Солнце за горизонтом

Рана жгла, а не болела. Прижатая к горлу ладонь липла, немела и мгновенно прирастала к коже. Всё вокруг плавало в красной дымке. Фигурки суетились, неподалеку чернел силуэт в ореоле дрожащих лент, а рядом сильно пахло грушей. — Передави здесь, — сосредоточенный голос прозвучал из тумана, и рука Чуи сползла чуть ниже, где быстро стучал пульс. Ацуши, единственный враждебно настроенный в отряде, один не остался в стороне и проявил участие и заботу. Он ловко и со знанием дела обернул вокруг раны бинты в несколько слоев и крепко затянул. Не настолько туго, чтобы задушить, но достаточно, чтобы остановить кровотечение. — У меня есть травяной сбор, — невозмутимо продолжил он. — Сегодня к вечеру смешаю с жиром и приготовлю мазь, чтобы скорее зажило. — Зачем? — хрипло и тихо спросил Чуя. Поморщился от привкуса крови во рту. Короткое слово, как нож, вскрыло свежую рану. Ацуши не ответил, поднялся и тут же исчез, а через миг воздух наполнился смолой. — Это было неосмотрительно, Чон, и глупо. Впредь так не делай. Держи демона в узде, пока его не изгонят. Больше ничего не сказал и скрылся в нерассеявшемся тумане. Равнодушный и безэмоциональный Рюноске ни в чем не раскаивался и наверняка возлагал вину на Чую, ведь предпочесть смерть поцелую немыслимо. Кто, если не безбашенный одержимый, способен на роковой для себя выбор? Вскоре Ацуши вернулся. Он нес матерчатый объемный сверток, сверкающий алыми нитями, как золотом, в лучах солнца. — Пока солдаты распрягают повозку и собирают вещи, можешь переодеться. Там протекает ручей, — Ацуши кивнул на непроницаемую стену леса, — чтобы смыть кровь. Тебе мало что придется впору, — он говорил, пока они шли между деревьев, пока отряд не пропал из поля зрения. — Кроме меня и Рюноске все носят доспехи, которые шьют по меркам. Одежда принца… — Ацуши замешкался и оценивающе глянул на Чую. Хотел сказать, что та будет велика? Вряд ли. — Не соответствует статусу. А мои вещи подойдут. — Зачем помогаешь? — Чуя опустил покрытые липкой кровавой пленкой ладони в воду. — Разве не желаешь мне смерти? Малейший звук отражался болью в гортани, но молчать он тоже не мог. — Не рассчитывай получить Рюноске без боя, — Ацуши присел рядом и положил одежду на траву. — Но я хочу сражаться с реальным противником. Если умрешь, станешь новым призраком в его сердце и я никогда не одержу победу. Мертвые всегда сильнее живых. Я смирился, что буду вторым номером после Чона, но тебе не уступлю. Сказать бы ему, влюбленному омеге, что Чуя не претендует на драконьего принца и Ацуши может забирать того со всеми потрохами. Признаться бы, чтобы попусту не ревновал и не изводился. Но наверное рано. Сначала нужно достичь деревни, где хранится Меч Миров. Кроме того к долгим беседам и объяснениям перерезанное горло не располагало. — Поторопись, — Ацуши недовольно покосился на Чую, который медленно разворачивал принесенную одежду и нехотя развязывал свою. — Нас ждут. Меня стесняешься? А что насчет отряда солдат, которые нагрянут через считанные минуты? Чуя раздраженно фыркнул. Жаль было расставаться с хорошей одеждой — с частичкой имения, почти ставшего домом. И до чего неуютно носить чужие вещи — алые, как на вечном празднике или того хуже… Он поморщился: в некоторых краях сохранилась традиция облачаться в красное на свадьбе. Не с намеком ли выбирали кимоно? — Всё, — буркнул он. Ацуши не отреагировал. Он остолбенел и во все глаза не моргая таращился на Чую, словно впервые видел или тот вдруг обратился в демона. — Что это? Шрам? — еле слышный голос дрожал, руки тряслись как в припадке, и на глаза набегали слезы. — Откуда? — Ну да. Шрам как шрам, от стрелы, в битве, — равнодушно начал Чуя, но сразу признался: — На самом деле я не помню, откуда он. Слезы катились по щекам Ацуши, но он их, казалось, не замечал. Он жалел соперника? Но это лишь старая рана! Было бы чему сочувствовать. Разве не должен радоваться, что противник уязвим для обычного оружия? Однако он был удручен, а не доволен. Не вымолвив ни слова, Ацуши развернулся и пошел к месту вынужденной стоянки. Подходя ближе, он торопливо стер мокрые следы с лица, чтобы никто не заметил и не задавал вопросов. Увидев поджидающего их Рюноске, споткнулся о невидимую стену, вздрогнул всем телом, словно едва сдерживал рыдания, и звенящим от слез голосом выпалил: — Будьте счастливы! Он ушел, чтобы плестись в хвосте процессии. Рюноске не удостоил даже взглядом — внимание полностью сосредоточилось на Чуе, и уголки губ неловко дернулись в подобии улыбки. В глазах застыл восторг, а вытянутая навстречу рука замерла. — Ты чего корчишься? — сипло пробормотал Чуя и сглотнул горький ком крови. — Заново учусь улыбаться, потому что за два года забыл, как это делается. И ты… такой красивый. — Яркий, как попугай, в чужих обносках, — тон против воли стал еще грубее и жестче. С каждым его словом Рюноске мрачнел всё сильнее, и теперь едва уловимая тень счастья окончательно стерлась с лица. Он сам, не дожидаясь согласия, взял Чую за руку, слабо дернул и, встретив сопротивление, прищурился: — Передумал ехать со мной? Чуя отрицательно качнул головой. Чтобы получить Меч Миров, он пустился в опасную авантюру и не мог сдаться после первой же проблемы. Да и проблема ли? Всего-то перерезали горло и делают вид, что всё в порядке! Он — боец, он — дикий волк, а значит, с любыми невзгодами справится. Ему необходимо завладеть артефактом, чтобы уберечь того, кого любит. Ради высокой цели можно было поступиться некоторыми принципами и пойти на обман. Рюноске вновь просиял и на сей раз улыбнулся более естественно — искренне, как ребенок. Легко вскочил в открытую повозку, присел и, подхватив Чую за талию, усадил рядом с собой. Чуя скрипнул зубами, но не возразил. Пока драконий принц не выходит за рамки дозволенного, пусть считает, что раненому, и разумеется, немощному, омеге требуется помощь сильного альфы. — Ацуши не надевал это кимоно, — начал Рюноске, засматриваясь, как солнце играет в блестящих нитях алой ткани. — Вечно таскает с собой, но не носит. Именно поэтому я приказал отдать его тебе. — Может, не носит, потому что оно свадебное? — тихо-тихо, скорее прохрипел, чем проговорил Чуя. Рюноске хмыкнул. Пренебрежительно, надменно, холодно. Он знал. Кимоно из алого шелка было дорого Ацуши, который в глубине души грезил о браке с драконьим принцем, но был вынужден отдать символ мечты сопернику. Не удивительно, что ненавидел Чую. Они всю дорогу молчали. Ночь напролет и половину следующего дня, оправдываясь ранением, Чуя не проронил ни слова. Он отрешенно наблюдал за Рюноске, за тем, как тот отдает приказы солдатам и указывает направление. Еще чуть-чуть, и они достигнут цели, когда драконий принц раздобудет Меч Миров. И совсем скоро Чуя заберет артефакт. Ацуши, как и обещал, приготовил мазь из целебных трав, которая вправду творила чудеса. Порез, как глубок ни был, больше не кровоточил и менее через сутки почти зарубцевался. Чем бодрее становился Чуя, тем унылее — Ацуши. Бледный, почти что тень от живого существа, с потухшим взором, обреченно вздыхающий, когда ненароком смотрел на Рюноске. Сдался-таки? Смирился с поражением и уступил? Отошел в сторону, едва увидел шрам у сердца Чуи. Перемена в решительно настроенном Ацуши могла показаться нелогичной и беспричинной, если бы не одна деталь, которая навязчиво крутилась в уме. — Чон был ранен стрелой в сердце? — будто невзначай поинтересовался Чуя. Он сидел на краю повозки, свесив ноги, щурился от солнца и наматывал на ладонь белую ленту с вышитым на ней ликорисом. — Да, — сухо ответил Рюноске. — И его растерзали хищники в лесу? Хм, может, крупный зверь вроде тигра? — Нет, не растерзали! — Рюноске в жарком порыве обнял Чую. — Ты жив, Чон, ведь сейчас ты рядом со мной! Пусть и забыл, но память вернется. Они еще цветут на западных границах, — он коснулся вышивки на ленте. — Ты их увидишь и вспомнишь себя… И меня. И как мы были счастливы. И что обещали друг другу. Только не отталкивай меня, пожалуйста. Лошади замерли, и повозка качнулась. Чуя, пошатнувшись по инерции, соскочил на землю. Взглянул искоса на Рюноске, который понуро опустил голову. Догадался ли тот, что его объятия были нежеланны и в тягость, или списал поступок Чуи на резкую остановку? — Привал! — объявил кто-то из впереди идущих. Солдаты принялись распрягать лошадей, чтобы покормить и отвести на водопой. Кто-то занялся разбором поклажи и разведением костра для приготовления еды. А кое-кто бесследно скрылся в лесной чаще, окружившей со всех сторон. — Мы на достаточном расстоянии от главной дороги, — пояснил Рюноске, — так что патрули на нас не наткнутся. До ближайшей деревни часа три-четыре ходьбы через лес. Конному еще дольше. Чон, — он легонько сжал пальцы Чуи в ладони, — ты ведь не сбежишь? Нет? — он улыбнулся, когда Чуя отрицательно качнул головой. — Тогда располагайся, а я должен на время отлучиться. Рюноске ушел. На разведку или сразу в деревню, где хранился Меч? Следовало ли отправиться за ним? Но если Рюноске узнает, что Чуя тайно шпионит, то с доверительными отношениями можно будет распрощаться. Сомнения длились не больше пары секунд, после чего внимание привлек Ацуши. Он сидел на поваленном дереве и чистил ножом узловатые длинные коренья. Временами бросал затравленный взгляд на Чую, и от искорок злобы кололо некогда раненое сердце. Тигр в овечьей шкуре мнил себя жертвой. Но кто он на самом деле? Кем бы сам Чуя ни был, пропавшим два года назад милым омегой Чоном или его точной копией, он не мог не восстановить справедливость. Убийца должен был получить возмездие. У него был младший брат, по утверждению генерала Мори. Брат был тем, кому принадлежала лента с ликорисом, и тем, кого жестоко убили. И, возможно, виновный в смерти Чона находился прямо тут. — Спасибо, — стараясь звучать твердо и невозмутимо, произнес Чуя. Он остановился возле Ацуши. Тот в растерянности посмотрел на деревья, за которыми недавно скрылся Рюноске. — Твоя мазь действительно помогла. За лекарство благодарен. Но скажи мне, — он прищурился и криво улыбнулся, — ты ведь хорошо стреляешь? И когти зверя отлично рвут плоть беззащитных омег, да? Зато потом как удобно забыть о чудовищных вещах, которые совершил тигр, а не ты, и притворяться добряком. Теперь увидел шрам и совесть пробудилась, так что решил не бороться за драконьего принца? Я не Чон, и ты прекрасно знаешь, что он мертв. Так ведь? — Чуя схватил Ацуши за грудки и, наклонившись, встряхнул. Желто-фиолетовые не волчьи глаза широко распахнулись и заблестели. От слез? От ужаса? — Я хуже. Тот размазня наверняка простил бы. Убив его, ты выкопал себе могилу. Можешь сразиться со мной за жизнь или за драконьего принца, — Чуя резко отпустил и выпрямился, — или смирись. Что ни выбери, никогда не победишь, и я тоже тебе не уступлю. Не уступит. Ни в чем и никогда. И носить его свадебный наряд станет с радостью. С не меньшим удовольствием прикончил бы прямо тут, в лагере, если бы не опасался, что поспешный и безрассудный поступок нарушит планы. Сначала Меч, затем всё остальное. К тому же на горячую голову решения не принимаются. Всё указывало на вину Ацуши, и его молчание лишь укрепляло подозрения. Но торопиться не следовало. Обычная смерть будет слишком простым наказанием. Убийца должен страдать — сильнее, чем от клинка в сердце, болезненней, чем от когтей дикого хищника. И вдобавок Чуя хотел знать причину, толкнувшую Ацуши на преступление. Неужели всё делалось только из ревности? Чуя раздумывал, прислонившись плечом к дереву, и от бесконечных противоречивых мыслей кровь в висках колотилась громко и гулко, почти до тошноты. Даже аромат мяса, который тянулся из котла, не пробуждал аппетит. Сам организм противился возвращению памяти. Кто он? Наивный и слабый омега или одаренный воин-волк? Их было двое? Такие похожие внешне и разные по характеру. Поможет ли возвращение на Западные земли, вернется ли его настоящая личность? Так много вопросов. Где искать ответы, неясно. Генерал Мори наверняка мог многое прояснить, но не желал говорить ни о чем, кроме некой книги. А Рандо попросту лгал, рассказывая об их общем прошлом. Оставалось лишь идти вперед и надеяться, что кривая дорога куда-нибудь выведет. — Чон! — оклик драконьего принца выдернул из череды мыслей. Сколько еще Рюноске будет звать его чужим именем? Чуя невольно рыкнул, но, заметив пристальный взгляд Ацуши, обернулся. Тигр отнял у Чона жизнь, взамен потеряет всё. — Я хочу показать тебе кое-что, — Рюноске с улыбкой приблизился и коснулся ладони Чуи. Наверное, собирался взять за руку, но не осмелился. — Это сюрприз. Ацуши всё еще наблюдал. Пусть подавится желчью, мысленно хмыкнул Чуя и сам стиснул пальцами запястье нерешительного Рюноске. Тот едва заметно вздрогнул. Что за сюрприз находился в глухом лесу? Меч? Но как же те часы, которые пришлось бы затратить на путь в деревню? Рюноске не так долго отсутствовал, чтобы добраться туда, взять артефакт и вернуться. Что же тогда там? Выпотрошенные трупы врагов тоже вряд ли. Не станет драконий принц убивать своих же солдат. Гадать было бессмысленно, и Чуя просто следовал за Рюноске сквозь густо разросшийся лес, не отпуская, хотя за ними уже никто не следил. Непривычно теплая рука с быстро стучащим пульсом. Под тонкой кожей мчалась смолистая кровь. Запах альфы смешивался с испарениями от сырых деревьев и листвы, шуршащей под ногами. Наверное, Чон находил это сочетание успокаивающим и вспоминал дикую родину. — Ему нравился лес? — спросил вдруг Чуя. — Потому что его домом была природа, а не город? — Рюноске кивнул. — Кажется, я понял. Понял, за что Чон полюбил несчастного побитого жизнью альфу, который вызывал лишь жалость. За память о доме, которого лишили. Западные земли — их общая с ним родина. Может ли Рюноске разбудить потерянные воспоминания? Чуя закрыл глаза. Если сосредоточиться только на запахе леса… — Это здесь, — голос Рюноске прозвучал громом среди ясного неба, отвлек и заставил в раздражении оглядеться. Не трупы и не Меч, разумеется. Чуя не сразу заметил, что необычного кроется на относительно пустом пространстве. Не совсем полянка — кое-где росли молодые побеги кленов и дубов — и всё же не густая чаща, как вокруг. С одного дерева, могучего и неведомым чудом затесавшегося тут, спускались две плети, как лианы. Они расширялись внизу и соединялись, не достигая земли. Чуя вопросительно вскинул брови: это и есть сюрприз? — Это… качели, — с трудом выдавил Рюноске, будто слова душили его. — В нашем саду я делал такие же, только… другие… С магнолиями. Тебе нравились. Тебе ведь нравятся качели? Я надеялся, что ты хоть что-то вспомнишь. — Ага, — Чуя рассеянно провел пальцами по плетеной веревке и на миг снова прикрыл глаза. Ощущение невесомости и полета, как прыжок ввысь, восторга в груди; щекочущий аромат цветов и ягод; в лицо бьет ветер, а в сердце и затылок вонзаются колья; вспышки алого и черного вмиг заполняют мир. Чуя мотнул головой: это не его воспоминания. Или его? Отчего-то похожие на ночной кошмар, на огни Мрака. — Они для двоих, — Рюноске сел на качели, потянув Чую за собой. Его горячие ладони обожгли, словно шелкового кимоно не было вовсе. Слишком горячие, как черное пламя из страшных снов. Чуя задохнулся не то от смолистого запаха, не то от реалистичных видений. Огни Мрака — действительно для двоих. Но не для них с Рюноске. Почему он не отправился следом за Чоном, если их чувства были столь велики? Во Мрак идут вместе, рука об руку, если влюблены. Об этом не рассказывают, но это с пеленок впитывает любой щенок. Не захотел или что-то помешало? — Почему ты остался тут, когда Чон умер? — Ты жив, — выдохнул Рюноске. Шею обдало жаром и отозвалось острой болью в груди, будто сердце вспыхнуло и разлетелось на части. Взор заволокло туманом. Чуя дернул веревку, за которую держался, и та лопнула где-то у основания, где заплеталась на ветке. — Ой, — даже не пытаясь показаться искренним, Чуя пожал плечами. — Кажется, я сломал качели. Мне говорили, что я вообще крушу всё подряд. — Когда вернемся в земли Речных драконов, в наш дом, — задумчиво произнес Рюноске, — ты не захочешь там ничего ломать. Чуя покачал головой, но вслух не стал возражать. И всё-таки его дом не там, а далеко на западе или… Или совсем в другой стороне, в поместье Рандо. О последнем, впрочем, давно стоило забыть, как о недосягаемой мечте. — Расскажи еще о том дне, когда умер Чон, — спустя несколько минут тишины заговорил Чуя. — Только в подробностях. Они возвращались в лагерь. Сюрприз не удался. Темная жгучая сущность, рвущая сердце, всё еще терзала. Так пробуждался демон? Чуя никогда его не видел и не ощущал, и теперь тоже не желал обращаться в чудовище. Или внутри жило нечто иное, а не демон? Так или иначе виной странному болезненному чувству послужило то, что Рюноске оказался чересчур близко и нарушил допустимые границы. — Расскажу, — сдержано ответил Рюноске. — За ужином. Темнело тут довольно рано, поэтому ожидание обещанной истории не затянулось надолго. Вскоре отряд в полном составе расположился возле костра — кто-то ближе к огню, кто-то поодаль. Котел опустел, и каждому в лагере досталось по паре ложек мясной каши. Похоже, охотники из солдат были не ахти какие. Но даже скудный ужин был лучше, чем здоровая, состоящая из пророщенных злаков и овощей, еда на столе принца Рандо. — Ты кое-что обещал, — соскребая последние крошки с тарелки, Чуя поднял взгляд на Рюноске, ужин которого остался забытым и нетронутым. — Ты тоже, — вздохнул Рюноске в ответ, — в ночь, когда на нас напали. Самая темная ночь, какую я наблюдал. Тогда падали звезды, а мы сидели у крутого обрыва и говорили о нашем будущем, хотя по правде, — он коснулся волос Чуи, небрежно перекинутых через плечо, — я просто любовался светом, светом заходящего солнца и взошедшей луны. И думал лишь о том, как преобразится мир, когда в твоих волосах увижу лучи рассвета. Но не увидел, — понуро добавил он. — Ты обещал стать моим мужем, но и этого не случилось. Ты обещал, что мы всегда будем вместе и наша любовь не угаснет, но забыл меня. Я больше не верю обещаниям, и мне нужны доказательства, что ты не уйдешь. Рюноске удержал Чую за затылок и потянулся навстречу. Хотел поцеловать? Укусить? Что он подразумевал под доказательствами? Пусть требует их с покойника. Чуя зачерпнул ложку каши с тарелки Рюноске, быстро засунул ее в рот и, жуя, пробормотал: — Ты не против? Всё равно не ешь. Рюноске медленно, против воли, отвернулся и уставился на слабый огонь, пламя которого слегка подрагивало, и не отреагировал, когда Чуя забрал тарелку. Лишь тихий хрип из груди выдавал в нем негодование или же волнение. — Итак, на вас напали, — продолжил прерванный разговор Чуя. — Кто это был и что произошло дальше? — Они были в масках, похожих на волчьи головы, и в шкурах. Я так и не узнал, кто они и откуда, и зачем атаковали нас, мирную пару. Я не претендовал на трон отца и желал спокойной жизни вместе с любимым, да и Чон ни с кем не мог враждовать. Нас разделили, осыпали стрелами, от которых я отбивался лишь благодаря способности. Зато Чон не умел защищаться и, когда стрела пронзила ему сердце, оступился и упал с обрыва. Я… — хрип больше напоминал всхлип. — Я не успел. Он на моих глазах растворился во тьме. Был бы я на секунду быстрее, то поймал бы его на краю пропасти, но он ускользнул. И я ничего не мог сделать. — Да, конечно, совсем ничего, — сквозь зубы процедил Чуя и так же устремил взгляд на пляшущие языки костра. До слуха долетел хруст металлической ложки, которая через миг кольнула руку осколками. — Тогда почему бы не смириться, что Чон навсегда сгинул во Мраке? А нападавших было много и они хорошо владели луками? Как Ацуши? — Что? — переспросил Рюноске. — Причем тут Ацуши? — И после ты нашел труп Чона в лесу, так? Его задрал дикий зверь. На когти какого хищника были похожи раны? Может, на тигриные? — Снова намекаешь на Ацуши? — нахмурился Рюноске. — Напрасно вмешиваешь его. В то время он был в столице. К тому же тигренок мухи не обидит, и даже охота на мелкую дичь осталась в детстве. Не пытайся очернить его в моих глазах, и если продолжишь обвинять… — он осекся на полуслове, и лицо прояснилось, морщинки между бровей разгладились. — Ты… может, ты ревнуешь? — он улыбнулся своей догадке. — Нет повода для ревности. Я люблю только тебя, Чон. Чуя покачал головой. Он то ли отказывался откликаться на чужое имя, то ли не соглашался с домыслами насчет ревности. — Однако это просто слова, — небрежно бросил Рюноске. — Любовь, ревность, обещания и клятвы — звуки, которые вмиг уносит ветер. Мне больше не нужны слова, и они нам не понадобятся, — он вскочил, удерживая Чую за руку, и потянул за собой прочь от костра. Неяркий свет огня погас, укрытый лентами, — те змеями взвились и погребли мир в черной пелене. Расстояние в пару десятков шагов стерлось за секунду. Чую словно сорвало с места ураганным порывом, и он не успел глазом моргнуть, как очутился в центре раскинутой палатки. Стало чуточку светлее благодаря бумажному фонарику в углу. — Что это значит? — Чуя растерялся и не подумал о бегстве, когда обвивавшие ленты исчезли. Он слабо вздрогнул от объятий живых теплых рук и от шепота: — Всё давно решено. Ты мой омега, Чон, и будешь спать здесь со мной. Пора исполнить обещанное. Не считаешь же ты, что нужно ждать брачного ритуала? — Ты балбес каких поискать, — Чуя скривился и оттолкнул Рюноске. — Чон мертв по твоей вине, я не давал согласия принадлежать тебе, и меня воротит от смолы. — Черные ленты, как щупальца чудовища, закружились над их головами, и Чуя, оскалив клыки, прошипел: — Оставь нелепые ухаживания для нежных романтичных омег. Я испортил твои качели и выбросил в реку паршивые цветочки, потому что они отвратительны. Следовало беречь дурачка Чона, а меня от тебя тошнит. Я буду драться, если не отпустишь. Земля разошлась трещинами под ногами Чуи, и ленты, признав поражение без боя, поникли. Приуныл и Рюноске. Из-под приопущенных ресниц тускнела чернота его глаз, губы едва шевелились, и голос превратился в сухой хрип: — Я всё понял, Чон. Я больше не стану хвататься за прошлое, которого не существует. Я стал никем для тебя, похоже, и значит, нас ничто отныне не связывает. Забери, — он протянул Чуе и почти насильно вложил в ладонь скомканную атласную белую ленту. — Мой любимый старший брат мертв, и я тоже забуду тебя. От безжизненного тихого голоса, похожего на предсмертный стон, сжималось сердце. На губах алели кровавые капли или это лишь померещилось Чуе, когда он проходил мимо? Он будто бы собственноручно вонзил меч в грудь драконьего принца — поразил не врага, а безжалостно убил просящего помощи. Чуя мотнул головой, избавляя разум от терзающих мыслей. Откуда взялось нелепое сочувствие тому, кто его не заслужил? Или, может, заслужил? Он медленно сполз к подножью старого дерева, который рос в полусотне шагов от лагеря, повязал ленту вокруг шеи, пряча шрам на порезанном горле, и стиснул в кулаке вышитый цветок. — Кто же ты такой, Чон? — спросил он в пустоту. — И ты кто, четвертый драконий принц, если твоя боль так живо отзывается во мне? И кто всё-таки я сам?