Когда-то, — неважно: рано, а может быть поздно, — страх потери жизни врывается в самое сердце, словно вонзённый с порождённой когда-либо ненавистью кинжал, растерзав все остальные чувства в клочья, не щадя даже тот самый инстинкт самосохранения.
Но Луна, казалось, возвела вокруг себя непробиваемый щит и по щелчку пальцев отключила всё человеческое в неё когда-то вложенное. Было абсолютно плевать на малейшие возможности лишних вопросов. Девушка сомкнула пальцы на запястье мужчины, чьё спокойствие в потоке суеты осталось проигнорированным, ловким движением задёрнула шторы и погасила лампы кухонного гарнитура.
Обычно, в такие моменты земля под ногами кружится, путая ноги; под каркасом рёбер распаляется пламя испуганности, что обжигает нервные окончания; а оцепенение и пелену не смахнёшь никакими усилиями. Обычно. Но Валенте, наученная опытом дворовых перестрелок и передряг, действовала столь же уверенно, как чистила зубы.
— В шкаф, живо! Авось, пронесёт…
— Ты смеёшься? — но смеялся лишь он.
Ледяное спокойствие обоих, очевидная несопротивляемость обстоятельствам (угрожающим и неуправляемым) будоражит более экстремальности, что напрочь стирает без того призрачную грань между деланностью и истинностью.
Две крайности со связующим местом столкновения, две стороны одной монеты, соединённые каркасом ребра, два звена единой цепи, держащиеся друг за друга, чтобы не дать слабину. Такие разные, но о безобразия похожие. Но Луна не возымеет достаточно силы духа, чтобы хоть допустить мысль о подобном, пусть Маттео всё знал наперёд.
— Тебя не смущает такое положение дел? Мы находимся в критической близости, — это было не попыткой обернуть всё в шутку с целью разряжения обстановки, а искренним юмором, на который только мог быть способен мозг расслабленного Бальсано.
— Это шкаф, Маттео! Тебя смущает только то, что мы стоит близко, дыша друг другу в лица? То есть, наша возможная кончина никак тебя не волнует?
— Нам абсолютно не обязательно было занимать тесное пространство шкафа.
— Это вынужденная мера для нашего спасения!
— Это ты так думаешь, ведь дай ты мне шанс на слово, наша «вынужденная близость» была бы полностью исключена! А тебе ведь не слишком комфортно.
Слова задевают за живое, пронзая сердце кинжалом подбитого самолюбия. Переживать чужую правоту не слишком сложно, но не тогда, когда казалось, что выход только один, а ты абсолютно уверен в собственных действиях, наученный суровостью реалий.
Но с другой стороны: ответно Бальсано не дал комментариев о ином выходе из ситуации, от чего на душе становится не так тяжело. Совесть давит не в полную меру.
— Сможешь ли ты пересилить всякие убеждения и взять меня за руку?
Сердце Валенте пропустило удар. Никаких сил и временных ресурсов не хватит для осознания и осмысления. Луна никогда бы не подумала, что судьба решит распорядиться таким образом: она не сможет сморгнуть одолевшее оцепенение, пока Маттео беспрепятственно сжимал ладонь в своей (а от набега мурашек перехватывает дыхание, где-то в районе подъязычной кости), а в дверь ломились. Жизнь в такие моменты кажется особенно вымученной.
Но вялость нещадно сменяется головокружением и расфокусировкой глаз. По голове будто что-то ударяет, а ноги становятся ватными, подкашиваясь после вспышки. Маттео нашёл в этом неисчерпаемый источник потехи. Его всегда забавляла наивность юной леди, не вяжущаяся, казалось бы, с её образом и действиями. Либо он настолько убедительно разыгрывал незнающего, одержимого идеей тотальной скрытности.
Он не только носил в голове особые знания, непостигаемые для рода людского, искусно распоряжался эмоциональным фоном, но и имел в своём распоряжении информация, для посторонних глаз секретную.
Психологическое преодоление является переменной, зависящей по крайней мере от двух факторов — личности субъекта и реальной ситуации. Некоторые авторы особо выделяют в качестве третьего фактора ожидаемую социальную поддержку, и это понятно: в зависимости от прочности психологического «тыла» человек может поступать более решительно или, наоборот, избегать столкновения с реальностью. И Луна, безусловно относилась к первому типу, за что Бальсано её и уважал. Отрицание сменилось неосознанным принятием, и девушка работала на его блага, иногда, задней мыслью, не исключая шизофренического спектра заболевание.
Маттео без всяких колебаний относил Валенте к той части прекрасного пола, качества которой в женщине сочетаются, без сомнения, редко, но, сливаясь в единую мелодию, дают гармонию, пронзающую сердца. Сильна, умна, рассудительна, безупречна, мила. Она, словно подарок судьбы, который с нетерпением ожидаешь, но не знаешь: радоваться или ронять горькие слёзы. Незабываемая. Для кого-то не такая яркая и запоминающаяся. Но не для него.
Последние месяцы и без того более напоминали плохой сон, в котором падаешь с высоты прямо в пустоту. Разнородными мыслями Луна вынуждала себя прогуляться по лезвию ножа, сбивая ноги в кровь, в этих хождениях не зная меры. Чтобы причинить боль, в первую очередь, самому себе, путаясь в бесконечно тянущейся нити ненужных умозаключений. Форменный мазохизм. А теперь, внезапно «отрезвев» очутиться в другом месте, хотя пару секунд назад тешила сознание мыслями о смерти.
- Ты в порядке? Трансгрессия сильно по голове ударила?
— Какого чёрта? — получилось куда грубее, чем ожидала Луна, потиравшая глаза.
— «О, дайте мне хоть разок посентиментальничать. Я так устал быть циником!»
— Шёл бы ты, Гумберт, куда подальше!
— Ладно, не стоит быть столь агрессивно настроенной. Я должен тебе кое-что рассказать. Это касается тебя и меня.
Валенте хлопнула ресницами и зажмурилась, поджимая губы.
«Не сдавайся, милый!
Не сдавайся, милый!
Потерпи еще,
Сердце девушки не так легко получить.
Тебя томлю, так даже интереснее,
Притворюсь равнодушной, как будто мне все равно,
Чтобы ты не догадался о моих чувствах.
Просто собери все вместе
И не сдавайся, Милый!»
Twice — CHEER UP
