ебучий случай

      Остатки алкоголя выветриваются, когда самолёт совершает посадку в Шереметьево. Антона вырубило полтора часа назад, но сейчас он бодр и весел. А если говорить начистоту, то не совсем бодр и абсолютно точно не весел. Четыре часа ночи в Москве. Шастун замерзший, злой, ему очень хочется спать, но ехать просто так пятнадцать километров до дома и обнаружить, что замки уже кто-то сменил, ему хочется гораздо меньше.       Отголоски разума подсказывают ему ехать в ближайшую гостиницу и хорошенько выспаться, но Шастун не был бы собой, если бы не выкинул что-нибудь эдакое. Тем более, с учётом того, что ему вспомнилось накануне, когда звонил Дима.       Странно, конечно, что раньше об этом как-то не вспоминалось, но видимо случай на этот раз какой-то более подходящий.       Антон набирает Арсу, а в голове вырисовывается чёткий план всего диалога с нотками драматизма в духе плохих комедий. Но вот гудит третий раз, четвёртый, пятый. Антон уже начинает прикидывать, в какую гостиницу он сейчас поедет, но на том конце видимо кто-то решает его пожалеть и поднимает трубку. Голос из динамика раздаётся сиплый и как будто нездоровый. На заднем фоне приглушенно играет музыка.       И Антон, весь преисполненный энтузиазмом ровно до этой секунды, даже как-то теряется, невнятно бормоча приветствие.       — Ты где, Антоха? Попов, по всей видимости, заперся где-то, потому что фоновый шум вместе с режущей слух какофонией голосов резко прекращается.       — В Шереметьево.       — А утром никак нельзя было прилететь?       И вот так вот Арсений ведёт себя постоянно. Весь день на съёмочной площадке веселится, носится, как в жопу ужаленный, а когда зовешь его куда-то после, находит миллиард причин для отмазки. Или может неделями где-то пропадать, не отвечать на звонки и сообщения, зато чуть ли не каждые полчаса выкладывать фотографии в инстаграм. Антон решительно не понимает, что у этого человека творится в голове. Только что он собирался серьезно наехать на Арса за его скрытность, отчитать как маленького (на этом моменте планировалось заржать от невозможности дальше продолжать этот спектакль) и уже без драматизма напомнить, что тот когда-то обещал рассказать Антону про свою «вторую работу». Естественно, никто никому ничего не обещал, и дальше шутки все бы не зашло. Может быть. Пойди все по намеченному плану. Но товарищ Непредсказуемость, как обычно, путает все карты.       — Ну уж простите, как получилось, — разводит руками Шаст, совершенно не думая о том, что Попов его не видит.       — Скину адрес смс-кой. Приезжай, — выпаливает Арсений и вешает трубку.       Антон даже слова вставить не успевает. Когда-нибудь, возможно при другом положении вещей, ему пришлась бы по душе такая резкая смена обстановки. Он сам по себе человек-спонтанность. Ни единой галочки в голове напротив скучного списка дел, сплошная импровизация. Отпечаток профессии или стиль жизни? Он сам сейчас едва ли ответил бы на этот вопрос.       С полминуты позалипав на телефон в состоянии легкого шока, Антон вызывает такси на указанный адрес, гадая, куда он сейчас попадет. Вряд ли к Арсению домой — это факт. За пределами сцены он меньше всех в их компашке похож на тусовщика, устраивающего у себя в апартаментах шумные вечеринки. Единственным правдоподобным объяснением кажется то, что, возможно, ребята решили собраться где-нибудь втроем, или может быть даже с Волей. Это могло бы объяснить, почему Попов сходу решил позвать его без вопросов и объяснений.       Уверенный в своих догадках, Антон подъезжает к незнакомому зданию с яркой неоновой вывеской и ядовито-зеленым выведенными на ней буквами «Blue Lagoon». Тут в его невыспавшуюся голову закрадывается первое сомнение. Он еще раз, на всякий случай, сверяется с картой и, убедившись в правильности адреса, выходит из машины, перебрасывая небольшую дорожную сумку через плечо.       На входе всего один вышибала и маленькая очередь из трех человек. Антон мнется, но все же подходит к крайнему сзади, утыкаясь в телефон в поисках нужного номера. Ждет три гудка, пять, семь. В конце концов он уже стоит у входа, где его обводят презрительным взглядом: еще бы — кроссовки, спортивные брюки, дорожная сумка. Явно недостаточно хорошо для более-менее приличного московского клуба.       — Меня ожидает Арсений Попов, — мямлит, даже как-то чересчур жалко. Но на всякий случай делает последнюю, отчаянную попытку, совершенно не надеясь на успех, и — о чудо! — громила моментально расплывается в странной слащавой улыбке, ставит флуоресцентную печать на правое запястье и поворачивается боком, пропуская Шастуна в узкий проход за спиной.       А вот и второй звоночек.       Арсений что, владелец какой-нибудь? Или просто местная знаменитость? Вряд ли этот фейсконтрольщик — фанат «Импровизации на ТНТ», иначе мог бы без вопросов пропустить и его. Наверное.       Антон в потемках спускается по лестнице вниз, но путается в собственных ногах, чудом не навернувшись и успевая в последний момент ухватиться за перила. Какой-нибудь приглушенной лампы здесь явно не хватает. Что кажется гораздо менее странным, когда он наконец доходит до зала в этом полуподвальном помещении сразу за поворотом. Здесь столько света, что глаза с первого раза просто не разлепить. Видимо, кто-то потратил весь бюджет на стробоскопы и кучу неоновых вывесок, так что на лестницу просто не хватило.       Шастун, проморгавшись, минует несколько маленьких барных стоек, оформленных в разных стилях. За стойками бармены разливают выпивку, мешают коктейли или просто ведут беседу с подходящими людьми, и вроде как — ничего необычного, если не считать того, что все они поголовно топлесс, с одними бабочками, подвязанными вместо чокеров, в шляпах и подтяжках на голое тело.       Помещение клуба представляет собой вытянутый прямоугольник, у самой дальней стены которого толпа сходит с ума под оглушающие биты музыки, льющейся из колонок по всему периметру зала. Места катастрофически не хватает, и люди едва ли не лезут друг на друга.       Но самое странное во всем этом месиве — это парочки, сосущиеся по углам, некрепко стоя на ногах. Все, поголовно, одного пола. И если целующиеся девушки для Шастуна в порядке вещей, то от смазливых парней в обтягивающих джинсах и ярких майках, откровенно говоря, глаза лезут на лоб.       Шастун даже не успевает толком озвучить просьбу налить ему двойной виски, когда чья-то рука самым наглым образом ложится ему на задницу. Он резко отшатывается, вертя головой и силясь понять, чем выдал в себе заднеприводного, и заодно определить, стоит ли пытаться лезть в драку. Парень с зализанной кверху челкой, весь в татуировках, омерзительнейше ухмыляется, поймав взгляд Шастуна, полный смятения. От прямого удара в челюсть этого пидрилу, как мысленно окрестил его Шаст, спасают только габаритные плечи явного любителя качалки ради фотки в соцсетях. Антон смеряет его взглядом напускного безразличия, видимо удачно закосив под местного, и, забрав из рук бармена свой бокал, ссутулившись, скрывается в толпе.       Он больше не поворачивается к проходам спиной и намертво приклеивается лопатками к колонне, одной из тех, что поддерживают железную сетчатую полку, окольцовывающую центральный бар во всю длину клубного зала. На ней хаотично выставлены бутылки всевозможного алкоголя, и Антон уже рассмотрел практически каждую из них.       Попов по-прежнему вне зоны доступа, и Шастун, допивая вторую двойную порцию, всерьез задумывается о том, не решил ли чертов Арсений его разыграть.       Он уже движется в сторону выхода, когда на сцене, за танцполом, появляется ведущий. Его белая рубашка расстегнута, и свет прожекторов бликами играет на гладкой загорелой коже рельефного торса. Волосы лоснятся от количества пролитого геля. Огромные солнцезащитные очки с позолоченной оправой добивают этот вычурный образ кричащего о сексуальном голодании паренька, на которого без дозы алкоголя в крови жалко смотреть.       Антон устало жмурится от света сотни маленьких лампочек, непрерывно мелькающих перед глазами. Он прислушивается к словам ведущего, с трудом улавливая их смысл из-за отсутствия чистоты звука, периодического улюлюканья толпы и гулких басо́в на фоне.       — Встречайте, Ар-р-рс и его тигр-р-ры, — заключает наконец ведущий, удаляясь куда-то вглубь сцены.       Проигрывается вступление. Толпа ревёт и топит зал в визге и аплодисментах. Шастун замирает, пытаясь понять, послышалось ему сейчас или нет. Гаснет свет. В центр сцены падает луч прожектора, освещая высокую мужскую фигуру с тёмными волосами. Руки на поясе, придерживают ремень, не дающий кромке свободных джинсов соскользнуть дальше бедер. Глаза прикрыты, и только самым внимательным видно, как трепещут пушистые ресницы и дрогнул уголок губ.       Музыка стремительно набирает обороты, и позади фигуры в центре зажигаются еще два прожектора. Белое освещение сменяется красным, и под ритмичный бит троица из положения стоя в прыжке оказывается на полу, приземляясь сначала на руки, затем касаясь пола грудью и животом, изобразив подобие змейки, только в разы эффектнее.       У Антона отвисает челюсть.       Танцоры синхронно скользят на коленях к краям полукруглой сцены, слепят зрителей широкими улыбками и снова возвращаются в центр.       Антон подаёт бармену знак, и в следующий момент в его руках бутылка, из которой он большими глотками глушит бурбон, в то время как Арсений — тот самый Арсений-манерный-граф-из-позапрошлого-века-Попов — самым похабным образом в коленно-локтевой позе изящно выгибает спину и оттопыривает задницу на потребу толпе пьяных гомиков.       На секунду в голове Антона вспыхивает мысль, что эти джинсы как-то уж слишком сильно обтягивают, но он тут же исправляет себя: неудобно, наверное.       Ему не впервой вести споры в собственной голове, но, с оглядкой на все предыдущие разы, этот как-то по-особенному пугает. С каких пор он думает о мужских задницах в подобном ключе? С каких пор он вообще о них думает?       Теперь Антон жалеет, что не ушел раньше, потому что после такого представления здоровый сон ему явно не светит в ближайшей перспективе.       Между бровями пролегает глубокая складка, когда Антон против воли собственного здравого смысла обращает свой взгляд на сцену. Кажется, зря, потому что в ту же секунду он встречается с сосредоточенным взглядом голубых глаз, неотрывно смотрящим в его зелёные. И что-то внутри вдруг переворачивается. Как гром среди ясного неба. Эти пронзительные голубые глаза теперь будут сниться ему в кошмарах, потому что Антон явственно ощущает, как тесно и жарко становится в его спортивных штанах, щеки начинают пылать, а кончики ушей — краснеть. И все бы ничего, но это впервые со времен, как он окрестил себя импотентом.       Это настолько ему девушки разонравились?!       Наконец, шоу-программа подходит к концу. Музыка плавным переходом сменяется на попсу, а пространство возле сцены и — чего уж там — на самой сцене заполняется танцующими пьяными парочками, кучками и одиночками.       Кто-то чересчур смелый хватает Шастуна за руку, срывая его с насиженного места самым наглым образом, и вконец захмелевший Антон уже даже разбираться не собирается. Он просто выдергивает свою руку из чужой хватки и заносит вторую, все еще сжимающую горлышко бутылки, целясь наугад.       Попов с легкостью предотвращает столкновение кулака с собственным лицом. Во-первых, он сейчас совершенно точно сильнее Шастуна, а во-вторых — трезвее, так что удар мог бы разве что ему прическу подпортить.       — Тише, алкашня. Ты когда успел так нажраться? — Он перехватывает бутылку из рук Антона, вызывая волну еще большего негодования и сопротивления. — Прости, что не отвечал. Надо было подготовиться к выходу.       Попов был все еще без футболки, в тех же джинсах, висящих на бедрах. Антон понял это, когда его взвалили на плечо, а собственная толстовка приникла к горлу под действием силы притяжения, оголяя живот.       — Скажи мне честно, Арс, ты педик?       И впрямь, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Антон силится не заснуть, когда его перестают трясти, осторожно уложив на какой-то мягкий диван. Попов торопливо облачается в черный длинный свитер, то и дело бросая обеспокоенные взгляды на Антона.       Сквозь приглушенные звуки музыки Антон слышит его смеющийся голос:       — А ты с какой целью интересуешься?       Издевается, зараза. Ну конечно, нельзя же по-человечески, у нас ведь все через жопу.       — Да вот думаю поматросить и бросить, — фыркает Шастун, принимая сидячее положение и с силой разлепляя глаза.       — Нет, я на такое не согласен.       И как всегда, Антон не может понять, шутит Попов или нет. В конце концов, на подумать сил остается чуть меньше, чем на способность держать глаза открытыми.       — Где твоя куртка?       В следующий раз, когда Антон разлепляет глаза и не ловит вертолеты, Арсений уже стоит в пальто, копаясь в своем телефоне.       — В гардеробе, — Шастун выуживает из кармана металлический номерок и машет им перед собственным носом, силясь рассмотреть цифры.       Попова, это по всей видимости не смущает, и он попросту выхватывает номерок из чужих рук, командуя поднимать свою пьяную задницу и тащить к выходу, потому что, видите ли, там такси ждет. Антон в свою очередь информирует Арсения, что ехать ему вообще-то некуда.       — У меня переночуешь. И даже слушать ничего не хочу.       Прежде чем Антон успевает вставить хоть слово, его чуть ли не пинком отправляют на заднее сидение авто, забрасывают следом сумку с вещами, а затем заботливо накрывают собственным пуховиком. Его веки, и без того будто налитые свинцом, уже не поднять.       На зеркале заднего вида болтается дурацкий освежитель воздуха в форме елки. Весь салон будто пропитался запахом хвои.       И почему на него это, сука, действует как снотворное?