***
«Чтобы ты вспоминала обо мне». И она вспоминает, проклинает и желает подобных мучений Люциусу Малфою. За то, что украл у неё нормальную жизнь. У Гермионы не было сил подняться с холодного пола. Она пришла в сознание спустя какое-то время и первое, что почувствовала, — это боль в руках. Боль, которая задевает душу посредством зудящих нервных окончаний. Значит, жива. Видимо, войдёт в норму ощущать себя в реальности при помощи боли. С Малфоем это возможно. Её руки согнуты в локтях, безвольно лежат на животе. Гермиона боится ими шевелить, опасаясь почувствовать новый приступ мучения. И ей не хотелось бы видеть то, что случилось с конечностями. Кажется, визуальный контакт будет более ощутимым, чем физическая активность. Каменный пол не казался уж таким холодным: её грели руки. Точнее мысли о том, как было горячо и противно от собственных страданий. И в это мгновение ей казалось, что лучше встретить смерть, нежели потихоньку гнить и страдать в темнице, понимая, что от тебя ничего не зависит. Она никак не могла повлиять на Люциуса Малфоя, без палочки уж точно. Вряд ли в этой ситуации могут помочь уговоры или лесть. Не с её статусом крови. Иных вариантов Гермиона не видела, кроме как взгреть мага чем-то тяжёлым по голове. И, если представить такой счастливый случай, то в помещении просто-напросто не нашлось бы подходящего предмета. Лавка-кровать не в счёт. Это цельный предмет, который Гермиона не смогла даже с места сдвинуть, не то, чтобы поднять в воздух. Был ещё один безумный вариант, который испокон веков использовали девушки, — обольщение. Но проблемы было две: она не такая, и Малфой не такой. Хотелось завыть от того, что данное предположение посетило её и подкинуло вариант, при котором, она, возможно, сможет сбежать. Но Гермиона радовалась, что её воспитание, совесть и взгляды далеки от таких поступков. От поступков слабых людей. Да и Малфой не по этим делам. Насколько она могла судить, он не проявлял интереса к ней, в отличие от того же страшного Пожирателя, который положил на неё глаз на собрании. Скорее всего, Люциус находится в трауре по собственной жене и совсем не испытывает влечения к другим представительницам женского пола. Возможно, из-за потери он ведёт себя жестоко? Гермиона мысленно отвесила себе оплеуху. Потом ещё одну и ещё. Не хватало только жалеть и оправдывать действия Малфоя! Подонок был прав. Я думаю о нём. Она приподняла голову и посмотрела на руки. Красные, бордовые и тёмные пятна почти исчезли. Похоже, кожа начала восстанавливаться. Гриффиндорка оттолкнулась локтями от земли и села, чтобы внимательно посмотреть на пострадавшие конечности. Девушка не ошиблась: раны действительно затягивались, кожа восстанавливалась сама по себе. Гермиона нахмурила брови, припоминая, что это за заклятие может быть. Несомненно, это разновидность жалящего проклятия, которое они изучали по колдомедицине. Усовершенствованный вид заклятия, если быть точной. Она пошевелила пальцами, отметив, что болевые импульсы ослабли, и ещё больше нахмурилась. Будучи на шестом курсе, время от времени, Грейнджер пользовалась привилегиями префекта и посещала запретную секцию в библиотеке. Разумеется, с целью саморазвития и общего ознакомления с заклятиями, которые могут быть использованы Пожирателями в борьбе против Ордена. Ей довелось читать о жалящем заклятии, действие которого похоже на то, что она испытала на себе. Но всё же нигде не говорилось о том, что после пытки, возможно самоисцеление. Из этого гриффиндорка сделала вывод, что проклятие новое. Настолько новое, что с ним никто из Ордена не сталкивался. И, само собой, в книгах о таком не напишут. Это что-то индивидуальное. Следовательно, ещё один вывод: кто-то из приверженцев Лорда придумал его. Но тогда зачем Пожирателям использовать пыточное проклятие, после которого наступит исцеление? Странно… Этот факт вводил в заблуждение, заставляя задуматься о природе и цели такого изобретения. Гермиона встала с холодного пола, осознав, что она ощутимо замёрзла. Прошлась к своей постели и с сожалением вздохнула: сегодня ей придётся спать не накрываясь. Аккуратно, чтобы не задеть покалеченные руки, она легла на бок, вытянув конечности перед собой, чтобы они свисали с постели. Кажется, холод не самый страшный спутник в достижении смерти. Гореть заживо куда больнее. Девушка сглотнула вязкую слюну; горечь промочила внутренности, заставляя их сжаться от понимания, что дальше может быть только хуже. От страха волшебница задержала дыхание. Теперь по-настоящему боялась. Ощутимо. До дрожи в теле, боли в голове и холода внутри. Возможно, однажды она умрёт от руки Малфоя. По воле его повелителя или по неосторожности последнего… Гриффиндорка ушла в себя, размышляя о дальнейшей судьбе, которую никак нельзя спрогнозировать. Всё настолько сложно. В какой-то момент её жизнь стала сложной. Многое из того, что было ранее, стало ненужным. Но не её знания и характер. Не она сама. Этими мыслями Гермиона старалась поднять внутренний настрой и подбодрить силу духа. Она не сдастся. Не сейчас, когда сама должна постоять за себя. Когда её друзья борются со злом в надежде победить. Девушка сможет противостоять, бороться и быть полезной. Стоит только придумать стратегию поведения. Немного поразмыслив, Гермиона решила не нарываться на гнев Люциуса или кого-либо ещё. Отвечать сдержанно, контролируя эмоции. Её вспыльчивость уже во второй раз играет против неё, так что нужно брать себя в руки. Конечно, она никогда не станет покладистой и не начнёт пресмыкаться перед врагами, но создать иллюзию покорности вполне сможет. Волшебница улыбнулась в темноту. Сейчас ей казалось возможным выбраться из подземелий самостоятельно, без помощи друзей и Ордена. Хотя Гермиона отдавала себе отчёт в том, что нужно будет пожертвовать здоровьем или психикой. Ей хотелось пить. Наконец-таки утолить жажду за весь прошедший день. А что, если прошло больше времени, чем сутки? Что, если Малфой наказывает её, держа на голодном пайке? Грейнджер вздохнула от досады, что все мысли и вправду крутились вокруг тёмного павлина со светлыми волосами. Удивительно, как его последние сказанные слова аукаются в ней, заставляя каждый раз возвращать мысли к своему персональному палачу. Пролежав какое-то время в тишине, она почувствовала усталость, которая навевала дремоту, заставляя закрыть глаза и представить любимую школу чародейства и волшебства.***
— Давай туда! И поживее! — Мужской голос звучал из темноты коридора грозно и устрашающе. Гермиона встрепенулась от неожиданного шума, села на постели и потёрла глаза. Отвела руки от лица и с удивлением заметила, что они полностью зажили. На коже остались лишь небольшие покраснения. Ни шрамов, ни синяков не было. Удивительное заклинание! Топот ног приближался к камере, и она поспешила встать на ноги, чтобы разглядеть посетителей. С решёткой поравнялись двое: Пожиратель в своём привычно чёрном одеянии с маской в руках и белокурая девушка, которую он крепко держал за предплечье. — Луна. — На выдохе произнесла Грейнджер. — Гермиона! — Девушка сделала попытку вырваться из крепкой хватки, но приспешник Волдеморта грубо одёрнул её. — Гермиона, мы думали, что ты мертва. Я так рада, что… — Полумна пробежалась взглядом по телу гриффиндорки, — с тобой всё хорошо. — Я в порядке. А как… — Девушка запнулась, сжав губы в плотную линию. Нельзя спрашивать о Гарри и Роне или о ком-либо ещё. Не при Пожирателе. Кстати о нём. Почему-то он остановился, позволяя пленницам разговаривать. Только теперь волшебница посмотрела в лицо врага, который с интересом переводил взгляд то на Луну, то на неё. Ехидное выражение лица, горящие глаза, почти безумные. Растрёпанные волосы и кривая усмешка на потрескавшихся губах, создавали впечатление безумного человека. Грейнджер в который раз подумала, что присоединиться к Волдеморту могли воистину безумцы. В этом диком выражении лица, она узнала того, кто ранее проявлял заинтересованность ею. Макнейр кажется? Пожиратель ожил и толкнул Полумну вперёд. — Давай, шевелись! — Зашипел сквозь зубы. — Луна… — Гермиона подбежала к решётке, чтобы видеть подругу. — Мне очень жаль. Глаза наполнились слезами, и девушка подавила всхлип, поспешно сглотнув образовавшийся ком горечи. Этими словами она хотела выразить поддержку и понимание. Гриффиндорка сожалела о том, что Полумна попала в плен. О том, что война не закончилась. О том, что, вполне возможно, Грейнджер не раз увидит знакомых личностей в темнице, при условии, что она не сбежит и выживет в этом непредсказуемом безумии. Одинокая слезинка скатилась по её щеке, давая возможность прохладному воздуху прикоснуться к влажной дорожке на лице. Гермиона понимала, что Луну ждут не лучшие дни в заточении. Только Мерлину известно, на что способен Макнейр. Но судя по поведению Малфоя, все, кто служит Волдеморту, — жестокие и беспощадные твари, не способные на человеческие чувства. Она с горечью склонила голову, услышав шум открывающейся двери где-то в глубине подземелий. Больше всего не хотелось слышать крики от пыток знакомого человека. Любого человека. Никто не заслуживает, чтобы его пытали. Пожиратели, которые не достойны жить на этом свете, после всего, что творят! Волшебница услышала первые приглушённые крики, а слёзы снова напомнили о себе. Крепче сжала прутья решётки и почувствовала боль в суставах: всё-таки заклятье и пытка оставили свой след. И хоть внешне не было видно шрамов, рубцы навсегда останутся в её душе, разъедая её и толкая к ответной жестокости по отношению к тем, кто виновен в её страданиях. Послышался шум с правой стороны коридора. Звук размеренных шагов говорил о том, что посетитель всего один. Скорее всего, Малфой: только он мог идти в подземелья к ней. Почему-то Гермиона откидывала мысль о том, что это кто-то другой направляется к Макнейру и Полумне. Возможно, она ждала Люциуса также, как подсознательно человек ожидает утреннего пробуждения. Это словно рефлекс, позволяющий почувствовать жизнь. Боль — это жизнь. Но в этот раз Грейнджер была настроена сделать всё для того, чтобы избежать боли и остаться в живых. Девушка отошла на средину помещения, повернулась к входу и, сомкнув руки в замок, стала ждать Люциуса. — Вижу ты в здравии, грязнокровка, — отпирая дверь, с усмешкой проговорил мужчина. — И вам доброе утро. — Съязвила Гермиона. — Сейчас вечер, грязнокровка, — сердито проговорил маг и подошёл к волшебнице на расстояние вытянутой руки. Она старалась следить за каждым его движением и не поддаваться искушению убежать в другой конец комнаты. Её упёртость и храбрость помогали стоять перед магом с гордо поднятой головой. — Итак, грязнокровка. Прошлые наши встречи прошли не так результативно, как полагалось. — Люциус сомкнул руки за спиной, с презрением смотря на Гермиону. Его идеальный вид вызывал зависть. Чистая одежда, приятный запах, красивые волосы и гордая осанка Люциуса вводили её в ступор. Как такой красивый внешне человек, может быть настолько гнилым внутри и настолько противным, стоит ему только открыть рот? Гермиона склонила голову и уставилась на красивую брошь-змею, которая украшала мантию Малфоя, красуясь чуть ниже шеи. Захотелось приблизиться к нему и испачкать его своим видом, собой, чтобы здесь они выглядели на равных. Она иронично улыбнулась и прогнала прочь плохие мысли, которые в прошлые разы толкали её на поступки. Но в этот раз Грейнджер будет придерживаться поставленной цели. Люциус стоял напротив девчонки, терпеливо наблюдая, как она рассматривает его. Ему казалось такое поведение диким и некультурным. Впрочем, понятие культуры чуждо всем грязнокровкам. Сегодня он намеревался узнать хоть какую-то информацию, не прибегая к пыткам, хотя и отдавал себе отчёт, что осуществить это будет сложно. Послышался писк из другого конца подземелий. Макнейр… Грязнокровка вздрогнула и отступила на шаг назад. Боится. Это хорошо. Возможно, сегодня она будет более сговорчивой. Хотя бы потому, что вдали завывает её знакомая. У Люциуса были причины, по которым он сегодня не намеревался пытать подругу Поттера. Первая и самая главная — это то, что Грейнджер должна оставаться живой. По понятной причине, мужчина мог переборщить с пыткой и прикончить грязнокровку. Вторая причина заключалась в том, что пытки пагубно влияли на неё. В прошлый раз, проникая в её сознание, Люциус почувствовал, что некоторые воспоминания будто бы стёрты, хотя на самом деле они были спрятаны её разумом неосознанно. Он понял, что своего рода блок был выставлен ею непроизвольно под действием пыток. Возможно, так произошло из-за последней пытки капелью. — Мисс Грейнджер, — громкий голос Люциуса вытащил её из раздумий и разглядывания брошки, — полагаю, вы можете ответить на некоторые вопросы. Она молчала, но смотрела прямо в его глаза, выражая готовность к любым его действиям и вопросам. — Где может прятаться Поттер? — Прищурив глаза, Люциус пристально наблюдал за её реакцией. Все эмоции, как на ладони: сдвинутые брови, плотно сжатые губы и задумчивый вид — наверняка грязнокровка придумывает ответ. Как можно ответить на данный вопрос так, чтобы её слова засчитались ответом и не являлись предательством друга? Думай, думай Гермиона. — Я не знаю. — Люциус опустил руки вдоль тела. Она заметила этот жест и напряглась. Совсем близко его палочка, которой он может причинить вред. — Я не знаю потому, что Гарри меняет место пребывания время от времени. Прости Гарри, я искренне пытаюсь быть достойной твоей дружбы. Люциус поджал губы: видимо, ответ ему не понравился. А Гермиона мысленно ликовала, похоже, Малфой поверил в правдивость её слов. Это уже не плохо. — Есть место, которое Поттер посещает чаще других, не так ли? — Выгнув бровь, мужчина подошёл ближе к пленнице. Снова сложный вопрос. Ну же, Гермиона, соберись.Пока всё идёт по плану: ты хорошо отвечаешь, Малфой, похоже, верит и не наказывает тебя. Это ли не успех? Постарайся. На кону твоё здоровье, жизнь и честь. Мелькнула мысль о том, что Люциус может использовать Веритасерум. Не приведи Мерлин, тогда она точно расскажет о штаб-квартире Ордена. Этого нельзя допускать, и гриффиндорка поспешила ответить: — Чаще всего Гарри появляется в «Норе». Люциус скривился, услышав упоминание о доме Мистера и Миссис Уизли. Логично, Гарри Поттер навещает своего друга Рона и его семью. Посещает «Нору» вместе со своей девушкой, младшей из рода Уизли. Прости Рон, Джинни, Фред и Джордж… простите все. Сердце обливалось кровью, а душа слезами из-за того, что она говорила. Но иного, более или менее правдивого ответа, Гермиона не смогла придумать. Оставалось тешить себя мыслью, что «Нора» достаточно защищена чарами от нападок врагов. — Ты хочешь сказать, что члены сопротивления собираются в этой… — лицо Малфоя исказилось в отвращении, — ветхой лачужке? Чёрт! Гермиона напряглась. Видимо, её ответ прозвучал не правдоподобно… Она прикусила губу и поспешила отступить от волшебника, но он схватил девушку за предплечье и притянул ближе к себе. — Ты врёшь, грязнокровка! — Прошипел маг, опаляя её лицо тёплым и свежим дыханием. Гермиона округлила глаза, боясь сказать хоть слово. Она часто моргала, в надежде, что её молчание сослужит лучшую службу, чем жёсткие выпады и любые слова. — Я… я не знаю. Нас не брали на собрания Ордена. — Зря она начала оправдываться. Лицо Люциуса исказилось от злости, он глубоко дышал. Того и гляди, начнёт выдыхать пламя, подобно дракону. Его реакция пугала Гермиону. Девушка хотела отстраниться от мага, но получилось потоптаться на месте, сместив вес с одно ноги на другую. Малфой внимательно рассматривал её лицо. Его глаза темнели, сверкая злобой и откровенной ненавистью. Тем не менее, было в его поведение что-то необычное. Люциус вглядывался в черты лица гриффиндорки, словно искал для себя ответы на какие-то вопросы, оправдания и причины только ему понятных действий. Гермиона, кажется, не дышала, поскольку её разум постепенно погружался в туман, а зрение подводило. Она заметила лёгкую улыбку на лице Люциуса. Моргнула раз. Моргнула два. Перевела взгляд вниз и увидела палочку, направленную на неё. Мерлин! Глаза округлились. Теперь волшебница точно не дышала, открывая рот в немом жесте, словно рыба в аквариуме. Гриффиндорка хотела отстраниться от Малфоя, но он лишь усилил хватку на её руке. Помутнение в глазах подкинуло воспоминание о заклятие слепоты, которое Люциус уже использовал на ней. Но сейчас творилось что-то другое: серая дымка запеленала глаза, от чего хотелось ещё шире их открыть. Ощущение такое, словно в помещение кто-то поджёг листву, и серый дым заполнял пространство, забирая Гермиону в свой плен. Но вскоре она услышала шум падающей воды, и оказалось, что не только зрение подводит её, но и слух. Ведь в помещении не может быть воды? Гермиона зажмурилась, качнула головой, откидывая копну волос от лица. Почувствовала, как хватка Малфоя слабеет, и поспешила открыть глаза. — Ч-что это? — На выдохе спросила она, не обнаружив перед собой того, кто так крепко держал её. Открывшийся вид заставил упасть все внутренности к ногам. Тело оцепенело от подступившего в один миг шока: не сделать ни шага. Но разве рискнула бы она двинуться хоть на миллиметр? Гермиона стояла на краю водопада: внизу слева большая высота, с которой вода льётся быстрым потоком, разбиваясь на миллионы капель и образуя белоснежную пену; справа высокие камни, на крайнем из которых она стоит, впереди стремительный поток воды, срывающийся вниз, а под ногами небольшой скользкий камень, обросший слизкими зелёными водорослями. У неё кружилась голова, по ушам бил шум воды, заглушая крик души и скрежет нервов. Челюсть свело судорогой, а горло сжала невидимая рука страха, так, что даже крикнуть невозможно. Как такое возможно? Она не ощущала аппарации… Люциус не мог переместить её на верную смерть. Или мог? Пока гриффиндорка стояла каменной статуей, её мозг пытался найти ответ на один-единственный вопрос: что же произошло? Возможно, это галлюцинация? Ранее она читала о подобных заклятиях, следовательно, если побороть страх и найти выход из ситуации, то иллюзия развеется. Это словно боггарт. Только вот Гермиона никогда не боялась высоты, просто сам факт её неожиданного перемещения выбил почву из-под ног, заставив испытать ужас. Она вздохнула, подавив сомнения, страх и вопящий здравый смысл, и начала медленно поворачиваться назад. Скорее всего, сзади будет выход на сушу. Предположения оказались верны: прекрасный вид на зелёную листву, высокие деревья и цветущие кустарники открылся её взору. Гермиона залюбовалась красотой природы всего на секунду, и, не посмотрев под ноги, оступилась. Правая нога поскользнулась, вовлекая за собой всё тело. Она сорвалась с высоты, со скоростью света летя вниз, вперемешку с водой. Грейнджер не кричала: вода поглотила её и, кажется, заполнила всё естество, просочившись в самое нутро. Девушка жёстко приземлилась на воду, ударившись боком. Создавалось впечатление, что она упала на твёрдый пол, повредив левую сторону тела. Только теперь волшебница открыла рот и издала протяжный толи писк толи стон, надеясь, что жидкость выйдет из неё. И вот снова: серая дымка обволакивала её всю, забирая из водного плена. Наваждение проходило, картинка воды сменялась на серые камни. Вот так, мисс Грейнджер. Как вам, нравится такое? Люциус нарочно мысленно называл её по фамилии, пытаясь приучить себя к лояльности по отношению к гриффиндорке. Каждую их встречу он вспоминал слова из омута «от жизни Грейнджер зависит жизнь Драко», чтобы остудить собственную злость за то, что грязнокровка просто существует. Невольно, в голову прокрались слова из омута про Макнейра. Но, к сожалению или к счастью, ему приходилось сдерживать себя от порывов причинить девушке боль, а не кого-то другого. Она лежала на полу, мокрая, упавшая с водопада. Перед собой видела носки чёрных, идеально начищенных туфель. Туфли её персонального ката… Гермиона кашляла, выплёвывая воду, и задыхалась от болезненных спазмов в лёгких. Жидкость по-прежнему лилась на неё, только с меньшей силой. Мысли сбивались в одно сплошное желание: встать и придушить того, чья обувь красовалась перед глазами! Девушка повернула голову и подняла взгляд. Поток воды прекратился, а Люциус отступил на несколько шагов назад. Теперь она смогла подняться на ноги, дрожа оттого, что мокрая и холодная одежда прилипла к телу, создавая ощущение новой холодной кожи. Грудную клетку сдавливала тупая боль, создавая позывы откашлять жидкость. Гриффиндорка уставилась на Люциуса в надежде прибить его своим взглядом. — Ложь дорого стоит, грязнокровка, — чётко сказал Малфой, и Гермиона удивилась, что после произошедшего, может слышать его слова, — но чего она точно не стоит, так это — моего личного времени. Люциус высушил полы мантии и низ штанов, лениво взмахнул палочкой, а затем добавил: — И пусть пока что я не могу использовать легилименцию или Веритасерум, я не намерен терпеть твою откровенную ложь, — маг подошёл к Гермионе, возвышаясь над ней, чуть наклонился и проговорил, — но поверь: придёт время, когда ты расскажешь мне всю правду. Грейнджер смотрела на Малфоя и не находила слов. Он раскусил её. Он, мать его, умнее, чем она предполагала. А чего ты ждала? Гриффиндорка свела брови и задумалась над вопросом. Поморщилась, когда в очередной раз услышала крики Полумны и безумный хохот Пожирателя. Видимо, Люциусу надоело наблюдать за её эмоциями, поскольку он развернулся и быстрым шагом направился к выходу. Только теперь Гермиона заметила в коридоре Малфоя-младшего. Она убрала мокрые волосы с лица, чувствуя, как румянец окрашивает щёки. Ей было плевать на мнение Малфоев, но не хотелось предстать перед ними в таком ужасно-ущербном виде. — Что это было? Нелепость какая! Надо же такое спросить. На самом деле, девушка не могла сказать, что именно сподвигло её задать такой вопрос. Интерес по поводу того, была ли это аппарация или иллюзия. Или жажда узнать хоть что-то новое за эти зазря прожитые дни. — Обман зрения, — хитро улыбнувшись, проговорил Драко Малфой, — и да, такого заклинания нет в учебниках, — немного помедлив, добавил, — и вряд ли будет. Парень кивнул Люциусу и направился дальше по коридору.***
Люциус Малфой ушёл. Слава Мерлину, сегодня я не покалечена, если не брать во внимание пережитый шок, боль с левой стороны тела и дрожащие от страха коленки. Снова холодно. Прохлада подземелий в совокупности с мокрой одеждой — убийственная смесь в самом прямом смысле. Видимо, у Малфоев пунктик насчёт Агуаменти. Как же хочется есть. А ещё прибить Люциуса! Или, на крайний случай, отплатить ему той же монетой. В помещении сыро и мрачно, а ещё стоит угнетающая тишина. Тишина? Крики прекратились, и от осознания этого у меня внутри всё стынет. Полумна… Не приведи Мерлин к самому худшему. Только не так и не здесь. Видимо, это к ней направился Малфой-младший. Хорёк не убийца. С его-то мягким и заносчивым характером… Но тут Гермиона одёрнула себя. В последнюю их встречу он вёл себя не так как в школе. Его уверенностью можно было подавиться: настолько ощутимой стала энергетика парня. Поэтому стоит задуматься над тем, способен слизеринец на жестокость или нет. Я хватаюсь за молнию толстовки и тяну собачку вниз. Дрожу, как осиновый лист на ветру. Снимаю тяжёлую кофту и выкручиваю настолько сильно, насколько позволяют дрожащие руки и ослабленные мышцы. Кладу кофту на привычное место в ногах кровати и мечтаю о том, чтобы и в этот раз кто-то высушил мою одежду. Я думаю, что прошлый раз это сделал эльф. Я хочу верить, что это был эльф. Больше некому проявлять сострадание к пленнику в этом мёртвом доме с жестокими хозяевами. Звук шагов заставляет отвлечься от раздумий и прекратить раздевание. Чем я только думаю?! В подземелье два Пожирателя, которые будут проходить мимо моей камеры. Вижу Малфоя, который даже не смотрит в мою сторону. — Малфой! — Слова вырываются непроизвольно. Слизеринец резко останавливается и поворачивается лицом ко мне. — Соскучилась, Грейнджер? — Эта ехидная усмешка вызывает желание подойти и любым способом стереть её. Держу себя в руках. Дрожу от холода и чувствую, как зубы начинают стучать. — Ч-что ты сдел-лал с Луной? — Голос подрагивает, словно от страха. Частично так и есть, но всё же причиной тому испытываемый телом холод. Он ухмыльнулся и подошёл ближе к решётке. — Ты не в Хогвартсе, грязнокровка. А я не твой полоумный дружок, чтобы отвечать на вопросы. Послышались крики, мольбы и жуткий смех. Интуитивно поворачиваю голову в сторону шума, будто я смогу увидеть сквозь стены происходящее. Луна жива. Я облегчённо выдыхаю и возвращаю взгляд к собеседнику. Малфой снова ухмыляется и напоследок бросает: — Макнейр позаботится о ней. Он уходит, а я стою в ступоре. Не решаюсь высказать ему в спину всё, что думаю о нём и всех Пожирателях. Его слова прозвучали так... двусмысленно и одновременно конкретно. Хорёк знал, что я пойму их смысл, ведь Макнейр интересовался мной в личных целях. Мерлин! Бедная Полумна. Я стою, дрожу и размышляю о горькой участи девушек, которые попадают в лапы извращенцев. Волшебный мир недалеко ушёл от маггловского. Власть, деньги, чувство безнаказанности порождают моральных уродов, физически неполноценных ублюдков, готовых топтать всё и вся ради удовлетворения собственных желаний. Поворачиваюсь к кровати и выкручиваю тонкую ткань кофты. Пальцы совсем не слушаются от холода, отказываясь исполнять приказ мозга. Слышу крик подруги, и слёзы катятся из глаз. Будто мне мало влаги на сегодня. Хочется избавиться от мокрой, холодящей тело и душу, одежды. Ужасное чувство беспомощности и тревоги нагнетает волнение. Оставляю кофту в покое, не могу больше слышать крики. Закрываю уши руками и присаживаюсь на корточки. Как же больно! Не за себя, а за то, что я становлюсь свидетелем ужасных издевательств. Мне сложно предположить и даже подумать о том, что будет с Полумной. Всеми силами стараюсь оградиться от происходящего. Я не здесь. Сейчас я предпочла бы снова оказаться в джунглях на краю водопада, чем сидеть в камере и понимать, что совсем близко издеваются над подругой. Я предпочла бы снова упасть вниз с водой или без неё, лишь бы не чувствовать сострадания, которое разъедает нутро. Я хотела бы помочь Полумне хоть чем-то… — Привет, малышка! — Голос из преисподней, не иначе. Стук сердца. Раз. Я поворачиваю голову. Два. Поднимаюсь на ноги. Три. Перевожу взгляд и вижу, как Макнейр входит в камеру…