Солнце за горизонтом

Куда делась его прежняя решимость? Он должен обернуться — увереннее, смелее, чтобы убить, потому что у него за спиной замер тот, кто уничтожил его мир. Но Чуя не двигался и слушал рваное дыхание, которое становилось ближе и отчетливей. — Зря погасил огонь, — тихий протяжный голос оставил отпечаток на затылке, заполз под кожу, растворился в венах. Чуя эхом повторил чужой вдох, растекшийся облаком лесных ягод. Как так случилось? Его истинный здесь — там, где его никак не могло быть! Где же страшный принц, окутанный шлейфом сожженных трупов? Где он, если не тут? Чуя развернулся и утонул в горячем земляничном аромате, столкнувшись нос к носу с тем, кто размылся до нечеткого пятна, до сияния солнца, обрамленного черными лучами. Дыхание напротив опаляло и пронзало тысячей раскаленных игл, ранило до крови и превращало ту в пьянящий терпкий сироп. Чуя ощутил касание губ на бьющейся жилке на шее, отчего сладость стала болью, эфемерной и лишь ее предчувствием, — Как ты здесь оказался? — сквозь жаркий дурман пробормотал Чуя. Он наклонил голову, доверчиво и безотчетно открываясь поцелуям. — Это дом принца и его покои. Сейчас ответ не имел значения. А через миг пришло сожаление о заданном вопросе. На футоне среди разбросанных лепестков роз лежала россыпь белых жемчужин, объединенных нитями, — головной убор, скрывавший лицо жениха на свадьбе. — А ты не знаешь, кто я? — Желтые глаза с подозрением сузились в полоски, но сияли по-прежнему горячими звездами. Жгли до боли. До боли в глазах Чуи, в его горле, в его груди. От крошечного шага назад он едва не свалился замертво, будто ступил в корзину со змеями. — Тогда будет дурным тоном не представиться. Я принц Рандо, известный как кровавый тиран, и с благословения небес твой супруг, и… — Нет! Нет… — Чуя шарахнулся, как от чумного, замотал головой, закрыл уши руками в попытке отгородиться. Это нелепая ошибка. Он ослышался. Это не могло быть правдой. — Нет, это не ты! Это ложь. Пожалуйста, скажи, что это неправда… — он с трудом подавил истерический смех: это шутка, разумеется, или сумасшествие. — Как же тот запах? В тронном зале был не ты. Он всё еще надеялся на злой розыгрыш и отрицал очевидное: истинная пара — его кровный враг, жестоко расправившийся с его семьей и разоривший его земли, и тот, кому Чуя желал отомстить, кого ненавидел. — Мой природный запах чересчур сладок для альфы, — с сожалением заметил принц. — Плащ, который я ношу для маскировки, сшит из шкур сотни волков, убитых мной. Но жестокость моя обоснована, и тебе, право слово, нечего бояться. Я забочусь о своей стае, поэтому ты будешь доволен своим новым предназначением, как только проявишь свойственную омеге покорность. Нет, конечно, — он сдержанно хмыкнул, — я, отец твоих будущих детей, согласия ни на что не спрошу. Возьмет, что хочет, но не по доброй воле, а насилием? До чего высокомерны и самоуверенны те, кто считали себя хозяевами мира! Взгляд скользнул от невозмутимого лица принца к супружескому ложу, где, на розовых лепестках, тот и рассчитывал на послушание, и горячий сладкий шип застрял комом в горле. Наследие предков, первобытных волков, взывало к невозможному — подчиниться злейшему врагу… истинному… Кому из них? Чуя мотнул головой: нет, перед ним всё-таки враг. — Не вынуждай меня, — процедил он, но не договорил — слова и короткий вдох стали рычанием. Ладони сжались в кулаки, а тело налилось металлом. — Покорности не дождешься. — Мой великодушный брат, — Рандо медленно попятился к закрытой двери, — упразднил дикарские обычаи. Но тебе, как я успел убедиться в императорском саду, они по душе. Мне, признаться, тоже. Когда поймаю, — он хрипло втянул воздух и улыбнулся, показав выросшие хищные клыки, — сделаю с тобой, что сочту нужным. Беги! Глупая игра. Глупый альфачий гон. Проклятая истинность. Проклятый замысел природы, который требовал поддаваться и уступать. Миллионы лет до и после всё будет повторяться. Мысли стрелой пронеслись в уме, и об остальном Чуя забыл, когда человеческое вытеснил рефлекс. Драться и бежать. Истребить всё на своем пути. Отшвырнуть преграду, замершую истуканом. Удар прошел сквозь темноту. Там, где только что стояла белая фигура, зияла черная пропасть, и кулак опалило огнем, когда костяшки с треском проломили преграду. Впрочем, преградой было уже не человеческое тело, а прибитая к стене деревянная балка. Он промахнулся случайно? Или волк и демон внутри него противились убийству врага? Но нет, он не поддастся древним инстинктам — лучше уж смерть! Чуя моргнул, прогоняя черный морок, пелену пламени, и пошатнулся назад, но не сам — его с силой дернули за пояс, за бант на спине. Чуя развернулся, вновь рассек кулаком пустоту и в бешенстве рыкнул: платье делало его неуклюжим. Если б возможно было его скинуть! Или стать с ним единым целым, превратить в продолжение себя и хоть на миг сделать невесомым. Рандо отпрянул, уворачиваясь от атаки, но не успел. Совсем чуть-чуть не хватило, чтобы избежать удара, и кулак пробил ему ребра, заставил с надрывным хрипом согнуться и упасть на колени. Чуя вздрогнул: самое страшное, что могло быть, случилось? Он убил принца? Врага? Или истинного?.. Что человеческие кости, если под его рукой крошатся вековые скалы? Гибель одного из пары — вечная мука для другого, и больше не будет покоя, ибо отныне его судьбой станет нескончаемое блуждание в Мрачном царстве волков-демонов. Вечность в плену тьмы и огня. Чуя шатко отступил. Он не отрывал взора от склонившегося перед ним неподвижного принца. От пола взметнулись руки, схватили подол платья, и он, едва подавив крик, споткнулся. Тяжелая ткань хрустнула и расползлась, Чую неумолимо потянуло вниз, и он свалился на теплый шелк футона и розовых лепестков. Он не успел сообразить, как так получилось. Секунду назад разум заполоняло черное отчаяние, а теперь его обволакивал горячий ягодный аромат, и его истинный был более чем жив: удерживал руки Чуи, прижимая их к полу и восседая у того на бедрах. Он снова склонился, щекоча разметавшимися длинными локонами, и с пустой безэмоциональной улыбкой прошептал: — Чтобы победить, иногда нужно притвориться проигравшим. — Ты не победил! — высокомерно бросил Чуя. Одолеть его в битве? Его?! Того, кто управляет любым предметом в окружающем пространстве? Как же! Еще не появился на свет тот, кто способен выстоять против демонической способности. И ненавистный принц не был исключением. Чуя раздраженно попытался стряхнуть холодные, как кандалы подземелий, обхватившие его запястья, пальцы Рандо, но те, словно стальные обручи, не ослабли ни ни миг. Он забыл, как пользоваться врожденной силой? Природа вновь играет с ним дурную шутку? Но в сиянии глаз напротив тоже не было ответа: ни удивления, ни торжества. Чуя дернулся еще раз — безрезультатно. — Эй!.. — он возмутился, и его накрыло лавиной жгучих сладких ягод. Рандо прижался к его губам своими, запуская в Чую жар, горячий аромат, который сдавливал горло и расплывался сияющим туманом перед взором. Он отстранился совсем чуть-чуть, чтобы по-прежнему пьянить запахом, и негромко произнес: — Здесь твоя клетка. Это истинность, и кто мы такие, чтобы сопротивляться ей? Он свел руки Чуи у того над головой, накрыл его запястья ладонью и прижал к мягкому шелку еще сильнее. Ледяные пальцы, теплая постель, сладкий туман и наполняющий всё существо аромат, горячие губы, прокладывающие путь от линии подбородка к шее, под воротник свадебного наряда к выпирающим ключицам. Сопротивляться? И вправду зачем? Отдавая себя в супруги злейшему врагу, разве не следовало приготовиться и к полному краху? Мори не предупредил, на что способен принц и есть ли у того сверхъестественные силы. Впрочем, чтобы лишить рассудка и воли, дар не требовался. — Рандо, — Чуя тяжело перевел дух, чтобы выдавить несколько слов, — пятнадцать лет назад ты не участвовал в походе на Западные земли Джоян? — Деревня с королем мятежников? Да, я был там. Ее полностью выжгли. Он был там… они оба там были. Горло сжалось больнее, Чуя невольно всхлипнул и сглотнул слезы — такие сладкие, со вкусом солнечной, переспелой и горчащей земляники. Рандо мог бы солгать. Но сказал правду. Почему? Потому что жесток? Потому что не знал, кто перед ним? Глаза жгло, но не настоящим раскаленным железом, потому не превращало в сухие угольки, которые никогда больше не смогут видеть. А значит, он будет смотреть на того, кто убил его семью, превратил в пепельную пустошь его деревню, кто был в числе воинов с песьими головами, кто лишил его счастливой жизни. Он будет лежать на украшенном розами брачном ложе, рычать и задыхаться от сладкого запаха альфы, подставлять шею поцелуям, пока… Его истинный — альфа? Сердце замерло в тревоге и жутком предчувствии, когда на краткий миг пришло осознание: есть нечто страшнее тысячи смертей и вечного Мрака. Метка альфы. Кошмар всегда становится явью — в горло вонзились шипы, протыкая и прикусывая кожу. От клыков Рандо потянулось тепло, пробежало по венам прежней сладостью и достигло кончиков пальцев. Совсем не больно, зато приятно и горячо. Он исчезнет, его личность исчезнет, Накахара Чуя перестанет существовать и превратится в ничтожное подобие волка. Метка — хуже, чем физическая смерть. Уж лучше умереть прямо сейчас, чем променять свободу на минутное наслаждение, которое дарил сладкий укус. Глухо рыкнув, Чуя из последних сил выдернул руки из оков и толкнул Рандо в грудь. Хотя бы на секунду заставить отстраниться! Всерьез отбросить не получилось, и тот мгновенно навалился снова, впрочем, Чуе хватило времени и того крошечного расстояния между ними, чтобы закинуть ноги принцу на шею и пережать. Его тело было крепким и твердым, в нем объединились камень и металл, а горло противника — лишь зернышко между жерновами. Он не ощущал удары, которые становились слабее с каждым мгновением, пока ладони принца бессильно не легли на бедра Чуи. Сопротивление сломалось, борьба окончилась. Рандо хрипло хватал жалкие крохи воздуха, сияние в глазах меркло, пока веки не опустились и его тело окончательно не обмякло. Только тогда Чуя отпустил, но принц не отреагировал и безжизненно повалился на футон. Умер? Может, сломался позвоночник? Какая разница?! Убийца заслуживал самой страшной кары и не стоил жалости. Чуя неосознанно потянулся к лежащему принцу, почти коснулся его разметавшихся, как черные змеи, волос, и сердито отдернул пальцы. Всё равно. Смерть для всех — в том и состоял план. Чуя задержался возле дверей, прислушиваясь к звукам улицы. Там, вероятно, слуги и стража, и припозднившиеся гости. Не повезло им. Он достал вшитую в подкладку платья ленту с гербом мятежного Запада — со своим гербом — и повязал на шею. Может, так удастся скрыть след от клыков Рандо. — Прости, младший брат, и прощай, — Чуя сжал свободно свисающий конец ленты. — Я всегда буду помнить тебя и любить, даже во Мраке. Взор на миг затянуло черной пеленой так, что выход скрылся с глаз, Чуя сделал шаг и споткнулся, будто нечто тяжелое с силой ударило в спину. Проклятое платье с порванным подолом! Он ведь предупреждал слугу, что упадет в свадебном наряде! Сбоку и сверху что-то гулко хрустнуло, новый мощный удар свалил с ног, во тьме вспыхнуло море огня, и Чую накрыло острыми обломками. Кровь имела привкус земляники — Рандо был жив и где-то рядом.

***

Огонь был черным, а нити, тянущиеся изнутри вырванными жилами, — золотыми. В горле застрял острый шип, не пропуская воздух к легким. Кашель наверняка выбьет помеху. До слуха в следующий момент долетел хриплый выдох, похожий на тявканье простуженного пса. — Господин очнулся! — довольный вскрик резанул по ушам, а затем в глаза ударило ярким дневным светом. Тьма с пламенем оказалась лишь беспокойным сном, зато боль в шее и голове была самой что ни есть настоящей. Рука опасливо дотронулась до повязки, давящей на виски. — Не зря я заверял, что молодой господин крепок и вынослив, и поборет любой недуг. — Я обрадоваться должен, что ли? — угрюмо прозвучал новый голос, и вместо доброжелательной физиономии белобрысого мальчишки возникла другая — гораздо старше, с надменным прищуром желтых глаз и поджатыми в тонкую ниточку губами. Горло защекотало и вновь сдавило изнутри, словно в глотку плеснули горячую ягодную настойку. — Ну, с пробуждением, ваше высочество. — Кто вы? — странный, низкий и хриплый голос будто бы принадлежал кому-то постороннему. Больше ничего спросить не успел. Чужая рука схватила его за воротник, грубо встряхнула, взгляд потемнел, и наружу вместе со словами вырвалось рычание: — Эй, Кенджи, он издевается надо мной, да? — А я кто? Следующий рык ярости смешался с раздражением, жесткая хватка разжалась, и место возле раненого вновь занял прежний юноша. Он хмурил светлые брови, но не от злости, а от волнения. — Доктор ведь предупредил, что молодой господин получил серьезную травму головы и последствия могли быть любыми. Совсем не помните ничего? — в светлых, будто позолоченных вместе с волосами, глазах отразилось сочувствие. — Хотя бы имя свое можете назвать? — Ч-ч-ч… — Голова загудела медным колоколом и развалилась бы, не будь на ней бинта, и мозг закипел, словно оставленное на костре варево. — Чо… Ч-чуя… Да, точно, — крошечное достижение вызвало внезапную улыбку. — Меня зовут Чуя, я помню. — А его? — юнец наивно качнул подбородком в сторону мечущегося по комнате незнакомца. Тот на краткий миг остановился и, дождавшись робкого отрицательного жеста, снова недовольно проворчал: — Конечно! Ни к чему запоминать своего мужа! Плотнее запахнув на груди плащ и накинув отороченный белым мехом капюшон, он выскочил из комнаты. Должно быть, на улице царила лютая стужа. Пушистые снежинки, летящие на землю, сугробы, от взгляда на которые болели глаза, и трескучий мороз, от которого так славно прятаться под толстыми шкурами возле горящего камина. Мысли о зиме дарили приятное умиротворение. Мечты или воспоминания — неизвестно. — Мне жаль, — запоздало повинился Чуя. Он сел в постели и крепко обхватил голову ладонями. — Я обязательно всё-всё вспомню, очень скоро. — Доктор сказал, что вам следует в любом случае как можно больше отдыхать и не напрягать себя работой. — На лице мальчика засияла улыбка. — Память сама вернется. Просто живите как жили. — Знать бы еще, как было прежде. А он правда мой муж? — Да. Вчера состоялась свадьба, а ночью вот, несчастный случай: балка, которая держала крышу и стену, сломалась, и всё обвалилось прямо на вас. Принц Рандо, ваш супруг, почти не пострадал при обрушении и просидел возле вас до настоящего момента. Очень волновался. Даже доктор и я уходили, а он всё караулил, отказывался от сна и еды, чтобы не пропустить момент, когда вы придете в чувство. Эх, повезло вам с ним! — Да, — задумчиво протянул Чуя. — А я совсем его не помню. И тебя тоже. — Ой, да я-то что? — отмахнулся мальчишка. — Я Кенджи, приставлен вам в качестве слуги, провожал вас из дома вашего дяди в новый, сюда, в поместье к его высочеству. Но, говорят, обилие информации дурно влияет на травмированный мозг, поэтому давайте я вместо рассказов принесу ужин… или для вас он, похоже, будет завтраком. — Не сейчас, — Чуя волевым усилием переборол проснувшийся голод. — Я бы хотел поговорить с моим… мужем. — До чего сложно давалось непривычное слово! — Так что помоги мне найти одежду. — Какую одежду? Вы одетый вроде. — Зимнюю, — замялся Чуя, когда Кенджи широко распахнул глаза. — Разве мне не будет холодно в шелке? Принц вон в меха закутался. — Хм, так лето ведь на дворе! — Кенджи сдавленно усмехнулся и испуганно огляделся: не подслушивает ли хозяин. — А господин Рандо всегда носит теплые вещи. Плотно завернувшегося в длинный светлый плащ принца Чуя заприметил уже на выходе из постройки, которая служила хозяевам личными апартаментами. Тот сосредоточенно всматривался в лист пергамента, удерживая за края, а на расстоянии в пару шагов молчаливо застыл истуканом некто в блестящих черных латах и шлеме. Не иначе, солдат ожидал приказа. И дождался — едва Чуя приблизился, Рандо скрутил пергамент и, махнув рукой, без слов отправил подчиненного восвояси. — Хорошее время для прогулки, — ровным тоном заговорил Рандо, лишь искоса и из вежливости поглядывая на Чую. — Если желаешь, могу организовать экскурсию. Сад в моем поместье мало чем уступает императорскому. — Желаю. Горло снова перехватило, опалило ягодным ароматом — ладонь Рандо, затянутая в черную перчатку, приблизилась и коснулась лица Чуи. Сам же он выглядел растерянным и опустошенным. — Не помнишь совсем ничего? — Прости, — Чуя легонько мотнул головой. — Я обидел тебя тем, что забыл, но я и себя тоже не помню. Расскажи. Как мы познакомились, почему решили пожениться и что произошло вчера. — Хм, — тот недоверчиво прищурился и отдернул руку. — Ты сирота и воспитывался в деревне на границе Империи, в дальней резиденции своего дяди Мори, генерала основной государственной армии. Мы встретились в столице, и ты два года добивался моего внимания и расположения, но я совсем не хотел менять дивную холостяцкую жизнь на семейную. Однако, — Рандо грустно улыбнулся, — не поддаться твоим чарам оказалось невозможно, и в конце концов я дал согласие на наш брак. — Я? Добивался? — хмуро процедил Чуя. История принца никак не вписывалась в ограниченную картину его мироощущения. Ему казалось, что он все сознательные годы провел в тени и не был способен на инициативу, глуша ее в зародыше. Вместе с осознанием или же просто догадкой наступило отвращение к себе прежнему — слабому и бесхарактерному. — Два года, — подтвердил Рандо. Стоило ли ему не верить? С другой стороны, зачем его супругу лгать? Так может, чувство гадливости к самому себе напрасно? — А что случилось вчера ночью? — Ты напился, — не моргнув и глазом, выдал тот. — А тебе категорически нельзя алкоголь. Страшная и давняя зависимость: потребляешь в непомерном количестве и не понимаешь, когда нужно остановиться. Но ты был так счастлив, — голос смягчился, — что мы наконец-то поженились! Я считал, что всё обойдется. Когда мы пришли, а точнее я принес тебя пьяного в нашу опочивальню, ты разбушевался и проломил стену. Она вместе с частью потолка и подпорка рухнули тебе на голову. — Я пил?! — изумился Чуя. Даже под пытками он, как ему казалось, не определил бы, каковы крепкие напитки на вкус. — Да, и буянил, — с готовностью ответил Рандо и добродушно улыбнулся. — Клятвенно заверял, что бросил, и обманул. — Не обманул, — Чуя торопливо мотнул головой. Похоже, он был отвратительным и несносным, и наверное не так уж плохо забыть позорное прошлое. Отныне он мог измениться, перебороть былой страх, мешавший прежде, и стать тем, кем, казалось, всегда стремился стать. Мог освободиться от старого и минувшего. Прогулка по саду всё-таки состоялась. Они были вдвоем и почти не разговаривали, бродя вдоль аллей, по запутанным тропинкам, как в лабиринте. Зелень бесчисленных деревьев, редкие цветы, местные и привезенные из-за границы, скошенная трава, свежесть озера и бьющего вдали родника — всё меркло и терялось за горячим земляничным ароматом. Даже выбившаяся из-под капюшона темная прядь таила в себе волшебный запах, от которого захватывало дух. — Я собираюсь взять у брата ликорис, — Рандо замер возле векового дуба, удержав Чую за руку и вынудив остановиться. Отсюда начинался темный лес из старых деревьев-гигантов и высокой сорной травы. — Его величество не любит цветы, которыми засажена огромная плантация в его саду, а я, наоборот, люблю их. Они не растут в Империи — только там. В лучах заходящего солнца они похожи на море разлитой крови, как ты, — он зарылся носом в растрепанные от ветра волосы Чуи и глубоко вдохнул. — Тоже солнце и кровь. Прости, — уже через миг он отстранился. — Ты всё забыл, и мои порывы тебе не понятны, а я самодур и даже не поинтересовался, как чувствуешь себя после того, как на тебя обвалилась целая стена. — Болит голова, — голос едва звучал от сковавшего все мышцы напряжения. А еще мурашки по спине и тяжело дышать, о чем Чуя умолчал, устыдившись и испугавшись той горячности, с которой заколотилось сердце от прикосновения Рандо. — Я не стану тебя торопить. Тебе нужно поправить здоровье и заново привыкнуть ко мне и статусу моего супруга. Чуя не знал, радоваться или огорчаться от того, что ни в этот вечер, ни после Рандо не оказывал ему внимания, проводя все дни за государственными делами, а ночи… Где принц оставался ночевать, только Небесам было известно. Чуя с трепетом и волнением, смешанным со страхом, ждал мужа только первое время, пока не понял, что тот не придет. Наверняка таким образом, игнорируя, тот проявлял заботу, но мерзкий голосок глубоко в душе с ехидством подсказывал, что в действительности Чуя нисколько не нравится супругу. Скучный, травмированный, холодный и не способный на отзывчивость. Как такой может заинтересовать принца, которому доступны любые развлечения? Рандо был скрытным, хотя, возможно, скрытным исключительно с мужем. Он часто и подолгу напряженно обсуждал вопросы, наверняка важные, с военными начальниками и приезжими министрами, но стоило появиться Чуе, как принц замолкал, вместе с ним в помещении возникала тишина, ласково брал того за руку и выставлял за порог. Не доверял, считал слишком глупым, чтобы посвящать в государственные дела, или просто не желал видеть? Пожалуй, встречались они только на вечерней трапезе, за общим столом, накрытым под разноцветным шатром на случай непогоды. Один вежливо осведомлялся о здоровье, а второй отвечал, скупо и часто невпопад. Вкус еды был почти неразличим — столь же пресный, как ключевая холодная вода в резном серебряном бокале, хотя в последнее время всё приобрело оттенок горечи. Аппетит окончательно потерялся несколько дней назад, с тех пор, как в поместье появился он — музыкант, виртуозно исполняющий мелодию на сямисэне. Кто бы мог подумать, что незатейливый инструмент способен выдавать многообразие волшебных, грустных и веселых, трогающих самую душу звуков? Сколь восхитительна была игра, так же прекрасен был тот, чьи пальцы задевали струны, и к кому каждый вечер был прикован взгляд Рандо. Высокий и стройный, с белокурой копной волос, струящихся по спине, с выразительными широко распахнутыми глазами цвета летнего неба, окутанный ореолом нежных роз. Как таким не увлечься? Каждая громкая нота прокручивалась кинжалом в сердце. — Тебе нравится музыка, Чуя? — прежним нейтральным тоном прозвучал вопрос. Кажется, принц даже не посмотрел на сидящего рядом супруга. — Да, — сквозь силу признался тот. Музыкант и впрямь был непревзойденно талантлив. — В твоей деревне не обучали игре на инструментах? — продолжилась светская беседа, которая выглядела насмешкой над скучным и неотесанным провинциалом. — Нет, — угрюмо ответил Чуя, сдавил бокал и нажал пальцем на влитой в серебро сапфир, представляя на месте камня, тут же лопнувшего в пыль, прекрасные синие глаза музыканта. Он с удовольствием раскрошил бы тому череп. — Меня учили драться, и, если когда-нибудь заинтересуют новые развлечения, я продемонстрирую. — Неужели? — Рандо резко подсел ближе, поймал руку Чуи и с задумчивой улыбкой стер осколки драгоценного камня у того с пальцев. — Ты оправился после травмы? — Он наклонился, и Чую обдало жаром тихого бормотания: — Значит, я уже могу сопроводить тебя в наши покои? Чуя быстро-быстро кивнул, втайне надеясь, что, быть может, Рандо и не заметит. Он привык к холодному обращению, к отстраненности и теперь, когда поднялся из-за стола, будто бы проглотил тяжеленный столб, который не давал сдвинуться с места. Он еле плелся на негнущихся ногах, замирал там, где останавливался его спутник, и шел дальше, когда тот возобновлял путь. Рандо скинул обитый мехом плащ, даже бросил куда-то в сторону перчатки, опускаясь на футон, застеленный шелком, и усаживая Чую рядом с собой. Его прохладные ладони стали спасением для горящего смущением лица, а губы — жалом с парализующим ядом. Не пошевелиться, не отпрянуть, как бы ни хотелось, было невозможно, и остановившееся сердце камнем остужало внутри. Чую пробирала дрожь — спонтанная, вспышками, бесконтрольная. Чувствовать Рандо возле себя было наслаждением, но его поцелуи, всё более настойчивые с каждой секундой, пугали и заставляли жмуриться и до скрипа сжимать зубы. — Ты всё-таки не совсем здоров? — Рандо нахмурился, чуть отстранившись. — Ты не зря избегал меня, — с горечью и обидой на самого себя процедил Чуя, отводя взгляд. Его поведение было неправильным и могло показаться оскорбительным, словно он превозмогал отвращение к супругу. — Лучше уж и дальше проводить время с кем-то другим. Кто угодно окажется лучше меня, а тот музыкант и подавно. По крайней мере он красив, и запах его куда привлекательнее. — Что? При чем тут музыкант? И какой у него запах? — шепот щекоткой обжег шею. — Я чувствую только грозу в океане, только моего любимого и единственного мужа, и больше никого. Что мне до красот прочего мира, когда тот, кто мне нужен, сейчас со мной? Ничего не бойся, волк, — ладони скользнули вниз, и Рандо ловкими движениями развязал пояс тонкого кимоно Чуи, — я люблю тебя. Расслабься, закрой глаза, и пусть тобой движут инстинкты, — продолжал околдовывать чарующий голос, и Чуя подчинился. Его окружила тьма, переполненная земляничным ароматом. — Кто-то добрался до твоего сердца? — Мрак прорезало прикосновение к звездообразному шраму на груди — легкое и заботливое. — Я ревную. — Кто бы это ни был, он промахнулся, — собственный голос из привычного стал сдавленным и рычащим. Его сердца никогда не касались стрелы любви, и Чуя не сомневался в этом даже сейчас, еле дыша и вбирая в легкие сводящий с ума запах истинного. Слишком сладкий, приятный и чистый. Чуя намотал на кулак шелковые локоны Рандо и притянул как можно ближе к себе, сжимая до болезненного шипения, которое через миг переросло в клокочущий рокот. Рык одного смешался с хриплым урчанием второго. Острые клыки расцарапали губы, и кровь Чуи перемешалась с ягодным ароматом, когда хищные зубы-иглы пронзили кожу Рандо. Урчание сменилось жадным рычанием, дрожь — сладкой истомой. На долю секунды. — Что творишь?! — яростный возглас отправил во мрак. Чую отбросило на подушки, и по челюсти растеклась жгучая боль. — Кто позволил?! — Рандо ладонью закрывал рану на шее, а вторая рука сжималась в кулак. Мрак, полный огня, затянул солнце в глазах. — От меня теперь за десять тё* тобой разить будет! Вздумал заявить свои права? — Но ведь волки… — робко начал Чуя, поднимаясь. Он всего лишь следовал зову инстинктов. — Нет у омеги никаких прав! — зло продолжил Рандо. — Ты еще не понял, с кем связался. Никто и никогда не смеет меня кусать, и даже с тобой, истинным, подобной дерзости не допущу. Есть у омеги только одно право, — с холодной усмешкой он дернул Чую за отворот распахнутого кимоно. — С покорностью ублажать своего единственного альфу. Чуя ударил ладонью по руке Рандо и отшатнулся. Его снова лихорадило, будто от мороза, но в действительности из-за рвущегося наружу гнева, похожего на красно-черное пламя. Он моргнул, прогоняя смутные воспоминания о мраке и огне, и с трудом выговорил: — Покорности не… не дождешься. — Вот как? — голос дребезжал при хранимой внешней невозмутимости. — Решил, что одурачишь меня? Наверное, генерал Мори сказал, что принц идиот и бестолковый повеса, которого легко обвести вокруг пальца, — Рандо презрительно поджал губы, очевидно ожидая ответа или оправданий. — Посмотрим, кто из нас двоих хитрее. Что до тебя… — и снова пауза. Шаг вперед, но Чуя резко отпрянул: ярость в глубине души еще не улеглась. — Просто омега. Вы слабы, и не составляет труда сломать тех, в ком природой заложено подчиняться альфе. — Посмотрим, — беззвучно прошептал Чуя, провожая взглядом уходящего Рандо. Вместе с принцем покои покинул аромат пьянящей земляники, оставив пустоту и холод на сердце: никакой любви между истинными не было в помине, а только желание одного подчинить себе второго. Чуя закутался в одежду и ненароком дотронулся до шрама. Жаль, что тот, кто давным-давно стрелял, всё же промахнулся.