Гармония

      Маринетт удалось уснуть после вчерашнего, даже не заметив толком этого. Кажется, что еще секунду назад она благодарила Кота за его добрые слова: что она не облажалась, что Мастер Фу не зря на нее надеется. И вот уже утро, примерно часов семь, она лежит в кровати, снова смотря на бандаж и ощущая саднящую щеку. Непонятно, кто ее так приложил, но, учитывая количество прочих ран, подобная мелочь не была серьезной. Маринетт спокойно постаралась приподняться, чтобы оглядеться: вдруг ее уже кто-то ждет? Теплая память о Нуаре все еще обороняла ее от очередных приступов негатива, а потому и от новых нападений акум, но спустя уже пару минут разглядывания пустой комнаты на ум Маринетт пришла довольно неприятная мысль.       Не зря ей говорили, что беда не приходит одна. Мало того, что она изранена и облажалась как героиня, так еще и новая проблема, которая кажется больше, чем все прочие. Как ей объяснять полученный вред врачу? Ведь это может повлечь за собой раскрытие личности или привести к лишним подозрениям. Не делать же ведь вид, что спит: ее явно вычислят или разбудят.       Однако новые приступы ужасного настроения, прорастающие на нервной почве, не предвиделись. Рядом на прикроватной тумбочке была записка с шутливым рисунком отпечатка кошачьей лапы. Прочитав ее, все еще корящая себя супергероиня аккуратно улыбнулась. Боль прошлась по щеке, даже во время таких незаметных для нее движений мимическими мышцами.       Маринетт не хотелось верить, что она начинает считать своего напарника больше, чем просто хорошим другом и, вполне возможно, бывшим партнером. Да, пускай он и говорил, что не покинет ее, но разве заслужила Ледибаг подобного после всего, что она натворила и наговорила? Ответ был очевиден — нет. Но все же забота блондина с такими глубокими изумрудными глазами была ей сейчас особенно приятна.       В записке Нуар предлагал свой способ обхитрить врача. Он явно старался удержать тайну личности Леди, а потому, пускай и не идеальный, но план пришелся по вкусу Дюпен-Чен. Записка со смешным кошачьим рисунком отправилась под подушку. Почерк вечно ухмыляющегося и заигрывающего Кота напоминал чей-то еще, но сейчас, с таким количеством нервов, обращать на это внимания было некогда. План был придуман и оставалось лишь дождаться утреннего обхода.       Проверка способностей Маринетт убеждать других началась спустя пятнадцать минут, тянувшихся бесконечно долго. Врач, с небольшой сединой в волосах подошел к ней, начав свою работу с просмотра больничного листа.       — И как же тебя угораздило, девочка, свалиться с крыши? Зачем ты туда полезла? — спросил он, нахмуренным взглядом смотря то в строки написанные водянистой ручкой и не самым опрятным почерком, то на якобы случайно пострадавшую девочку, которую причислили к числу шестнадцати тяжелых пациентов после нападения акумы.       — Я поругалась со своей подругой и хотела убедиться, что с ней все в порядке, — без зазрения совести соврала Дюпен-Чен, как уже привыкла делать. Тайна личности была невероятно важна, а потому ложь о подобных вещах стала очень даже привычной. Родителям и друзьям было тяжело врать, ведь они хорошо ее знали, да и просто неприятно было с ними так поступать. Но с того момента, как дона приняла камень чудес, другого пути не было. — А так как я очень неуклюжая…       Мужчина цокнул языком и приступил к осмотру. План Кота, чуть подправленный на ходу, смог обмануть врача. Маринетт очень повезло, что обошлось без переломов. В ее больничном листе красовалась такие пункты, как вывих левого плеча, голеностопа, а также многочисленные раны, ушибы, ссадины и, как вишенка на торте — сотрясение мозга.       Но, несмотря на все вышеперечисленное, Маринетт чувствовала себя гораздо лучше, чем ночью. Она смогла по просьбе доктора почти безболезненно подвигать правой рукой и левой ногой, а также сесть на кушетке. Двигать недавно вывихнутыми конечностями ей запретили, обосновав это тем, что лишний раз их лучше не напрягать. Доктор ушел в общем-то удовлетворенным, сказав, что через пару дней ее можно будет выписать. Хоть Маринетт и слышала его тихое бурчание под нос о безответственной молодежи, но главное — что она сохранила свою тайну и вскоре сможет вернуться домой.       Через пару минут одиночества, которые наступили после ухода лечащего врача, воспоминания о ночном визите Кота начали вихрем проноситься у нее в голове, отчего виски начали болеть. Теперь Маринетт не могла успокоиться — и не только потому, что начала осознавать новые истины ее теперешнего положения, но и потому, что Котик совсем не покидал ее разум. Маринетт быстро замотала головой, пытаясь отогнать непрошенные мысли. В какой-то степени это помогло, пусть и ценой жуткой боли, но вместо Нуара пришли рассуждения о Бражнике. Теперь он знает, кто она в жизни, и, судя по тому, что девушка вытворяла под его волей, тот точно не остановится ни перед чем. В опасность попадали не только ее семья, но и все остальные. Простые жители, друзья, Нуа…       — АРГХ! Да почему он никак не выходит из моей головы?! — Маринетт схватилась здоровой рукой за волосы, но быстро отпустила, понимая, что этим она не поможет. Да и осознавала она, почему Кот не хочет уходить — пока что он единственный, кто не обвиняет ее.       Тем не менее, после вчерашней битвы Маринетт не знала, когда может напасть Бражник. Она все еще не может избавиться от чувства вины и отчаяния, а это означало лишь то, что повелитель бабочек может повторить попытку в любой момент. Это усиливало тревогу, даже наводило панику. Ей казалось, что главный враг уже послал очередную акуму, но, как бы она не пыталась успокоиться, ее тревога лишь усиливалась. Каждый шум казался трепетом тонких чешуйчатых крыльев, заставляя сжимать подушку в тщетных попытках иметь хоть какое-то оружие против акумы. Маринетт даже грешным делом подумала, не лучше ли было все же взять серьги у Нуара сразу, как она узнала о плане Хранителя. Но от этой мысли не осталось и пыли — настолько быстро сознание выгнало ее. До тех пор, пока она не поправится, все равно не сможет противостоять Бражнику. Честно говоря, она даже не была уверена, что сможет дать ему отпор и будучи полностью здоровой.       Но все же не это было главной причиной, почему Маринетт не взяла Талисман. На самом деле она боялась. Даже не столько того, что снова сможет всех подвести, сколько предстоящей встречи с Тикки. Маленькая квами столько для нее сделала, но Маринетт ее не слушала, а в последний их разговор даже накричала. Она сильно винила себя за то, что так поступила и пока не могла набраться смелости взглянуть квами в глаза. Еще предстоял разговор с командой, которую придется собрать в любом случае. Ей же стоит как можно меньше геройствовать, чтобы во второй раз не навлечь на всех беду.       Маринетт не знала, чем себя занять, но что-то просто необходимо было придумать. Стоит ей остаться без дела, как в голове сразу появлялись картины из видео, в котором ее злобная ухмылка расплывается на чужом, словно не ее, лице. В этот момент ей принесли в палату завтрак и она, лениво его поедая, пролистывала новости.       Было сложно не наткнуться на упоминания вчерашней битвы, но Маринетт все равно старалась их пропускать, какими бы тщетными не казались эти попытки. Сердце сжималось каждый раз, когда она краем глаза замечала заголовки статей, которые кричали о том, можно ли теперь доверять героям. Увы, но почти вся лента была забита только этим. Несмотря на все ей удалось выцепить пару интересных статей — в зоопарк привезли новую панду, французский пловец завершил свою карьеру, у Джагедда Стоуна на следующей неделе турне…       О нет!       Маринетт закашлялась, подавившись куском багета. Плакаты! Посмотрев на дату в телефоне, она поняла, что у нее осталась всего неделя. Не так и много, конечно, но с тем, что ей осталось сделать, все вполне выполнимо и без того, чтобы загонять себя. Да и стоит ли вообще убиваться. Рисовать, конечно, настроения не было, но ведь у нее есть целая неделя, да и придумывать чего-то уже не нужно, лишь редактировать.       «Работа есть работа», — подумала Маринетт и уже хотела набрать родителям, чтобы они принесли ей планшет со сканами, чтобы она все завершила, да еще получила сверху возможность отвлечься, как дверь в палату открылась и в проеме появилась взволнованная мама.       — Маринетт! — Сабин подбежала к дочке, обнимая ее. Через секунду к общим объятиям добавились сильные руки отца семейства.       — Мама, со мной все хорошо! — Маринетт крепко обняла родителей и незаметно смахнула подступившие слезы. — Я только собиралась вам звонить.       Она с улыбкой и чувством вины выслушивала переживания родителей о ее самочувствии, безрассудстве и глупости. Она так хотела сказать им правду, но и двух людей, посвященных в тайну, было уже достаточно. Маринетт просто наслаждалась обществом родителей, которым так пренебрегала в последнее время. Только рядом с ними и Котом она могла расслабиться. Родители, даже если будут корить, никогда не скажут, что она не справилась. Они бы скорее окружили ее заботой и попытались отговорить от геройства.       Сердце обливалось кровью, когда Маринетт видела их счастливые лица. Они теперь находились в опасности, и все это из-за того, что она позволила Бражнику наслать на нее акуму.       Родители принесли столько сумок, словно Маринетт здесь пробудет минимум неделю. Отмахнувшись от восклицаний дочери, Сабина лишь продолжала заполнять прикроватную тумбочку «необходимыми» вещами. Как ей могла понадобиться плюшевая версия Нуара, Маринетт в упор не понимала. Хотя, может, он заглядывал к ним и сказал, что будет заботиться о ней, потому что она пострадала из-за героев, а мама с папой решили, что они стали парой?.. О боже, пожалуйста, сделай так, чтобы эта догадка осталась лишь догадкой!       Дверь в палату скрипнула, и медленно, словно в замеленной съемке, вошла Алья, смущенно переминаясь с ноги на ногу возле входа. Маринетт не могла ее хорошо разглядеть, так как папа загораживал огромный кусок зрительного пространства своими плечами, но она готова была поклясться, что подруга была настроена решительно. Этот ее взгляд Маринетт могла узнать где угодно.       — Ох, дорогой, я хочу еще найти доктора, чтобы поговорить с ним, — мадам Чен стала спешно собирать вещи и потащила растерянного мужа к выходу из палаты. Впрочем, никто ей мешать не стал, а потому Сабина вполне справилась с тем, чтобы утащить огромного пекаря.       Как только дверь за ними захлопнулась, Алья достала из-за спины пакет, держа его двумя руками, пальцы которых нервно мяли целлофан и друг дружку. Такое раньше за ней не наблюдалось, но ведь и они впервые настолько сильно разругались. Если, конечно, не считать акуманизаций. Но эти случаи в Париже давно перестали считаться, ведь под действием сил Бражника все становились не собой.       — Тут фрукты, — Алья все еще боялась встретиться взглядом с подругой. — Для выздоровления. Они наверняка будут вкуснее больничной еды.       — Спасибо, — неуверенно сказала Маринетт. Она махнула рукой в сторону стула, который стоял рядом с кушеткой, приглашая сесть.       Алья прошла к нему, поставила пакет на тумбочку, но осталась стоять. Она попробовала максимально незаметно отодвинуть стул в сторону носком ноги, но эта попытка провалилась, и он лишь развернулся, почти не поменяв своего места.       Маринетт тоже чувствовала себя неуютно, совершая немного глупые вещи, вроде отвода глаз и закусывания губы. Руки вцепились в одеяло выше мест, где были повреждения, чтобы лишний раз не тревожить Алью, перед которой Дюпен-Чен чувствовала себя особенно виноватой. Как именно мириться никто их двух девочек не представлял, а потому в комнате повисло гробовое молчание.       — Я не могу так больше! — внезапно воскликнула Алья, зарываясь руками в собственные волосы. Она наконец-то посмотрела Маринетт в глаза и обреченно заявила, оттягивая свои волосы в стороны, превращая то, что недавно еще было причесанным порядком, в хаос: — Прости меня, я такая идиотка! После того, как ты сбежала, я поговорила с Максом, его робот проверил и обнаружил, что твою почту взломали. Он не успел узнать, кто именно, потому что куда-то торопился, но это точно кто-то из нашего класса. Прости меня, — жалобно протянула она, сопровождая каждое предложение сильным покусыванием губ. И пускай Алья набралась решительности извиниться, но что делать дальше она просто не знала. Стоя рядом с кроватью, она надеялась услышать заветное «Прощаю». Алья едва сдерживала слезы, которые стали заметны за стеклами очков. Маринетт притянула ее к себе за локоть, чувствуя себя немного сволочью из-за того, что заставила произнести все это Алью, но все же больше радуясь.       — Конечно, я тебя прощаю, — прозвучали слова прямо над ухом Альи, которая ощущала достаточно крепкие объятия несмотря на то, что одна рука ее подруги была перебинтована. — Я понимаю, что выглядела ужасно в последнее время, но я никогда бы не позволила украсть твою работу и выдать ее за свою.       Маринетт ласково погладила журналистку по спине, и вдруг почувствовала, как ее щеки коснулось что-то влажное. Маринетт не стала отстранять подругу, понимая, что эмоциям нужно выплеснуться, но причины ее слез оставались пока загадкой.       Через пять минут Алья отстранилась сама, после чего сняла очки и тыльной стороной вытерла мокрые глаза. Маринетт усадила ее рядом с собой на кровати и бережно обняла, положив ее голову себе на плечо.       — Я-я так ис-спугалась, когда уз-знала, что ты полезл-ла за мной на крышу, — убитым, но все же живым голосом произнесла журналистка. — Я ведь не хотела говорить тебе те ужасные вещи. А тут у меня могло и не быть возможности извиниться.       Маринетт гладила ее свободной рукой, показывая, что все в порядке и что ей плевать на теперь полностью мокрое плечо. Было не понятно, каким образом она узнала о той версии событий, которую утром на клочке бумаги ей предложил Нуар, но сейчас это было не важно. Алья все еще всхлипывала, подрагивая плечами.       — Кстати говоря об этом, как твоя рана? — обеспокоенно спросила Маринетт, осматривая ее непривычно свободные брюки.       Алья подняла правую штанину, показывая перевязанную бинтами ногу.       — Наложили пару швов, жить буду, — она попыталась улыбнуться, но Маринетт этого не видела. Ее взгляд был прикован к капелькам крови, которые выступили на белоснежных бинтах.       Она попыталась сдержать выступающие на глазах слезы, отчего сильнее сжала подругу в своих объятиях.       — Прости меня, — вырвалось у нее. — П-прости, что не смогл-ла п-помочь.       Она знала, что извиняться надо Ледибаг, а не Маринетт. Знала, но ничего не могла с собой поделать — ей необходимо было произнести это вслух. Просто потому, что иначе вина снова начала бы копиться и грозиться раздавить ее. Хотелось обо всем ей рассказать, что это именно она виновата в том, что Алья пострадала, что именно на ее руках теперь столько крови, что именно она и есть Ледибаг, та, что подвела всех. Но нельзя. Не теперь, когда эта информация может навредить еще больше, не тогда, когда это может привести не к просто злости за сокрытие тайны, а еще и к ненависти со стороны лучшей подруги.       — Ну что ты, Маринетт, — Алья отстранилась и с улыбкой взглянула в ее красные глаза. — Тебе не за что извиняться. Я сама виновата — так хотелось заснять все поближе, что попала под атаку.       Алья нервно поправила рубашку, которая успела помяться от внезапных объятий.       Вдруг, опомнившись, она радостно взглянула на подругу, хватая ту за плечи.       — Кстати, через десять минут сюда придут Нино и Адриан, так что приведи себя в порядок, — Алья встала и полезла в прикроватную тумбочку, ища там косметику и расческу, которые должны были принести родители. — Адриан был сам не свой — так переживал.       Алья мельком взглянула на Маринетт, чтобы увидеть ее радостное лицо от этой новости, но заметила лишь грустную улыбку.       — Он, наверное, сильно переживает за Кагами, — дрогнувшим голосом произнесла она.       Алья отвлеклась от поисков и недоуменно на нее взглянула.       — Вчера, когда я ушла из класса, он целовался с ней, — голос Маринетт был необычайно сиплым, и она поспешила прокашляться. — Похоже, они теперь встречаются.       Снова ноющее чувство в груди. Маринетт ведь решила, что забудет чувства к Адриану, так почему же так больно?       Алья подошла к ней и крепко обняла, погладив по темным волосам.       — Девочка моя, все наладится, — успокаивала она ее. — Вот увидишь, как только он узнает, кого потерял, еще локти свои кусать будет.       Маринетт закусила губу и слегка усмехнулась. Вот уж правда, если Адриан узнает, что она Ледибаг, то точно будет не в себе. Но по обычной Маринетт он переживать не станет.       — Спасибо, Алья, — Маринетт зарылась лицом в каштановые волосы, наслаждаясь теплом, которое давала подруга. — Но, знаешь, я решила, что не буду им мешать. Если он и правда будет счастлив с Кагами, то я не хочу разрушить эту идиллию.       — Маринетт, ну почему же ты такая добрая? — закатила глаза Алья. — Адриан точно тебя не заслуживает.       Подруги синхронно засмеялись, и стесанная щека неприятно защипала.       Маринетт только успела расчесаться найденной Альей расческой, как в палату постучались, а в следующий миг вошли их вечные друзья.       — Йоу, подруга, ты заставила нас всех поволноваться, — воскликнул Нино прямо с порога. — Как тебе вообще пришло в голову сунуться в самое пекло? Я думал, ты боишься акум, а тут побежала, словно моя бешеная журналистка.       — Эй, твоя бешеная журналистка вообще-то все слышит, — мгновенно поспешила заметить Алья, скрещивая руки на груди.       — Да не сердись ты, — Нино подошел к ней и нежно обнял одной рукой за плечо. — Ненормальная, зато моя.       Он чмокнул обиженную Алью в щеку, отчего та сразу залилась румянцем.       Видя такую милую сцену, Маринетт не могла не улыбнуться. Ее друзья хоть и встречались, но так редко проявляли чувства публично, что порой складывалось впечатление, что они и не встречаются вовсе.       Краем глаза Маринетт заметила движение возле входа, и увидела, что Адриан все еще стоит у двери, словно боясь зайти в палату.       Его зеленые пронзительные глаза смотрели на Маринетт неуверенно, неловко, а под ними пролегли не вписывающиеся в образ идеального принца синяки. Его волосы были растрепаны, а белоснежная рубашка выглядела так, будто он в ней спал. Брови Маринетт медленно поползли вверх и прежде, чем она успела себя остановить, спросила:       — Адриан, с тобой все хорошо?       Тот слегка вздрогнул от внезапного вопроса, но все же кивнул. Маринетт не вовремя прикусила язык. Прозвучало ли это так, словно он выглядит ужасно? Он же теперь не станет ее ненавидеть? И почему она все еще переживает за него, раз решила отпустить? Адриан медленно подошел к Маринетт и сел на стул возле кровати.       Маринетт отметила, что Адриан то и дело отводит взгляд, хотя всегда смотрел на нее прямо. Что могло послужить такой смене его поведения?       Друзья сидели еще в течение некоторого времени, обсуждая последние события. Как оказалось, из их группы в больнице кроме Альи и Маринетт также оказались Хлоя, Сабрина, Натаниэль, Ким и Макс. С Хлоей все было понятно, потому что она сражалась с акумой, Сабрина скорее всего снимала видео сражения Пчелы, но как на месте боя оказался Натаниэль, Ким и Макс, друзья лишь разводили руками. Про программиста Маринетт знала — он был в команде героев и противостоял ей, но что же там забыли Ким и Натаниэль?       — С ними все хорошо? — спросила Маринетт, обеспокоенными глазами глядя на подругу. Та сжала губы, не торопясь с ответом, что лишь усиливало груз на душе виновницы ран.       Адриан, сидящий рядом, заерзал на стуле.       — У Натаниэля ранено плечо, у Сабрины — нога, — начала шатенка, закусив губу и сведя руки на груди. — Нашей Пчеле сильно заехали по животу. Внутренних органов не задето, но, насколько я слышала, останутся шрамы. Она, понятное дело, сделает все, чтобы их удалить, также как и шрам на шее. Даже попросила папочку прислать врачей из Швейцарии. Киму и Максу повезло меньше.       Сердце Маринетт пропустило удар, а тихий шепот, который вчера чуть не свел ее с ума, доведя все до истерики, стал возвращаться. Но теперь каждый голос обвинял в чем-то конкретном, и, хотя пока слова были едва различимы, но даже это делало вес душевной муки невыносимым. Настолько, что Маринетт даже не заметила, как Адриан сжал ее руку в своей.       — У Кима много царапин и шрамов, а также один из снарядов задел живот, оставив множественные раны в боку. Ничего серьезного не задето, но даже так, как спортсмену, ему приходится тяжко. Его должны выписать лишь через неделю. Но к нему пока не пускают посетителей, также как и к Максу, — тем временем продолжала Алья, устремив взгляд в пол. Нино ободряюще сжал ее плечо. — А Макс… Тут проблема серьезнее. В тот момент, когда Ледибаг особенно разбушевалась, он оказался слишком близко к месту битвы. Как он туда попал — ума не приложу, я ведь с ним разговаривала в коллеже перед тем, как все произошло. Его сильно ранили в плечо, вроде как даже мечом. Сделали операцию, но прогнозы неутешительные.       В палате воцарилась звенящая тишина. Никто не смел произнести ни звука, думая каждый о своем. Маринетт с трудом держалась, слушая оглушительный крик Канте в голове. Пускай она знала его не так хорошо, но так было даже тяжелее. Будто программист в ужасе от боли и того, кем стала героиня, обещавшая всех защищать. И вслед за этим криком голос, шептавший обвинения, стал усиливаться, переходя на повышенные тона, оглушая. Злобные фразы, сказанные будто с удовольствием, заставляли себя чувствовать еще более паршиво, словно каждый в городе научился от Хлои и Лилы бить словами с силой молота.       — Он ведь выживет? — прохрипела девушка, все еще не веря в реальность всего происходящего. Ей просто хотелось, чтобы это все был бред. Плевать даже на сон. Просто бред от действия очередной акумы.       Алья утвердительно кивнула.       — Сильно задеты сухожилия и нервные окончания. Он точно выкарабкается, но не сможет хоть когда-нибудь восстановиться полностью. Мелкая моторика будет повреждена, если не убита, до самого конца жизни.       Маринетт жадно глотнула воздух и сильно побледнела. Макс необычайный человек — добрый, отзывчивый и, как выяснилось, самоотверженный. Если с ним что-то случится… Если из-за нее он больше не сможет пользоваться рукой…       — Маринетт, — испуганно прошептал Адриан, вглядываясь в ее лицо. Маринетт часто задышала, пытаясь справиться с накатывающим отчаянием и паникой. Ее руки снова стали сжимать и рвать все, до чего могли дотянуться, а нежно-васильковые глаза темнели, приобретая глубокий черно-синий из-за отчаяния оттенок, имеющий в себе нотки безумия. Безумия от желания, чтобы все это было ложью, чертовой иллюзией, навеянной Бражником. Это все она виновата. Все из-за нее. Если бы… Если…       Друзья поспешили к находящейся не в состоянии мыслить девушке. Маринетт плохо соображала, что вообще сейчас происходит — казалось, что она сидит в сплошь черной комнате, у которой словно бы отсутствовали стены, а ото всюду начинает течь кровь и доноситься крики, будто искаженные фонографом. Снаружи не было слышно ничего, кроме вырывающихся из ее груди хриплых звуков.       Теплые руки окружили ее, шепча что-то успокаивающее. Это до безумия напомнило объятия Нуара, отчего Маринетт медленно начала приходить в себя, снова ощущая то тепло, то нежное пламя, которое ей подарил Котенок, и которое не давало ей погибнуть во мраке боли и отчаяния. Она распахнула глаза — ее нежно обнимал Адриан, приговаривая утешительные слова. Что-то про то, что с Максом все будет в порядке.       Это немного отрезвило — Маринетт вытерла непрошенные слезы тыльной стороной руки и отодвинула Адриана в сторону. Хотя и не могла сказать, сделала бы также, будь вместо него напарник. Хоть ей и хотелось до безумия забыться в истерике, она не могла позволить им узнать секрет Ледибаг. И не только потому, что необходимо было соблюдать тайну личности, но и потому, что теперь, когда она причинила им столько боли, она знала, что больше они не смогут быть друзьями.       Как только ее дыхание выровнялось, друзья облегченно выдохнули, но все еще продолжали смотреть на нее с нескрываемым беспокойством.       — Кстати, Маринетт, ты же не в курсе! — вдруг хлопнув себя по лбу, Алья стала что-то искать в своем телефоне. — У нас же такое на днях произошло, ни за что не поверишь. Хорошо, что я все же это засняла!       Алья протянула подруге телефон, в котором было видео с извинениями Хлои перед Натаниэлем. Адриан придвинулся ближе, тоже вглядываясь в происходящее на экране. От такой близости щеки Маринетт порозовели, пусть блондин и полноценно обнимал ее несколькими минутами ранее. Но не признаваться же себе, что так хотелось ощутить на его месте чью-то наглую кошачью морду.       — Вау, — первым произнес Адриан, как только видео закончилось. — Думаете, Хлоя решила исправиться?       Алья лишь громко фыркнула.       — Исправиться? Хлоя? Да скорее Кот Нуар откажется от Ледибаг, — в сердцах крикнула она.       Адриан как-то странно покосился на нее, а Маринетт нахмурилась, отведя взгляд в сторону.       — Ты же знаешь, что между ними ничего нет, — спокойно произнесла Маринетт.       — Знаю, — кивнула Алья, — но это не отменяет того факта, что они просто созданы друг для друга. Цель моей жизни — свести две определенные твердолобые пары, и я с этим как-нибудь справлюсь.       Журналистка гордо вскинула нос, а Адриан закашлялся в кулак.       — Две? — решил уточнить он.       — Ты их не знаешь! — громко вскрикнула Маринетт прежде, чем Алья успела что-либо сказать.       Алья усмехнулась.       — Ага, — протянула она и хитрым взглядом окинула сидевших довольно близко Маринетт и Адриана.       Маринетт не знала, куда спрятать пылающие щеки, но тут дверь в палату открылась и вошли ее родители.       Поняв, что продолжить тему не получится, Маринетт облегченно выдохнула. Надо будет намекнуть Алье, что ей придется выбрать другую жизненную цель.

***

      День в больнице казался ей бесконечным. После того, как ушли друзья и родители, из развлечений остался только телефон да периодические обходы врачей. Маринетт сходила с ума от безделья. Она прошла все игры на телефоне, прочитала пару книг и все новости кроме тех, что рассказывали о вчерашнем дне, боясь, что узнает еще больше страшных подробностей. Когда пришла медсестра, чтобы выключить в палате свет, Маринетт и правда думала, что заснуть — лучший вариант. Но все было не так просто. Стоило ей только закрыть глаза, как вместо долгожданного облегчения приходили кошмары. После сегодняшнего разговора она видела перед глазами избитое тело Пчелы, Пегаса, Сабрины, Натаниэля и Кима. Они смотрели на нее презрительным взглядом, обвиняя во всем, что с ними случилось — а она это принимала. Ведь действительно, это только она во всем виновата.       Выносить этого больше не было сил — Маринетт открыла глаза и уставилась в белоснежный потолок. Сбоку раздался тихий стук. Она повернула голову и увидела Кота — он чертыхнулся об оконный проем и чуть не упал, но вовремя успел схватиться за косяк. Он взглянул на нее своей ослепительной улыбкой и отвернулся, чтобы взять стул и поставить его на то же место, где тот стоял вчера.       — Привет, Моя Леди, — поклонился Нуар и присел рядом с кроватью. — Скучала по мне? Ваш верный напарник прибыл, чтобы защитить вас от всех, кто посмеет причинить вам зло.       — Пожалуй, нет смысла сейчас меня защищать, — грустно произнесла Маринетт, не обращая внимания на шутливый тон Кота. Похоже, напарник совсем не изменился. — Бражник ничего мне не сделает, у меня же нет сережек. Но вот мои родители…       Она сделала глубокий вдох. Из-за нее теперь всем близким людям угрожает опасность.       — Моя Леди, я не могу тебя оставить, — возразил Нуар, виновато прижимая искусственные уши к голове. — Хоть ты сейчас и без талисмана, Бражник в первую очередь должен отправиться к тебе. Кстати, ты никого подозрительного сегодня не замечала?       Маринетт на мгновение задумалась, но сразу покачала головой.       — Нуар, пожалуйста, нужно каким-то образом защитить моих родителей, — умоляла она, смотря Коту прямо в глаза. — Я себе не прощу, если с ними что-то случится.       Нуар нахмурился и склонил голову, задумавшись. Было видно, что он размышляет о различных вариантах, пока Маринетт лишь подвергает себя бесполезной панике. Она весь день не могла себе найти места, ожидая появления напарника, боясь, что может не успеть.       — У меня идея! — лицо Кота просветлело, и он достал из-за спины шест. — Мастер сказал, что оставит нам подкрепление. Я могу попросить кого-нибудь из героев проследить за твоими родителями, пока я нахожусь с тобой.       — Нет! — воскликнула Маринетт, пытаясь вырвать шест из когтистых лап. — Нельзя этого делать! Как ты собираешься объяснять, что надо защищать родителей обычной дочки пекарей? Или ты хочешь, чтобы они тоже догадались о моей личности?       — Р-разумеется нет, — с заминкой ответил Кот, все же отвоевав свой шест. — Но мы можем что-нибудь придумать. Хотя, честно говоря, не вижу ничего такого в том, чтобы сейчас раскрыть им твою личность. Все равно Мастера нет, талисман он не отберет в любом случае.       — Нет, нет и нет! — Маринетт замотала головой из стороны в сторону так резво, что полученные недавно раны начали щипать. — Пожалуйста, Кот, я не смогу посмотреть никому из них в глаза после всего, что сделала.       Следующие полчаса прошли в оживленном споре о плюсах и минусах знания личности Ледибаг, а также в возможных причинах необходимости защиты обычной девушки. Хоть Коту и не получилось убедить Маринетт открыть свою тайну кому-либо еще, но к компромиссу в ложной истории им все же удалось прийти. По их версии, Маринетт смогла узнать личность Ледибаг, когда та была акуманизированна, именно поэтому она полезла тогда в битву, получив столько травм. Бражник глазами Ледибаг увидел, что Маринетт в курсе личности Леди, поэтому теперь сделает все возможное, чтобы выведать у нее эту тайну.       Будь ее воля, Маринетт бы вообще попыталась убрать из истории словосочетание «тайная личность», но более достойной причины объявить на нее охоту в голову ни одному из героев не пришло.       — Нуар, а кого Мастер призвал нам на помощь? — спросила Маринетт, понимая, что даже не знает, перед кем ей придется оправдываться. На ее вопрос Кот лишь пожал плечами.       — Понятия не имею. Я могу отправить всем сообщение, чтобы мы могли встретиться и все обсудить, — предложил он и Маринетт, которой идея раскрывать даже эту подставную историю все еще претила, нехотя кивнула.       Кот открыл шест и включил режим коммуникатора. На экране кроме горящей зеленой лапки никого не было видно.       — Слушай, а почему Бражник не отображается на карте? — спросил Нуар, набирая сообщение всем известным героям кроме Маюры и Бражника.       — Не знаю. Возможно, он каким-то образом научился скрывать свое местоположение? Или магия квами не позволяет.       Нуар хмыкнул и последний раз нажал на экран, отправляя сообщения. После чего убрал шест обратно на поясницу и повернулся к Маринетт.       — Моя Леди, в прошлый раз я не успел передать тебе это, — в его руках появились сережки-гвоздики, которые уже долгое время Ледибаг никогда не снимала. Однако, лишь кинув взгляд на них, Маринетт заметно побледнела. — Тебе стоит снова стать Ледибаг. Так ты быстрее восстановишься, мои раны практически зажили.       Маринетт протянула дрожащую руку к талисманам и с опаской взяла их в руки. Она еще не была готова к этому. Она боялась, что как только наденет серьги, снова станет всем вредить.       Сережки заманчиво блестели красным отливом, а пять черных точек на них напоминали о долге героини — долге, который ей не удалось выполнить.       — Ледибаг, все будет хорошо, — подбодрил ее Нуар, видя странную реакцию Маринетт.       — Да, наверное, — прошептала она, не отрывая взгляда от сережек. — Ты не мог бы оставить меня ненадолго?       Кот кивнул и выскользнул в открытое окно, захлопнув его за собой.       Тяжело вздохнув, Маринетт медленно, с толикой опаски надела серьги.       — Маринетт! — завопила появившаяся в палате Тикки. — Я так переживала, с тобой все хорошо? Тебе не стоило так напрягать себя! Постоянная усталость и несколько эмоциональных потрясений смогли захватить тебя, я чувствовала себя такой виноватой!..       Квами продолжала свой словесный поток, а Маринетт лишь опустила голову, чувствуя себя ответственной за все произошедшее, отчего снова чуть не ушла в ту черную комнату, что была при разговоре с друзьями. Она должна была держаться, чтобы не навредить квами и больше не заставлять ее печалиться. Божья коровка остановилась, чтобы перевести дыхание, и Маринетт воспользовалась этим шансом.       — Прости меня, Тикки, — голос предательски дрогнул, а слезы стали течь ручьями, которые она не могла остановить. — Я такая упрямая, не хотела никого слушать. Думала, что справлюсь сама. И вот, что из этого вышло… Я такая дура. Полная, беспросветная дура, которая не смогла справиться с долгом героини…       Квами подлетела к ней ближе, дотрагиваясь до мокрой щеки своей маленькой лапкой, а после мягко обняла, давая своей хозяйке вдоволь выпустить эмоции, тихо нашептывая теплые слова и стараясь помочь, чем может.       — Маринетт, что было — то прошло. Нет смысла винить себя во всем. Просто так сложились обстоятельства, и нам ничего больше не оставалось. Судьба играет со всеми в свою игру и мы не можем это изменить. Даже сила твоего талисмана и Кота не дает силы обмануть ее. Судьба — сама по себе Великая Обманщица надежд и мечтаний, но ты не должна сломаться. Я верю, что ты поступала так, как считаешь правильным, и если получилось так, то значит избежать подобного было нельзя. Потому прошу, успокойся, а то я пойду, совсем как Плагг, и, взяв печеньку, заткну ей тебя, — последняя фраза Тикки была явно мрачной шуткой, но именно она позволила Маринетт удержаться, вызвав совсем крохотный смешок, когда она представила, как Плагг затыкает Нуара куском камамбера.       Маринетт сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Не так уж и страшно было вновь говорить с Тикки. Может от того, что обе чувствовали себя виноватыми, а может была иная причина, но это оказалось даже легко. Так что по прошествии пяти минут, когда она полностью успокоилась, по просьбе квами Маринетт пересказала ей все, что произошло. Тикки мирно жевала принесенное друзьями печенье, но, услышав, что Хранитель бросил все на самотек, резко взлетела в воздух, выронив лакомство из маленьких лапок.       — Маринетт, тебе нельзя больше надевать серьги, что бы там ни говорил Мастер! — возмущенно начала она. Маринетт виновато опустила голову, на что квами сразу исправилась. — Ты ни в чем не виновата, но после того, что устроил Бражник, тебе грозит большая опасность. Ты не думала, что без талисмана была бы в безопасности?       — Думала, — согласилась она, сжав больничное покрывало. — Но, боюсь, что это не остановит Бражника. Он может заставить рассказать все, что мне известно, а я даже не смогу дать ему отпор. Хранитель прав, сейчас слишком опасно что-то менять. Ты сама сказала, Тикки, что готова принять мои действия, если я считаю их правильными, так как судьба неизбежна. Так вот, это мое решение.       По сведенным бровям Тикки было понятно, что она готова и дальше возражать но, скованная силой своих собственных слов, не стала этого делать. Маринетт попросила превратить ее, чтобы тело исцелилось от полученных травм, и квами была вынуждена окончательно смириться и выполнить просьбу с грустной улыбкой.       Теплый розовый свет окутал больничную палату, после которой на койке лежала уже не Маринетт, а Ледибаг. Странное чувство окутало героиню — она думала, что, стоит ей облачиться в красный костюм, снова почувствует влияние акумы и желание всем навредить, но этого не произошло. Наоборот, все стало таким спокойным, ясным и понятным, словно и не было нападения, ран и всех ужасов, что пришлось пережить Парижу после ее акуманизации.       Маринетт села на кровати и попыталась пошевелить руками. Недавно вывихнутая конечность отдалась ноющей болью, но в целом было терпимо. Вставать она пока не рискнула — боль в руке хоть была и небольшая, но неприятная, а нога была повреждена еще сильнее.       Откинувшись на подушки, Маринетт наслаждалась долгожданным умиротворением. Только благодаря этому она смогла, наконец, уснуть.