Под одним небом

Чикаго, Церковь триединства возле больницы милосердия, 20:20       Чем дольше Лео лежит на холодном асфальте, тем больше крови он теряет.       Конечно, смотреть на суетящуюся и беспокоящуюся только о нем девушку ангельской красоты, несомненно, доставляет удовольствие, но парень был бы больше рад этому, встреться они при других, более приятных обстоятельствах.       Сейчас нужно действовать. Идея умереть так нелепо, в подворотне от рук карикатурных бандитов, каких он видел последний раз в дешевых сериалах, которые частенько смотрела его мать, совсем не привлекает. Почему-то теперь ему особенно остро захотелось жить. Ну, или по крайней мере как можно скорее выкарабкаться из злополучного темного переулка.       Спортсмен опирается на с виду хрупкие, а на ощупь весьма крепкие и острые плечи девушки. Голова начинает кружиться, словно попала в безумный водоворот. Руки отчаянно описывают круги в воздухе в поисках опоры, но натыкаются на пустоту. Еще немного и он полетел бы вниз, но, к счастью, Лайя вовремя успевает подхватить его за торс. От неожиданности черные точки зрачков, обрамленные зелеными, как ягоды крыжовника радужками, едва заметно расширяются.       Лео в голову всего на секунду приходит глупая мысль, что это очень похоже на объятия. Теплые и заботливые, но при этом чрезвычайно сильные и надежные для такой миниатюрной девушки. Они напоминают ему о чем-то очень приятном из прошлого, но Лео так и не может припомнить, о чем именно. Ему трудно сразу отыскать в памяти момент, когда его в последний раз кто-то обнимал. Но вскоре в мыслях сами собой возникает фрагмент, рвущийся своим светом наружу.       Лео вспоминает о той печально счастливой весне из его детства, когда солнечные лучи слепили глаза, а ветер доносил приглушённый запах не прогретой сырой земли. Но всё, о чем юный мальчик мог думать в ту пору, так это о своей мечте стать фехтовальщиком.       Лео смотрел черно-белый фильм «Фанфан-тюльпан» на старом видеопроигрывателе столько раз, что плёнка в кассете окончательно стерлась. Он даже нашел старую метлу и гонял соседских ребят, вызывая их на бой дерзкими французскими терминами, в которых они мало смыслили. Именно в ту весну его отец, мужчина серьёзный и вечно занятой, наконец подарил Лео его первую спортивную саблю и отправил к тренеру Бэйю. Они долго разговаривали о чём-то вдвоем за закрытыми дверьми. Потом отец вышел, до невозможности широко улыбнулся и крепко сжал плечи мальчика в своих огромных руках. Видимо, ему казалось избыточным говорить что-то на прощание, потому что после этого короткого действия дверь за ним захлопнулась навсегда.       После каждой тренировки Лео до сих пор как-то странно внимательно смотрел на эту самую дверь зала. Наивный рассудок полагал, что если кто-то ушел через неё, то вернуться может только этим же самым обратным путем.       Уже взрослому спортсмену Лео было трудно признаться самому себе, что он скучает по бросившему всю его семью человеку, что он продолжает лелеять в сердце эти счастливые, хоть и болезненные воспоминания. — Даже не думай мне тут уснуть, — строго, как учительница, грозит Лайя закрывшему глаза парню.       Она умело оборачивает мужскую руку вокруг шеи и кладет её на свое плечо для поддержки, с трудом начинает перебирать ногами по пути к больничному крылу — тело Лео довольно тяжелое. — Мне нельзя в больницу, — умоляюще смотрит на девушку раненный.       Отвечая её вопросительному взгляду, смущённо произносит: — С деньгами сейчас туго. На лечение не хватит. — И что мне прикажешь с тобой делать? — Сердится Лайя, которой и без того не в радость спасать кого-то после суток на ногах.       Она вздыхает, резко сворачивает у главного входа и ведёт парня к служебному. Сквозь полуприкрытые веки он видит пустой больничный коридор. Лабиринт ходов приводит их к одной из миллиона одинаковых на вид дверей. Слышится звук поворотов ключа в замке. Лайя заводит Лео в тёмное помещение, аккуратно кладёт на кушетку, расположение которой ей хорошо известно. — Это старая смотровая. Её закрыли на ремонт, так что в ближайшие пару дней пациентов и врачей здесь не окажется, — пояснила девушка, зажигая свет яркой лампы для осмотра.       Лайя придвигает небольшой стул и садится совсем рядом с парнем. Слишком смело для невинной девушки она поднимает толстовку, оголяя живот Лео, притягивает лампу ближе, чтобы направить как можно больше света на его рану. Тёплое дыхание щекочет живот, отчего чувствуется неловкость. Преодолевая сонливость, Лео открывает глаза, чтобы понять, что происходит.       Осматривающая рану Лайя выглядит теперь совсем иначе, чем под мягким светом луны. Она перестала быть ангелом, чья тонкая кожа, словно светилась изнутри, чьи глаза были темнее ночи и таинственнее её. Теперь яркий холодный свет медицинской лампы выдавал следы усталости: синяки, обозначившиеся под глазами, крошка от посыпавшейся туши для ресниц на нижнем веке, трещинка на нижней губе, потому что она забыла гигиеническую помаду дома, опаздывая вчера на работу. Даже роскошные густые волосы теперь потеряли былой блеск. Из сделанной на скорую руку прически хаотично выбивались непослушные локоны. «И хорошо, что это был не ангел и не мираж. Значит, смогу увидеть её снова», — мысленно улыбается Лео. — Ничего себе! — Восхищенно Лайя переводит взгляд с рельефного пресса парня на его бледное лицо. — Впечатляет моё тело? — Самодовольно слетает с его пересохших губ, пошевелить которыми оказалось труднее, чем он предполагал.       Вместо ответа она несильно, но чувствительно тычет пальцем в его грудь, вкладывая в этот жест своё укоризненное отношение к подобным выражениям. — Вообще-то я имела в виду: «ничего себе, рана совсем неглубокая, жизненно важные органы не повреждены».       Лайя замечает, что парень странно морщится и держит руку у того места, куда она ткнула пальцем. — Ты чего? — Девушка задирает толстовку ещё выше и видит огромную гематому от удара саблей на груди. — Синяки так быстро не возникают! Когда… Почему это произошло? А впрочем… — Девушка поспешно встаёт и покидает комнату, оставляя Лео наедине с собственными мыслями.       Впервые он видит девушку в очень простой одежде, неряшливом виде, к которой его так тянет. И нет, это не те чувства, что обычно вызывают у него красотки, будто сошедшие со страниц модных журналов, это нечто совсем иное. Странное чувство, что внешность Лайи и даже её речь, поведение и жесты ему знакомы не покидает разум. «Какие только мысли не приходят, когда истекаешь кровью…» — Одергивает себя парень и тут же напрягается от звука открывающейся двери.       Лайя появляется перед ним в хирургическом костюме, шапочке и с набором инструментов. При виде огромного шприца в её руке Лео с полными ужаса глазами только и может, что отрицательно мотать головой. Ответным жестом и с лукавым блеском в глазах Лайя положительно кивает ему. Когда девушка натягивает перчатки и подъезжает к парню поближе на стуле с иглой в руках, Лео инстинктивно прижимает ягодицы к кушетке. Смотря прямо ему в глаза, Лайя уверенным и, кажется, многократно отточенным движением втыкает шприц в край раны. «И какой же из меня профессиональный фехтовальщик, если я даже у врача следующее движение предсказать не могу», — про себя негодует Лео, но всё же радуется за сохранность ягодиц. — Всего лишь анестезия, потерпи, — Лайя медленно вводит жидкость парню под кожу. С каждым миллилитром которой его глаза округляются то ли от неприятного жжения, то ли от нарастающего возмущения. — Можешь дышать, — хитро щурится девушка и убирает иглу.       Лео шумно выдыхает, поглядывая на рану.       Девушка снова придвигается ближе, но на этот раз в её руке оказываются металлические инструменты, отблеском солнечных зайчиков освещающие стены смотровой комнаты. Лео недоверчиво смотрит на своего врача, только что умело обхитрившего его. — Не доверяешь мне? — Доверяю, — твёрдо отвечает Лео.       К собственному удивлению, это короткое слово, произнесенное вслух, на самом деле наполняет его доверием к девушке, сидящей рядом. Она приступает к работе.       Обезболивающее начинает действовать, поэтому боли и даже дискомфорта не возникает, а Лео пристально всматривается в черты лица врача, её тело. — Будешь так глазеть, я ошибусь и вместо того, чтобы зашить рану, отрежу что-нибудь важное, — не отвлекаясь от работы предупреждает Лайя. — У тебя длинные пальцы… — Продолжает взглядом изучать девушку Лео. — Такие изящные, будто ты художница.       От этих слов Лайя замирает и, отвлекаясь от раны, смотрит на лицо Лео. Её глаза пытаются что-то спросить или ответить, но, в целом, ему удаётся прочитать в них только удивление. Она снова возвращается к работе. — Я хотела стать художником раньше, — не оборачиваясь, серьёзно говорит она, сама удивляясь, почему так откровенно объясняет это человеку, с которым познакомилась час назад. — Не получилось? — Не получилось, — кивает она, делая новый стежок нитью. Выражение её лица омрачается призраком сожалений. — Творческая работа денег не приносит, пришлось поступить в медицинский. — Жалеешь? — Вопросительно наклоняет голову он. — Жалела, но привыкла. Убедила себя, что это моё место. Здесь я полезна. — Полезна и только? — Странные вопросы ты задаешь. «Хочу узнать тебя получше» — хочется ответить ей, но слова застывают на пути из горла. — Всё. Жить будешь, — улыбается Лайя и заботливо укрывает своего пациента пледом, который вытянула из темноты шкафа. — Что теперь? — Спрашивает Лео, глаза которого закрываются от усталости и действия седативного анестетика. — Теперь ты выпьешь антибиотики, на всякий случай, чтобы избежать заражения, и придешь в больницу снять швы и проверить твоё состояние через неделю.       Лео хотел было сказать, что не сможет обратиться в больницу, потому что придётся оплатить счета, но она ответила ему раньше. — Придёшь ко мне. Меня зовут Лайя Бёрнелл, — девушка указывает на бейджик на халате. Подумав секунду, она добавила: — И да, ты мне ничего не должен. Я поступила, как сделал бы любой врач. «Я всегда буду тебе должен», — думает Лео. «Тем более ты спас мне жизнь. Спасибо», — мысленно добавляет Лайя.       Оба понимают, что смотрят друг на друга чуть дольше, чем позволительно малознакомым людям, врачу и пациенту. — Я — Лео, — сквозь пелену сонливости говорит парень.       В глубине души он боится, что девушка ответит ему, что ей безразлично его имя, он для неё безликий пациент, как любой другой. Его пугает взявшееся из ниоткуда желание нравиться, стать кем-то важным для этого человека. — Приятно познакомиться, Лео, — фраза, сказанная мелодичным женским голосом, вызывает лёгкую улыбку у мужчины.       Его имя в её устах звучит совершенно по-новому, нежно и приятно. Ему хочется, чтобы она позвала его снова, но он не смеет об этом попросить. Последние силы покидают Лео, погружая в глубокий сон. Чикаго, Больница милосердия и медицинский центр, 22:56       Из темноты его вырывает вибрация телефона, лежащего на тумбе рядом с ним. Открыв глаза, Лео видит горящее имя «тренер» на экране мобильного, который находится в руках у Лайи. Девушка готова снять трубку и ответить. Парень не на шутку обеспокоен, что, как любой врач, она сообщила бы мистеру Бэю и всей его семье, что он попал в больницу. Беспокойства и разъяснений происшествия ему хотелось меньше всего.       Лео хочет эффектным жестом выбить телефон из руки девушки, но не дотягивается, поэтому, когда она уже успевает нажать на зелёную кнопку принятия вызова, парень обвивает её за талию одной рукой. По инерции Лайя падает на кушетку.       Момента неожиданности хватает, чтобы перехватить мобильный и ответить слегка хриплым и сонным голосом: — Да, тренер Бэй? — Лео… — Тренер непривычно мешкает с началом разговора. — Я тут подумал, что был слишком резок с тобой после соревнований. Ты не переживай там слишком сильно. Мы ещё надерём им задницу. В конце концов, есть же дополнительный отбор на чемпионат страны… — Тренер, я в полном порядке. Давайте поговорим позже. Я спал, — уверенно врёт Лео, пока Лайя неодобрительно смотрит на него, всё ещё сидя на его коленях.       Из трубки слышится сначала напряженное молчание, а потом и отборная эмоциональная ругань, дополняемая более осознанными выражениями: — Ах ты «в полном порядке», значит! Придёшь в понедельник на тренировку, я с тебя три шкуры спущу за проигрыш! Так глупо сдался в конце… — Разочарованно заканчивает свою тираду тренер и яростно бросает трубку. — И вам спокойной ночи, — с грустной улыбкой говорит Лео, но тренер этого уже не слышит. — Я совсем забыла сообщить твоим родственникам. Они, наверное, беспокоятся, — пытается объясниться Лайя. — Хотя бы ты не беспокойся, — почти раздражённо отвечает Лео, но смягчает тон и добавляет: — Я сам им всё скажу позже. — А ещё… Физические нагрузки тебе противопоказаны на ближайшую неделю, — Лайя встает с постели больного, где очутилась случайно. — Это я тоже знаю, мой милый доктор.       Эти слова заставляют девушку смущённо отвернуться и заняться своими делами. — Спи тогда. — А ты? Тут так и останешься? — Удивляется Лео, бросая взгляд на часы. — Если тебе станет плохо ночью, то твоя смерть будет на моей совести. Так что я должна остаться. — Как тебе будет угодно, — усмехается Лео одними глазами и отворачивается от девушки, ложась лицом к стене.       На этот раз сон долго не приходит. Парень ворочается, отчего старая кушетка издаёт неприятный скрип. Сквозь пушистые рыжие ресницы он мельком замечает, как всю ночь напролёт девушка что-то читает, рассматривает схемы, а потом берёт инструменты и описывает ими круги в воздухе, будто практикуясь в своём искусстве. «Не один я привык к тренировкам», — последняя мысль парня покидает голову, перед тем как он засыпает. Чикаго, Больница милосердия и медицинский центр, 05:46 утра       Лео открывает глаза с первыми солнечными лучами, проникающими в тёмную смотровую комнату из щелей в жалюзи. Парень находит Лайю, мирно спящей за столом смотровой комнаты. Рядом с ней лежит учебник по хирургии, инструменты, ее мобильный телефон и… Аккуратными стежками зашитая кожура банана. «Необычная девушка», — улыбается Лео, стараясь отогнать странное желание провести рукой по ее спутавшимся волосам.       Он подходит на шаг ближе, несколько секунд рассматривает, как солнечные лучи рассвета освещают лицо девушки, окрашивая его в персиковые тона. Затем Лео берёт её телефон, настолько старый, что даже бандиты его не взяли, и вбивает свой номер. Он едва сдерживается, чтобы не назвать новый контакт «мой герой», но останавливается на простом имени «Лео».       Выбравшись из-под пледа, становится понятно, что комната не отапливается. Кожа отвечает на холод и выпускает мурашки. Парень кидает печальный взгляд на Лайю, представляя, как она замерзла спать так остаток ночи, и насколько сильно будет болеть её шея на следующий день.       Прикасаться к девушке, которую знаешь один день, не было привычным делом для Лео, но он уверенно берёт Лайю на руки, переносит на кушетку, на которой спал сам, и укрывает девушку пледом. Зашитая рана под ребром неблагодарно отдаётся ноющей болью.       Лайя довольным тоном бурчит что-то невнятное и переворачивается на бок. Эта картина кажется Лео настолько милой и умиротворяюще красивой, что парень не удерживается и делает снимок на телефон. «Что я творю?!»