***
До начала встречи ещё оставалось немного времени, поэтому, не глядя на прохожих, Саймон рассматривал здание музея лондонских доков — точку пересечения с Джоном. Последний раз он посещал это место, когда учился в школе — родители водили его сюда вместе с младшей сестрой. Внутри непоседливым детям наскучило быстро, и единственное из всего, что запомнилось там — как мать вместе с отцом безуспешно пыталась их утихомирить. С берега Темзы дул холодный ветер, хотя сам воздух потеплел и в ясном небе светило солнце. Близилась весна: её первые прикосновения постепенно преображали природу, Лондон и настроение прохожих. — Значит, это правда? Действительно пойдём в музей? Крутанувшись на месте, Саймон лицом к лицу столкнулся с Джоном — молодой мужчина стоял позади и, засунув руки в карманы парки, усмехался. На загорелой коже шрам, бледной прямой чертой пересекающий глаз, выделялся сильнее обычного. — Вообще-то нет, но если ты настаиваешь… Порыв ветра взлохматил светлые, отливающие рыжиной волосы Саймона. Одет он был в то же самое кромби, что и две с лишним недели назад, однако растрёпанные густые вихры, джинсы и небрежно повязанный на шее шарф делали стиль повседневным — Джон находил такой его образ более привлекательным и близким себе по духу. — Настаиваю на том, чтобы поесть. Утром в меня завтрак как-то не полез… — Да, я слышал вчера по телефону, — откликнулся с улыбкой Саймон, — что ты весело проводил время. Прекратив друг над другом подшучивать, они двинулись в сторону паба «The Cat and Canary», попутно любуясь видами старых доков. От воды тянуло морозной прохладой, и, хотя путь был близкий, Джон накинул на голову капюшон. Нижняя часть лица Саймона практически до самого носа скрылась в складках шарфа. Паб располагался совсем неподалёку, всего в нескольких минутах ходьбы от музея. Девушка любезно встретила их и проводила к столику у окна, откуда открывался прекрасный вид на часть делового квартала Канэ́ри-Уорф. В глубине помещения было несколько свободных мест, но по тому, как уверенно администратор прошла мимо них, Джон догадался — Саймон приложил некоторые усилия, чтобы придать этой встрече формат свидания. — Слушай, хочу кое-что спросить, — заказав пиво, гамбургер и пару лёгких закусок, Джон положил подбородок на сцепленные пальцы. Вопрос, который он собирался задать, мог прозвучать грубо, хотя дело было лишь в банальном интересе и стремлении понять чужое упорство. — Ты так долго пытался до меня дозвониться… Неужели не надоело?.. Я имею в виду, что — Джон поспешил объясниться более конкретно, встретив настороженный взгляд своего собеседника, — не многим хватает терпения дождаться от человека обратной связи. — Значит, хорошо, что я отношусь к числу этих немногих. Им принесли пиво и закуски. Солнце светило ярко и через оконное стекло придавало вихрам Саймона медовый сияющий оттенок. Обратив внимание на его густые, обрамляющие лоб пряди, Джон машинально провёл ладонью по собственному коротко стриженому затылку — он уже практически не помнил, когда последний раз носил волосы длиннее, чем сейчас. — Могу я тоже спросить кое-что? — с осторожностью в голосе поинтересовался Саймон, следя за движением чужой руки. — Откуда у тебя этот шрам на глазу? Кстати говоря, не последний шрам, который я заметил… тогда, — закончил он фразу, намекая на проведённую вместе ночь. — Издержки моей работы. — Телохранителем? — А ты думаешь, я лишь для красоты рядом стою? — поморщился Джон, стараясь увильнуть от дальнейших расспросов. — Лучше скажи, чем занимаешься сам. Обрадованный вниманием, Саймон ответил с охотой: — Работаю в сфере IT системным инженером. Точнее, усиленно вникаю во всё это, так как устроился в фирму относительно недавно. Джон с интересом уставился на собеседника: он почему-то представлял его скорее каким-нибудь менеджером, и то, что парень обладал техническим складом ума, лишь добавило ему очарования. — Коллеги даже шутят, — между тем продолжал Саймон, оседлав волну вдохновения, — что с моим-то рвением я скоро стану полноценным Призраком. Джон нахмурился, не понимая, о чём зашла речь. — У меня кличка на работе есть, Гоуст**, — с некоторой долей неловкости пояснил Саймон. — Прозвали так за то, что я могу удалённо решать возникшие проблемы. Ну, знаешь, что-то вроде незримого присутствия, — он пошевелил в воздухе пальцами, изобразив нечто потустороннее. — На моём рабочем бейдже даже так и значится — Гоуст Саймон Райли. — Забавно… — пробормотал мужчина, смерив собеседника взглядом. Джон знал одного Призрака — так звали бойца из смежного эскадрона, снайперские навыки которого были эталоном для солдат Особой воздушной службы. Ему принадлежали многие рекорды по стрельбе, а в соревнованиях между отрядами, время от времени устраиваемых командованием SAS, по меткости Призраку не было равных. Он хорошо проявлял себя и в рукопашном бою, чем неизменно вызывал у Джона добрую зависть и восхищение поистине универсальностью способностей… Призрак погиб в бою два года назад. Завязавшийся разговор прервала девушка: вежливо улыбнувшись, она поставила на стол деревянные подносы с гамбургерами и поинтересовалась, всё ли у них хорошо. Саймон поблагодарил её и потянул носом воздух — аромат, щекочущий ноздри, был восхитителен. Джон тем временем без лишних прелюдий вонзил в гамбургер зубы. Когда с едой и закусками было покончено, они, расслабленные, расплатились за обед и вышли на улицу. Погода почти не изменилась, но на сытый желудок холод ощущался не так сильно, и больше не хотелось прятать лицо от порывов ветра. Саймон долго посматривал на шрам, тянущийся через левый глаз мужчины, прежде чем вслух заметить: — А ты загорел. Выглядишь теперь словно плохой парень из какого-нибудь фильма. По губам Джона скользнула усмешка: он, будучи ниже своего собеседника на полголовы, чуть вздёрнул подбородок. — Если снять одежду, то смотреться это будет не так, как ты себе представляешь. Я же всё-таки не на отдых ездил, а по работе. — Я бы взглянул на тебя без одежды ещё раз. Мысль, завертевшаяся на языке, обрела словесную форму раньше, чем Саймон успел спохватиться: он честно всего лишь подумал об этой возможности, но, видимо, Джон привлекал его сильнее, чем казалось на первый взгляд… Когда мужчина замедлил шаг и обернулся, окончательно остановившись, в прозрачных голубых глазах не было неудовольствия или раздражения, там крылось другое — сомнение и неопределённость. Это лишний раз напомнило Саймону о случайности их знакомства и о том, что оно могло остаться в памяти ничего не значащим эпизодом — по крайней мере для Джона. Допустив такую мысль, он застыдился своей несдержанности и попытался обратить всё в шутку: — Прости, я не всегда включаю голову, прежде чем что-то сказать. — Как и я, если ты уже заметил. Но, по-моему, нам с тобой нужно обсудить кое-что. Кивнув в сторону набережной Темзы, Джон перешёл дорогу и медленно побрёл по променаду, бросая взгляды на спокойную гладь воды. Время близилось к вечеру, на ясном небе проступали бледно-золотистые мазки: лондонский закат вычерчивал по ту сторону реки линии зданий словно чёрным грифельным карандашом, чётким тёмным оттиском на фоне наплывающей дымки. Саймон шёл рядом, плечом к плечу, тоже не отрывая глаз от разливающихся по небу красок. Ему было понятно всё — задумчивое молчание Джона, его неспешный шаг и устремлённый в сторону взгляд. Выразительность тишины угнетала, её хотелось оборвать, пусть даже грубо, но лишь бы не растягивать эту мучительную неизвестность. И попытку внести определённость Саймон выразил следующим: — Для того, чтобы предложить больше не видеться, не нужно тратить время на поиск подходящего места. Достаточно просто сказать в лицо. Джон никак не отреагировал на замечание, продолжая держать язык за зубами, и ничего не оставалось, кроме как тихо следовать за ним по променаду, слушать отзвуки вечернего города и крики проносящихся над головой чаек. Вдруг мужчина остановился. Зябко повёл плечами и смягчил линию плотно сомкнутых губ. Саймон будто только этого и ждал — застыл напротив с нечитаемым выражением лица, в то время как внутри боролись между собой отчаяние и робкая надежда. — Ты прав, я действительно считаю, что не гожусь тебе в любовники, — наконец выдохнул Джон, глядя прямо ему в глаза. — Но позволь объясниться. Просьба прозвучала немного неуместно хотя бы потому, что никто и не просил никаких объяснений. Саймону главное было услышать ответ — и он его услышал. К чему лишние слова, когда точка уже поставлена? — По-моему, в этом нет необходимости, — голос обидчиво дрогнул, что не осталось незамеченным. — Ты приложил усилия для организации нашей встречи. Я их оценил. Будет некрасиво с моей стороны оставить всё так, как есть. Без причины. Тем более, — добавил молодой мужчина, — если дело лишь во мне. — О, — язвительно отозвался Саймон, — как благородно! Раненная гордость и задетое самолюбие взыграли в нём, быть может, некстати, но в случае с Джоном это уже входило в привычку. Обиженно замолчав, он вопросительно вскинул брови и с застывшей на губах едкой усмешкой пробежал взглядом по непроницаемому лицу собеседника. В груди жгло то ли от стыда, то ли от нелепости ситуации, то ли от злости на себя и на мужчину. Джон наблюдал за ним с хорошо скрываемым чувством смутного беспокойства, понимая, что в определённой степени ответственен за причинённую душевную боль. Но чем быстрее Саймон примет обстоятельства, не позволяющие им быть вместе, тем будет лучше. — Послушай, — в глубоком сдержанном голосе не было заискивающих миролюбивых нот, однако и раздражения там тоже не было, — я старше тебя на десять лет. И много работаю. Очень много. Могу неделями не появляться в Лондоне. Могу в любой момент сорваться с места по первому же звонку. Тебя устроит такой любовник? Тебя устроят отношения, напоминающие встречи ради секса время от времени? — Значит, я не ошибся? — процедил на выдохе Саймон, оскорблённый последней фразой. — Ты так всё это видишь, да? Взгляд голубых глаз прошёлся по нему более внимательно, и после непродолжительного молчания Джон разлепил губы: — Не будешь же ты отрицать, что мы переспали всего несколько часов спустя после знакомства. Ощутив, как стремительно зарделись скулы, Саймон потупился: слова мужчины были правдой, и это поубавило пыл негодования, набухающий в груди. — А ты и доволен! Потешил я твоё самолюбие, да?! Стыдливо-рассерженный вид парнишки позабавил Джона, хотя ни единый мускул на лице не дрогнул. Симпатия Саймона ему давно была очевидна, а сейчас в чём-то даже взаимна: признание чуть польстило далёкой от романтики натуре. Но это чувство мужчина подавил без малейшего сожаления, верный привычке не привязываться к случайным любовникам. Потому что быть одному — гораздо проще. Полагаясь лишь на собственные силы, самоорганизацию и самодисциплину, в восемнадцать лет Джон впервые поступил в Королевскую военную академию в Сандхерсте, обучение в которой успешно завершил только со второй попытки. Сразу после академии — служба в армии и десантно-штурмовой бригаде. Затем — SAS. Суровый образ жизни закалил сложный характер, отточил навыки и сделал из него мужчину, но с тех же пор среди обычных людей Джон всегда ощущал себя чужим. В тридцать лет его руки уже по локоть были в крови, которой становилось всё больше и больше. Погибали друзья, умирали враги — смерть следовала за ним по пятам словно тень, не исчезающая даже в пасмурную погоду. И выбор был невелик: либо быть её предвестником, либо — новой жертвой. Он не умел оставлять военную службу где-то позади, на периферии сознания. Он ею жил и дышал — в какой-то мере по собственной воле, так как сам выбрал путь. Отец не заставлял его идти по своим стопам, но всячески поддерживал интерес ребёнка, позволяя рассматривать форму, оружие и терпеливо отвечая на детские вопросы. Глен МакТавиш ценил любознательность сына и охотно удовлетворял его любопытство, общаясь с ним как с взрослым: это льстило Джону и дарило лишние минуты наедине с отцом, которого часто не бывало дома. С возрастом интерес стал более осознанным. Мальчишеский восторг поутих, но влечение никуда не делось. Теперь Джон со всей серьёзностью рассматривал возможность связать свою жизнь с военной службой. Эту преемственность зародил в нём его отец: то, с какой гордостью мужчина носил форму, как переступал через себя после случившейся трагедии, лишь бы продолжать работать, пусть и в штабе организации — это не могло не внушать уважения к тому, чем он занимался. Джон хотел быть таким же преданным своей профессии и знал, что армия — это его… Спустя годы, сквозь пот и кровь, то юношеское стремление обрело конечный смысл. Долг — так называлось чувство, которое двигало Джоном, его поступками и даже совестью. Ему подчинялось многое и многое приносилось в жертву. Выбор, конечно, был, но практически никогда в свою пользу. Поэтому в одиночку нести это бремя казалось единственно разумным вариантом. — Не злись, — тихо попросил Джон, отчаявшись надеяться, что его поймут. — Нам далеко не восемнадцать, мы оба взрослые люди и сделали это по обоюдному согласию. Незачем сразу себя стыдиться. Да и я не стану тебя воспринимать как легкодоступного человека. Солнечный свет, переваливаясь за горизонт, оранжевой дымкой укутывал набережную. Золотое марево растекалось поверх зданий, пламенея буйством красок. В его лучах волосы Саймона казались совершенно рыжими, а сам парнишка — вызывающе красивым. — Я злюсь из-за другого. Из-за того, что меня ты, очевидно, вообще никак не воспринимаешь. Упрёк мужчина проглотил молча, хотя ему было, что ответить: никому из своих случайных любовников он не уделял столько внимания, сколько доставалось Саймону. Конечно, обычный человек посчитал бы такое оправдание жестоким, но для Джона это было не просто оправдание, а реальное положение вещей, привычное за долгие годы. И до недавнего времени он всегда находил понимание в том, что делал, со стороны тех, с кем делил постель. — Саймон, если не хочешь, чтобы я сморозил очередную обидную глупость, то прекращай, — лопнувшее терпение обнажило непреклонность характера, и с этим Джон ничего не мог поделать. — В первую очередь я воспринимаю тебя как взрослого человека, поэтому не вынуждай меня признавать обратное… Заметив, что разноцветные глаза практически не отрываются от шевелящихся губ, он вдруг замолчал и подозрительно прищурился. Саймон покраснел чуть сильнее, отдёрнул взгляд, но было уже поздно. Язык тела Джон прекрасно умел считывать не только по роду своей профессии — любовь между людьми одного пола научила распознавать намёки в мелочах, даже в самых незначительных движениях во избежание неприятных ситуаций. Поэтому от него не укрылось чужое жадное внимание, проявленное, по всей видимости, неосознанно. Замолчав, Джон задумался. Окинул долгим взглядом притихшего Саймона и, снова поймав в ответ косой обиженный росчерк, удостоверился окончательно — его расположения определённо добивались всеми возможными способами. Даже теми, которые лично он считал ничем иным как проявлением юношеского максимализма. Упорство Саймона вызывало смешанные чувства, оно смешило и раздражало — за всеми этими эмоциями Джон не сразу понял, что обдумывает уже совсем другое, что вспоминает проведённую ими вместе ночь и, кажется, не видит причин, препятствующих её повторению. Всего лишь повторению — ничего более. Если предложение покажется Саймону наглым, то больше их действительно ничто не будет связывать: жестокий способ проверить… Джон на мгновение растерялся, удивлённый завершением собственной мысли: »… проверить нас обоих». — Недавно ты сболтнул, что хотел бы увидеть меня без одежды, — лицо Саймона мгновенно заострилось, вытянутое настороженным вниманием, и Джон продолжил, — поэтому у нас есть выбор. Либо мы расстаёмся прямо здесь, либо, — голос опустился до хрипловатого шёпота, — едем туда, где на прощание я тебя хорошенько оттрахаю. Вызывающая прямота и лёгкие вибрирующие ноты в низком тембре мужчины словно хмель ударили в голову. В общую кучу смешались желание, отчаяние, гнев, разрывая грудную клетку захлестнувшим ощущением переполненности. Вывернутый изнанкой наружу, Саймон заранее проигрывал стоящему напротив человеку хотя бы по той причине, что в мыслях уже с готовностью подставлялся ему. В случае с Джоном предложение было унизительным, но достаточно откровенным и честным, а выбор казался простым лишь на первый взгляд. Стиснув зубы, Саймон не мог даже изобразить на своём лице презрение, потому что на последних словах мужчины у него призывно заныло в паху. Он действительно желал близости, и если именно этого взрослого решения ждал Джон, то более не было смысла терзать друг друга. — Ненавижу тебя!.. — в сердцах прошипел Саймон, раздосадованный тем, с какой лёгкостью согласился на сделку. Это было совсем не в его духе, но рядом с молодым мужчиной постоянно хотелось переступить черту. Шагнуть на тёмную сторону. — Идём…***
Пока Саймон принимал душ, Джон прохаживался по комнате, неторопливо изучая её. В прошлый раз он не особо приглядывался к обстановке, но, оказавшись в одной спальне дважды, решил, что нужно уделить внимание незнакомой ему территории. Тем более, здесь было на что посмотреть. Охлаждённая бутылка пива, зажатая в руке, скрашивала затянувшееся ожидание. Сделав очередной глоток, мужчина лёгким движением задвинул обратно на полку какую-то книгу об алгоритмах и структурах данных и двинулся дальше, привлечённый фотографией. Она была прикреплена к стене рядом с сертификатом об участии в соревновании по информационной безопасности и запечатлела, безусловно, Саймона в кругу семьи — схожие черты лиц и расслабленные доверительные позы указывали на это. В ванной комнате стих шум воды, и, когда послышалось шлёпанье босых ног, Джон повернул голову, ненадолго задержав взгляд на обёрнутом вокруг бёдер полотенце. — Твоя сестра? — Руби, — кивнул в ответ Саймон, присаживаясь на край кровати. — Старшая? — Нет, младшая. Два года разницы. — Снова осечка… — досадливо цыкнул Джон, поднося бутылку к губам. После глотка он приблизился к парнишке и посмотрел на него сверху вниз. — Вы оба не выглядите на свой возраст. — И иногда откровенно этим пользуемся, — Саймон перехватил бутылку из чужой руки и, уже пустую, отставил на пол. — Будь всё иначе, при нашей первой встрече ты бы не согласился поехать ко мне домой, ведь так? Джон не стал кривить душой: он действительно предпочитал мужчин или парней постарше, но никак не мальчишек вроде Саймона. Такую привычку сформировали годы тяжёлой службы и общение преимущественно с взрослыми зрелыми людьми. — Да, я бы отказался от предложения. — А сейчас вдруг предложил сам… Замолчав, Саймон подцепил пальцами передние шлёвки джинсов и медленно подтащил Джона ближе к себе, не отрывая устремлённого снизу вверх взгляда. В их прошлый раз из-за алкоголя шла кругом голова, но в данный момент мысли были ясны, а разум — чист. Даже, пожалуй, холоден, потому что оба знали цену этой встрече. — Надеюсь, ты действительно будешь хорош, — он всё же не удержался от колкости, отпустив мужчину и оставив одиноко стоять перед собой. — А то я готов к худшему. В ответ Джон хитро оскалился и одним плавным движением стянул через голову майку — загара как такового на его теле действительно не было. — Не советую меня дразнить. Иначе я с лёгкостью приму это как вызов. — Воспринимай, как хочешь, — пробормотал Саймон, чьи щёки медленно, но верно заливались румянцем. — Только начинай уже, пока я окончательно не сообразил, на что согласился… Раздался короткий смешок, и вслед за ним — тихое шуршание постельного белья: Джон опустил ладони и колени на кровать, резким крадущимся движением выталкивая вперёд корпус. Это произошло так быстро, что Саймон успел лишь коротко втянуть в себя воздух, прежде чем тёплые губы накрыли его рот, и с покорностью откинулся назад, нисколько не препятствуя чужому напору. Ему нравилось то, какими были прикосновения Джона — лишёнными хаотичности, уверенными, словно мужчина знал наверняка, когда и где следует дотронуться до тела, чтобы доставить максимум удовольствия даже нехитрой близостью. — Там… В ящике… Сквозь поцелуи чередуя то ли выдохи, то ли тихие стоны, Саймон махнул рукой в сторону прикроватной тумбочки. Из неё Джон, потянувшись, вытащил лубрикант и презерватив. — Чёрный? — мужчина дёрнул перечёркнутой шрамом бровью, демонстрируя упаковку. — Боишься, что будет стройнить? Голубые глаза весело прищурились — Джон молча, с мстительной ухмылкой запустил под полотенце ладонь, заставив Саймона прикусить губу и толкнуться навстречу бёдрами. Из соображений безопасности они ласкали друг друга без помощи рта, лишь руками, но в их случае даже этого было достаточно — остроты ощущений хватало, чтобы чувствовать естественную реакцию тел. — Боюсь, что ты всё-таки меня дразнишь. — Боже, да завалялся просто и такой!.. — простонал на выдохе Саймон, когда внутрь тела с мягкой настойчивостью втолкнули увлажнённые смазкой пальцы. — Не нравится — найди обычный! Или достань свой… — Ну уж нет, — Джон надорвал край упаковки, раскатал по члену презерватив и сорвал с чужих бёдер полотенце. Пальцы вновь скользнули внутрь, распределяя следующую порцию лубриканта. — Не зря же он валялся там вместе с разного рода игрушками. Они скрашивают твоё одиночество или спасают от обыденности секса? Его оговорку Саймон пропустил мимо ушей, раскинувшись поперёк кровати и молча прикрыв глаза. От желания ответить удерживало то, что их отношения ограничивались лишь этой ночью, последней, как ясно дал понять ему Джон. И поэтому отпадала нужда в вопросах личного характера, когда завтра ждало одно — расставание. — Думаю, в данных обстоятельствах тебе ни к чему знать лишнее обо мне… Проговорив это, Саймон открыл глаза и устремил взгляд наверх. А в следующую же секунду потолок, странно качнувшись, сменился лицом Джона — мужчина, потянув любовника к себе, ловко усадил его на собственные бёдра. Без майки, но по-прежнему в расстёгнутых и чуть приспущенных джинсах, он смотрел снизу слишком пристально, блуждая пальцами по голой спине Саймона. Вторая рука, скользнув между их тел, приласкала разом обоих. Движения тёплой мозолистой ладони, оставляющей после след от лубриканта, были обманчиво нежными. И, как казалось, намеренными, потому что от неудовлетворённости, грозящей стать болезненной, избавлением могла стать лишь просьба. Её, видимо, добивались специально. — Пожалуйста, начинай уже!.. — Ты быстро сдаёшься. Джон усмехнулся, но руку послушно убрал, чтобы направить себя внутрь чужого тела, преодолевая сопротивление под изумлённый выдох любовника. Разноцветные глаза выражали ту степень удивления, которой приятно было залюбоваться. — Что, даже джинсы не снимешь? — А по-моему, чёрное с синим прекрасно сочетается, разве нет? Он опустил взгляд, и Саймон, вслед за ним, посмотрел туда же — на то, как чёрный латекс, пока ещё медленно, неторопливо, погружался в него самого. Видеть это и чувствовать одновременно оказалось до приятного невыносимо — лёгкая дрожь, прошедшая по всему телу любовника, у Джона вызвала улыбку. — Заводит, правда? С этим трудно было не согласиться: сама поза, как и в прошлую их встречу, давала одному контроль над другим, и когда ноги тёрлись об плотную ткань джинсов, Саймон действительно ощущал постепенно нарастающее возбуждение. Одежда будто придавала Джону статус власти, в то время как оголённая кожа — беззащитность. — Да… Голос тоже задрожал, опущенный до хриплого шёпота. Щёки, шея и кончики ушей полыхали. В ухмылке мужчины проскользнуло самодовольство, но Саймон, заметив это, смолчал. Исчезло привычное ему в присутствии Джона желание сказать какую-нибудь колкость, исчез дух соперничества, с которым было затеяно то, чем они занимались непосредственно сейчас — притупилась прежняя обида, уступая место острому ощущению единения. Движения постепенно стали быстрее, более рваными и глубокими. Вцепившись в крепкие плечи мужчины, Саймон вдруг почувствовал, как на шее довольно болезненно сомкнулись зубы, прихватив часть кожи: укус тут же зализали языком, а после мимолётно прикоснулись к нему губами. Джону было чуждо долгое, откровенное проявление нежностей — этим он разительно отличался от тех, с кем Саймон раньше делил постель, и этим же подогревал к себе интерес лишь сильнее. — Боже, ещё немного в таком темпе, и я… Сильные руки вновь подхватили его и отбросили спиной вперёд, прямиком в подушки. Всё произошло так стремительно, что стон, полный разочарования, Саймон не сдержал. Он привык к чувству наполненности, напряжённости позы, к жару чужого тела и, резко лишённый всего этого, непроизвольно задрожал, словно сбитый с небес на землю. Грудную клетку распирало от тяжёлого дыхания, и где-то там внутри затухали искорки удовольствия. Джон взирал на любовника сверху. Его крепкая фигура с привлекательными очертаниями мышц под кожей возвышалась над Саймоном, и взгляд голубых глаз беззастенчиво блуждал по распростёртому у ног телу. Оба молчали, глотая ртами воздух, используя кратковременную передышку для пополнения сил. — Выдержки у тебя почти никакой, — наконец выдохнул Джон, переместившись чуть вперёд и за бёдра подтянув любовника к себе ближе. — Или снова хочешь кончать по паре раз? Он размял чужие ягодицы руками и, дотянувшись до лубриканта, выдавил немного на пальцы: обвёл ими кольцо мышц, подразнил прикосновениями, после чего — неожиданно ввёл сразу несколько. Саймон закусил губу и скрутил простыню ладонями. Больно не было, но чувство глубокой неудовлетворённости мучило его и выводило из себя. А когда от движений внутри он снова был почти на грани, Джон проделал тот же трюк — отстранился, вытаскивая пальцы. Это стало последней каплей, последней толикой терпения: напрягшись, все свои силы Саймон вложил в то, чтобы обвить чужие бёдра ногами, крепко стиснуть их и резким рывком буквально уронить мужчину на себя. Джон успел вовремя подставить ладони, находя опору, и с явным интересом уставился на любовника: от него он не ожидал чего-то подобного. А, между тем, тёплые руки, скользнув по каменным мышцам пресса, по дугам рёбер под кожей, сцепились на взмокшем затылке, прямо под ёжиком коротко стриженых волос: Саймон продолжал упорно тянуть его к себе. И, любопытства ради, Джон позволил — опустился на локти, ловко увильнул от подавшихся навстречу губ и вопросительно вздёрнул рассечённую шрамом бровь. — Трахни меня! — громким шёпотом попросил любовник, и от звука этого голоса по загривку мужчины неожиданно поползли мурашки. — Я так больше не могу! Просто возьми и трахни! Он умолял, но в таком приказном тоне, что Джон сорвался: заткнул поцелуем чужой рот, прижал одно колено Саймона возле его же бедра и со всей силой толкнулся внутрь. В ответ раздался протяжный приглушённый стон, перелившийся из одного горло в другое. Покуда нарастал их безумный темп, этот стон слился в какой-то единый звук мучительного наслаждения. И, уже на самом пике, оборвался — громким всхлипом с последующим гортанным выдохом. Джон продержался немногим дольше то ли из жалости к измотанному партнёру, то ли по собственной несдержанности. Вновь поднявшись на колени, он резкими толчками входил до самого упора ещё несколько мгновений, прежде чем замереть и железной хваткой вцепиться пальцами в обнажённую кожу. А после — осторожно присел задом на пятки, медленно опустил бёдра любовника обратно на кровать и оттёр тыльной стороной ладони взмокший лоб… Использованный презерватив, затянутый в узел, мужчина всё же донёс до кухонной мусорной корзины. Саймон, кажется, был не в состоянии пошевелить и пальцем — лежал, рвано дыша, весь покрытый испариной и с закрытыми глазами, поэтому позаботиться Джону пришлось не только о себе. — Держи, — он поставил рядом стакан с водой и шлёпнул прямиком на бёдра любовника влажное полотенце. — Надеюсь, оно не предназначалось для лица. — Спасибо… Саймон кое-как приподнялся, оттёр разводы с живота и сделал пару глотков. Всё это время Джон исподлобья рассматривал его, признавая мужскую красоту в аккуратных чертах лица и всей фигуре. — Я могу закурить? — Конечно. Можешь прямо здесь. Только не мимо, пожалуйста. Саймон протянул стакан, и первый сигаретный пепел упал в недопитую воду. Они сидели рядом друг с другом, только один — на краю кровати, а второй — в её глубине, у подушек. — Если хочешь, оставайся на ночь. Уже довольно поздно. Выпустив струю дыма в противоположную от любовника сторону, Джон повернул голову: встреченный им разноцветный взгляд был полон усталого спокойствия. — Думаешь, это хорошая идея? — Моё дело предложить. А уж дальше решай сам. Саймон, перекатившись на другой бок, встал с кровати и направился в душ. Докурив сигарету, Джон тоже поднялся на ноги и подошёл к окну, за которым сгустился ночной мрак. Ореолы горящих фонарей разгоняли тьму, но за пределами световых пятен она полнилась чернотой — кварталы, отдалённые от центра, были лишены буйства огней и красок. На мгновение прижавшись лбом к прохладному стеклу, мужчина прикрыл глаза, собираясь с мыслями, и, не находя в себе должного мужества, с какой-то отчаянностью распахнул окно, впуская в комнату холодный свежий воздух. То, что ему казалось давно решённым для самого себя, простым предложением Саймона ставилось под сомнение. Так не должно было быть. Но так оно и было.