***
Последние несколько дней в квартире Арсения царит беспорядок. У Антона вещей не то чтобы много, но те, что есть, занимают добрую половину спальни, и теперь, каждый раз по пути от двери до прикроватной тумбы, Попов то и дело спотыкается об его несуразный пуф или натыкается на кипу журналов с футболистами. В шкафу его тоже не нашлось достаточно свободного места, поэтому львиная доля одежды Антона аккуратными стопками покоится на широком подоконнике, где Арсений возненавидел рассветы. Теперь вместо однообразных посиделок у окна с чашкой чего-то горячего он предпочитает прозябать на своей подработке. Бессонница мучает его уже полгода, но Арсений и с этим свыкся: регулярно ходит к психологу по утрам, а ночами танцует. Ему нормально. Он даже успехов каких-то добился на этом поприще. Плюс ко всему, зарабатывает если не больше, то почти наравне с гонорарами ТНТ. Между тем, Антон, красный как рак, пыхтит в прихожей, в попытках развязать шнурки на кроссовках дрожащими руками, пока Арсений, проскочив вперед, уничтожает следы пребывания своего последнего гостя. Он тоже не святой. Не хранить же себя ради призрачной надежды на внезапное шастуновское озарение. «И жили они долго и счастливо» — точно не про этих двоих, не в сказке живут. Антон затихает в кровати Попова ближе к шести часам, когда город за окном перестаёт быть непроглядно-черным без многочисленных огней мегаполиса. Повоевав, по всей видимости, для виду, Шастун со словами «чувствую себя Бэллой из сумерек» в конечном итоге принимается слюнявить подушку Попова, по-детски кутаясь в одеяло. — Не волнуйся, я не стану приставать к тебе во сне, — уверяет Арсений. — А куда ты тогда ляжешь? — не унимается Антон. — Я мало сплю. — Пожимает плечами. — Расслабься уже. Взъерошенная чёлка Антона на раскрасневшемся лице так забавно топорщится, и Попов невольно лыбится в чашку, отгоняя от себя свежее воспоминание, и вглядывается в серый пейзаж раннего утра за окном.***
С дикой головной болью, тошнотой и просто невыносимой жаждой встречает свое утро Шастун. Он не до конца осознает происходящее: свое местонахождение, время суток, причину, по которой на тумбе у изголовья покоится бутылка минералки и упаковка болеутоляющего. Он что, обзавелся ангелом-хранителем? Или настолько перепил, что умер и оказался в раю? Тогда почему так трещит голова? Металлическая коробочка с допотопным дисплеем возле бутылки с водой показывает половину шестого, и Антон не может понять, утро сейчас или вечер. Плотные шторы поддерживают полумрак, и все, что Шастун может разглядеть, это — незнакомая комната, наполовину заваленная его хламом. Яркими вспышками в голове проносятся воспоминания последних двух суток: образ теперь уже бывшей девушки, срыв на детской площадке, звонок от Димы, самолет и клуб. Краска пятнами расползается по лицу, стоит в голове мелькнуть образу Арсения в до неприличия узких джинсах, и Антон, словно школьник, которого застали за непристойностями, ныряет с головой под одеяло. Ему требуется еще несколько минут, чтобы прийти в себя, выбраться из кровати, а затем наобум из комнаты, и снова растеряться при виде Попова, хотя, казалось бы, к чему это? Они ведь не ночь вместе провели. Арсений кидает короткий взгляд на настенные часы и откладывает в сторону книгу. Без грима, в домашних штанах и затертой футболке он выглядит не иначе как инопланетянин из галактики Абсурд. Слишком несуразный для этой квартиры взрослого состоявшегося человека, в строгих тонах и с минимально необходимым количеством мебели. Слишком уставший для человека, связавшего свою жизнь с юмором. С глубокими темными кругами под глазами. — Доброе утро, — улыбается Арсений, поднимаясь из-за стола, — как спалось? — Прекрасно, — это правда. Смущает только мысль, что кровать, которую он так сладко мял полдня, принадлежит супружеской паре. Хотя, конечно, отсутствие в доме жены Попова несомненно радует. — Ты извини за вчера. Я сегодня же заберу свои вещи и отвезу в гостиницу, пока твоя семья не вернулась. Антон будто кожей ощущает, как на этих словах взлетает в комнате градус неловкости, а ясные голубые глаза в обрамлении густых черных ресниц застывают холодной сталью. — Не переживай насчет этого. Они еще не скоро вернутся. Попов отворачивается, щелкает кнопкой электрического чайника. Повисшее молчание прерывает нарастающий шум нагревательного элемента. — Выпьешь кофе? У меня, правда, растворимый только. Кофемашинка отказывается работать в последнее время. — Если только ирландский, — смешок. Антон рад бы перевести тему в любое другое русло, вот только взгляд почему-то не может остановить на чем-то одном, и мысли из головы все разом испарились. Ему кажется, что что-то не так, но что именно — не ясно. Арсений сжимает кружку все крепче, сдувает поднимающийся пар. За окном пронзительно взвизгивает сигнализация, заставляя Антона вздрогнуть. — Я развелся. Хриплый голос разрезает секунду назад воцарившуюся тишину. Недостающий кусочек паззла в виде этих двух слов повисает в воздухе, склеивая воедино картину происходящего, и Антон наконец перестает теряться в неизвестности. Нет ни детских игрушек, ни чужой обуви в прихожей. В ванной всего одна зубная щетка, полки не завалены косметикой. А сам Арсений едва ли смахивает на счастливого бракосочетанца. — Ты из-за этого в стриптизеры пошел что ли? Антон тихо прыскает в кулак. Сдавленно смеется, то глядя на Попова, то отворачиваясь куда-то в сторону. Арсений смущенно улыбается. Сталь в его глазах плавится, превращаясь в теплую синеву предрассветных сумерек. Тихие смешки постепенно перетекают в заливистый хохот. — Ну еще бы. Здесь моя задница не востребована, а там — с руками оторвут. — Антон хватается за живот, не в силах отсмеяться. — Сам же видел вчера. — Видел. Чуть не ослеп от ведущего. У вас там все из радужной гвардии? — А, это Валерка. Безобидный тип. Но мыло перед ним ронять не стоит. Под кокаином не станет разбираться, натурал ты или гей. — Полезная информация. Я запомню. И Попов как будто расслабляется: это заметно по тому, как вальяжно он умудряется развалиться на кухонном табурете. Антон и сам больше не ходит по минному полю неизвестности, каким-то невероятным образом ощущая себя словно в своей тарелке. Будто бы не было этих невыносимо долгих недель в обнимку с бутылкой, внутренних противостояний с самим собой и километров убитых нервных клеток. Будто он сейчас не в гостях у Арса, а у себя дома, пьет остывший кофе с давним другом, непринужденно беседуя обо всем и ни о чем. Но вместе с тем не покидает ощущение скорейшего окончания этой сказки. Словно, стоит ему закрыть глаза в очередной раз, и на темном фоне яркими красками расплывутся огромные буквы «The end» с жирной точкой на конце. Антон интересуется, где можно покурить, и после короткой экскурсии застревает на балконе с тлеющей между пальцев сигаретой на добрых двадцать минут. Ночная Москва нехотя просыпается. Сотнями маленьких лампочек загораются многоэтажки. — Ради такого вида, Арс, я переезжаю к тебе. — Продрогший в своей тонкой толстовке Антон, подлетает к еще теплому чайнику и вцепляется в него ледяными пальцами. — Да не вопрос, переезжай. Веселее будет. Попов только пожимает плечами и тут же возвращается к прочтению наверняка увлекательной книги. Антон в очередной раз за последние сутки округляет глаза. Он уже устал удивляться тому, как Арсений принимает любую его шутку за чистую монету. — А если я тебя в ЗАГС позову, ты и на это согласишься? Арсений смеется, а Антон решает не допытываться. В конце концов, к ответу он может оказаться не готов. — А если попрошу помочь мне закопать труп? — А если я прочту этот абзац еще раз, закапывать придется тебя.