***
— М-малфой, отпусти, мне больно, — испуганно прошептала Гермиона. — Больно. — Понимающе ответил парень, — Отпустить? — нотки сарказма украшали его голос, — сколько раз тебе было больно, а, Грейнджер? — Много. — На выдохе произнесла Гермиона. Она всё так же стояла близко к Малфою, в его цепкой хватке и старалась не смотреть в глаза, вперив взгляд на пуговицы его чёрной рубашки. — А может то была не боль? — он смотрел на неё с высоты собственного роста. Она ощущала на себе прикосновение его пронзительного взора и не могла прогнать страх. Нет, Малфой не был эксцентричен или спонтанен в своих поступках. Он не выглядел сумасшедшим, как Крауч, истеричным, как Беллатриса, или эмоционально нестабильным, как Люциус. Он другой. Он словно выдержанное вино, которое с каждым годом становится лучше и дороже. Он становится спокойнее и опаснее, настолько, насколько это можно почувствовать на энергетическом уровне. А Гермиона чувствовала. Воздух касался её тела, словно густая патока, обволакивая в кокон. Её затягивало в пучину бездны, словно жертву, и она не могла противиться прочной материи, которая проникала в её разум. Гриффиндорка почувствовала слабость и лёгкое головокружение. Что-то происходило с ней на физическом уровне. Она схватила Малфоя за предплечья, пытаясь оторвать его руки от себя, но её движения оказались настолько медленными, а сила вовсе незначительной. Со стороны могло показаться, что девушка просто гладит парня по рукам. Гермиона подняла голову вверх, чтобы спросить, что происходит, но спрашивать и не нужно. Он в ней. Его энергия поглощает её силы и магию и это ощущается, как великая утрата, что вызывает скорбь. Но никак не силы для сопротивления. Слизеринец переместил одну руку на её лицо, удобно расположив пальцы на скулах. Их взгляды встретились. Резкий толчок боли ударил по затылку. Гермиона вскрикнула и отшатнулась назад, но Малфой не дал ей упасть. Он нарочно крепко держал её, исследуя разум и воспоминания. Сейчас ему интересно, сколько успела подслушать эта неугомонная девица, напрочь потерявшая страх и чувство самосохранения. Хорошо, что он увидел её, а не один из отмороженных Пожирателей. В уме Грейнджер не откажешь, но в воспитании и чувствах она полная бездарь. Драко видел её бессонную ночь, мысли и метания по коридору мэнора. Он посмотрел, как Грейнджер бежала к залу собраний, не боясь быть обнаруженной. В ней ещё больше глупости и безрассудства, чем в прибитой Лавгуд. Малфой скривился от отвращения. Он просмотрел, что именно услышала Гермиона, и покинул её разум. Видимо, остался довольным, поскольку стоял перед ней с лёгкой ухмылкой на лице. Она же только сейчас отпустила руки Малфоя и, схватившись за виски, крепко прижала к ним пальцы. Всегда казалось, что если надавить покрепче, то головная боль не будет такой ощутимой или, по крайней мере, станет легче. Но это всё ложь. Теперь Гермиона скривилась, стараясь отвернуться от Малфоя, но он не позволил. — Так ты уже знаешь, какой улов сегодня получил Тёмный Лорд… — довольный голос поразил её своим высоким звучанием, от чего Гермиона зашипела, прикрыв глаза. Она молчала. — Да брось, Грейнджер, это всего лишь боль. Ты ведь испытывала много боли… — Малфой вспомнил о собственном опыте познания боли, — и испытаешь ещё. Гермиона не могла ответить: ей казалось, что даже слабые мелкие вдохи добивают её. Малфой сжал челюсть, наблюдая мучительное выражение её лица. Он прикрыл глаза, и вмиг её боль стала отступать, покидая тело и делая его ватным. Он отступил шаг назад. Она упала на колени. — Я скажу больше: ты даже увидишь боль своими глазами. — Малфой стоял над Гермионой и не чувствовал удовлетворения. Его больше не забавляло то, что он сильнее других. В какой-то момент ему стало всё равно. Равнодушие умирало или заменялось новыми чувствами, приобретёнными извне. Это как побочный эффект от лекарств, которые вроде бы лечат, но в то же время пагубно влияют на что-то другое. Он не мог понять нравятся ли ему такие перемены и от кого они ему достались, поэтому был благодарен своему твёрдому характеру и воспитанию, что не дают ему расклеиться, словно старой маггловской книге. Что-то менялось в нём, поглощая прежние взгляды и изменяя характер его поведения. Он хотел большего и понимал, что может это получить. Себя же он мог сравнить с ребёнком, который прощупывает границы дозволенного, разрушая горизонты познания мира. Словно тогда, в четырнадцать лет, когда он привёл новую знакомую в мэнор и заявил матери, что эту ночь Мелисса проведёт в его комнате. Бедная Нарцисса промолчала, очевидно, проглотив язык от шока. Её идеальное воспитание не позволяло устраивать скандал и тем более ругать сына перед посторонними. Точно также материнское сердце не позволило рассказать Люциусу о произошедшем, предварительно предупредив всех домовиков, чтобы те молчали. Тогда Драко понял, что он может большее. Конечно, ему пришлось выслушать длинную лекцию о подобающем поведении молодых девушек и этике сексуальных отношений с противоположным полом, но тогда он почувствовал, что способен на большее. И мысли его крутились не вокруг идеи, чтобы привести двух девиц в следующий раз. Нет. Драко понял, что можно делать многие вещи пока его отец не видит… Пока не видят сокурсники и учителя… Пока не видит Тёмный Лорд… — Ну, что, Грейнджер, пойдём, — задорным голосом проговорил Малфой. — К-куда? — Гермиона с опасением смотрела на парня, подымаясь на ноги. А ему было весело. От чего-то её энергия повеселила слизеринца. — В постель. Будешь платить за то, что провинилась. Гриффиндорка побледнела от ужаса. Она широко раскрыла глаза, тряхнув головой. Просто не верилось, что эти слова произнёс Малфой. Она вздрогнула, когда Драко засмеялся. — Ты такая наивная курица, — подступив на шаг ближе, Малфой с отвращением окинул её взглядом, — скорее мир треснет на две половины, нежели я возлягу с такой, как ты. Гермиона не понимала своих чувств. Облегчение позволило упасть камню с души, но вот что-то маленькое больно кольнуло в сердце. Его слова о невозможности отношений с такой, как она… Ей бы обрадоваться и пропустить мимо ушей, но что-то не отпускает. — За мной, Грейнджер, — развернувшись, Драко двинулся к выходу из помещения. Только сейчас Гермиона заметила, что они находятся в довольно большом зале, по периметру которого расположены стеллажи с книгами. Она бегло взглянула на масштаб библиотеки и поспешила за Малфоем, впервые в жизни не испытав ни радости, ни удивления от места, в котором хранится столько знаний. Больше всего сейчас её волновал вопрос, куда именно Малфой её ведёт. Они спустились этажом ниже, придя в центральный холл у входа, затем повернули направо — в западное крыло. Когда до Гермионы дошло, что Малфой ведёт её в подземелья, ей стало дурно. Неужели он возвращает её в темницу? Здесь тоже двоякое чувство настигло гриффиндорку. С одной стороны, это хорошо — не видеть Малфоев и не слушать их глупых распоряжений. С другой стороны — её разведка и шансы на побег накроются медным тазом. Они шли по коридору подземелья, когда Гермиона почувствовала лёгкое прикосновение магии. Она хотела спросить, в чём дело, но не смогла: невербальное Силенцио сделало её безмолвной. И тут до Гермионы дошло: Малфой не хочет слышать её уговоры по поводу… Но как она ошиблась! Нет, не по поводу того, что он будет закрывать её в камере … Повод совсем другой — рыжеволосый мальчишка, который, непонятно почему, смотрит на неё со злостью. — Хорошо устроилась, — взгляд голубых глаз оценивающе просканировал её тело, — как я посмотрю. Что-что? Гермиона не верила своим ушам. Это вместо приветствия и радости встречи? Она взглянула на Малфоя, который стоял с непринуждённым видом, но на его лице явно была гримаса довольства положением дел. — Что ты молчишь? Я просто не верю своим глазам, ты… — Рон запнулся на полпути, забегав глазами из стороны в сторону, — что ты сделала? Что ты сделала? Малфой открыл решётчатую дверь и шагнул внутрь, внимательно осматривая Уизли, которого охватила паника. Слизеринец скривился от отвращения. Не удивительно, что на рыжем недоумке нет следов борьбы, за исключением маленького шрама над левой бровью. Как им удавалось успешно прятаться с Поттером без помощи Грейнджер, для Малфоя оставалось загадкой, которую он намеревался разгадать. — Ты правда думаешь, — Рон затих, услышав голос Малфоя рядом с собой, — что у Грейнджер есть какие-то права? Этот опасный тон Гермиона знала. Он злился. И эта злость не предвещала ничего хорошего. Гриффиндорка подошла к решётке и взялась за неё рукой. Сейчас ей нужна опора, для того, чтобы устоять на ногах и переварить горечь встречи и услышанных слов. Кажется, мужчины, по своей природе, не способны говорить нормально. Их слова и действия, словно копье — ранят больно и глубоко. Оставляют следы в памяти, что так учтиво напоминают о себе в самые неподходящие моменты жизни. Гермиона бегло вытерла слёзы, которые с особой лёгкостью бежали по щекам. Она не ожидала, что Рон так обозлится на неё. По правде сказать, волшебница не знала, чего ожидала от этой встречи. И даже смотря на статную фигуру слизеринца и его широкие плечи, она не могла придумать объяснение тому, зачем он привёл её в темницы. — А-а-а-а-а! — Рон неистово начал кричать, прыгая по полу, словно под ним были раскалённые угли, — Пауки! П-пауки! Гермиона отвернула голову, не в силах наблюдать за мучениями своего друга. «… ты увидишь боль своими глазами», - вот почему Малфой так сказал. Вот для чего он привёл её сюда, лишив возможности успокоить Рона или … Если бы она только могла сказать ему, что это всего лишь галлюцинации. Что это всего-навсего заклятие проклятого Малфоя, которое он и его папаша так любят использовать на других. Она закрыла глаза и призналась себе, если бы могла, то попросила бы Малфоя прекратить издеваться над Роном. Гермиона вздохнула, переведя взгляд на канделябр, что поддерживал восковую свечу. Мерлин! Да она бы сорвала его со стены и огрела бы Малфоя тяжёлым кованным завитком или подожгла бы его одежду. Но как предусмотрительны Малфои в оформлении темниц… Жаль, что ни одного действия она не сможет выполнить, ведь здесь всё заколдованно, даже её голос. Теперь Рон сидел на коленях, держась за голову двумя руками. Его пальцы крепко сжимали рыжую шевелюру, словно примеряли, как бы побольше волос захватить. Каждое движение, жест и крик выдавали степень боли и шока от происходящего. И почему Малфой не лишил её слуха? Гермиона не выдержала и зашла внутрь, она совсем не думала о том, что делает. Просто подошла и встала напротив Малфоя, строго посмотрев в его глаза. Ей плевать на то, каким будет наказание для неё. Она эгоист, поскольку просто не может спокойно стоять и слушать крики человека, которого мучают при ней. А может быть, это её доброе сердце не даёт покоя? Гермиона присела возле Рона, положив руки на его предплечья. Но парень оттолкнул её с такой силой, что она упала навзничь. Девушка перевела взгляд на Малфоя, ожидая увидеть усмешку, но его глаза — холоднее зимней стужи. Выражение лица — маска. Ноль эмоций, только действия. Мерлин! У него даже нет палочки в руках! Гермиона подвелась на ноги и решила, что пора действовать иным способом. Она быстро подошла к Малфою, встав перед ним и смело посмотрела в глаза. Неужели ему всё равно? Она вторглась в личное пространство слизеринца, но он по-прежнему был непоколебим. Даже преграда в виде её тела не мешала ему воздействовать на Рона, который завывал так, словно превращался в оборотня. Малфой… он смотрел на неё и как бы сквозь неё. Зрительного контакта с ним не было, но Гермиона знала, что он видит её. Руки сами медленно потянулись вверх, соприкасаясь с его расслабленными ладонями. Немного выше, к запястьям, где бьётся пульс его жизни. И ещё выше, к мускулистым предплечьям, что с мягкими белыми волосками. Руки замерли, а большие пальцы сделали попытку погладить прохладную кожу парня. — И что ты сделаешь, Грейнджер? — его голос необычайно высок, заставил девушку вздрогнуть от неожиданности. Гермиона мигнула глазами, давая понять, что не понимает сути вопроса. — Встанешь на колени, как…- он нарочно сделал паузу, ожидая, что от обиды, Грейнджер оставит его руки в покое. А она лишь продолжила фразу в своём уме: «… как перед моим отцом». Жалкие воспоминания и стыд за то, что он знает о… — как жалкая девица по вызову? Одно мгновение и её глаза расширились. Он не знает! В порыве эмоций и благодарности непонятно за что и непонятно кому, Гермиона подалась вперёд и прижалась к его груди своим лбом. Почему-то стало всё равно, что подумает Малфой, видит ли это Рон и вообще, как это выглядит со стороны. Ей хотелось показать, что она не боится, что она сможет достучаться до совести или жалости Малфоя. Не важно. Парень перехватил её за плечи, немного отстранив от себя. Теперь он смотрел на неё, смотрел в неё и видел смущение в глубинах её глаз. Гермиона же видела бурю с кристаллами льда, которые разбиваются друг о друга. А ещё, неподдельное удивление на его лице — чистая эмоция, словно неосознанные мысли младенца. Почему-то, в этот момент, ей подумалось, что такие моменты дорого стоят. Возможно из-за того, что крик в помещении прекратился, преобразовавшись в лёгкие стоны. Теперь её очередь удивляться. Это сработало? В карих глазах блеснул слабый огонёк победы, отразился в глубине бури и разбился о кристалл как раз в тот момент, когда Малфой резко развернул Гермиону, поставив её спиной к себе. Она лишь выдохнула, даже не осознав, как оказалась лицом к Рону, который с удивлением смотрел то на неё, то на Малфоя. — Кем ты стала? — его риторический вопрос привёл гриффиндорку в сознание. Сильная рука Малфоя уверенно расположились над её грудью, пресекая попытку отойти в сторону. Слизеринец лишь немного придвинулся к Гермионе. Теперь их тела соприкасались. — Она не ответит тебе потому… — эта многозначительная пауза, — … что я не хочу. Вот же дьявол! Малфой решил играть по новым правилам. По своим правилам. Гермиона лишь с жалостью смотрела на Рона, надеясь, что он понимает причину её молчания и приближения к Малфою. Но в глазах Уизли виднелась злость и ненависть, которые упрямо управляли разумом, затмевая реальность. Гриффиндорец прижал пальцы к вискам, подобно тому, как делала Гермиона, минутами ранее. Она поняла причину этой боли и попыталась развернуться к Малфою, но он крепко держал её. Гермиона сделал попытку вырваться из захвата: схватила его за руку и вонзилась тонкими ноготками в кожу. Но этот жест никак не приблизил её к цели. Тогда она решила со всей силы встать на ногу слизеринца. Резко подняла коленку вверх, и что есть силы, топнула ногой по полу. Боль, похожая на онемение, прошлась до самого колена. Малфой успел сдвинуть мысок туфли, словно он читал её мысли, а не исследовал память Рона. — Я думал, что ты хоть что-то собой представляешь, — насмешливый голос сзади, заставил её прекратить попытки навредить Малфою. Кому это он говорит? — Но ты, ещё ущербнее, чем я думал. — Очередная пауза дала понять, что Малфой обращается к Рону. — Пожалуй, оставлю тебя для кого-то, кто более искусно убивает, чем я. Даю сто галеонов, это будет самое яркое событие в твоей жизни. Гермиона чувствовала, как вздымается грудь Малфоя, как он зол и как горяч, но ей было слишком тепло, рядом с ним, в этом холодном месте. Слишком хорошо и странно, чтобы не думать о собственном комфорте. — Ущербный здесь ты! Белобрысая подстилка Волдеморта! — Рон кричал, что есть силы. Гермиона зажмурила глаза от страха, почувствовав, как рука Малфоя напряглась и сильнее надавила на её грудную клетку. Теперь она плотно прижата к нему спиной и ощущает размеренный стук его злого сердца. Что-то хрустнуло, и Гермиона открыла глаза, как раз в тот момент, когда Рон снова завыл от боли. Он лежал на полу, держась за правую руку, которая, скорее всего, была сломана. — Тебе стоило бы свернуть шею, за такие слова, но я обещал Грейнджер, что она увидит боль, — этот голос добивал Гермиону, выворачивая тело и душу наизнанку. Она дёрнулась в попытке освободиться, но Малфой не позволил. Вместо этого, он обхватил её другой рукой, и она услышала шёпот. Рон изогнулся в необычной позе, будто ему велено сделать мостик. Сломанная рука лежала в неестественном положении, но под воздействием магии вынуждена была служить опорой для тела. Гермиона сглотнула горький ком, что душил горло. Слёзы скопились в глазах, словно это её предназначение, оплакивать боль и несчастья других людей. Она опустила голову вниз, соприкасаясь подбородком с рукой Малфоя. Слёзы уже вовсю катились по щекам, орошая белую кожу на руке слизеринца, но Гермионе было плохо, и скрывать это она не хотела. Неизвестно сколько времени они так простояли, слушая хриплые звуки, издаваемые Роном, но в один момент она потеряла силы и ослабла в руках слизеринца. Шум перестал существовать, точно так же, как страх или жалость. Она потеряла сознание.***
Холодно… Почему ей так холодно? Чувствует твёрдое ложе под собой, словно она попала в гробницу. Гермиона открыла глаза. И почему первые мысли всегда о плохом? — Очнулась… — Малфой стоял спиной, но каким-то образом узнал, что Грейнджер пришла в себя. Гермиона села на каменной поверхности — отступ, похожий на лежак для заключённых. Наверное, они всё ещё в подземелье. Только вот, где Рон? Она поправила волосы, понимая, что не стоит озвучивать этот вопрос. Прокашлялась, понимая, что Малфой вернул ей голос. — Ты оставишь меня здесь? — тихо спросила она, с опаской глядя в спину Малфоя. Сложно было оценить в каком он настроении, со спины она ещё не научилась это определять. — И чтобы завтра утром найти тебя обугленную здесь? — насмешливо и с нотками брезгливости, ответил Малфой. — Ты понимаешь, что это ненормально? — вспыхнула Гермиона и резко вскочила. Пространство пошатнулось под ногами, но она удержала равновесие. — Естественно, сгорать заживо — это ненормально. — От чего-то его тон не был враждебным. — Малфой, это ненормально, держать человека в плену и …и…издеваться над ним! — Над тобой издеваются, Грейнджер? — он, наконец-то, повернулся к Гермионе лицом, на котором читалось удивление. — Ты!.. Я говорю про Рона! — Ах, это… — Рон ведь чистокровный маг! Он… он ведь… — Да-да-да, Грейнджер. Наша песня хороша, начинай сначала. Было лучше, когда ты молчала. Гермиона набрала полную грудь воздуха, чтобы ответить, но Малфой продолжил говорить: — Он чистокровный, она тоже, — Малфой указал пальцем на выход из темницы, — но ты не берёшь во внимание одно, Грейнджер. Они чистокровные волшебники из Ордена, — он подошёл ближе, — когда речь идёт о войне, чистота крови не имеет значения, особенно, если эти люди против тебя. — Малфой выплюнул слова ей в лицо. Гермиона пыталась дышать, но у неё получилось выпустить воздух, который она задержала в лёгких. — Это… — Это игра на выживание, и побеждает в ней сильнейший, — он снова перебил её, — а сейчас, если ты в состоянии идти, ступай за мной смирно. Малфой развернулся и направился прочь из камеры настолько быстро, что Гермионе пришлось бежать за ним. Как оказалось, они находились немного ближе к выходу, чем камера Рона. Гриффиндорка оглянулась назад, в надежде услышать хотя бы какие-то признаки жизнедеятельности друга. Они вышли в холл и Малфой запер двери. — Он жив, хотя это ненадолго, — она поняла, о ком говорит парень. — Ты чудовище! — зло прошипела Гермиона. Малфой повернулся к ней, на этот раз он был зол. Почему-то его злили слова из уст этой всезнайки. В нём срабатывал выключатель спокойствия и Малфой выходил из себя с полуслова. Грейнджеровского слова. — Ты. Что. Потеряла список, кого бояться надо? — Малфой подошёл вплотную, возвышаясь над растерянной гриффиндоркой. — Тебе напомнить? — А что, правда глаза колет? — смело посмотрев на парня, она вздёрнула подбородок так, что их носы соприкоснулись. Малфой прищурил глаза, давая себе время на то, чтобы выбрать заклинание, которое на этот раз хотел бы испытать на Грейнджер. В его арсенале были десятки режущих, колющих и других заклятий, которые созданы для причинения увечий, но он не мог выбрать одно. То единственное, которое принесло бы ему радость от применения. Удовлетворение от того, что он применит его на Грейнджер не приходило. Кроме одного. От чего-то Малфою захотелось унизить её, разорвав одежду простым Дифиндо. Увидеть её растерянность, стыд, смущение и обиду. Заставить пробежать по всему мэнору к своей комнатушке. Возможно, он бы проследил за ней, чтобы добавить красок этому событию. Подлить масла в огонь несколькими словами…но…нельзя. Эта пытка уже из разряда психологических, и ему нельзя использовать их на Грейнджер. Ещё немного и её разум полностью будет готов к тому, чтобы принять его. Тогда-то Малфой изучит каждое воспоминание и если полученная информация будет полезной, Лорд позволит ему забрать Грейнджер. Скоро он сможет убить её. Убить искусно, убить наедине и так, как он любит. Отобрать у неё самое дорогое, что есть и завладеть им в полной мере. Душа и разум Грейнджер — это особый вид деликатеса, ради которого можно и отменить наказание…