Ни одному огню неподвластно сжечь меня. Потому что я сущность огня. Потому что я и есть огонь.
Есть вещи, ставить под сомнение которые не приходится. Есть же те, что хочется. Даже если нет на то объективных причин. Ради забавы. Или чтобы намеренно прогуляться по лезвию ножа, сбивая ноги в кровь, в этих хождениях не зная меры. Чтобы причинить боль, в первую очередь, самому себе, путаясь в бесконечно тянущейся нити ненужных умозаключений. Форменный мазохизм, причём не вызванный какой-либо необходимостью. Будто бы, приняв всё происходящее, — а не играв в неуверенность, — да скажи об этом вслух — и это станет роковой частью жизни, которую вследствие придётся непременно учитывать. Будто удар кинжалом, холодящая кровь сталь которого пропитана сильнейшим ядом. Будто что-то, о чём ранее говорилось лишь в фильмах ужасов. Нечто пугающее. Грозящее мгновенной погибелью. — Может ли это быть опасно? — Вы точно не связываете происходящее с чрезмерными стрессами или недосыпами и перенапряжениями? Я набрала полные пригоршни прохладной воды из-под крана, выплеснула себе в лицо и потёрла ладонями глазные яблоки и щёки. Потом с отяжелённым вздохом снова опустилась в кресло, прокручивая кольцо на указательном пальце левой руки в поисках хотя бы временного облегчения. Перед своей смертью мама, не уставала вторить хриплым и тихим от нехватки сил голосом слова о том, что она всегда будет рядом со мной, а кольцо станет символом удачи. А я пообещала бросить все вредные привычки. Ведь она погибла из-за рака лёгких. Выходит, мы обе солгали. Кольцо не приносило удачи, а мои отношения с никотином не изменились. — Не знаю… Я не напрягалась в последнее время. И не уставала. Мне это совершенно не свойственно. — Может, эмоциональное отчуждение от близких людей? Раздражительность без явного повода? Беспричинная агрессия? Апатия? Скажите, Луна, Вы употребляете наркотические вещества? Или, может, алкоголь? — Нет. Ничего из этого. Только курю. Обычные сигареты. Чаще одноразовые. Потому что они лёгкие и имеют приятный вкус. Обычные сигареты только в крайних случаях. Когда слишком зла или устала. Обязательно зажевав мятной жвачкой. Вкус противный. Можете так и записать. — Хорошо. Мужчина поморщился и постучал кончиком карандаша по странице блокнота, рывком вставая и направляясь ближе к книжным полкам. «Она не походит на человека с явными расстройствами личности. Говорит слишком уверенно, слова связывает, ведёт себя достаточно спокойно. Спокойный и рассудительный потенциальный шизофреник?» — Луна. Я думаю, Вам следует пройти профилактический курс лечения. Боюсь, это может быть шизотипическое расстройство, характеризующееся аномалиями мышления, но не подходящее по диагностическим критериям для диагноза шизофрения ни на одной стадии. Или расстройство восприятия. И даже если это не то, о чём я думаю, стоит перестраховаться, понимаете? Я втянула воздух глубоко в лёгкие через нос. — Пока, быть может, состояние Ваше может расцениваться как «удовлетворительное», но вдруг Вам станет хуже? Никто никогда не даёт никаких гарантий, понимаете? И стоит пройти диагностику сна. Это может быть нарколепсия. Я лишь слабо качнула головой в знак согласия и приняла из рук специалиста бумаги с рекомендациями. — Вам потребуется сопроводитель, мисс Валенте? Вы выглядите неважно. Встав, чувствую, как в глазах моментально потемнело. Тело била крупная дрожь. Едва удавалось удерживаться на ногах. Вспышка огня. Вторая. Третья. И я теряю контроль. «Закройте окна и двери! Задрайте их! — крикнули во всю силу лёгких. — Убедитесь в том, что ему не удастся выбраться.» «Ну, я туда не полезу! Я не для того цепи скинул, чтобы сдохнуть в огне!» «Тогда сдохнешь, когда мы все пойдём ко дну! Не пощажу! В тот раз девчонка помешала разобраться с Бальсано, но сейчас всё выйдет так, будто проводка не была исправной, или неосторожное использование зажигалки привело к нежелательному возгоранию!» — Вот чёрт!.. — Луна, с Вами всё хорошо? В тот же миг распахнув глаза, понимаю, что всё ещё пребываю в кабинете психолога, а тот обеспокоенно стреляет глазами во все возможные стороны, держа меня за плечо одной рукой, а другой же сжимая стакан воды. — Всё хорошо, — пробормотала я, ведь мужчина всё ещё страшился и сомневался. — Спасибо за рекомендации, мистер Келлер. Я обязательно им последую, — в выдохе, заторопившись к выходу. — Лёгкой работы и хорошего дня! — И Вам, Луна.***
Как часто безумие захлёстывает вас настолько, что воздуха начинает не хватать, а в конечностях — неумолимо покалывать? И как часто этому сумасшествию вы решаете вдруг резко воспротивиться? И как часто, наоборот, безоговорочно поддаться, сгорая дотла? — Возьмите же трубку! Ненавижу прекрасно понимать факт того, что всё со мной происходящее — не плод воспалившейся фантазии или внезапной хворобы, но не принимать его до последнего, не хотя впускать в жизнь такую нежелательную новизну, напрочь ломающую всю тонкую душевную организацию и старательно выстроившиеся годами внутренние стены, выходить из которых я жутко не любила. Даже если меня насильно вытолкают за дозволенные барьеры — непременно спрячусь обратно и закопаюсь ещё глубже. Так скоро, так смогу. Быть слабой — не мой удел. Но являть всем своим видом предельную осторожность — это то, что я всегда делала. Просто, потому что я слишком привыкла к такому укладу, и он манил меня с присущим только ему обворожительным блеском. Идея тотального контроля уж слишком сильно въелась в мозг. Хотя всё то, что отпечатывалось в памяти, я старательно избегала. — Что-то случилось? — С Вами всё хорошо? — А должно быть иначе, Луна? — Прошу, ничего не говорите, просто выслушайте меня и попытайтесь поверить! Различать мои слова, наверное, задача не из простых. Голос дрожит, я жадно хватаю воздух так, как это делает рыбка, выброшенная на берег, кислород встаёт поперёк горла, заставляя кашлять и задыхаться во время бега. Не работала ногами так быстро со времён подросткового периода, когда я уносила ноги от представителей полиции, ведь те становились случайными свидетелями наших незаконных вечеринок с запрещёнными веществами. Сама я не употребляла. Не курила травку. Но другие — да. — Луна, ты меня пугаешь! — Те люди, которые пытались застрелить Вас накануне, собираются устроить пожар в Вашем доме, заблокировав все двери о окна. Пожалуйста, соберите самые необходимые вещи: документы, деньги, телефон, ноутбук, и вызывайте полицию! А сами уносите ноги оттуда, пока чёртик из табакерки не вылез! — Поверить не могу! Ты снова влезла туда, куда не должна! — Мы можем поговорить об этом чуть позже, мистер Бальсано? Или вы бежите оттуда, или сгораете заживо, мучаясь в предсмертных агониях! Ему не нашлось, что ответить на столь мрачное заявление. Осенний вечер между тем становился заметно прохладнее, и установившееся, между нами, молчание ей под стать. Я чувствовала, что ему стало не по себе от моего тона, и я попыталась направить разговор в менее опасное русло: — Просто соберите вещи в рюкзак и проверьте двери. Будьте готовы. И если что — бегите. Я скоро буду. Я сглотнула и заметила, что начинало темнеть; сменяющие друг друга улицы подмигивали фонарями, пестрящими вывесками, светом из окон, за стёклами которого семьи ютились за столом, ужиная. Квартал сменялся кварталом стремительнее скорости света. — А тебе откуда знать, что затеяли эти люди? Знаю, что он лишь строит вид, что не верит мне, хотя руки давно тянулись к папке с документами. — Это длинная история, мистер Бальсано. Я как-нибудь расскажу её Вам, если будет угодно. На самом деле, посвящать мистера Бальсано в свои проблемы я не желала. Так, кинула это, никак не подбирая слов, чтобы отсрочить время ненужного разговора. Или вовсе исключить возможность того, что он состоится. И завершила звонок лёгким нажатием по красной трубке.***
— Боже праведный!.. Горело всё. Абсолютно всё. Без исключительностей. — Ты оказалась права, Луна. Но ты снова влезла в мои дела, хотя я попросил тебя этого не делать! Я взрослый человек, самостоятельная единица общества. Живу уж побольше твоего. И вполне способен решать собственные проблемы самостоятельно, понимаешь? — Поверить не могу. Вы снова не поблагодарили меня, а начали читать нотации! Если бы не я — боюсь представить, какую степень прожарки имело бы Ваше мясо! Поспешу огорчить, это была бы не желанная «rare», и даже не «medium». Предполагаю, что стоит сказать заурядное «спасибо» хотя бы за это. «Язва!» — Для Вас — сибирская. Вся абсурдность и бестактность происходящего в полной мере доходит до меня только тогда, когда я бесцеремонно и безо всяких отпавших по ходу дела формальностей, хлопаю преподавателя по плечу. Да ещё и так уверенно, будто он один из моих приятелей, а не человек, к которому полагается относиться с почтением. «Снова я накричал на неё без причины. Не представляю, почему я так злюсь на неё. Может, потому что её в моей жизни стало слишком много? Потому что ведёт она себя неподобающе? Суёт нос в чужие дела, так говорит со мной. Будто я пустое место. По крайней мере для неё. Тихай и прилежная ученица с взрывным характером…» — Могу приютить Вас, если хотите. Кто знает, когда Вас придётся снова спасать. А у меня две свободные спальни и просторная гостиная с приставкой и кучкой дисков. Могу поспорить, что обыграю Вас в «Мортал комбат» в два счёта. Он покосился на меня. Посмотрел так, словно я — сумасшедшая, предлагающая ему самые абсурдные из всех существующих авантюр. Конечно! Ведь в его глазах я по-прежнему мелкая букашка, простая девчонка-ученица. Просто та, мнение которой не априори не может быть авторитетным. А как же иначе? — Я взрослый человек, Луна. И без того забот хватает. Какой к чёрту «Мортал комбат»? Почему все взрослые люди — чересчур угрюмы? Неужели невозможно хоть на время распрощаться с этой ужасной, в обёрткой из ужаса и начинкой из кошмара, строгостью, крайне неуместной, и впустить в сердце хоть немного воскрешающей радости? Веселья? Хоть чего-то?.. А не строить гримасы недовольства и мнимой независимости. Но в этом мы с ним похожи. Оба ненавидим ребячество. И предпочитаем реализм. — У вас плохая аура, мистер Бальсано. Отталкивающая. Но предложение ещё актуально. Он стихает, про себя чертыхаясь. — Всё ещё думаешь, что обладаешь исключительным даром убеждения? — Всё ещё думаю, что лучше откинуть куда подальше нарочитую гордость и иметь крышу над головой, пока не решится вопрос по поводу нового жилья, а не с презрением относиться ко мне, ведь я ещё маленькая девочка, которая и жизни толком не видела. Которая не может говорить нечто здравое. — И со всеми Вы, сеньорита Валенте, так разговариваете? — вкрадчиво интересуется он, подавившись грудным смехом. — Будто не существует личных границ и какой-либо субординации? «Отталкивающе настойчивая…» Какая есть. Нечего делать в этом мире без присущей жёсткости и определённого стержня. Все вещи в этом мире несут в себе разрушение. И стоит быть готовым к сокрушению, которое нахлынет в самый неожиданный момент. Словно цунами на ничего не подозревающий берег. И несомненно сломает. Обязательно сломает. Судьба была бы слишком трудна, если бы я в действительности была столь хрупкой и легко гнущейся. Жизни преподала мне достаточно уроков оловянной стойкости, которыми я до сих пор активным образом пользовалась. Ведь нельзя давать слабину. «Смотрит так, будто готова испепелить!» И если нужно будет — я это сделаю. Но много раз подумаю перед тем, как совершить. — Позволю себе сказать, что ни разу за время внеурочных бесед не перешла на «ты». Или это не считается? — Твоя взяла, — пожимая плечами. — Ты права. Прости. — Я всегда права, мистер Бальсано. Всегда…«Песком ускользаешь из рук Схватив, удержать не могу. Но рада я такой добыче непростой, Как сердце усмирить, сама не пойму! Жар, дыхание и пульс могут выдать с головой, Так позволь свободы манящий вкус Мне почувствовать с тобой! Детка сожми меня крепко в своих руках, И позволь себе позабыть о мелочах, Поцелуй нежно, как в кино, Словно полюбить никого нам больше не дано»
blackpink — as if it's your last