home

      — Дина,— Элли старается звучать серьезно, практически сердито, чтобы немного успокоить темноволосую девушку, так отчаянно цепляющуюся за её шею. Но усмешка всё же предательски вырывается из губ, и Элли уже по-привычному хрипло посмеивается с попыток Дины оставить как можно больше поцелуев на её коже.— Дина, эй,— место в изгибе шеи начинает гореть после того, как там чувствуется неопределенный по счету поцелуй.       У Дины с трудом получается дотянуться до чужой шеи губами, ей приходится приложить немалое количество усилий, чтобы окончательно не повиснуть на рыжеволосой девушке из-за собственного увеличившегося за последние месяцы в размерах живота. Если бы кто-то когда-то сказал ей, что в двадцать лет она уже будет знать все прелести и недостатки беременности на собственном опыте, она со стопроцентной точностью засмеялась бы, не веря ни слову.       В одном из домиков Джексона, оборудованных под больничное отделение, в самом начале неожиданного события ей любезно сообщили, что если первые три месяца её могут беспокоить совсем лёгкое недомогание, изменение предпочтений в плане питания и непереносимость ранее излюбленных запахов, ведущих даже к тошноте, то вторые три отличаются успокоением всех рецепторов чувств и повышенной возбужденностью.       Тогда девушка восприняла услышанное чуть по-другому, думая, что возбуждённость может означать чрезвычайную активность и отсутсвие усталости к поздним часам дня, но теперь, когда позади уже пять долгих месяцев, Дина наконец убедилась в том, что невероятно ошиблась в собственных предположениях. Ей постоянно хотелось Элли. Над ней, рядом или позади — это все не имело значение. Ей просто нужна была Элли, один взгляд на которую уже вызывал особенно обостренное чувство желания между ног.       — Тебе не хватило утра?— прохладные после улицы ладони рыжеволосой девушки ложатся на чужую талию, минуя округлившийся живот, следом её губы невесомо дотрагиваются до виска в попытке успокоить.       Ссылаясь на произошедшее сегодняшними ранними часами совместное времяпрепровождение в кровати, которое постепенно переросло в более глубокие поцелуи, блуждающие руки, а затем — во всхлипывающую Дину от рук Элли на её груди, рыжеволосая девушка старается заглянуть в карие глаза напротив. А в них — неумолимая жажда.       — Элли,— девушка буквально уговаривает себя оторваться от чужой веснушчатой кожи, чтобы заглянуть в зеленые глаза, скрытые в сумраке комнаты, и, положив ладони на плечи, произнести ослаблено, позволяя себе предстать перед Элли в разгоряченном виде,— я хочу ещё.       Рыжеволосая девушка смотрит на нее сначала мягко, как делает это каждый день, каждую минуту их совместной жизни, а затем в её глазах меняется настрой: зелёный оттенок самую малость темнеет, а зрачки подрагивают, увеличиваясь в размере. Дина чувствует себя той, кому повезло больше всего в этой чёртовой жизни; смотреть, как любимый человек разгорается к тебе желанием — непередаваемо прекрасно.       Элли оставляет поцелуй на чужом подбородке, поднимаясь выше и выше, пока не доходит до изнывающих губ, требующих её внимания. Она начинает осторожно, упиваясь слабым дыханием Дины, ногти которой сильной хваткой впиваются в её плечи, заставляя жару пробежаться по телу и скользнуть языку по чужой нижней губе, зарабатывая в ответ судорожный выдох. Одной рукой Элли держит темноволосую девушку за бедро, приподнимая то в воздух, а вторую устраивает на затылке, не позволяя Дине отстраниться от себя.       Они, спотыкаясь, доходят до спальни, продолжая купать друг друга в любви: Дина хватается ладонями за лицо Элли, когда та проводит слишком много времени, мокро целуя её шею и плечи, с которых, насколько возможно, была стянута кофта. Рыжеволосая прикусывает ключицу, и Дина рывком возвращает её губы на свои, сразу же заставляя их обеих встретиться языками; из губ Дины вырывается тихий стон, и Элли не теряет ни секунды, аккуратно укладывая девушку на кровать.       Она совсем немного раздвигает чужие ноги, располагая между ними своё колено, и начинает руками проходиться по закрытым одеждой участкам тела, дразнясь и испытывая терпение Дины. Элли заставляет девушку взглянуть на себя, рукой хватаясь за её подбородок и одним движением направляя её голову в свою сторону. Рыжеволосая стягивает со своих плеч сначала рубашку, затем — футболку, оставаясь в одном спортивной бюстгальтере, а потом медленно продвигается к бляшке ремня, с характерным звуком расправляясь с ней. И все это время смотря только Дине в глаза.       Элли знает, что сейчас случится что-то ещё более непредсказуемое; так и получается — Дина привстает, садясь на кровати, и оказывается лицом прямо у низа живота рыжеволосой. Она не спешит стягивать с неё нижнее бельё, только дотрагивается губами до кожи несколько раз, словно убеждаясь, что Элли перед ней реальна, находится здесь наяву, и снова ложится на постель.       Элли возобновляет свои действия, со всей осторожностью снимая одежду с темноволосой девушки, позволяющей делать с собой всё, что угодно; именно по этой причине Элли сразу же, не медля, расстегивает застежку чужого бра, откладывая его в сторону.       Дина прекрасно осознавала и лишь в какой-то малейшей степени была готова, что в оставшееся до рождения ребёнка время её тело будет невероятно меняться, сотворяя удивительные вещи; и иногда она смотрит на своё отражение в зеркале, крутясь из стороны в сторону, чтобы разглядеть даже малейшие изменения или исследовать, не успели ли появиться на коже белёсые линии растяжек. Ей, на самом деле, страшно большую часть времени, проводимого наедине с собой, ведь в такие моменты никто не прерывает её блуждающие из одной степи в другую мысли.       Ей страшно, что во время рождения её собственного ребёнка, появление которого она совсем не ожидала, но с той самой секунды, как узнала, что внутри неё развивается жизнь, полюбила ещё не успевшего сформироваться человека, произойдёт что-то неладное; ей страшно, что Элли не захочет нести на себе ношу имения полноценной семьи; ни на шутку боязно, что Элли не захочет иметь дело с ней самой, когда Дина будет посвящать огромную часть дня не ей; страшно, что Элли больше не захочет её из-за возможных изменений в её внешности и поведении.       Сейчас самый близкий для неё человек — эта рыжеволосая девушка, однажды привлекшая внимание Дины своей пугливостью больших скоплений людей, прячущая по карманам обёрнутые в бумагу сладости. Тогда Элли была настолько худощавой, с немного впалыми щеками, что Дине хотелось подойти к ней, несмотря на то, что тогда они даже не были знакомы, и помочь напихать по всевозможным выемкам в одежде каждое лакомство, пусть даже другим ничего не досталось бы.       Уже позже Элли рассказала, что в те месяцы, значащиеся первыми после приезда её в маленький городок, с трудом замечаемый на картах, такое большое количество еды сводило её с ума с непривычки; невольно думалось, что на следующий день уже может не быть возможности отведать питательную пищу, поэтому-то она и старалась незаметно для всех запасаться сластями, съедая в своём миниатюрном домике лишь десятую долю из взятого. Элли думала, что её проказы никто не видел, но Дина видела всё. Даже то, что ей совсем не хотелось.       Мимо её внимания не пролетала ни единая чёртова деталь, случающаяся в жизни рыжеволосой: сначала она думает, что Элли с задумкой воспроизводит перед её глазами некоторые личные дела, затем — что она сама одержима мыслью знать как можно больше событий, происходящих в жизни её на тот момент просто подруги, а после — вовсе запуталась, не понимая, что является правдой, а что — брызнутым в глаза, словно горстка песка, обманом. Дина становится свидетелем всевозможных взаимодействий Элли и её двумя годами ранее новоиспеченной девушкой, Кэт, сразу же пытаясь находиться как можно меньше времени рядом с парой, вокруг которой воздух был пропитан противным Дине обожанием. Она хотела обожать Элли, а не чтобы это делал вместо неё кто-то другой.       Однажды она видит Кэт, лучезарно улыбающуюся и впутывающую ладонь в рыжие волосы, чтобы притянуть к себе Элли и на глазах у всех собравшихся у реки подростков поцеловать её, сбивая многих с толку. Дина весь оставшийся вечер проводит под боком Джесси, стараясь не смотреть в сторону девушек, мило щебечущих друг с другом, но при этом не поддерживая разговоры, которые знакомые ей парни и девушки пытаются с ней завязать. С того момента Дина понимает, что Кэт со своими татуированными руками и ногами, с по-лисьи хитрыми глазами и всегда присутствующей на лице высокомерной ухмылкой совершенно не достойна Элли, она не заслуживает находиться рядом с настолько лучезарной и отзывчивой рыжеволосой девушкой.       Элли с упованием целует обнажённую грудь, цепляя между зубами сосок, но быстро отпуская его, слышно усмехаясь; сомнения Дины тяжелым комом подбираются прямиком к горлу, и девушка вмиг старается привстать на локтях, чтобы встретиться со взглядом зелёных глаз, наблюдающих за тем, как чужая грудь подпрыгивает из-за воспроизводимых на пружинистом матрасе движений. Темноволосая девушка в упор смотрит на Элли, невероятно сильно надеясь, что ей не придётся озвучивать вопрос, читающийся даже в её глазах.       Элли облизывает губы, прежде чем ответить на бессловесный вопрос:       — Я же говорила, что они стали больше,— она умещает правую ладонь на одну из грудей, расставляя пальцы и показывая Дине, что, если раньше та спокойно умещалась в её большой руке, то теперь Элли не может полностью накрыть её.       Темноволосая девушка закатывает глаза из-за в который раз услышанного факта, снова плавно встречаясь спиной с кроватью, и позволяя Элли продолжить свои деяния. Конечно, Дина знала, что вместе с животом меняются и её бёдра, и грудь; она столько раз наблюдала за преобразовывающейся фигурой через отражение в зеркале, ведь и Элли не позволяет ей отказывать себе в желании перекусить, даже если за пределами их дома глубокая ночь.       Дина улыбается воспоминанию, когда из-за собственной же жажды разбудила девушку под самое утро, прося её отыскать где-нибудь ягоды клубники; Элли тогда даже не высказала своё недовольство, лишь наспех оделась и через десять минут осчастливила Дину горсткой сорванного во дворе Марии урожая.       Элли съезжает чуть вниз, меняя положение, и аккуратно поднимает в воздух ногу темноволосой девушки, придерживая за лодыжку, и оставляет эфемерный след собственных губ чуть ниже колена. Она водит носом по чужой коже, мягкой и гладкой, прикрывая глаза, и на губах обеих девушек появляется улыбка: Элли не может сдержать эмоции из-за того, что спустя такое невероятно большое количество времени, проведённое в недосягаемых желаниях, она может сейчас наконец без страхов дотронуться до каждого участка желаемого тела, Дина же — из-за того, что наблюдать за рыжеволосой девушкой и получать от неё настолько пропитанные насквозь привязанностью знаки внимания — одно удовольствие.       Элли продолжает одаривать лежащую на постели девушку любовью, непринужденно сгибая её ногу в колене, чтобы устроить ту на своём плече и поцелуями продолжить влажную тропу до кремового цвета бёдер; эта часть тела Дины стала немного пышнее за последние несколько месяцев, и рыжеволосая не может сдержаться от порыва захватить зубами небольшой участок кожи, получая в ответ судорожный вдох и попытку Дины убрать собственную ногу подальше от получаемых ласок.       Элли из-за такого только приглушенно посмеивается, снова кусая внутреннюю сторону бедра и затем мокро целуя едва покрасневшие следы от зубов.       Насколько бы Дина была нетерпима, насколько быстрее ей ни хотелось бы справиться с собственным жаром, буквально языками пламени изживающим её изнутри, она всегда даёт Элли делать всё, что та пожелает. Если Элли решит продлить их прелюдии на несколько десятков минут — значит так оно и будет, и никакой спешки, только терпение и наслаждение, проходящее от макушки головы до кончиков пальцев сладкой-сладкой негой.       Свободной рукой Элли неожиданно прокрадывается до тазобедренной косточки, большим пальцем пролезая через ткань нижнего белья и чуть оттягивая тесьму, на ничтожно малые сантиметры приспуская ту только с одной стороны. Дина не успевает следить за действиями, одновременно выполняемыми рыжеволосой девушкой, потому что когда та решает заговорить, её дыхание внезапно находится уже слишком близко к низу её живота:       — Как сильно ты меня хочешь?       Элли отчего-то совсем не дожидается ответа, целуя девушку поверх всё ещё скрывающей интимные части тела одежды. Дина ёрзает на месте, когда горячий воздух касается её промежности — теперь Элли намеренно остановилась, прекращая все свои движения, буквально замирая на месте. Дина мысленно представляет, что они бы могли сейчас посмотреть друг другу в глаза, если бы не стоящая на их пути преграда — поднимающийся хаотично из-за сбившегося дыхания вверх живот.       — Очень-очень сильно.       Темноволосая девушка на собственный страх и риск решается слепо найти чужую ладонь, переплетая пальцы друг с другом, и затылком со всей силы упирается в мягкую подушку, проседающую под воздействием большого давления. Элли горячим языком проводит там, внизу, позволяя удовлетворённому звуку вырваться из собственного рта. Пара секунд блаженного ощущения влаги между ног — и Элли приподнимается, чтобы посмотреть темноволосой девушке в закатывающиеся от удовольствия глаза.       — Докажи.       Она медленно высовывает наружу язык, снова опускаясь ниже и устраиваясь удобнее, но на этот раз не двигаясь; Дина понимает, в чём дело, в чём вообще заключается задумка рыжеволосой девушки, и приподнимает вверх нижнюю часть тела, начиная создавать желанное трение; им всё ещё мешает уже намокшая ткань белья, но пока что нет острой надобности избавляться от него. Дина трётся, трётся, трётся о чужой, любезно предоставленный для неё язык, чувствуя, как Элли подкладывает свои ладони ей под поясницу, помогая совершать нужные фрикции.       Дина пытается сдерживать себя, чтобы не отдаться полностью в руки вседозволенности, громко хныча, но нуждающиеся стоны всё же вырываются из губ, показывая Элли, насколько на самом деле жутко сильно ей хочется быть с этой девушкой, чьё лицо усыпано следами солнца.       — К чёрту.       Голос рыжеволосой невообразимо меняется, сочетаясь с окружающей их атмосферой: он становится несколько ниже, тише, грубее,— дополняет и без того за края выплескивающееся желание Дины, посылая импульсы тока вдоль позвоночника и заставляя искать большее количество соприкосновений с ней. То, что Элли делает в следующую очередь, действительно показывает её собственную закончившуюся терпеливость — она молниеносным рывком отодвигает нижнее белье в сторону, не тратя время для того, чтобы просто-напросто его снять, и припадает к открывшемуся участку тела ртом.       Дина задыхается, слепо опуская свободную ладонь вниз, чтобы впутаться ею в завязанные в низкий хвост волосы. Собранные резинкой, они с трудом захватываются пальцами, поэтому темноволосая девушка распускает их, позволяя доброй половине упасть вперёд, прямо к лицу Элли, а вторую умещает в собственной ладони, крепко сжимая. Руками Элли оглаживает чужие бёдра, удерживая те на месте, и особо яркими моментами громко выдыхая через нос и издавая невнятные звуки, похожие на мурчание.       — Элли,— привкус родного, излюбленного имени чувствуется благословением на языке; на своё имя Элли реагирует остро: впивается ногтями в кожу, увеличивая давление языком. Она одним движением собирает влагу, воспроизводя неприличные звуки, доносящиеся до слуха темноволосой девушки эхом, из-за которого она пытается свести ноги вместе, но Элли не позволяет ей этого сделать, раздвигая те в стороны.       Рыжеволосая девушка не груба с ней, у неё ни в коем случае нет желания причинить Дине дискомфорт, но перед ней стоит задача — довести её до пика удовольствия, заставить её потеряться во времени, пространстве, в себе, ощутить невесомость,— и она сделает это любым способом. Для собственного удовольствия ей более чем хватает реакции Дины на прикосновения, на старания показать ей, насколько она прекрасна.       Лёжа полностью на животе между чужих ног, находящихся на её плечах, Элли позволяет одной руке скользнуть выше, ладонью сминая грудь, оглаживая живот и проводя большим пальцем по возбужденному соску; Дина стонет, давая услышать свой голос, и этого достаточно для Элли, чтобы тоже возвыситься к небу, почувствовать, как собственные глаза закатываются от наслаждения. Вкус Дины всегда будет для неё одержимостью, её запах, который в особенно интимные моменты окружает Элли, вдыхаемое аромат ромашкового мыла и ванильного шампуня — идеальное сочетание для того, что начать сводить её с ума.       Сегодняшняя ночь только для Дины: минуты полной луны и комфорт знакомых улиц только о ней,— и Элли готова до последнего вздоха изнурить себя, чтобы вознести темноволосую девушку до небес, чтобы восполнить все её желания. Она заслуживает только лучшего: падающие звёзды перед глазами, чтобы загадать желания, тёплые летние вечера, чтобы бесконечно дышать свежим воздухом и наблюдать за красными закатами, домашнего уюта, чтобы заниматься любовью на широкой кровати до самого утра и всё равно чувствовать, что этого мало.       — Элли,— в этот раз голос Дины срывается на последнем слоге, выдавая её приближение к заветному моменту; Элли чувствует, как ноги темноволосой девушки начинают подрагивать с новой силой, и хватка на её волосах становится только крепче.       — Знаю,— Элли с причмокиванием отрывается от её промежности, смотря, насколько там влажно. Оставив поцелуй на особенно возбужденном месте между ног, она двумя пальцами повторяет ранние движения собственного языка, собирая на них смазку.— Я знаю. Ещё немного,— и постепенно погружает их внутрь, всего на одну фалангу. Дина откликается задушенным всхлипом — она так долго этого ждала. Ощущать Элли внутри себя всегда необыкновенно приятно и желанно.— Вот так,— рыжеволосая девушка хвалит её, свободной рукой гладя кожу ног,— вот так, детка.       Её пальцы проходят глубже, начиная размеренно двигаться и сгибаться, ускоряться в те моменты, когда Дина от особенно сильного удовольствия приподнимается с постели, содрогаясь.       — Я люблю тебя,— она произносит на выдохе, машинально, совсем не обращая внимание на проговоренные слова. Это уже привычка — давать Элли знать о своей любви каждый раз, когда появляется возможность; ей нужно, чтобы Элли это слышала, слушала, понимала.       — Я тоже люблю тебя,— от голоса рыжеволосой девушки, её сбивчивого дыхания, её пальцев, быстро заполняющих Дину до конца, последний надломленный стон, который никакими силами нельзя было бы остановить, вырывается из губ, и Элли делает последнее движение, до костяшек пальцев заполняя темноволосую девушку, когда та сжимается вокруг них и кончает.       Элли игнорирует собственные прилипшие ко лбу волосинки, снова склоняясь и, обходя особенно чувственные места, проходится в последний раз языком вдоль промежности, укладывая затем голову на обмякшие бёдра Дины. Девушка чувствует, как чужие пальцы прочесывают её волосы, вызывая по-кошачьи довольную улыбку на лице. Дина продолжает шумно дышать, отходя от полученного удовольствия, но не может не задать Элли вопрос, когда чувствует, как та кончиком носа проходится по коже.       — Всё в порядке?       — Как можно быть не в порядке после того, что только что произошло, м?— Элли практически мурчит, заглушая свой ответ ленивыми поцелуями. Как она может быть не в порядке, когда её жизни буквально сосредоточена на этой неземной девушке; когда эта самая девушка выбрала именно её?