Гармония

      В конце обеденного перерыва Маринетт написал Лука. Он предлагал ей прогуляться сегодня после коллежа, но она, поразмыслив, отказалась. Гулять с ним сейчас не хотелось от слова совсем — слишком громкими были ее мысли в данный момент.       После того, что она услышала от Кагами, все окончательно запуталось. Она ведь уже твердо решила, что Адриан больше не ее, что он решил встречаться с Кагами и счастлив с ней. Жить с мыслью, что Маринетт просто не могла ничего изменить, было гораздо легче, а теперь… Это. Иные слова она подобрать не могла. По крайней мере приличные.       Маринетт не помнит, даже в самых общих чертах, как оказалась в своей комнате — вся дорога из коллежа просто превратилась в вырезанный из жизни фрагмент, проведенный лишь в мыслях о том, во что превратилась ее жизнь и… И можно ли было помешать, если бы она знала о том, что Адриан не влюблен в Цуруги.       Дюпен-Чен все больше казалось, что теперь серьги, которые стали ее неизменным спутником, превратились в тяжкое проклятие. В ношу, от которой адски болят не только уши, но и тело с душой. С каждым днем это ощущение становилось все тяжелей, они словно тянули ее прямиком в бездну, начиная с того момента, как Маринетт очнулась в больничной палате.       «Кажется, во мне что-то разбилось», — закрывая за собой дверь пекарни, она приложила руку к груди. Сердце билось почему-то громче обычного, хотя никакой особой причины для этого не было. В памяти прокручивались воспоминания о беззаботных днях, когда неудача в признании Адриану казалась самой серьезной проблемой в мире. То время представлялось пушистым облачком, таким легким и невесомым, а теперь все резко обратилось острейшими осколками хрусталя, от которых никак нельзя было скрыться.       Зайдя в свою комнату, Маринетт окинула пустующим взглядом помещение. Тихо. Идеальное место для того, чьи мысли грозятся перекричать все на свете.       Не спрашивая разрешение, она перевоплотилась в Ледибаг — не столько из-за того, что необходимо было восстановиться, сколько из-за того, что не хотела разговаривать с Тикки. Маринетт легла на кровать и накрылась одеялом с головой, пытаясь сосредоточиться и во всем разобраться. В какой-то степени это действительно получилось.       Кагами многое поведала ей сегодня. Но больше всего ее добила не новость о том, что те двое больше не встречаются, не то, что Кагами, скорее всего, раскрыла личность Ледибаг, а то, что Маринетт надумала себе уже после их разговора. Ведь щит, который она смогла по кусочкам выстроить, чтобы не сойти с ума, рассыпался в пыль.       Главное, что она смогла вынести — что, все же, выход был. Если бы она разобралась в ситуации, если бы не стала так сильно расстраиваться тогда, зная, что Адриан влюблен в кого-то другого, что шанс, хоть и мизерный, но был. Если бы тогда в кабинете она смогла доказать свою правоту, если бы…       Если бы она нашла в себе силы признаться раньше, то всего этого не было.       Конечно, Кагами просто идеально подходила под описание чудесной девушки Адриана: сильная и независимая, но Маринетт снова приняла желаемое за действительное. Даже не так — в этот раз, Маринетт, ты абсолютно точно облажалась.       Можно же было обсудить это с той же Кагами. Пусть бы это выглядело глупо, по-идиотски и совершенно безмозгло, но все же Дюпен-Чен не сделала даже этого. Да были сотни способов все узнать! Спросить у Альи или Нино, например. Они бы точно смогли все выведать, но Маринетт просто смирилась с неизбежным, променяв всех на работу. На работу над чертовыми плакатами Джаггеда Стоуна!       С каждой мыслью лежащая на кровати героиня становилась все слабее и мрачнее. Она подтянула ноги к груди, сжимаясь в комок, словно маленький ребенок, который боится монстров, вот только этим монстром была она сама. Все, что случилось, на деле ее вина. Вина убежденности, что все именно так, как она решила. Просто… Самоуверенность. Маринетт почти с головой утопала в собственном чувстве горя, ощущая себя невероятно слабой и ничтожной. В такой момент она могла бы стать идеальной жертвой для акумы, но эта мысль почему-то была лишь на границе ее сознания. Может, потому, что Бражник делал все для того, чтобы она перестала обращать на него внимание, а, может, злодею просто хотелось поиграть с ней в кошки-мышки. Ей сейчас в любом случае было не до таких раздумий. Маринетт утопала, задыхалась, на душе скребли кошки, и даже о главном кошачьем в ее жизни не было сил думать. Но спасение снова пришло неожиданно.       Стук. Будто молния, он прошелся по телу, заставляя резко выскочить из личного болота, что образовалось в душе. Маринетт резко села на кровати, оглядываясь по сторонам. Звук повторился прямо над ее головой — кто-то стучался в люк с крыши.       — Тикки, обратная трансформация, — как можно тише прошептала девушка, накрываясь тканью, и в следующий миг розовая вспышка тускло пробилась сквозь одеяло. Даже если это не Нуар, понять, что она сняла трансформацию, никак не выйдет. У нее все в розовых тонах, и розовый тусклый отблеск легко можно будет списать на какой-нибудь фонарик, что не вовремя включился. Уставшая квами, едва оказавшись во внешнем мире, а не в серьгах, полетела прямиком к шкафчику, где у Маринетт был запас печенек на все случаи жизни. В последнее время Тикки проводила там больше всего времени, но никогда не отказывала, если Маринетт тоже хотела полакомиться. Сладкое позволяло отвлечься, хоть и на очень короткое время.       — Кто там? — Маринетт попыталась придать голосу сонное состояние, растягивала слова, и даже притворно зевнула вначале. Было сложно собраться с мыслями, но она вроде неплохо справлялась, но раздражение от нового проникновения в ее частную жизнь никуда не делось. Серьезно, если это снова Алья с Нино, в следующий раз она собственноручно проучит их с помощью своего йо-йо. А еще повесит их обоих над Сеной, обмотав леской, и будет так держать, пока не произойдет принудительная детрансформация, или пока они не начнут об этом молить.       — Это Л… Вайперион. Можно войти? — послышался смущенный мужской голос из-за закрытого люка. По телу пошла дрожь — вот только его сейчас до кучи не хватало. Хватит с нее сегодня потрясений и мальчиков! Все, баста! Вот откроет она люк и тактично предложит ему уйти, чтобы оставил ее одну…       Справиться вышло только с первым пунктом. Ведь, когда она увидела его виноватое лицо, тоска вновь сковала ее сердце. И вот как она может его прогнать, если он выглядит хуже, чем Кот после того, как она накричит на него за излишнее хвастовство или попадание под атаку акумы?       — К-конечно, — Маринетт занервничала. Она ведь не хотела с ним встречаться сегодня, но, видимо, у всех героев это в крови — не принимать отказы и находить другие пути решения. А Лука, хоть и умел принимать отказы, но также не мог ничего поделать со своим сердцем. Видимо, ее нежелание сходить вместе погулять его очень сильно задело. Иначе даже непонятно, почему он все-таки попытался прийти к ней еще и в геройском обличии. Сам ведь говорил на собрании, что очень не хочет ее тревожить… Эх. Ну почему все три парня, что навещают ее голову, такие ранимые?       Люк полностью открылся, и Змея приземлился аккурат рядом с ее кроватью. Маринетт отметила, что, в отличие от остальных героев, которые прыгали грязными ногами прямо на матрац, он стоял рядом, переступая с ноги на ногу. Это было мило и в то же время по-своему забавно. Сложно было не понять по его виду, что чувствует он себя крайне неловко. Это же ведь первый раз, когда он у нее в комнате?       — Не хочешь ли чаю? — спросила она, пытаясь искоренить эту неловкость. Лука улыбнулся и кивнул в знак согласия, медленно, похоже, возвращаясь в строй.       Они прошли на кухню. Маринетт поставила чайник, а Вайперион сел на высокий стул за барной стойкой и, достав лиру, стал наигрывать какую-то незнакомую мелодию. Музыка была простая, всего пару тактов, и Маринетт, быстро поймав ритм, стала еле слышно подпевать. В его обществе она немного расслабилась — возможно, не стоило так близко к сердцу принимать слова Кагами и согласиться с Лукой на встречу? Тогда бы не пришлось скрывать, что она в курсе его личности, и можно было бы спокойно разговаривать. Бросив листья в чашку, Маринетт залила их кипятком и, быстро развернувшись под веселую музыку, чуть не упала.       — Осторожно! — сильные руки подхватили ее поперек талии. Она благодарно посмотрела на Вайпериона и слегка покраснела от внезапной близости, ведь его лицо было на расстоянии вытянутой ладони. Маринетт невольно задержала взгляд на чужих губах, что находились на уровне ее глаз.       Сглотнув, она быстро отстранилась и аккуратно поставила кружки на стойку. Они сели друг напротив друга, разделенные узкой столешницей, и Маринетт прикладывала все усилия для того, чтобы их ноги не пересекались. Не только для того, чтобы не нарушать его личное пространство, но и чтобы не возникло очень неловких ситуаций. А уж с ее удачей они обязательно случатся, дай только шанс.       — Ты как? — обняв кружку с ароматным чаем, Лука неотрывно следил за собеседницей. Маринетт криво улыбнулась и помахала рукой из стороны в сторону.       — Ты же видел, я в порядке, — она неестественно засмеялась. Во взгляде Луки появились ледяные осколки, которые готовы были в любой момент превратиться в прочный лед. — У меня очень хорошая регенерация, ты же знаешь, насколько я неуклюжая…       Бровь Вайпериона поднялась вверх, и Маринетт поняла, что ляпнула лишнего. Откуда герою, с которым она до этого не встречалась, знать про эту ее проблему? Черт. Надо срочно выпутываться. Любая фраза, что могла бы отвлечь или оправдать ее слова.       Думай, Маринетт!       — Ну, то есть… Это же все знают, правда? Уверена, герои уже успели посмеяться с того, как я падаю на ровном месте.       Ее смех был похож на сломанный дверной звонок.       — Ты не неуклюжая, — мягко заметил Лука, а взгляд его потеплел, от льда в глазах не осталось и напоминания. — Ты самая потрясающая девушка, которую я только знаю.       Маринетт густо покраснела, но попыталась это скрыть за большой кружкой. Как можно было говорить такое так легко? Ну, правда, это ведь не может не смущать, когда говоришь подобное девушке, которую видишь впервые! Но в то же время… Почему-то именно эта его черта так успокаивает. Легкость, с которой он произносит подобное, с которой угадывает чужие чувства и выражает их в музыке. Это точно была ошибка — не согласиться на встречу. Так бы она не погрузилась так глубоко в себя… «Черт! — буквально прокричали ее мысли. — Я же ведь могла попасть в лапы Бражника! Как я вообще могла забыть о том, что просто не имею сейчас права на то, чтобы снова поддаться негативу?». За руганью на саму себя Дюпен-Чен сделала небольшой глоток, в мгновение понимая, что это было ошибкой. Нет, не отказ Луке — делать глоток было ошибкой, ведь кипяток еще недостаточно остыл, и Маринетт, быстро отстранившись, прикусила ошпаренный язык.       — Сильно больно? — мгновенно откликнулся герой, видя ее скривленное лицо.       — Ффе хофофо, — отозвалась Маринетт с вытянутым языком и, пока не стало слишком поздно, налила холодной воды из-под крана. После небольшого глотка она блаженно улыбнулась, ощущая, как неприятное ощущение уходит.       — Ты выглядишь гораздо лучше, чем до нападения Свободной Баг, — заметил Лука, осторожно отпивая свой напиток. — Мне пришлось как-то тебя увидеть, не подумай, что я следил за тобой.       Маринетт нахмурилась. В его обществе она расслабилась, смогла отвлечься, но теперь груз вины вновь начал давить.       — Ну, я была занята работой, поэтому и тратила на нее большую часть сил.       Кружка снова оказалась в руках, но она не спешила отпивать. Перебирая пальцами выпуклый рисунок, она попыталась не думать о том, к чему привело ее безрассудное поведение.       — И все же я не думаю, что ты в порядке, — тихо заметил Лука, придвигая свою руку к ее и беря за кисть. — Маринетт, что с тобой произошло на самом деле?       Вайперион едва касался, но она чувствовала, как каждый участок тела, где его костюм соприкасается с ней, словно окатывали ледяной водой. Маринетт сжала свою кружку сильнее и вся напряглась, а меж бровей пролегла складка. Язык, недавно ошпаренный, нещадно жгло, но Маринетт лишь сильнее прижимала его к небу — это хоть как-то помогало справиться с тем, чтобы не закричать и не начать выть, выпуская все накопившиеся эмоции на волю. Как же ей хотелось, чтобы все это оказалось лишь плодом ее больной фантазии, иллюзией, дурным сном — чем угодно, только не реальностью!       В тишине кухни раздался звон мобильного. Маринетт узнала мелодию — это было не сообщение и не звонок, даже не оповещение о погоде.       Простая трель сигнализировала о новой акуме.       Взгляд Маринетт был прикован к своему девайсу. Все мысли мигом ринулись прочь из головы — каждый раз, когда ее телефон издавал сигнал, она вздрагивала, боясь увидеть именно это оповещение. Что любитель бабочек вытворит в этот раз?       — Тебе нужно спрятаться, — серьезно начал Вайперион, тоже увидев сообщение. — Бражник может искать тебя, здесь нельзя оставаться…       — Нет, все в порядке! — мигом возразила она. Сейчас необходимо было перевоплотиться в Ледибаг, но как ей это сделать, если с ней находился Змея? Он точно никуда ее не отпустит. Маринетт судорожно начала продумывать пути отступления: взгляд сразу приковал пакет сахарной пудры, который так удачно стоял рядом с тарелкой печенья. — Я останусь тут. Мне нельзя покидать дом до тех пор, пока меня не заберут. Не хочешь ли печенья?       Маринетт встала, потянулась к тарелке и, будто бы нечаянно, опрокинула на себя весь пакет белого порошка.       — Ой, какая я неуклюжая! — воскликнула она, надеясь, что ее актерские способности на достаточно высоком уровне, чтобы обмануть его. — Мне нужно переодеться, подождешь меня?       — Я не могу тебя оставить, — возразил Лука, хватая ее за руку. Маринетт развернулась к нему, вглядываясь прямо в голубые глаза.       — Извини, но мне нужно сменить одежду, — резко сказала она, надеясь, что это не сильно его ранит. А после, более спокойно, добавила: — Не думаю, что это зрелище требует чьего-нибудь внимания.       Лука отпустил ее руку и хмыкнул, отчего Маринетт даже подумалось, что он, в общем-то, не прочь такого развития событий.       — Хорошо, иди, — обреченно сказал он, поднимая руки в защитном жесте. — Но только быстрее. И, если что-то случится, сразу кричи.       Маринетт кивком согласилась и, схватив со стола телефон, кинулась наверх.       Первым делом она быстро стянула с себя ставшую непригодной футболку, отыскала в шкафу запасную и надела. Следующим шагом она написала сообщение Нуару, чтобы он забрал ее. Убедившись, что письмо дошло до адресата, Маринетт включила кран в своей спальне и умыла лицо. Она только успела закрыть воду и вытереть остатки влаги, как с размаху в комнату влетел Нуар.       — Принцесса! — он тяжело дышал, видимо мчав сюда на максимальной скорости. — Там кошмар творится!       — Маринетт? — Лука распахнул дверцу, ведущую в комнату, и уставился на появившегося в комнате Кота. Секунду он недоуменно на него пялился, а после на лице застыла непроницаемая маска. — Что ты здесь делаешь? Я и сам могу о ней позаботиться.       — Я забираю ее, — холодно ответил Нуар. Быстро пройдя к Маринетт, он притянул ее за талию.       — Ты считаешь, что я не справлюсь? — почти взревел Змея, вмиг оказываясь рядом. Он схватил Маринетт за руку, но, благодаря тому, что вся его ярость была направлена на Нуара, Маринетт не почувствовала дискомфорта от касания. — Если не забыл, Ледибаг сама дала мне талисман, доказывая, что я достоин.       — Вообще-то, сначала она дала его Адриану Агресту, — давил на больное Кот. Это было видно по тому, как загорелись глаза Вайпериона, а его зубы плотно сжались, обнажаясь под приоткрытыми губами.       — Так, стоп! — воскликнула Маринетт, для усиления эффекта топнув ногой. Парни перевели на нее недовольный взгляд. — Не важно сейчас, как и кто кому дал талисман. Я должна пойти с Котом, это приказ Ледибаг. А тебе, Вайперион, сейчас лучше не показываться на глаза Бражнику. Нельзя, чтобы он знал, что талисман у тебя.       Она обвела сердитым взглядом каждого из них. Лука виновато опустил голову, а Кот позволил себе победную широкую улыбку. Самодовольство вокруг него, казалось, можно было физически ощущать.       — Будь осторожна, — прошептал Вайперион перед тем, как Маринетт повернулась к люку на крышу. Она ободряюще улыбнулась и скрылась в проеме, оставляя парня с разбитым сердцем одного, долго смотрящего ей вдаль.