Ты не можешь всегда получать то, что хочешь...

Йен знал, что его задумчивый, иногда злой и решительно избегающий других людей сосед будет в прачечной позже в тот же день. Этот человек работает как часы. Он обязательно стирает белье каждый вторник. Наверное потому что никто больше не стирает по вторникам. Йен не преследовал его. Он не назвал бы это так. Он был просто… наблюдательным. Например, за последние пять недель он заметил, что Микки выходит из своей квартиры и спускается в жалкое подобие «заднего дворика» их дома, чтобы покурить, ровно четыре раза в день — 9:00, 13:00, 17:00 и 22:00. Йен время от времени задавался вопросом: действительно ли брюнет способен так контролировать свою вредную привычку, или он все же втихушку курит в своей квартире? Хм. И еще до того, как приказ о повсеместной изоляции вступил в силу, Йен мимоходом заметил, что Микки ходит за продуктами каждую среду вечером и что он работает с четверга по воскресенье. Он до сих пор точно не знал, чем тот занимается, но заметил, что Микки уходил на работу довольно небрежно одетым и возвращался все еще чистым почти каждый вечер к шести, так что он, по крайней мере, исключил корпоративного юриста, строителя и профессионального борца. Время от времени он приходил домой немного потрепанным, с красными от усталости глазами и черными волосами, торчащими дыбом, словно он провел несколько часов, взъерошивая их пальцами. А иногда — по крайней мере раз в неделю, если быть точным, — его сосед возвращался домой гораздо позже обычного и явно пьяный, зигзагами подходя по тротуару к их дому и, как правило, был не в состоянии открыть замок своим ключом с первого раза — как минимум с третьей попытки. Ну, он просто наблюдательный. Йен также заметил, что у Микки нет друзей, о которых можно было бы говорить, он ворчлив до ужаса, и еще он определенно, категорически, без сомнения, омега. Сексуальный, коренастый, злобный маленький омега. И Йен был им очарован. Так что да, Йен был чертовски уверен, что Микки спустится в прачечную позже в тот же день, когда он бросил свою грязную одежду на стойку и начал ходить по маленькой комнате, пропитывая ее собственным ароматом. Он хотел быть уверенным, что сварливый брюнет будет полностью окружен его запахом, так что, может быть, всего лишь может быть, Микки подсознательно узнает его и захочет открыть свою дверь в следующий раз, когда Йен окажется по другую сторону. Безусловно, его намерения не были гнусными. Конечно, иногда он фантазировал о том, как уткнется носом в шею коротышки, представлял, как облизывает его, представлял, как целует — а кто бы не захотел этого сделать с его большими пухлыми губами, — но это было не все, чего он хотел. Его самая настойчивая фантазия была почти смущающе проста. Они сидели вдвоем за кухонным столом, Микки ел какое-то блюдо, которое приготовил для них Йен, и разговаривали до поздней ночи. Может быть, еще будет какой-нибудь десерт, и, может быть, это приведет к большему, но это редко было тем, на чем он сосредотачивался. Йен просто хотел накормить его, послушать, как тот говорит и потеряться в его красивых голубых глазах. Он был так влюблен, что это причиняло боль. К сожалению, большую часть времени, когда их пути действительно пересекались, Микки практически убегал от него — хотя, честно говоря, казалось, что парень не совсем охотно общался с кем-либо вообще, поэтому Йен старался не принимать это слишком близко к сердцу. Сначала он действительно думал, что Микки такой же альфа, как и он. Он предполагал, что менее чем дружелюбный прием, который он получил, переехав в этот дом около семи месяцев назад, был просто естественным соперничеством и позерством — альфа Микки вынюхивал и оценивал Йена. Тем не менее, рыжий сразу же нашел его привлекательным, особенно его поразили темные волосы и то, как они контрастировали с его бледной кожей и суровыми голубыми глазами. Было также что-то до боли знакомое в нем, чего он не мог точно определить, но он не был увлечен этим парнем или типа того — во всяком случае, поначалу. Нет, влечение Йена росло медленно в течение первых нескольких месяцев: он натыкался на Микки в прачечной и у почтовых ящиков, наблюдая, как он взаимодействует (или чаще не взаимодействует) с другими обитателями их маленького жилого комплекса. Со временем ворчливое, настороженное отношение Микки стало чем-то почти милым для Йена, пока он не обнаружил, что осторожно наслаждается тем, как Микки ворчит и отмахивается от его приветствий или намеренно пытается избежать зрительного контакта с ним. И рыжий был уверен, что не раз ловил на себе взгляд Микки, который искоса оглядывал его сверху вниз, когда думал, что Йен не замечает. Это заставляло его краснеть от удовольствия и хихикать, иногда тихо и вполголоса, а иногда ненамеренно громко, будучи полностью удивленным тем фактом, что невысокий мужчина думал, будто он глуповат. Но только к середине четвертого месяца проживания Йена в этом доме произошел тот самый ВАУ-момент — совпадение двух разоблачений, позволивших ему понять, что он несомненно и безнадежно запал на Микки Милковича. В течение первых трех с половиной месяцев, проведенных в новом жилом комплексе, Йен постепенно стал ощущать восхитительный аромат теплого ванильного сахара, который, как он инстинктивно знал, исходил от какой-то омеги в здании — сладкий как леденец, и теплый на языке. Он не был уверен, что это мужчина, хотя у него имелось такое предчувствие, и сама мысль об этом приводила его в восторг, а еще он задавался вопросом, что за вкусный, восхитительный омега издает этот запах. Ему потребовались недели, чтобы понять, что Бетти, жена управляющего, была единственной омегой в здании. Ну, об этом все знали. Но запах определенно был не ее, и Йен был более чем когда-либо полон решимости найти источник запаха, который заставлял рои бабочек порхать в его животе. Однажды он даже отправился на поиски среди ночи, как ищейка, пытаясь различить, где запах сильнее, а где слабее. В ту ночь, шагая по темным коридорам как одержимый, он отчаянно молился, чтобы никто внезапно не вышел из своей квартиры и не поймал его, уткнувшегося носом в дверную ручку, потому что, честно говоря, он понятия не имел, как это объяснит. Так что после нескольких месяцев, когда объект его желания все еще оставался для него загадкой, все наконец-то должно было измениться. Холодным и ничем не примечательным зимним днем в середине января Йен тащился домой из метро после тяжелой двадцатичетырехчасовой смены, еле бредя от усталости и стремясь поскорее лечь спать, когда впервые почувствовал запах за стенами своего дома. Он почувствовал, как его зрачки расширились, а изо рта тут же потекла слюна, он резко поднял голову и увидел своего ворчливого черноволосого соседа, идущего всего в нескольких метрах впереди него, с развевающимся на пронизывающем ветру зеленым вязаным шарфом вокруг его шеи. Черт возьми. Это он? Этот сладкий сахарный запах ванили был определенно сильнее на третьем этаже — во всяком случае, Йен определил это во время своей импульсивной и непродуманной ночной охоты. Микки жил на третьем этаже… Йен старался держаться на расстоянии, но из-за того, что ноги у него были длиннее и желания побежать за этим запахом, ему приходилось постоянно останавливаться, чтобы не догнать Микки и, возможно, даже не начать кружить вокруг него и тереться о него, как какой-нибудь необученный маленький щенок. Обычная короткая прогулка казалась бесконечной, и в своем нетерпении он не раз поскользнулся и чуть не разбился насмерть на обледенелом тротуаре. Он старательно не отставал от Микки всю дорогу до их дома, войдя всего через несколько минут после него. Брюнет остановился у почтовых ящиков, где соседка Йена Шерил принялась бесстыдно приставать к нему. Йен задержался у входной двери, делая вид, что роется в своей сумке, не совсем уверенный, что делать, но теперь убежденный, что омега, за которой он охотился все это время, действительно был Микки. О Боже, неужели это он? О Боже, и если это он, то он … — Я, блядь, гей, — внезапно рявкнул Микки на женщину-альфу, свирепо глядя на нее и высоко поднимая брови, пока она, наконец, не поправила свои длинные черные волосы наманикюренными пальчиками, и развернувшись, ушла, казалось бы, невозмутимой. — Совершенно верно, Ким Кардашьян. Большой старый педик! — крикнул он ей вслед. Гей. Микки — гей, и он тот омега, которого я искал. Черт возьми. Йен с трудом сдерживал волнение. Он чувствовал себя как ребенок в рождественское утро — или как он всегда представлял себе детей с «нормальным» воспитанием, которые спускались по лестнице, чтобы увидеть елку, окруженную подарками. Головокружительный, ликующий, возбужденный и улыбающийся так чертовски сильно, что болели щеки. Он просто не мог понять, как никто другой не унюхал Микки, потому что его сладко-опьяняющий запах овладевал Йеном каждый день, везде, где он проходил в здании, где их пути пересекались или могли пересекаться. Теперь это казалось таким очевидным. Он провел следующие два месяца «наблюдая» за брюнетом больше, чем когда-либо, пытаясь придумать план и выяснить, как лучше всего подобраться к парню и начать ухаживать за ним. Просто быть дружелюбным или оказаться в нужном месте в нужное время определенно не решит проблему. Хотя Йен был уверен, что тот рассматривал его время от времени, он явно не мог полагаться на свое щенячье обаяние и сексуальное тело, чтобы так легко завоевать Микки. Йен не привык к тому, чтобы так стараться и гоняться за кем-то. Честно говоря, обычно это его преследовали, так что теперь он находился на неизведанной территории. А потом, прежде чем Йен успел что-то предпринять, случился карантин. И примерно через три недели после этого рыжий не смог достать блокаторы, которые он принимал, чтобы сдерживать собственную вонь в комнате, и Микки, очевидно, также исчерпал запас своих супрессоров. Пять недель карантина и запах омеги внезапно стал бушующим, шокируя Йена, заставляя понять, что, возможно, другие действительно не могли почувствовать его запах до сих пор. Но по какой-то причине Йен чуял его, и это уже несколько месяцев практически сводило его с ума. Теперь, без подавителей, Йен, блядь, пропал. Запах Микки был наэлектризован. Вызывал зависимость. Он заставлял все чувства Йена обостряться, а сам воздух вокруг него словно наполняться энергией. Йен водил носом по перилам лестницы после того, как Микки проходил там, или по входной двери здания, или возле последней стиральной машины, которой пользовался Микки, упиваясь феромонами омеги, химикалии Микки смешивались с его собственными, и ему становилось все труднее и труднее думать. Черт, от него так хорошо пахло. Теперь, после почти шести месяцев дружеских «привет, сосед» и «как дела сегодня», и еще пяти недель приятных жестов, того, что они были практически заперты вместе в одном здании круглые сутки семь дней в неделю, погони за интенсивным запахом Микки и безуспешных подкатов с подарками, которые он оставлял за дверью, Йен решил предпринять последнюю отчаянную попытку, прежде чем официально сдаться. Он знал, что, вероятно, его состояние уже граничит с тем, чтобы быть настоящим блядским извращенцем — он это знал, — но он также не мог просто объяснить глубокую тягу, которую он чувствовал к другому мужчине. Скручивание, которое он ощущал глубоко в животе каждый раз, когда думал о Микки, уплетающим за обе щеки еду, которую он оставил для него. Каждый раз он воображал, что заботится о нем, разговаривает с ним и узнает его. Он не мог толком объяснить ничего из этого, когда они даже не обменялись полностью сформированными фразами за все время их знакомства, но где-то глубоко внутри него, где-то, куда только его альфа действительно имел доступ, Йен чувствовал это. И это чувство овладевало им. В этот момент он надеялся только на то, что Микки спустится вниз, чтобы постирать белье через несколько часов, и смягчится по отношению к нему благодаря альфа-эссенции, которой он наполнил комнату. Надеялся, что этого хватит, чтобы Микки почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы открыть дверь, когда Йен постучит в нее. Йен надеялся, потому что на самом деле не хотел сдаваться.