На расстоянии протянутой руки

      За окном лил весенний дождь. Капли бодро стучали по стеклу, змеились по окнам, шуршали листочками вечнозелёных кустарников в палисаднике, и тем уютнее казался Мэри МакТавиш дом. Внутри было сухо, тепло, потрескивали поленья в разожжённом Гленом камине — тело сковывала приятная сонливость. Она потянулась, чтобы прогнать оцепенение прочь. Чуть в стороне раздался шорох бумажных листов, хмурый вздох — женщина бросила туда взгляд и подперла рукой подбородок, наблюдая, как муж внимательно изучает какие-то документы. На правильных, хоть и несколько грубых чертах лица, отображалась сосредоточенность, губы были плотно сжаты, под кожей временами проступали желваки. — Глен? — она тихо позвала его по имени, примечая, что к налитому в стакан виски мужчина почти не притронулся. — Милый? — повторила уже громче.       Брови удивлённо дёрнулись, и он поднял голову. Льдистые голубые глаза широко распахнулись, делая взгляд прямым и открытым. Мэри МакТавиш каждый раз забавляло то, как муж реагировал на это слово: будто никак не мог свыкнуться с ним, будто не соотносил его со всем своим обликом. — Меня, значит, ты уговорил оставить работу, а сам проводишь с ней всё время. Даже свободное. — Прошу, не ревнуй к бумагам. — Обязательно начну, если ещё раз проснусь и первым, что увижу — тебя с документами в руках.       Глен дёрнул уголком рта, обозначив этим движением улыбку, ткнулся взглядом обратно в разложенные на коленях листы, однако спустя несколько секунд закрыл глаза и глубоко вздохнул, будто давя внутри себя какое-то противоречивое чувство. Потом поднялся с места и, подобрав бумаги, пересел к жене на диван: Мэри МакТавиш плавно, с ленивой грацией прильнула к его груди, словно только этого и ждала. Тёмные волнистые волосы были по-прежнему густыми, совсем как у той девчонки, которую он впервые встретил на фестивале шотландской музыки, и ладонь сама, будто по своей воле вплелась в её пряди. — Помнишь, я хотела их отрезать? — хихикнула вдруг Мэри, наслаждаясь бесхитростной лаской мужа. — Тогда были в моде короткие причёски. Но ты сделал такое страшное лицо — у меня сердце ушло в пятки! — Потому что глупость это, ваша мода, — заявил Глен, забавно наморщив лоб. — К чему отрезать шикарные волосы?       Женщина польщённо замолчала, а потом рассмеялась нежным голосом, совершенно очаровательным, по его мнению. — Ты называешь моду глупостью, но стоит только мне сказать, что, к примеру, один свитер будет лучше на тебе смотреться, чем другой — подчиняешься моему вкусу! А ведь я следую именно моде! — Во-первых, чувство стиля во мне всё же не умерло. Я вполне способен одеваться должным образом, пусть и скромно. — Скорее, строго, — поправила его Мэри, лукаво посматривая снизу вверх. — А во-вторых, — тут мужчина запнулся, делая над собой усилие, — я не замечаю в себе тех черт, которые видишь ты. И которые ты стараешься подчеркнуть во мне… В твоих глазах я определённо лучше, чем есть на самом деле. Поэтому в некоторых вопросах тебе я доверяю больше, нежели себе самому.       Он ощутил, как женщина застыла, задержала дыхание, вслушиваясь в речь, и не удержался от того, чтобы опустить взгляд. Нежный румянец украсил её миловидное лицо, а вся она излучала безграничные тепло и нежность. В былые, юношеские годы, Глен считал обладательниц таких черт и качеств симпатичными серыми мышками, предпочтение отдавая горячим роковым красоткам, которых вокруг него всегда было в избытке. Пока однажды, на фестивале, не встретил Мэри…       Он пришёл туда вместе с друзьями отдохнуть и послушать шотландскую музыку: ребята только-только окончили школу, Глен осенью поступал в королевский военно-морской колледж* в Дартмуте, и время прежних мальчишеских забав уходило в прошлое. Это были последние беззаботные недели веселья и встреч с девчонками: одна такая уже вовсю вертелась рядом, туманно намекая, что будет не против продолжить знакомство в более близком формате. Лето стояло жаркое, музыкальный фестиваль проходил на открытом воздухе, и в стороне от сцены приглашающе расположились передвижные ларьки с едой и напитками. Завладев безалкогольными коктейлями для себя и незнакомки, представившейся Лорой, Глен только собрался проталкиваться обратно, как вдруг заметил одиноко сидящую возле бармена девушку с густыми волнистыми волосами. Задумчиво подпирая ладонью щёку, та выглядела грустной на фоне остальных людей, и он не сразу понял, что до сих пор почему-то никак не может оторвать от неё взгляд. Лёгкое платье очерчивало контуры стройной фигурки и скрывало то, что, по мнению Глена, наоборот нужно было бы показать — длинные ноги и высокую грудь. Внезапно девушка подняла голову, и их глаза встретились. — Чего грустим? — нахмурился он, ляпнув первое пришедшее на ум. Часть его рвалась обратно, а другая — желала остаться здесь. — Скучаю. — Я вижу. — Нет, — мягко улыбнулась девушка, и сердце Глена слабо трепыхнулось в груди. — Мне не скучно. Я — скучаю, — она слегка глотала звуки, и он обратил внимание на знакомый акцент. — А по кому, если не секрет? — Это не человек, — незнакомка снова улыбнулась, очаровательно и нежно. — Я скучаю по Шотландии. — Вот так совпадение! — Глен, внезапно обрадованный тем, что у них с девушкой появилась общая тема для разговора, облокотился рядом с ней на стойку. — Ты из Шотландии? Я тоже! — Меня зовут Мэри, — сообщила она, явно смущённая чужим вниманием. — Глен, — представился он в ответ и подтолкнул ближе второй коктейль. — Вот, за знакомство.       Большие серые глаза, обрамлённые тёмными ресницами, изучили внимательно стакан, украшенный коктейльным зонтиком, после чего Мэри осторожно вытянула изящные пальчики и отодвинула его чуть в сторону. — Спасибо, не сто́ит. Это явно предназначалось не мне.       Парень нахмурился, уязвлённый её отказом. Он знал, что неизменно производил впечатление на девиц, и чувствовал интерес к собственной персоне, проснувшийся в Мэри. Вот только застенчивость девушки делала ситуацию неловкой, а расшибать лоб о чрезмерную благопристойность казалось гиблой затеей, совсем не в духе Глена.       Неопределённо пожав широкими плечами, он вальяжно оттолкнулся от стойки, вознамерившись уйти, однако что-то удерживало от этого шага. Да, Мэри не была красоткой, всего лишь симпатичной миловидной девушкой, но её простота подкупала своей естественностью — всё в ней вдруг показалось ему прекрасным… Сдаться без боя было бы глупостью. — А что любишь ты?       Круто обернувшись, Глен склонился ниже, чтобы заглянуть в залитое смущением лицо. Мэри явно опешила, растерянно повела вокруг глазами, не веря в столь пристальное внимание со стороны рослого видного парня. — В смысле, из напитков? — уточнила тихо, одёрнув на коленях платье, потом вновь уставилась на стакан с коктейльным зонтиком. — Ну, можно мыслить и шире, я не против, — Глен вновь облокотился с ней рядом, говоря совершенно серьёзно. Заметил брошенный взгляд. — Это было для девушки, мы познакомились на фестивале. Ей стало жарко. — Нехорошо заставлять даму ждать…       Он выслушал слова и не понял, отказывают ли ему окончательно в желании познакомиться. Ответ Мэри вышел туманным, каким-то неопределённым, словно она сама для себя не могла решиться на следующий шаг. Резко распрямившись, Глен вытянулся во весь свой немаленький рост, расправил плечи. Девушка подняла следом голову, скованная внезапной робостью. — А если я отойду, чтобы отдать коктейль, после чего сразу вернусь — ты будешь здесь?       Она подняла взгляд: он смотрел сверху вниз, сузив голубые глаза, и совсем не улыбался, терпеливо дожидаясь ответа. У неё почему-то не было сомнений, что если отрицательно качнуть головой — Глен примет отказ как данность. Ей этого не хотелось. — Буду, — шепнула Мэри на свой страх и риск, мысленно холодея от собственной смелости.       В груди отчаянно забилось сердце, она вздохнула глубоко, тщетно пытаясь успокоиться, решилась ещё раз посмотреть на парня и вспыхнула: Глен улыбался. По правде, улыбались скорее его глаза, заметно потеплевшие, да уголки губ чуть приподнялись вверх. Но даже такие, казалось бы, незначительные метаморфозы приятно сглаживали суровые черты лица. Он тоже думал о том, как идёт девушке улыбка, пусть и неуверенная. И мысленно дивился, что неожиданно для самого себя обратил на Мэри внимание. Её хотелось узнать поближе…       Разыгравшееся воображение молодого, пышущего здоровьем парня скакнуло далеко вперёд, и скулы Глена чуть порозовели. В его случае это была любовь с первого взгляда — он сразу это понял…       Воспоминания всколыхнули чувства, родившиеся более тридцати лет назад: мужчина склонился к губам жены и поцеловал их с нежностью. Воистину, Мэри стала для него подарком судьбы, быть может, незаслуженным, но лучшим во всей жизни. — Если бы не эти чёртовы бумаги!.. — он очертил пальцами овал её лица и с сожалением убрал ладонь. Вторая рука, осторожные поглаживания которой как бы намекали на невозможность сиюминутной близости, ещё покоилась на талии. — Если бы… — Мэри вздохнула и отстранилась.       В пору былой молодости, по неопытности, она считала подобное бесстрастие Глена своей виной, неспособностью как женщины заинтересовать его — всё же он был у неё первым мужчиной. И, однажды не выдержав, пустила скупую слезу, вытирая щёку украдкой. Помнится, они гуляли по вечернему городу, Глен тогда ненадолго вернулся в Лондон из королевского военно-морского колледжа и шёл рядом, крепко сжимая её ладонь в своей руке. Она искренне радовалась его присутствию, а он был словно каменный, напряжённый, сдержанный в чувствах. Встречаться они начали недавно, и близости у них было всего ничего. — Погоди… Ты что, плачешь? — парень заметил тщетную попытку скрыть слёзы. — Мэри?!       Ошеломлённый увиденным, Глен на секунду растерялся, а потом грозно нахмурил брови. В голубых глазах волнение и злость перехлёстывали друг друга. Чтобы не мешать прохожим, он подвёл её ближе к набережной Темзы, застыл подле и склонил голову. Девушка продолжала прятать взгляд. — У тебя что, — вдруг выдохнул Глен, пронзённый ужасной догадкой, — появился кто-то другой, да?       Эта мысль причинила ему боль. Но возмущение, исказившее лицо Мэри, словно целительный бальзам пролилось на душевную рану, и он испытал нечто вроде облегчения. — И это первое, что пришло тебе в голову?! — в гневе девушка забыла про былую робость. — Что пока ты не со мной, я позволяю себе других парней?! Такого ты обо мне мнения?!       Он попытался взять чужую руку, однако Мэри выдернула ладонь и отступила на шаг назад. Сегодня на ней было коротенькое платьице и вязаная туника, густые волнистые волосы аккуратно собраны по бокам. Глен вспомнил, какая она, когда обнажена, какая мягкая у неё кожа, какая красивая фигура и какой переливчатый голос. Такая девушка должна принадлежать лишь ему и никому больше! — Мэри, я не хотел тебя обидеть! — он поспешил следом, пытаясь погасить в себе волну ревности. — Я просто!.. — лицо его предательски покраснело. — Просто я люблю тебя!.. С первого взгляда!       Она замедлила шаг, остановилась, и Глен наконец сумел подхватить застывшую у бедра руку. Признание в любви не было первым, в отличие от выкрикнутых последних слов. — Меня подолгу нет рядом, и при мысли о том, что ты найдёшь кого-то, способного всегда быть поблизости… — его горячие пальцы крепко сжимали ладонь, становясь влажными от волнения. — Ты очень красивая, Мэри! Тебе сто́ит только захотеть, и мне придётся отпустить… — Глен гневно сжал зубы, — к другому…       Ему было уже восемнадцать, ей — семнадцать, и чувства, идущие от са́мого сердца, они облекали в бесхитростные наивные формы. — Мне нужен ты, а не кто-то другой! — не удержавшись, всхлипнула Мэри, сжав пальцы в ответ. — Но, кажется, со мной тебе неинтересно… Я оказалась не слишком хороша…       Слёзы вновь потекли по щекам, когда она намекнула на близость, а у Глена наоборот — сладко заныло сердце и потянуло в паху. Он вспомнил их первый раз, её неопытность и робкие движения в такт, тихие вскрики, неумелые поцелуи, тепло солнечных лучей на коже, запах букетика лаванды, лежащего рядом на покрывале… То, что его чувства к ней оказались не столь явными, неприятно удивило Глена. — Ты плакала… из-за меня? — Даже сегодня ты будто не рад нашей встрече, — продолжила Мэри между тем. — Словно мы виделись только вчера, а не месяц назад! Словно со мной тебе скучно…       Тут она замолчала и молча уставилась на парня: Глен смотрел в ответ широко распахнутыми глазами, внимая каждому её слову. Шерстяной джемпер, обтянув раскаченные плечи, провисал в районе узкой талии, волосы, прежде густые, взлохмаченные, теперь были коротко, по-военному стрижены. Он похудел в лице, из-за чего кожа обтянула широкие скулы, добавляя облику возраста. — Ты думаешь, что не привлекаешь меня? — глухим голосом переспросил парень. — Думаю, да… — тихо выдохнула она.       Глен в отчаянии стиснул зубы. Если бы только Мэри знала, сколько раз он думал о ней в колледже, сколько раз представлял в собственных мыслях перед сном, стараясь не шуметь и не дышать так судорожно. Над ним смеялись, если замечали жалкие трепыхания, и завидовали те, кого дома никто не ждал.       Лёгкий румянец залил щёки, которые Глен только недавно начал брить. Он безумно хотел её и сдерживался из последних сил. Мэри нельзя было просто задрать юбку в тёмном укромном месте, шепнуть какую-нибудь пошлость, схватить за грудь или ущипнуть за зад — он не посмел бы. Она вела себя иначе, чем некоторые его знакомые, и даже мысль о подобном поведении казалась недостойной. Сказать по правде, в их первый раз парень волновался ничуть не меньше самой Мэри и, увидев её обнажённой, испытал такую нежность к женскому телу, какой раньше не испытывал.       Не в силах что-либо ответить, он подвинулся в сторону, бросил взгляд на ленту Темзы, текущей меж двух каменных берегов. Глен всегда любил воду, рано научился плавать, участвовал даже в школьных соревнованиях по водным видам спорта, частенько занимая призовые места. В его семье не было военных, поэтому родители мальчика сильно удивились, узнав о желании сына связать жизнь с армией. А вот Глена туда тянуло, ему нравилась работа физическая, нравились чётко поставленные задачи, нравился риск, проверка собственных возможностей — университетская жизнь казалась скучной, он не видел себя ни в технической среде, ни в гуманитарной. Королевский военно-морской колледж в Дартмуте был первой ступенью постижения военного дела, которым парень чуть ли не грезил. И вдруг в его жизни случилась Мэри…       Сурово сдвинув брови, Глен молча взглянул на неё, до сих пор стоящую рядом. Девушка больше не плакала, серые глаза, наполненные печалью, тоже смотрели куда-то вдаль, на противоположный берег, где вырисовывались очертания Вестминстерского дворца. Отношения, переросшие в любовные, оба скрывали от родителей, хотя семьи были в курсе, что дети встречаются друг с другом: строгие отец и мать Мэри вряд ли бы одобрили её решение. — Это неправда… Твои мысли — неправда.       Девушка подняла взгляд, сомнительно поджала нежные губы, когда он вдруг заговорил. Глен явно сердился — шотландский акцент выдавал это. А, значит, она уличила его во лжи. Серые глаза опять стали влажными. — Всё в порядке, — Мэри даже сумела выдавить из себя жалкую улыбку, хотя сердце сорвалось куда-то вниз. — Я точно не была у тебя первой. Тебе есть, с чем сравнивать. Я понимаю… — Что ты понимаешь? — неожиданно грубо выдохнул Глен, подступив к ней вплотную. — Что ты понимаешь, Мэри?! — повторил уже громче, стиснув руками её покатые плечи. — Ты думаешь, я встречался с тобой только ради того, чтобы быть у тебя первым?! А сейчас как лямку тяну наши отношения?! Так, что ли?!       Его лицо исказило злостью, голубые глаза возмущённо засверкали: она впервые видела парня таким рассерженным и испугалась. Глен и раньше не производил впечатление человека с нежной душой, во многом был категоричным, решительным и жёстким, но эти черты словно притуплялись чем-то, так как рядом с ней он нечасто позволял себе срываться. Сейчас же ничто не сдерживало его истинную натуру. — Будь это так, — продолжал он, яростно чеканя слова, не обращая внимания на попытки девушки высвободиться, — я порвал бы с тобой после первого, ну, или после второго раза! На это смелости у меня бы хватило, поверь!       Парень разжал пальцы, и Мэри отшатнулась к парапету набережной, чувствуя, как сердце клокочет в горле. Её душили слёзы, обида. Фраза о любви с первого взгляда казалась чуть ли не издёвкой. Такая вот, эта любовь?!       Глен шагнул следом. Он был гораздо выше, выглядел мощным, физически сильным, развитым не по годам, а Мэри вдруг вспомнились его осторожные уверенные прикосновения, чуткость и сдержанность. Тогда ведь сильной боли почти и не было, крови тоже выступило всего ничего: их первый раз случился летом на природе. Они специально ранним утром уехали на велосипедах в Банстед, погулять на лавандовых полях, а после колесили по окрестностям. День выдался жарким, во время очередной остановки для отдыха Глен стянул с себя лёгкую рубашку, поймал взгляд девушки, скользнувший по обнажённому торсу, улыбнулся… Она, естественно, поначалу боялась, робко жалась к нему, но нисколько не препятствовала ладоням и губам, прокладывающим через тело путь. И, когда всё произошло, закончилось на блаженной ноте, тихо лежала рядом с ним на расстеленном покрывале, подставив солнечным лучам светлую кожу. Глен тоже молчал, только пальцы бережно перебирали, расчёсывали её густые пряди, рассыпавшиеся блестящим тёмным ореолом вокруг головы…       Воспоминания вытеснили из сердца Мэри обиду, захлестнули испытанной тогда нежностью, и она с тоской взглянула на вплотную приблизившегося парня. Силы будто иссякли, мысли были пусты и туманны, в серых глазах застыли покорность и смирение.       Видеть её такой подавленной, потерянной Глену ещё не доводилось. Он хотел дотронуться до девушки, но почему-то боялся этого, словно мог спугнуть, вызвать отвращение. Он уже причинил ей боль и не желал делать лишней. — Мэри… — его голос изменился, опустился почти до шёпота, став тихим, выразительным. Чуть ли умоляющим прислушаться. — Да, ты не была у меня первой. Ну и что? Неужели это так важно? Неужели это важнее моих чувств к тебе? — А есть они, эти чувства? — так же тихо ответила девушка.       По сердцу Глена будто полоснули ножом. Его робкая, мягкая, нежная Мэри, оказывается, умела быть жестокой. Опешив, первые несколько секунд он просто молча переваривал боль внутри самого себя, не сводя с неё взгляда широко распахнутых глаз. А потом положил ладонь на парапет, вцепился до побелевших костяшек и медленно склонился вниз. — Хочешь знать, о чём я всё время думаю? — шепнул Глен глухо, ловя движения чужих зрачков, чуть расширившихся. — Я постоянно думаю о том, что хочу тебя. Представляю, как срываю твою одежду, как ласкаю пальцами, как мы занимаемся любовью. И это отнюдь не нежно, не так, как привыкла ты.       Лицо Мэри вытянулось, она густо покраснела от подобного признания, то ли приятно удивлённая, то ли шокированная услышанным. Парень же наоборот побледнел, понимая, что сам себе роет могилу. — Говоришь, ты меня не привлекаешь? — продолжил он, внешне холодный, тогда как внутри всё горело и жгло от огненного вихря эмоций. — Найди мы укромное место, я доказал бы тебе обратное. Хочешь, прямо сейчас докажу?!       Нависнув над девушкой, Глен впился в неё немигающим взглядом, потемневшим, жадным. И Мэри, растерявшись от дерзости слов, невольно сжалась, боясь шелохнуться. Сердце в груди стучало словно бешеное, ноги сделались ватными как у тряпичной куклы — она нашарила рукой парапет и тоже вцепилась в него. Голубые глаза ещё мгновение неотрывно следили за чужим лицом, а потом ресницы дрогнули, и парень горько усмехнулся: — В этом-то всё и дело… Не обижайся, Мэри, но тебе любовь видится будто в старинном романе — прекрасные дамы, благородные рыцари… Вот только я не рыцарь. А какой-нибудь простолюдин, который живёт по-простому и думает так же. Все мои попытки себя обуздать ты приняла за отстранённость и отсутствие интереса — я же лишь старался оправдать твои ожидания, быть лучше в твоих глазах, чем есть на самом деле…       Тут Глен замолчал, распрямился, сунул ладонь свободной руки в карман и уже там стиснул пальцы в кулак. Мэри пристально наблюдала за ним, приоткрыв губы, а он больше не мог думать ни о чём другом, кроме как о собственном эгоизме: не удержался, идиот, не смог остановиться, повёз на лавандовые поля, спрятав в сумке презерватив… Девчонке ведь всего семнадцать, узнают вдруг родители — а его даже не будет рядом, чтобы защитить! По этой же причине Глен почти не целовал её тело: боялся оставить на нём свой след, который могли увидеть взрослые.       В сухих глазах начало жечь. Он нервно провёл по ним рукой, будто смахнул колючие мелкие пылинки. — Если ты хочешь… — раздался внезапно робкий, тихий голос, словно ток прошивший всё его сознание. — Ох, нет, Мэри… Нет! — Глен понял, куда она клонит. Ему не нужна была её жертва. — Ну, то есть, да, хочу, но!.. — к щекам прилила краска, гоня бледность прочь. — Господи, да я просто жалок!       Он с отчаянием выдохнул фразу и навалился всем весом на парапет, отвернувшись от девушки в сторону. Рядом с ней с ним творилось что-то странное, просыпался чуть ли не звериный собственнический инстинкт. Любой посторонний взгляд, брошенный каким-нибудь незнакомым парнем на Мэри, Глен воспринимал как вызов, как угрозу — слишком сильно прикипел к ней сердцем и мучительно ревновал. Месяц, что они не виделись, он пару раз в неделю обязательно звонил ей из Дартмута, слушал нежный голос и пытался по его звучанию угадать настроение девушки, заметить перемену, если таковая случится. Но Мэри радовалась словно ребёнок, весело щебетала в трубку, и сомнения, страхи Глена рассеивались прочь.       Оказывается, бояться нужно было другого…       Слева от своего плеча парень вдруг ощутил какое-то движение, лёгкий шорох — девушка облокотилась рядом на парапет, поёжилась от дуновения ветра. Он перехватил её робкий взгляд, вздохнул и, стянув через голову шерстяной джемпер, накинул поверх худеньких покатых плеч. — Вечереет… — сказал как бы ненароком, чтобы заполнить неловкое молчание. — Идём, я провожу тебя домой.       На этот раз Глен не позволял себе ничего: ни взять Мэри за руку, ни обратиться к ней. Только за проезд заплатил сразу за двоих и быстро сунул руки обратно в карманы брюк, отогревая холодные пальцы. Боковым зрением он замечал косые взгляды девушки, а сам смотрел на неё украдкой, только если она не видела. Так, храня молчание, они дошли до террасного дома. — Спасибо, что проводил. И за джемпер тоже спасибо.       Мэри проследила, как Глен натянул его обратно, провёл по коротко стриженым волосам ладонью, ещё не избавившись от прежней привычки взлохмачивать некогда густые пряди. Серые глаза застыли выжидающе, блуждали по лицу, но он растерял все свои силы, был опустошён, подавлен и пристыжен. — Не за что… Тебе пора, Мэри. Родители будут беспокоиться.       У неё дрогнула нижняя губа, совсем как у обиженного ребёнка. Девушка отворила дверь ключом, переступила порог и обернулась: Глен смотрел вслед, хмуря брови. На город надвигались сумерки, небо золотилось и алело кровавыми подтёками. В красоте заката была какая-то необъяснимая тревожность. — Пока, — шепнула Мэри вместо привычного «до свидания», и парень, сжав челюсти, опустил голову. — Пока.       Осторожно прикрыв за собою дверь, девушка застыла в полутёмной прихожей. Сердце стучало быстро-быстро, взволнованно забившись в груди. Она не до конца понимала свой страх, но чувствовала, что связан он с Гленом и с тем, как они попрощались друг с другом. Словно расстались. — Мэри, это ты?       Мать девушки вышла к ней из гостиной и, приблизившись, поцеловала в лоб. Потом внимательно присмотрелась к дочери. — Что-то случилось? На тебе лица нет…       Застывшая посреди прихожей Мэри перевела на мать взгляд, схватила ртом воздух и швырнула сумку на пол. Волосы взметнулись за её спиной, когда она бросилась обратно к двери. — Я забыла у Глена кое-что! Мне его нужно догнать! — выкрикнула девушка напоследок и выскочила на улицу. — Мэри?!       Женщина удивлённо всплеснула руками, покачала головой и вернулась в гостиную, где, устроившись в кресле, читал газету муж. — Что там приключилось? — не отрываясь от бумажных листов, спросил мужчина. — Она забыла у Глена какую-то вещь. Помчалась за ней. — Голову она там забыла, — усмехнулся глава семейства, переворачивая страницу. — Глен очень представительный молодой человек, — не без гордости сообщила женщина, втайне одобряя выбор дочери, и присела рядом на диван. — Учится в королевском военно-морском колледже. Хочет стать офицером. В его компании я более-менее спокойна за Мэри. Особенно, когда вокруг столько ВИЧ-инфицированных…       Мужчина оторвал от газеты взгляд, потянулся рукой за чашкой чая. — И как одно связано с другим, моя дорогая? — Ну хотя бы тем, что нужно иметь отменное здоровье при поступлении в такой колледж! И не носить в себе эту заразу, от которой люди умирают! — воскликнула женщина, возмущённо сверкнув глазами. — У Глена голова на плечах имеется, чего не скажешь о многих его сверстниках! К тому же, он учится в серьёзном учебном заведении, и мысли его забиты не одной только Мэри…       Мужчина понял намёк своей жены, пряча за чашкой чая улыбку: — Через пару месяцев ей исполнится восемнадцать. И все твои нравоучения официально будут признаны, — он выдержал паузу, сдерживая тихий смех, — нравоучениями. В отрицательном смысле, разумеется. Придётся тебе с этим смириться. — Ты невыносим, Алан! И нас, женщин, тебе не понять! — Как это верно, моя дорогая…       Пока родители спорили, Мэри бежала вдоль улицы, выискивая Глена глазами. Он не должен был далеко уйти, но поблизости никого похожего девушка не обнаружила и, в отчаянии, бросилась дальше. Знакомый шерстяной джемпер вдруг мелькнул далеко впереди. — Глен!       Парень, стремительно вышагивая прочь, застыл, будто наткнулся на невидимую преграду, и резко обернулся, заслышав знакомый голос. Мэри мчалась ему навстречу, густые волосы волной взметались то над одним плечом, то над другим. Подбегая ближе, она чуть сбавила темп и мягко ткнулась в раскрытые для неё объятия. — Я такая глупая! — Вовсе нет, — возразил он, чувствуя, как колотится сердце девушки прямо ему под рёбра. — Это я законченный идиот.       Было так приятно стоять с Мэри в обнимку, положив подбородок ей на макушку — Глен ненадолго закрыл глаза и улыбнулся, осторожно покачиваясь из стороны в сторону. Девушка мелко вздрагивала, потом задрала голову, потянулась, и он, вначале оттерев мокрые щёки, поцеловал её в ответ. — Я люблю тебя, — тонкие пальцы нежно оглаживали жёсткий ёжик волос на затылке. — Даже если никакой ты не рыцарь…       Глен хмыкнул, шепнул её имя и снова поцеловал. На этот раз Мэри была чуточку смелее, более женственной в его объятиях, но вдруг напряглась и мягко отстранилась. — Дай мне что-нибудь! — Дать… тебе? — он дёрнул подбородком, выражая недоумение. — Что угодно! — девушки кивнула на мужскую сумку у бедра. — Я побежала за тобой под предлогом, будто забыла какую-то вещь. — Мэри, — Глен снова улыбнулся, испытав прилив нежности. — Я тебя огорчу, но там ничего подходящего нет.       На её лицо набежала задумчивая тень, серые глаза забегали по сторонам, оглядывая улицу. У парня зрение было гораздо лучше, поэтому он, рассмотрев вдалеке вывеску пекарни, потянул девушку туда. — А знаешь, — сказал Глен, когда они дошли обратно до поворота к террасному дому, и передал Мэри пакет с выпечкой, — я впервые вижу женское коварство в твоём исполнении, — после чего привлёк за талию к себе и долго-долго целовал, не желая прощаться. — Тебе пора, — с придыханием шептала ему девушка, потихоньку отступая назад и чувствуя, как он тянется следом. — Глен!.. Вдруг наши соседи увидят?       Его рука соскользнула, сам он покорно застыл, хотя взгляд голубых глаз красноречиво говорил о совсем иных желаниях. — Тогда… до свидания? — Да, — она нежно улыбнулась, прижимая к себе пакет. — Я буду ждать твоего звонка. До свидания! — И, покраснев, бросилась домой.       Глен проводил взглядом её фигуру, разметавшуюся гриву красивых волнистых волос, длинные тонкие ноги, обутые в туфли и сверкающие пятками, развевающийся подол короткого платьица, вздохнул, задавив силой воли совсем уж нескромные мысли, и, радостный, побрёл обратно…       В камине звонко треснуло полено, облизанное огнём, как будто кто-то переломил в руках сухую ветку. Мужчина убрал руку с талии своей жены, поднялся, поворошил кочергой деревяшки, а когда обернулся, не обнаружил её на диване: Мэри проскользнула на кухню, чтобы заварить чай. Она умела уходить тихо, едва слышно, особенно когда муж брал часть работы домой, предпочитая не мешать ему и не тревожить, хотя он каждый раз позволял себе усомниться в том, что так легко её отпускает. — Скоро Пасха, ты помнишь?       Женщина вернулась в комнату с двумя кружками, одну поставила перед Гленом, со второй присела почему-то в кресло, а не рядом с ним, на диване. Он, опять взявшись за бумаги, улыбнулся, показывая, что помнит. — Я звонила Джону. Пригласила его к нам.       Сделав небольшой глоток, она медленно подняла взгляд, чувствуя, как внутри всё болезненно сжалось: Глен смотрел на неё молча, неотрывно, как и сын в последнюю встречу в кафе — такими же потемневшими голубыми глазами. Быть может, это умели многие военные, быть может, их специально обучали подобным приёмам, но Мэри МакТавиш застыла без движения, словно кролик перед удавом, не в силах ничего с собой поделать. — Пригласила? — повторил мужчина и, помолчав, дёрнул бровью. — Когда? — Когда сможет… — Когда, Мэри? — вновь переспросил он с нажимом. — Тебе нужен ответ, чтобы опять в выходной уехать на работу?! Как тогда, да?!       Сбросив с себя оцепенение, она упрямо вздёрнула подбородок. Глен любил в ней эти вспышки, завуалированные бесконечной нежностью и мягкостью. Но только не сейчас. Сейчас в нём занималось раздражение. — Почему же? — хладнокровно бросил фразу мужчина, поразмыслив и догадавшись об ответе сына. — Не думаю, что Джон принял твоё приглашение. Ведь так?       Взгляд серых глаз ещё мгновение изучал его лицо, после чего Мэри МакТавиш сникла, опустила вниз голову и застыла в этой позе. Глен вернулся к бумагам, внимательно вчитывался в них, однако краем сознания, словно третьим глазом, следил за женой, вслушивался в её дыхание, шорох домашнего платья. Когда она молча поднялась, унося в руках кружку с остывающим чаем, не меняя положения, проводил взглядом. Потом не выдержал — потянулся к виски…       Первым настоящим потрясением в жизни Глена был плен. Их, как бойцов, конечно же, готовили к чему-то подобному, учили противостоять психологическим приёмам ломки, терпеть физическую боль, но на деле всё оказалось совсем иначе. В один момент он просто выдохся, сломался, тем более, когда рядом страдал и мучился его товарищ. Они уже наизусть знали, кто как кричит, кто как стонет, видели слёзы на лицах друг у друга, — слёзы пугали Глена почему-то больше всего — пока однажды, после очередных издевательств, он не остался наедине с этим ужасом. Джеймс, так звали второго бойца, погиб, вскрытие потом определило, что у него, вследствие испытанного, отказали почки. Парня не унесли, ещё несколько дней труп лежал и разлагался, остекленевший взгляд уставился в пустоту, в шаге от которой был уже и сам Глен. Но подошло время штурма общими силами НАТО, и ему просто повезло выжить, не сойти с ума…       Второе потрясение оказалось таким же глубоким, как и первое: любовные предпочтения Джона он воспринял сродни личному оскорблению, нанесённому исподтишка. Ведь раньше, никак этого не показывая, Глен гордился своим сыном: мальчик рос серьёзным, ответственным, во многом похожим на него самого. Времена менялись, молодёжь поддавалась новым искушениям, уводящим на кривые дорожки и даже в небытие, а Джон уверенно шёл вперёд, туда, к чему когда-то лежало и его сердце. Пацан рвался служить, Мэри жутко волновалась, а вот Глен такое стремление мысленно одобрял. Спустя годы, в десантно-штурмовой бригаде Джон показал себя превосходным бойцом, высшие военные чины в разговорах по-дружески намекали мужчине, что неплохо бы было парню поддержать, так сказать, преемственность, пройти отбор в SAS: Глен и сам желал для сына того же. Однако всё рассыпалось прахом, когда Джон сообщил, что трахает чужие задницы…       Виски встало поперёк горла. Терпкий, торфяной привкус неожиданно показался отвратительным, и мужчина с трудом сглотнул остатки, неприятно поморщившись. Перед мысленным взором ещё были свежи бесстыдные образы, в которых фигурировал сын — Глен зло отшвырнул бумаги и выругался. Его снедало чувство гадливости, он до сих пор не понимал, как это могло произойти с Джоном, что заставило обратить внимание на парней, найти их достаточно привлекательными для ебли в жопу. Стиснув зубы, мужчина наскоро сполоснул стакан, отнёс в рабочий кабинет документы и расслабился лишь под струями воды в душевой кабине. Возмущение постепенно сошло на нет, в груди осталось лишь колючее мелочное раздражение, да и то унялось, когда Глен тихо вошёл в спальню. Мэри ещё не успела заснуть — он уловил, как блеснули белки её глаз в полумраке комнаты.       Укрывшись одеялом, мужчина лёг на спину и повернул голову. Потом протянул ладонь и погладил мягкие волосы, обнажённое плечо. Приподнялся, повторил ладонью изгиб женского тела… — Не сегодня, Глен, — вдруг раздался голос, и Мэри чуть дёрнулась, увернувшись от его дальнейших прикосновений.       Он вздохнул, пожелал ей доброй ночи и отвернулся, быстро провалившись в сон. А ей долго не спалось, хотелось тихо поплакать в подушку, но вместо слёз в глазах появилась неприятная сухость: всё, что было можно, она давно выплакала.