Холодная, но щадящая погода первой недели марта выгоняла всё большее число лондонцев на улицы и в парки города. Трафальгарская площадь, одна из самых известных и знаковых площадей, воскресным днём была полна людей, как местных, так и туристов. Полным ходом шли приготовления к Дню Святого Патрика, рабочие начали монтировать сцену — другая их часть расхаживала чуть поодаль и отмеряла размеры будущей ярмарки народных промыслов. За всем этим Джон наблюдал со стороны, отойдя, чтобы покурить, и жадно припадал к сигарете губами.
Саймон позвонил ему поздно вечером, вероятно, когда окончательно пришёл в себя. Извинился, услышав хриплый заспанный голос, и осторожно попросил оказать любезность — прийти днём на встречу. Джон ответил согласием и, толком не попрощавшись, провалился обратно в сон. Где-то за стеной дешёвого отеля шумели соседи, весело переругиваясь, но военная привычка отсекать безобидные раздражающие факторы спасала положение дел: едва закрылись глаза, тьма вновь окутала сознание блаженной чернотой. Мышцы расслабились, выровнялось дыхание, и новый день наступил быстро.
Докурив сигарету, молодой мужчина вернулся на Трафальгарскую площадь, их с Саймоном условное место встречи. Солнце пригревало всё, до чего могло дотянуться тёплыми лучами, и он довольно жмурился, когда поворачивался лицом к яркому пятну в безоблачном голубом пространстве. Внезапный телефонный звонок вызвал лёгкое смятение, однако, бросив взгляд на экран, Джон с облегчением выдохнул.
— Надеюсь, у тебя всё в порядке? — Гас, после короткого приветствия, перешёл сразу к делу. — Я искал тебя, но мне сообщили, что вчера ночью ты покинул территорию.
— Я в Лондоне. Нужно было решить один вопрос. Если срочно, то прямо сейчас вызову такси…
— Остынь, — со смешком перебил его лейтенант, коим Гас являлся в отряде уже довольно продолжительное время. — Ты практически безвылазно проводишь выходные в Креденхилле или Херефорде, поэтому я привык злоупотреблять твоим вниманием. Это не к спеху. Просто хотел донести до тебя информацию и выслушать соображения. До понедельника подождёт.
Обменявшись ещё парой фраз, они распрощались. Джон убрал телефон в карман и, моментально забыв о Саймоне, принялся задумчиво мерять шагами площадь, пересекая её из одного конца в другой. Разговор с Гасом стал своего рода триггером, сознание мгновенное адаптировалось к другой реальности — мысли теперь крутились вокруг инцидента в Йемене и погибшей группы американских морских пехотинцев. Наверняка лейтенант хотел сообщить что-то новое именно по этому делу…
— Джон?..
Резко вскинув голову, мужчина остановился, сморгнул, будто приходя в себя. Саймон смотрел на него встревоженно, глубоко дыша. Тёплая куртка, подбитая мехом, была расстёгнута у горла, по щекам растёкся лёгкий румянец — парнишка, вероятно, очень торопился. Совершенно безотчётно Джон бросил взгляд на часы.
— Я опоздал, извини, — поспешил оправдаться Саймон, который задержался почти на целых двадцать минут. — До метро пришлось бежать.
— Ничего. Мне было, чем заняться.
— Всё в порядке? — вопрос заставил мужчину удивлённо приподнять брови. — Я не нашёл тебя там, где мы договаривались встретиться, а потом вдруг увидел, как ты сосредоточенно шагаешь в другой конец площади, — Саймон замялся, прежде чем продолжить. — Я подумал, тебе надоело меня ждать, бросился следом… Но, кажется, проблема сейчас не во мне?
— Не в тебе.
— Чертовски рад слышать!
Его слегка покрасневшее лицо озарила улыбка, солнечный свет делал светлые волосы рыжеватыми, а растрёпанные вихры медными завитками разметались надо лбом. Для Джона по-прежнему оставалось загадкой, чем именно он, грубый и хмурый мужчина, привлекал этого красивого мальчишку.
— Меня отвлёк звонок по работе. Поэтому я…
Обведя взглядом Трафальгарскую площадь, Джон понял, что действительно далеко отошёл от места встречи и со стороны, наверное, произвёл впечатление человека, которому наскучило ждать. Не найдясь с ответом, он просто молча уставился на Саймона.
— Можете не продолжать, агент 007. Я помню наш разговор про бодигарда корги Её Величества.
Мужчина усмехнулся и закатил глаза. Шутка разрядила неловкость, начавшуюся копиться в воздухе — оба почувствовали некое подобие облегчения и даже настороженно улыбнулись друг другу.
— Ты не против уличной еды? — парнишка ткнул пальцем себе за спину. — Погода сегодня на удивление отличная. Я нашёл неподалёку от Гайд-парка одно место. Думаю, тебе понравится. А когда замёрзнем, двинем в бар — столик уже забронирован.
— В бар пойти не смогу, — Джон сверился с часами на запястье. — Уже вечером мне нужно отбыть на работу.
В разноцветных глазах промелькнуло тоскливое выражение. Саймон нахмурил брови и опустил взгляд.
— Это не ложь, — вдруг зачем-то добавил мужчина, наблюдая за переменой в чужом лице. — И не желание побыстрей от тебя отвязаться. Я ведь уже как-то говорил, что могу сорваться по первому требованию. Именно такую ситуацию я и имел в виду.
— Ясно, — проронил в ответ парнишка. Было видно, он расстроен неожиданной новостью, однако сумел быстро взять себя в руки. — Тогда нам тем более не стоит терять времени.
Прогулочным шагом минут за двадцать они дошли до места, о котором упоминал Саймон. Им оказался аккуратный передвижной ларёк, возле толпились люди. Джон прочитал название и, неожиданно развеселившись, повернул голову к собеседнику.
— Надеюсь, далее не последует просьба облачиться в килт или сыграть на волынке?
Улыбка определённо красила мужчину. Оттаивали льдистые голубые глаза, уголки тонкой верхней и чувственной нижней губы приподнимались — всё его суровое лицо преображалось и даже казалось моложе. Джону было тридцать два года, он выглядел на свой возраст и выглядел, по мнению Саймона, прекрасно, но благодаря искреннему смеху в его облике появлялось особое, мальчишеское очарование — то самое, из-за которого возникало непреодолимое желание этого мужчину поцеловать.
— Даже не знаю. Звучит слишком заманчиво.
Флирт, как уже бывало, вновь вплетался в их общение друг с другом, и Джон себя мысленно одёрнул. Саймон заметил перемену в лице собеседника и тоже решил не форсировать события. Сделав заказ и оплатив его, он вернулся обратно с двумя аккуратными свёртками плотной бумаги, один из которых протянул Джону.
— Ну, что скажешь?
Яйца по-шотландски, украшенные руколой, были горячими, приготовленными только что. Отогнув край упаковки, мужчина потянул носом и одобрительно качнул головой.
— Пахнет чертовски вкусно. Хотя вряд ли сравнится с тем, как их делает моя мама.
Они уже зашли на территорию парка и, не торопясь, брели по красивой аллее. Деревья ещё не цвели, рабочие давно демонтировали огромный ледовый каток и зимние ярмарочные ларьки, однако людей здесь прогуливалось достаточно. Саймон свернул вглубь, подальше от туристических маршрутов, и направился к пустующей скамейке.
— Значит, — произнёс он, отхлебнув купленный по дороге кофе, — ты из Шотландии?
Джон опустился с ним рядом, первым делом вонзив зубы в круглый мясной шарик, щедро вываленный в панировочных сухарях. Прожевал кусок и, слизнув с губы крошку, ответил:
— Родители, не я. Я родился уже в Лондоне.
— У тебя, бывает, проскальзывает шотландский английский акцент, — вдруг улыбнулся Саймон. — Звучит довольно забавно.
— Привычка от отца и матери, — пожал плечами Джон. — Им пришлось плотно заняться английским для чистоты речи, но дома и в разговорах со мной они себя этим не утруждали.
— А я не чистокровный англичанин, — парнишка осторожно надкусил яйцо и коротко промычал от удовольствия. — Мой дед был ирландцем. Мама всегда говорила, что своими рыжеватыми волосами и разноцветными глазами я пошёл в него.
Он замолчал, закончив фразу, и наступило мгновение затишья. Собеседник, кажется, не спешил продолжать диалог, зато почти расправился с едой. Саймон задумчиво уставился на своё яйцо по-шотландски, съеденное даже не наполовину. Кусок не лез в горло.
— Я думал, ты не согласишься на встречу…
Мужчина, покончив с едой, спрятал в бумажный пакет пустую обёртку и взглянул прямо на него. Лицо было спокойным, привычно сосредоточенным, лишь голубые глаза смотрели как-то особенно пристально. Потянувшись за кофе, Джон сделал глоток, прежде чем произнести:
— Всё пытаюсь поставить точку в наших с тобой отношениях. А получается какое-то многоточие…
Его откровенность в очередной раз удивила. Раньше она раздражала и вызывала обиду, однако в ней не было фальши, только предельная, временами жестокая честность. Саймону это не особо нравилось, он не привык к подобной прямолинейности, но внезапно начал задумываться над тем, что такая черта характера существенно упрощала им двоим понимание друг друга.
— Забавно… Мы ещё даже не сошлись, а уже никак не можем расстаться.
Короткий смешок, похожий на кашель, непроизвольно вырвался из груди Джона: мужчина попытался его скрыть и не смог. Льдистые глаза вновь оттаяли, излучая непривычную им теплоту.
— Я не узнаю тебя. Раньше ты бы огрызнулся в ответ. А сейчас вдруг шутишь. И даже беззлобно.
— Я всего лишь пытаюсь быть проще, — не имея намерения рассмешить Джона, Саймон продолжал говорить серьёзно и тихо. — Как ты.
Его слова и взгляд, в котором читалась задумчивость, заставили мужчину вновь нахмуриться. Что-то неуловимо менялось в их общении, в поведении, в отношениях, словно они стали в чём-то ближе друг другу. Наверное, их роднило чувство общей растерянности: оно мучило и побуждало искать точки соприкосновения в надежде, что совместными усилиями будут найдены ответы на вопросы.
— Джон, скажи мне, — Саймон отложил в сторону надкушенное яйцо по-шотландски, из-за внезапно подступившего волнения не в силах даже смотреть на еду. — Почему ты всё-таки помог?
Мужчина дёрнулся и скривился, провёл большим пальцем под левым глазом, который пересекал бледный шрам, и уставился куда-то вдаль. На этот раз всё определённо было иначе. Более серьёзно, что ли, и наконец-то напоминало разговор двух взрослых людей.
— Я себе бы не простил, случись с тобой что, — с видимым усилием признался он. — Мы были близки. Недолго, и всё же. А я не имею привычки относиться к человеку как к вещи, — подумав ещё немного, Джон вдруг перевёл на собеседника пронзительный взгляд. — Не обманывайся насчёт моих чувств к тебе. Это не любовь, но…
Это самое «но» было лишним. Однако Джон поздно спохватился, и слово уже слетело с языка. Повисла мучительная пауза, во время которой он лихорадочно подыскивал конец фразы и понимал, что любое продолжение будет восприниматься Саймоном с оглядкой на её начало вне зависимости от смысла.
— Я не бросаю в беде тех, кому могу помочь, — наконец, твёрдо заявил Джон каким-то угрожающим тоном. — Вот и всё.
Его собеседник, внимательно слушавший ответ, сузил глаза, пробежался взглядом по фигуре мужчины и задумчиво поджал губы. Погружённый в собственные мысли, Саймон вновь казался старше своего реального возраста.
— И именно этим так сложно было поделиться вчера? — вдруг уточнил он на полном серьёзе.
— Мне — да! — сказал Джон как отрезал. — Теперь твоя очередь. Почему не удалил мой номер?
Тон заданного вопроса вышел по-военному требовательным, словно бы он разговаривал не с обычным парнем с гражданки, а с бойцом, причём ниже себя по званию. Однако Саймон пропустил мимо ушей строгую интонацию голоса, отводя в сторону взгляд: его мысли были заняты другим.
— Ты вряд ли поймёшь…
— Почему это? — напряжённо осведомился Джон, вдруг усомнившись в решимости собеседника дать ему ответ.
Но Саймон ответил:
— Ты сказал, что не относишься к человеку как к вещи. И в то же время воспринимаешь отношения на одну ночь как должное.
— Что здесь плохого, если оба об этом осведомлены? По-моему, всё честно.
— Ты встречался с кем-нибудь, Джон? — Саймон повернул к нему голову, глядя прямо в глаза. — Не так, как со мной, ради секса. По-настоящему?
На скулах мужчины пару раз дёрнулись желваки, когда он стиснул зубы, ничего не ответив. Но продолжая смотреть на собеседника в упор. Молчание его было красноречиво.
— А я встречался… Помнишь, ты спросил, что за игрушки лежат в прикроватной тумбочке? Они остались после моего бывшего, Томаса.
Джон недоумённо приподнял брови. Он не понимал, при чём тут такие подробности, и всем своим видом выражал хмурое замешательство. Саймон тоже не горел желанием вдаваться в личные детали, однако в них крылась суть.
— Наше расставание было ужасным, и в подобных случаях люди обычно выкидывают на хрен вещи, которые напоминают им о человеке. Они рвут любые связи, чтобы забыть о проведённых вместе днях… — по красивому лицу Саймона скользнула мрачная тень, голос стал натянутым, словно вот-вот готовая лопнуть струна. Он смотрел прямо на Джона, не пряча взгляд и превозмогая внутри себя прежнюю боль. — Как видишь, ты далеко не первый, кого я не могу просто взять и отпустить… Так что не обольщайся.
Парнишка ухмыльнулся, сводя всё в шутку, но улыбка получилась натужной и вымученной. Заметив, как пристально следит за ним Джон и как серьёзно его лицо, Саймон тоже посмурнел, отбрасывая прочь ненужные сейчас, ненастоящие эмоции.
— Это тупик — хранить привязанность к тому, чего у нас уже нет, — вздохнул он и устало откинулся назад, плотнее кутаясь в тёплую куртку. — А я, как дурак, цепляюсь за прошлое и толком даже не понимаю, почему…
Джон проводил движение Саймона взглядом, чувствуя нечто странное в глубине своей души. В отличие от парнишки, он пусть не с лёгкостью, но всё же отказался от нескольких объектов привязанности вообще, — отца и любви — заранее избавляя себя от лишней боли. На протяжении многих лет Джон обходился без них, не представляя, что это, вынужденное, наносит ему ещё бо́льший вред, чем боль, как если бы от потери естественной. Разговор с Саймоном стал своего рода напоминанием о том, чему не было места в его жизни.
— Ты прав. Я вряд ли тебя пойму.
Мимо скамейки, на которой они сидели, рука об руку прошествовала пожилая пара. Джентльмен приветливо коснулся кепи кончиками пальцев, а леди улыбнулась, когда заметила на себе внимательный взгляд Саймона. Джон тоже вежливо кивнул им и проводил глазами медленно отдаляющиеся фигуры.
— Знаешь, — вдруг подал голос парнишка и подался вперёд, продолжая наблюдать за пожилой парой, — встречаясь с Томасом, я иногда ловил себя на мысли, как же чудесно всё складывается. У нас были общие интересы, увлечения, вкусы. Я даже набрался смелости и познакомил его с семьёй.
— Томас твой первый парень? — без особого интереса уточнил Джон.
— Нет. Но он был первым, с кем я начал задумываться о чём-то серьёзном…
Понятливо хмыкнув, мужчина одним глотком допил уже остывший кофе и отставил в сторону пустой стаканчик.
— А потом… — Саймон покусал губу, пытаясь подавить в себе прежнюю обиду, терзавшую до сих пор. — Потом оказалось, что мы слишком разные. И совсем не понимаем друг друга.
Стараясь не лезть в подробности чужой жизни, Джон слушал молча и не задавал больше лишних вопросов. Парнишка явно к чему-то клонил, неспроста заведя речь о бывшем, но то, к чему всё это шло, пока оставалось загадкой.
— Слушай, Джон… Я тебе нравлюсь? Хоть чем-то? — Удивлённо вскинувшись, мужчина растерялся и не сразу нашёлся с ответом. По Саймону было видно, что он тоже пребывает в смятении: в глазах поселилась настороженность, на щеках расцвели красные пятна. — Однажды мы оба пришли к выводу, что не отказали бы друг другу в обоюдном удовольствии. Так почему бы нам не продолжить в таком формате, а?..
Парнишка резко придвинулся ближе, и Джон едва успел подавить в себе желание дёрнуться в сторону. Удивление сменилось каким-то тревожным чувством, потом беспомощностью, и после этого — яростью. Последним, что могло удержать от опрометчивого шага его самого.
— Даже не думай, — холодно процедил мужчина, обращаясь то ли к Саймону, который блуждал жадным взглядом по чужим глазам и губам, то ли к себе напрямую.
— Почему? — неожиданно низким, вибрирующим голосом спросил парнишка, сдерживая тяжёлое дыхание. Белки его глаз блестели от нервного возбуждения. — Какая тебе разница, проводить время каждый раз с кем-то новым, либо со мной? «Это не любовь» — твои же слова? Так чего ты боишься?
Последнюю фразу он произнёс уже с вызовом, не скрывая и не тая собственных желаний. Удар был ниже пояса. Джон, особо не церемонясь, сгрёб рукой ворот чужой куртки и дёрнул Саймона на себя.
— Избавь меня от этой сопливой подростковой драмы! — расстояние между их лицами сократилось до минимума, на носу и щеках парнишки даже можно было различить крохотные, едва приметные маленькие веснушки. — Быть в твоей постели заменой кому-то или третьим лишним я не намерен!
Мужчина хотел разжать пальцы, но Саймон удержал его за запястье.
— Ты — не замена! — выдохнул он, различая в глубине льдистых глаз волокнистые слои голубого, серого и почти белого цвета. — И с Томасом всё кончено! Сейчас мне нужно не это!
— Тогда что? — поддел его Джон, неожиданно вспомнив, как однажды уже отверг предложение. Сейчас причина вновь предлагаемой ему сделки становилась видимой и очевидной. Дело было не в любви, как он поначалу опасался, а в пострадавшем самолюбии — вещи чрезвычайно ранимой.
— Не прикидывайся, что не понимаешь, о чём я говорю!
Пожилая пара отошла на значительное расстояние, и раз Джон без стеснения схватил его за грудки, значит, позади аллея тоже пустовала: Саймон закрыл глаза и уверенно подался вперёд, туда, где уже ждали чужие губы. Поцелуй получился отчаянным и злым, будто оба сердились на самих себя за принятое ими решение.
***
В помещении из присутствующих за длинным переговорным столом не хватало только Джона МакТавиша, лейтенанта Гаса и капитана Прайса: все остальные уже находились на своих местах и переговаривались друг с другом. Кемо и Озон, пусть едва слышно, но не преминули отпустить между собой ехидную шутку насчёт причины отсутствия второго лейтенанта. Их никто не поддержал, равно как и не одёрнул.
— Гарри, что там Эмма? — Барри Вудс, один из сержантов их отряда, участвующий в операциях под позывным Скэркроу, повернул к нему усыпанное веснушками лицо.
— А ты из каких соображений интересуешься, Чучело
*?
Чучелу было тридцать два года. Тёмно-рыжий и почти весь покрытый крошечными коричневыми пятнышками, он производил на незнакомых людей неизгладимое впечатление. С мощной нижней челюстью и глубоко посаженными светло-голубыми глазами, крепко сложенный от макушки и до пят, мужчина имел довольно устрашающий вид. Но россыпь задорных веснушек на коже сводила на нет эффект суровости, стоило только внимательней к ним присмотреться.
— Анна обмолвилась, что последние несколько недель работы были тяжёлыми. Поэтому решил узнать, — Барри склонил голову к плечу Роуча, тихо шепнув конец фразы с добродушной усмешкой, — как у тебя обстоят дела с… — он поднёс к паху сомкнутую ладонь и показал свою мысль наглядно.
Знакомство Анны и Чучела состоялось два года назад. Девушка тогда работала в полевом госпитале на основной военной базе Великобритании в Афганистане, Кэмп Бастионе, куда однажды и доставили рыжего конопатого бойца: в ходе операции осколки сильно посекли ему ягодицы. Хорошенькая медсестра, приготовившаяся зашивать раны, спустила с солдата окровавленные штаны и вдруг тихо улыбнулась:
— Ну надо же…
Барри Вудс, лежавший на животе, зло оглянулся через плечо. Недавно на его глазах погиб Призрак, боец из смежного эскадрона, ещё несколько человек получили увечья, а этой дуре весело! До сих пор не отошедший от горячки боя, вспотевший, с перепачканной злой физиономией, он оскалился и прошипел:
— Неподалёку люди умирают, а тебе смешно?!
Лицо девушки побледнело, вытянулось, она извинилась и принялась обрабатывать, зашивать раны без единого слова. Чучело тоже молчал, ткнувшись лбом в сложенные перед собой ладони. Под конец оперативного вмешательства он успокоился, пришёл в себя и хмуро поинтересовался:
— Никогда, что ли, столько веснушек не видела?
Медсестра накладывала швы очень аккуратно, боль почти не чувствовалась. Либо это сказывались усталость и пережитое напряжение. Ну, или действовало обезболивающее. Не всё ли равно?
— Множественные эфелиды** характерны для рыжеволосых людей. Но увидеть их на ягодицах… — девушка обрезала нить и осторожно промокнула кровь медицинской салфеткой. — Это редкая находка.
Вот так усыпанный веснушками зад и свёл вместе Анну Миллер и Барри Вудса. А спустя полтора года она стала его женой.
Эмма, девушка Гарри Сандерсона, тоже была медсестрой, только работала в обычной гражданской больнице, аккредитованной в Национальной службе здоровья. Роуч загремел туда во время отпуска с подозрением на аппендицит, но оказалось, что это была лишь острая респираторная инфекция. Лёжа под капельницей, он положил глаз на одну из медсестёр и всякий раз, едва её завидев, шутил изо всех сил. Девушка, ему под стать, отвечала не менее остроумно и подозрительно быстро согласилась пойти на свидание. Особо она ни на что не рассчитывала, даже, скорее, желала проучить обаятельного нахального парня, однако вылилось всё это в длительные и серьёзные отношения.
Когда после свадьбы Барри Вудс задумался об их с Анной будущем, он предложил жене перейти работать в обычную гражданскую больницу. Они планировали заводить своего первого ребёнка, и, хорошо знакомый с тяготами военной службы, Чучело категорически не хотел рисковать здоровьем любимой. Мужчина, пребывая в курсе личной жизни одного из своих товарищей, попросил Роуча познакомить Эмму с Анной в надежде, что девушки найдут не только общий язык, но и новые перспективы для последней. Собственно, так оно и случилось. Кроме того, Эмма и Анна стали хорошими подругами.
— Слушай, если самому не перепадает, — Гарри сложил под столом пальцы одной руки в кольцо и ткнул свободным указательным в получившуюся дырку, — то меня по себе судить не нужно.
Скэркроу, пошлый в мужском коллективе и более сдержанный с женой, весело оскалился. Роуч улыбнулся в ответ и вздохнул, всё же соглашаясь:
— Но, в общем-то, Эмма тоже зашивалась на работе, — он нахмурился, сложив на груди руки. — Я чуть было не проклял эти их курсы повышения квалификации…
Дверь в помещение дёрнулась, и бойцы, синхронно замолчав, дружно повернули головы. Первым внутрь прошёл Джон, следом за ним — Гас. Капитан Прайс поприветствовал поднявшийся со своих мест отряд:
— У меня для вас две новости.
— Хорошая и плохая, сэр? — заметно осмелевший Джозеф Аллен, чувствуя, что приживается в команде, брал пример с остальных бойцов и изредка, но шутил в присутствии вышестоящих по званию.
— Или плохая и ещё хуже? — подал следом голос весельчак Сандерсон.
Джон МакТавиш криво улыбнулся, однако губы всё же поджал, из чего Роуч сделал несколько выводов. Первый — друг в курсе пока что не оглашённых остальным событий. Второй — события эти явно неоднозначны.
— Смотря с какой стороны посмотреть, сержант, — капитан Прайс взял поданную Гасом бумагу и пробежался по ней взглядом. Потом обвёл глазами бойцов в помещении. — Первым делом скажу, что американцы поубавили свой пыл и взяли паузу в распрях с нашим руководством. Очевидно, их претензии к нам будут сняты. Но причина вызывает серьёзные опасения теперь уже у всего альянса, — мужчина поставил на бумаге подпись и отдал обратно лейтенанту. — В Йемене произошло очередное нападение на конвой. На этот раз французский. Часть отряда уцелела, другим повезло меньше. Вот, смотрите.
Бойцы склонились над фотографией, по очереди поворачивая её каждый к себе.
— Ёбаные уроды, мать их… — выругался Озон, отводя взгляд от очередного кровавого художества на груди погибшего солдата.
— Арабское письмо, — капитан Прайс ткнул пальцем в символы и помрачнел. — Военные лингвисты уже потрудились разобрать надпись. «Священная война началась».
Почувствовав на себе чьё-то пристальное внимание, Гарри Сандерсон поднял голову: Джон, сидя напротив, хмуро смотрел на него исподлобья. В льдистых голубых глазах читалась сосредоточенность, и Роуч вдруг вспомнил их разговор вскорости после возвращения из Йемена — про убитого информатора, про лежащий в песках беспилотник и то, что всё это слишком уж подозрительно. Второй лейтенант оказался прав: надвигалась буря, и её приближение он предугадал заранее.
— Командование придерживается следующей версии, — капитан Прайс сгрёб со стола фотографию с изображением рассечённой груди солдата. На неё больше никто не хотел смотреть. — Наш казнённый информатор выдал террористам, что за беспилотником явится британский отряд: отсюда и название страны на теле погибшего американского морпеха. Эти сволочи отыгрались на янки позже и убили двух зайцев одним выстрелом, внося напряжённость в отношения между нашими странами. Нападение же на французский конвой и предостережение на арабском подтверждают новую догадку.
— Вендетту устраивали не лично нам, — Гас поскрёб щетину на щеке, уловив во взгляде капитана разрешение продолжить доклад. Он понимал, что постепенно босс готовил его к принятию обязанностей командира отряда. — Это вендетта альянсу НАТО. «Священная война началась».
Бойцы слушали внимательно и молча. Предчувствие их редко подводило, но жизнь в постоянном напряжении научила решать проблемы по мере поступления: они с чистой совестью, после завершения очередного задания, переключались на другие задачи и не оглядывались назад. Держать в уме нюансы предыдущих операций — это обязанность капитана Прайса и Гаса. Поэтому, после инцидента в Йемене, никто из бойцов, кроме Джона МакТавиша, не прокручивал в голове случившееся. Задумываться начали лишь тогда, когда узнали, что волокли через пустынные пейзажи пустышку, а американские морпехи, работавшие с ними в команде, погибли. Сейчас картина прояснялась, и масштаб её вызывал беспокойство.
— Значит ли это, — веснушчатое лицо Барри Вудса обратилось к командиру, — что аль-Асад действительно находится в регионе?
— Кроме косвенных признаков — данных никаких, — такой ответ капитана Прайса был вполне ожидаем. — Наш информатор ранее подтвердил сведения о налаживании кустарного производства беспилотников, но учитывая, что группе готовилась ловушка, а сам беспилотник оказался муляжом, наполненным всяким дерьмом, — хорошо хоть не детонирующими устройствами — рассчитывать на правдивость его слов не стоит.
— Нам здорово помог бы образец действующей техники, — задумался Джон.
— Согласно предыдущим данным, выпущены были буквально единицы. Пробные модели, — взмахнул рукой Гас. — Теперь же и этому верить нельзя.
Коротко взглянув на часы, капитан Прайс ещё немного послушал, как переговариваются между собой лейтенант и второй лейтенант, после чего перехватил инициативу в беседе:
— Командование подыскивает нового информатора. У них есть пара зацепок, но действовать нужно крайне осторожно. В Йемен на этой неделе отправят группу из резервного эскадрона. На основе полученных данных будет разработан новый план. У нас же пока всё в штатном режиме. Расходимся, бродяги. И Рук, — командир сменил серьёзный тон на дружелюбный, — с началом отпуска тебя.
Среди бойцов сержантского состава Генри Блэк, по прозвищу Рук, был самым старшим по возрасту. Высокие физические нагрузки и жёсткие требования к состоянию здоровья не позволяли спецназовцам продолжать службу в SAS дольше десяти-двенадцати лет. Генри уже держался здесь почти восемь. Ему было тридцать девять. Старше него — только капитан Прайс.
— Отпуск у меня с завтрашнего дня, — улыбнулся мужчина, пожав протянутую командиром мозолистую ладонь.
— Я отбываю в Херефорд, так что пока все дела на Гасе, — капитан Прайс хлопнул сержанта по плечу и дружески потрепал. — На случай, если не увидимся, решил поздравить заранее.
Расходились бойцы хоть и с тревожным чувством на сердце, но шутя. Распорядок дня начинался с физической подготовки, и в душевой после длительной пробежки, сплёвывая попадающую в рот воду, Гарри Сандерсон приблизился к другу.
— Слушай, ко мне Эмма приезжала на выходных. Привезла из Лондона кучу еды, — он провёл по мокрому торсу мыльными руками, и Джон, вспомнив их с Саймоном поцелуй, отвёл в сторону взгляд. — Приходи вечером. Я угощаю.
— Лучше скажи, что просто хочешь услышать подробности.
— Они явно будут скучны, — будничным тоном сообщил Роуч. — На тебе же ни засоса, ни царапины…
В душевой, где, шумя и фыркая, мылось целое подразделение бойцов, к ним никто специально не прислушивался. Однако Джон, круто развернувшись, не особо нежно толкнул сержанта в плечо.
— Ты доиграешься, Сандерсон.
Барри Вудс, заметивший краем глаза резкое движение, тихо произнёс, даже на них не глядя:
— Давайте не здесь, парни, отношения выяснять.
Джон отвернулся лицом к стене, недовольно поджав губы. Он не отреагировал бы так остро, если бы не воспоминание о вчерашней встрече и тепле чужого тела в опасной от себя близости…
Слева стих шум воды, и, повернув голову, мужчина бросил короткий взгляд на шлёпающего по мокрому полу Вудса. Рыжие волосы топорщились смешным коротким ёжиком, на мускулистых плечах, сильной спине, пояснице и даже на ягодицах виднелась щедрая россыпь веснушек. Направляющийся к выходу Чучело, с его массивной нижней челюстью и небольшими голубыми глазами, был вполне во вкусе Джона. Людям такого типа МакТавиш даже временами уступал, с удовольствием принимая грубую ласку…
Скользнув взглядом дальше вдоль бойцов, он вдруг наткнулся на Джозефа Аллена. Пару секунд они смотрели в лица друг другу, а потом каждый продолжил заниматься своим делом.
***
Вечернее небо над Креденхиллом было пасмурным, затянутым тучами. Окошки старинных домов горели тёплыми прямоугольными пятнами в стремительно сгущающемся ночном мраке. По лондонским меркам вечерняя жизнь только начиналась, но здесь, за сто пятьдесят миль от столицы, люди уже отдыхали и готовились ко сну.
— Я предупреждаю по-хорошему, — Джон сделал затяжку и медленно процедил дым сквозь стиснутые зубы. — Шути над чем угодно при всех, но не над этим. Хватит… Иначе ударю, честное слово.
— Совсем всё плохо? — привалившийся плечом к стене, Роуч участливо заглянул в лицо другу. — С Саймоном?
Он как будто не услышал предупреждения. Огонёк сигареты тлел в его руке маленькой яркой точкой.
— Ты меня вообще слушаешь?
— Да. Поэтому и спрашиваю.
На протяжении всего рабочего дня они почти не разговаривали друг с другом. Лишь по необходимости, перекидываясь короткими фразами. А вечером Гарри, как ни в чём не бывало, приблизился и произнёс: «Идём». Это был не вопрос, не предложение, он просто позвал. И Джон согласился.
— Когда знакомство не задаётся с самого начала, — новую затяжку мужчина смаковал долго, перекатывая дым во рту словно дорогой коньяк, — глупо ждать чего-то большего.
— И что же произошло?
Раньше Джон не удостоил бы его ответом. Но слишком многое переменилось за этот месяц.
— Я принял Саймона за эскортника.
Гарри подавился дымом и закашлялся. Скосил в сторону слезящиеся глаза — друг смотрел внимательно, изучая реакцию.
— Ты, блин, серьёзно?! — мужчина молча кивнул. — У него что, был такой вульгарный вид?
— Нет, — поморщился Джон, вспоминая тот неловкий момент. — Саймон выглядел хорошо, и тем самым выделялся среди остальных людей в баре…
— По каким же тогда барам ты шляешься, негодник? И, боюсь спросить, в чём?
Распахнув в притворном ужасе глаза, Роуч оглядел его с головы до пят. Они оба рисковали, испытывая друг друга на прочность. Кто из них не выдержит и сорвётся первый? Пойдёт на попятную Джон? Или же Гарри не сумеет принять всерьёз откровения своего товарища?
Мужчина поначалу улыбнулся, но сомнения и внутренние переживания улыбку эту погасили. Он чувствовал себя неуверенно, не зная, что ответить и как продолжить.
— Идём, — мягко прозвучала уже знакомая ему фраза, и Джон вновь безропотно шагнул в приглашающе распахнутую дверь.
Он доверился другу. И понимал, что не напрасно.
