***
День подошёл к концу, и голова у Джона шла кругом. Немного болели глаза, два часа кряду находившиеся в напряжении, его слегка подташнивало от усталости. После обеденного перерыва командование устроило бойцам тестирование, проверку способности молниеносно вспоминать личность человека: солдат рассадили напротив мониторов и запустили программу, которая через каждые две секунды выдавала фотографии террористов. За это время им нужно было опознать образ и назвать имя. Наушники с микрофоном глушили все остальные звуки — один лишь голос проверяющего где-то по ту сторону раздавался в тишине, если ответ был неправильный. — Тяжёлый выдался день, — горестно вздохнул идущий рядом Гарри Сандерсон. — Хотел вечером вздрочнуть, но лень даже рукой лишний раз пошевелить после такого. — Пошевели ею утром, — дал совет Джон. — Господа?.. Прошу прощения… Они синхронно обернулись, удивившись звуку приятного женского голоса — нечасто он раздавался на территории военной базы. Девушка, застывшая позади, явно была смущена, а двое парней-провожатых, не отступающих от неё ни на шаг, поглядывали на бойцов с чисто мужской солидарностью. — Мэм? — по старшинству взяв слово первым, Джон заметил обручальное кольцо и обратился соответственно. — Чему обязан? Фотоаппарат в руках незнакомки и выданный на пропускном пункте бейджик говорили о том, что девушка работала корреспондентом одной лондонской газеты. — Меня зовут Кэтрин Спирс. Могу я сделать ваше фото? — она вопросительно повела взглядом и на Гарри Сандерсона, стоящего чуть поодаль. Провожатые кивнули Джону, когда он внимательно посмотрел на них. — Предупреждены насчёт лиц? — Разумеется, — заверила девушка. — Разрешите сфотографировать вас двоих со спины? — Ты не против? — Шутишь, что ли? — обворожительно улыбнулся Гарри, встав рядом с другом плечом к плечу. — Я одинаково хорош со всех ракурсов! — Командуйте, мэм, — в свою очередь усмехнулся Джон, отворачиваясь от Кэтрин Спирс. Парни-провожатые молча наблюдали, как бойцы, выслушав пожелания, отточенными движениями, без лишней суеты расставили ноги по ширине плеч и завели ладони назад. Девушка, присев на корточки, быстро сделала несколько пробных кадров. — Отлично! Спасибо Вам огромное! Она пожала им на прощание руки. Не удержавшись, внимательно всмотрелась в шрам на лице Джона и отметила красоту льдистых голубых глаз: образ сурового молодого мужчины так и просился на бумагу. — «Командуйте, мэм», — передразнив низкий голос своего друга, Роуч смерил его весёлым взглядом. — Кэтрин явно польстила твоя фраза. Да и в целом ты произвёл на неё впечатление. Прерванные неожиданным появлением представительницы прекрасного пола, они продолжили свой путь. Джон спешил домой, так как сегодня должны были прислать на почту результаты анализов, Гарри — потому что договорился созвониться с Эммой по видеосвязи. — А ты думал, я с женщинами вообще разговаривать не умею? Сержант рассмеялся, обогнул лужу, оставленную в выемке асфальта прошедшим недавно дождём, после чего спросил неожиданно серьёзно: — Тебе когда-нибудь нравились женщины? Ну, — замялся он, — в том самом плане?.. — Нет, — для того, чтобы ответить, Джону не понадобилось тратить время на раздумья. — Физически они меня не привлекают. — Получается, твоя первая влюблённость была уже сразу к парню? «Влюблённость…», — внутренний голос мрачно повторил это слово. — «Что угодно, но только не влюблённость. Меня любил Юджин, а я его — нет…».***
Юность Джона проходила в лондонской частной школе, где учились одни только мальчики в возрасте от тринадцати до восемнадцати лет. Благодаря тому, что Англия была страной, в которой даже на рубеже двадцатого и двадцать первого века продолжали чтить вековые традиции, «джентльменский тип воспитания» поддерживали как именитые учебные заведения наподобие Итонского колледжа, так и новые образовательные учреждения, куда более доступные. Целесообразность однополого обучения широко обсуждалась общественностью, не все соглашались с таким подходом, однако многие родители, обладающие достаточными средствами, старались отдавать своих сыновей именно в мужские школы. Мэри МакТавиш никогда не стремилась устроить сына в частное учебное заведение: по сути, настоял на этом Глен. Он давно приметил любопытство Джона, проявляемое к военному делу, и верно просчитал, что более строгий надзор за детьми, показательная образцовость и окружение, состоящее из мальчишек, сложат у сына примерное представление о том, что его, возможно, ждёт, если интерес к армии с возрастом не угаснет. После того, как Глена МакТавиша перевели на должность в штаб организации SBS, обеспечили приличным жалованием за «самоотверженность и исключительную преданность Британской Короне», доверили решение сложных задач, которые явно были ему по плечу, мужчина мог себе позволить дать сыну качественное частное образование, чем он не преминул воспользоваться. Убедить Мэри оказалось легко — стоило всего лишь опустить собственные надежды, возложенные на будущее ребёнка, и расписать достоинства лондонских школ для мальчиков и их существенные плюсы. С мнением мужа женщина согласилась быстро, она хотела одного — дать сыну всё лучшее из того, что они с Гленом могли ему предложить. Таким образом, в возрасте тринадцати лет, Джон впервые переступил порог частной школы. Окружение, состоявшее из других мальчишек, он находил комфортным, хотя истинных дружеских отношений, которые складываются в юные годы и сохраняются в дальнейшем, завести ему не удалось. Джон был исполнительным и ответственным в учёбе, а вне её — немногословным и сдержанным. Поначалу старшие ребята ошибочно посчитали его неспособным за себя постоять, попытались прогнуть под выполнение каких-то личных прихотей, но столкнулись с таким отчаянным сопротивлением, вплоть до драк, что затею эту бросили. Из всех школьных предметов больше всего Джон любил спортивные дисциплины: они легко ему давались, поэтому на соревнованиях между учениками разных учебных заведений юношу неизменно включали в команду. Благодаря упорству и полной самоотдаче он быстро пошёл в рост, вытягивался стремительнее, чем многие его сверстники, терял подростковую угловатость: мускулы округлялись, шире становились плечи. В пятнадцать лет начал ломаться голос, в шестнадцать — пробиваться первая щетина, больше похожая на пушок. Ребята из старших классов охотно приняли парня в круг своего общения — и вот там-то Джон узнал, кто такой на самом деле Юджин Ньюман…***
Дело было зимой. Сбившись в раздевалке возле распахнутых на форточку окон, парни из школьной команды раскуривали сигареты, пронесённые, конечно же, тайком. Скоро им предстояли очередные соревнования, они недавно закончили тренировку и, стащив с вспотевших тел мокрые майки, жались друг к другу, ладонями защищая пляшущий на кончике зажигалки огонь. В другой части помещения переодевались те, у кого, согласно расписанию, начинались занятия регби. — Джон, слушай, будь нежнее, когда передаёшь другому эстафету, — выпускающийся в этом году Ричард Гивс, капитан команды, оттопырил большой палец, зафиксированный бандажом. — Нам конечности ещё понадобятся. — Извини. Я споткнулся, поэтому и вцепился изо всех сил в твою руку. — Отличное, кстати, курево, — закинув лохматую голову и выдохнув струю дыма в сторону окна, Уильям Лонгштейн, одногодка Гивса, довольно улыбнулся. — А по мне так полная срань, — произнёс Том Буффорт и снова сунул сигарету в рот. Холодный воздух приводил в чувство разгорячённых тренировкой парней, от них веяло здоровьем и силой — никто из четверых не боялся заболеть перед соревнованиями. За окном тихо падал снег, зима была промозглая, но не такая лютая как в России — Уильям во время каникул вместе с родителями, а также младшей сестрой недавно посетил Москву и столкнулся с по-настоящему трескучими морозами. Подняв глаза, Джон бросил на товарища по команде быстрый взгляд. У Лонгштейна волосы вечно лохматились, так как парень он был подвижный, лицо взрослое, приятное, вечно с какой-то хитринкой, таящейся то в линии изогнутых губ, то в ореховой глубине под выразительными прямыми бровями. Уильям всегда начинал свой смех с резкого короткого выдоха, к которому Джон часто и невольно прислушивался — ему вообще нравилось слушать, как глубоко, всей грудью дышат парни. — Извините… — раздалось вдруг за спиной, и они вздрогнули, выдёргивая сигареты изо ртов. Впрочем, тревога оказалась ложной. Позади стоял, в брюках, рубашке, но уже без пиджака, симпатичный юноша. — Вы не могли бы закрыть окна? Дует… Джон бегло осмотрел парнишку. Лицо было знакомым, хотя имени его он не знал. В мыслях мелькнуло только, что вроде бы это один из учеников, которые годом младше. — Худой как щепка — вот тебе и холодно, — не слишком любезно процедил Том Буффорт. Юноша устремил на Буффорта пронзительный взгляд, нервно закусил губу и, неумело пряча волнение, удалился. — Знаешь его? — тут же спросил товарища Лонгштейн, заинтересованный причиной неприязни, которую заметили все трое. — А вы разве не в курсе? — удивился Том и понизил голос до шёпота. — Это Юджин Ньюман. И ему нравятся парни. — Ты-то откуда знаешь? — докурив сигарету и помахав перед носом рукой, чтобы разогнать дым, Ричард Гивс захлопнул одно из окон. — Заканчивайте давайте. Вдруг донесёт кто… Да хоть этот самый Юджин! — Вряд ли, — с гадкой ухмылкой Буффорт потушил окурок и спрятал, рассчитывая позже смыть улику в туалет. — Говорят, он нежный и трепетный словно лань. А ещё — такой же робкий. — Кто говорит-то? — уже с нетерпением уточнил Ричард, принимаясь стаскивать с бёдер штаны. — Джордж Смолл. — Смолл? — Джон вслед за товарищем сдёрнул нижнее бельё, краем глаза заметив завистливый взгляд Лонгштейна, брошенный в область паха. У Уильяма было красивое тело, но вот с размером явно не повезло. — Это который один из старост? — Это который староста класса, где учится Юджин Ньюман, — выразительно ответил Том. Шум голосов, поначалу раздававшийся вдалеке, усилился, вскоре послышался слаженный топот. Джон повернул голову и неожиданно для самого себя столкнулся с Юджином взглядами: щёки последнего порозовели при виде рослого обнажённого парня, Ньюман поспешно отвернулся и быстро прошмыгнул мимо их закутка вслед за остальными ребятами, направляющимися на регби. Больше этого никто не заметил. — Джордж в прошлом году помогал ему то ли с точными науками, то ли с чем-то ещё, — продолжил вполголоса Буффорт, ища в недрах ящика для переодевания душевые принадлежности. — Говорит, Юджин краснел постоянно, особенно если они случайно соприкасались бёдрами, обращался потом по всяким пустякам. В общем, — Том вынырнул наружу и с грохотом хлопнул дверцей, — всячески искал повод для встреч. — Быть может, Смоллу показалось, — дождавшись, пока все соберутся, Ричард возглавил шествие по направлению к душевой. — Мало ли от чего краснеет и робеет парень. Лично на меня Юджин произвёл впечатление просто очень скромного человека. — Ну нет! — поморщился Буффорт. — Джордж мой друг и врать бы не стал! — Я не про враньё сейчас, — Гивс включил воду и встал под струи, брызнувшие сверху. — А про неправильное восприятие ситуации. — Слушай! — вдруг огрызнулся Том. — Давай я буду тереться об тебя, вечно крутиться рядом и преданно заглядывать в глаза. Что ты обо мне подумаешь? — Уймись, а? — Джону надоело выслушивать всё это. — А тебе, Джон?.. Тебе было бы приятно?! — Если мне неприятно, я об этом говорю напрямую, с глазу на глаз. И уж точно не посвящаю в подробности посторонних. Назревающую стычку прервал замечанием Лонгштейн, тщательно намыливая тело: — Я слышал, что в пансионах по типу Итонского такое случается сплошь и рядом. Там парни день и ночь проводят друг с другом, поэтому ничего удивительного… — Да уж, — остывая, съязвил Том Буффорт. — Воистину «джентельменское воспитание». — Даже если и так, — поставил точку в разговоре капитан их команды, — если слухи о Юджине правдивы, быть может, это временно и потом бесследно пройдёт. У нас же частная школа для мальчиков, девочек здесь нет, — Гивс ухмыльнулся, обводя друзей взглядом. — Поневоле и ребята покажутся привлекательными. Уильям, верный привычке, резко выдохнул и засмеялся, Том тоже вроде бы оттаял, а Джон молча отвернулся лицом к стене, сурово сдвинув брови. «Не пройдёт это бесследно», — подумал он, вспоминая взгляд Юджина. — «Но лучше бы ему, конечно, не выдавать себя столь явно».***
Следующая их встреча случилась примерно месяц спустя. Находясь в школе, Джон иногда замечал Ньюмана боковым зрением, сталкивался с ним в коридорах и даже не подозревал, что с некоторых пор является объектом чужого внимания. Первое время Юджин честно пытался выкинуть парня из головы, однако, словно назло, мысли подсовывали ему образ крепкого подтянутого тела, полностью обнажённого, покрытого россыпью пота. У Джона МакТавиша — он и имя узнал! — были пронзительные голубые глаза, тёмные густые волосы, в которые наверняка приятно запускать пальцы, чтобы со страстью дёргать короткие пряди. Однажды Юджин проснулся посреди ночи, едва не захлебнувшись стоном: во сне Джон имел его, особо не церемонясь, и льдистый взгляд, направленный сверху вниз, прожигал в сердце дыру. Тихо, сквозь ночной мрак, окутавший спящий родительский дом, он прокрался в ванную комнату, защёлкнул замо́к и включил воду, глуша постыдные звуки. Воспоминания ещё были свежи, будоражили разум — Юджин едва успел прикрыть член туалетной бумагой, боясь заляпать всё вокруг. Джордж Смолл, первое любовное увлечение, канул в небытие: сердцем Ньюмана целиком и полностью завладел Джон МакТавиш…***
— Прошу прощения?.. Джон, отыскивая в школьном ящике учебные материалы для предстоящего урока, поднял голову и выглянул из-за дверцы. Брови его хмуро сошлись на переносице — уж лучше изобразить недоумение, чем удивление. Юджин Ньюман, скромно застывший рядом, предсказуемо покраснел. — Меня зовут Юджин. Юджин Ньюман. Я совсем недавно вступил в совет редакторов школьной газеты, и мне разрешили самому придумать тему пробной статьи… — Полагаю, — Джон захлопнул дверцу, сунув подмышку учебник, — тема связана с нашей спортивной командой? Или же статья будет об одном лишь мне? До этого момента настороженный и нервный, юноша, распознавая шутку, заметно расслабился. У него было миловидное лицо, большие и тёмные, словно у оленёнка, глаза — внешность ещё детская, хотя по возрасту он младше Джона лишь на год. Фигура, как и сказал Том Буффорт, худая, но, скорее, стройная, нежели тощая. Волосы каштановые, густые: пряди зачёсаны набок. — Статья будет о школьном спорте в целом, — мягко улыбнулся Юджин, хлопнув длинными ресницами. — А мне нужно экспертное мнение. Манера его речи понравилась Джону. Некоторые ребята, следуя модным течениям, общались между собой так невообразимо, словно учились не в престижной частной школе, а где-нибудь в другом месте. Юджин же умел излагать мысли просто, не теряя при этом красоты литературных оборотов. — У меня сейчас урок… Может, позже? — Так ты согласен? — краска на щеках Ньюмана сделалась гуще. Он поверить не мог, что всё складывается как нельзя лучше. Вступление в совет редакторов было лишь предлогом ближе подобраться к Джону, начать с ним общение: после первой же статьи Юджин собирался извиниться и сообщить, мол, понял — это не моё. — Если ты не против, давай встретимся после школы? Так, наверное, будет проще? — Ну, хорошо. Они действительно встретились, долго говорили, обсуждали спортивные моменты: юноша даже для одной единственной статьи ответственно подошёл к делу. — Что-то не вижу тебя больше в нашей школьной газете, — сообщил ему Джон спустя неделю, заметив в толпе учащихся знакомое лицо. — Совет редакторов не удовлетворил текст? — Нет, — тёмные глаза на мгновение стыдливо устремились вниз, — я сам ушёл. Переоценил собственные силы. — А мне статья понравилась, — честно признался Джон без всякой задней мысли. Взгляд его пронзительных голубых глаз рвал сердце Юджина в мелкие клочья, но природная робость не позволяла сделать следующий шаг, которого он так отчаянно желал. Вновь они столкнулись спустя ещё неделю, потом — гораздо чаще. Юджин старался попадать в поле видимости Джона, позволить ему привыкнуть к этим встречам, сделать их чем-то обыденным, навроде ритуала. — Ньюман теперь к тебе, что ли, клинья подбивает? — поинтересовался однажды Том Буффорт. Джордж Смолл стоял с ним рядом и презрительно поморщился. — Парни помладше вечно тянутся к старшим, — отшутился тогда Джон. — Мы с тобой тому доказательство, — намекнул он на возрастной состав их спортивной команды. — С Ньюманом лучше держать ухо востро, — тихо, как бы невзначай, изрёк Смолл и лениво поднял на МакТавиша взгляд. — Если, конечно, тебе не по душе приставания. Пошли лучше Юджина на хер. — Лично ко мне, — голубые глаза излучали леденящий холод, — никто не приставал. Джордж разумно смолчал, осознавая силу и превосходство парня. Дни медленно тянулись один за другим. Наступила весна, за ней близилось лето. Весна — время любви, все сходят с ума: только этим Джон мог бы объяснить то, что Юджин Ньюман наконец решил его поцеловать… Это случилось в одном из укромных закутков, где обычно прятались и курили ученики. Между Джоном и Юджином за несколько месяцев общения сложились приятельские отношения: вне школы они не поддерживали связь, однако в её стенах находили общие темы для разговоров. — Хочешь служить в армии? — переспросил юноша, округлив тёмные оленьи глаза. — Поступить в Королевскую военную академию? — Думаешь, не смогу? — хмыкнул МакТавиш и, выпустив дым, протянул сигарету Юджину. Тот взялся за фильтр, задевая чужие пальцы своими. — Сандхерст далеко от Лондона… — пробормотал задумчиво и облизнул губы, прежде чем сунуть эту гадость в рот. Курить он не умел абсолютно. — Полтора часа пути. Мелочь. — Тебе всё легко, — нежно улыбнулся Юджин, плохо пряча восхищение во взгляде. Протянул сигарету обратно. — Быть может, не легче, чем тебе… От посторонних глаз их закрывали вечнозелёные высокие кусты, аккуратно подстриженные школьным садовником. Ребята, которые постоянно курили, давно выучили часы друг друга и старались не мешать, не толпиться там, чтобы избежать нежелательных встреч с преподавателями, а в дальнейшем — с разгневанным директором. Порыв пока ещё холодного ветра взлохматил пряди Джона, сорвал часть пепла, вспыхивающего красным посреди обугленной серости — МакТавиш присел на корточки, спрятался от его дуновений, сквозь плотное переплетение древесных стволов наблюдая за школьным двором. Юджин осторожно сполз по стенке рядом. — Мы кое в чём с тобой похожи, знаешь ли… Вместо того, чтобы сунуть в рот сигарету, Джон повернул голову и пристально посмотрел на Ньюмана. Лицо у последнего вытянулось после нескольких секунд размышления — он всё понял. — Ты?!. — выдохнул резко, заставляя Джона прислушаться к этому звуку, исторгшемуся из груди. — Но зачем?.. — Потому что здесь нечего стыдиться. Ноздри Юджина затрепетали, выдавая волнение. Взгляд, поначалу мечущийся между одним голубым глазом и другим, вдруг сорвался вниз, к губам: распахнув собственные, юноша подался вперёд и поцеловал Джона, которого желал уже давно. И Джон ответил, погладил языком чужой язык, всасывая его глубже, перехватил инициативу, когда почувствовал, как слабеет от счастья Ньюман. Влечение к парням, до этого момента кажущееся естественным, но сомнительным, прочнее укоренилось внутри. Он знал, что не находит девушек привлекательными для физической близости, — почему-то на ум лезли одни лишь мальчишки — однако даже они не могли дать окончательный ответ на вопрос, нравится ли ему секс с человеком своего пола. А что, если нет?.. Юджин мягко толкнул его в грудь, и Джон послушно отстранился, разъединив их губы. У поцелуя был дымный привкус, горький, неприятный, чего нельзя было сказать о само́м действии, о кратком моменте слияния двух тел.***
Ещё несколько недель они довольствовались малым. Собственные чувства Юджин тактично утаивал, не признавался в любви, наивно считая, что без взаимности их короткие встречи не обходятся. Джон же смотрел на отношения совершенно иначе. Негласное разрешение целовать, ласкать и трогать он воспринимал своего рода обоюдным опытом, попыткой разобраться в самих себе. И, в конечном итоге, злую шутку с ним сыграла замкнутость, которой Джон придерживался, плотно общаясь лишь с узким кругом лиц: он слишком полагался на правильное восприятие своих чувств другими людьми, когда лучше было бы объяснить всё словами… Это случилось в середине весны, под конец очередных школьных соревнований, в которых команда Ричарда Гивса заняла третье место: не худший результат среди десятка учебных заведений, но и далеко не лучший. — Не расстраивайся, — утешал его Юджин, шагая рядом. Юноша попросился в группу поддержки, и учителя, довольные им как одним из самых прилежных учеников, согласились отпустить Ньюмана с последних занятий на спортивный стадион. — У тебя есть ещё целый год. Тебя даже хотят сделать капитаном команды вместо выпускающегося Ричарда Гивса. — Меня не интересует привилегия быть капитаном, — поморщился Джон, распознав попытку подсластить горькую пилюлю. — Я просто знаю, что мог быть лучше. Вот и всё. Юджин терпеливо вздохнул. Покосился на парня, на влажные пряди волос у висков, до сих пор не просохшие после душа в раздевалке. Подавив желание дотронуться до них рукой, предложил: — Хочешь зайти ко мне домой? Родители придут не скоро, обсохнешь хоть как следует… — Я редко болею, — отмахнулся Джон. — Точно не хочешь?.. Скулы Юджина предательски покраснели, и с этим он ничего не мог поделать. Неуклюжее предложение близости вдруг показалось ему попросту смешным, но парень внезапно остановился, пристально посмотрел в глаза тем самым взглядом, от которого у Ньюмана всё обмирало внутри, и тихо спросил: — Я правильно тебя понимаю? — Да, — в горле пересохло, язык чуть ли не отнялся. — Ты понимаешь меня правильно… Джон мгновение молчал, наблюдая, как расцветают на чужих щеках яркие пятна. Ему — семнадцать, Юджину — шестнадцать: неужели сегодня они наконец-то узнают, какового это — быть с мужчиной? — У меня нет с собой презерватива. — Возьмём у моих родителей, — тут же предложил выход из ситуации Ньюман. — Я знаю, где спрятаны резинки…***
Солнечный свет из оконного проёма падал прямо на лицо Юджина, напряжённое, полыхающее, с беззвучно распахнутым ртом. Он стойко терпел боль, иногда ахал и хватал Джона за предплечье, как бы прося остановиться на мгновение. И Джон послушно замирал, прислушивался к глубокому дыханию, жару и тесноте тела, в которое вторгался постепенно, не спеша, хотя, конечно, очень хотелось сорваться. Это был их самый первый раз, секс мужчины с мужчиной… — Тебе нравится, Юджин? Вместо ответа юноша с тихим стоном потянулся к нему губами. У него, оказывается, всё тело усыпано мелкими родинками: россыпь на плечах, на левом соске есть одна, на впалом животе парочка. Даже в паху спрятались две крошечные точки. Когда к каждой Джон прикасался языком, Юджин мелко вздрагивал от удовольствия. — А тебе? Он расплёл руки, которыми ухватился за шею, и откинулся обратно в подушки. Возбуждённый взгляд голубых глаз напоминал ему взгляд из собственного сна, вдруг ставшего явью. Поцелуй ещё горел на искусанных губах. Джон тоже смолчал в ответ. Но, желая сделать приятно, плавно поддался бёдрами навстречу, задрал повыше тонкую лодыжку, перехватывая чужую ногу под коленкой. Бесстыдная поза, обнажённость тел, лёгкий запах пота кружили Юджину голову. Налитый кровью член подрагивал и, вздёрнувшись к правому бедру, истекал смазкой. От очередного движения плоть вдруг напряглась, юношу скрутило спазмом — будто его кто сдавил, словно пустой тюбик зубной пасты, выцеживая жалкие остатки… Пронзительный вскрик, ощущение горячего влажного обхвата и вид кончающего Юджина с перекошенным лицом подтолкнул Джона туда же, к черте, за которой царила блаженная пустота. Он не выдержал, упал вниз на подкосившихся руках и примерно минуту приходил в себя, не сразу почувствовав нежность чужих прикосновений. — Слышишь? — с улыбкой повторил Ньюман, перебирая влажные пряди на его висках. — Я люблю тебя, — и замолчал в ожидании аналогичного ответа. Они лежали друг на друге, вжавшись грудью в грудь. И то, как замерло чужое дыхание, Юджин ощутил мгновенно. — Джон? — позвал он парня, ещё ни о чём не подозревая, но тут МакТавиш приподнялся, и сердце пропустило первый болезненный удар. Голубые глаза смотрели сверху вниз несколько удивлённо из-под хмуро сошедшихся на переносице бровей. По лицу гулял румянец, подчеркивавший широкие скулы и растерянный взгляд. Это испугало Юджина — он, оттолкнувшись ногами, отполз к краю кровати. Джон же стянул презерватив, закрутил узлом и, набравшись смелости, тихо выдавил: — Извини. Мои чувства к тебе… не взаимны. У Ньюмана задрожали губы. Большие оленьи глаза стали влажными. Обнажённый, с перепачканным животом, он молча смотрел на Джона, и, когда первая капля скатилась по щеке, парень не выдержал, добавил: — Я не думал, что нравлюсь тебе, — МакТавиш замялся, мучительно подбирая слова, — так сильно. Сердце Юджина, словно не из плоти и крови, а из тонкого хрупкого стекла, разлетелось на тысячу мелких осколков. С вершины, с самой высокой точки блаженства он стремительно падал вниз, во мрак, ощеривший зубастую пасть. Было почти что физически больно слышать слова, которые, подыскивая, медленно произносил Джон — Юджин, пожалуй, их даже и не слышал, поглощённый собственными чувствами, ненужными и растоптанными. — Почему ты не сказал мне сразу, Юджин? Фраза донеслась будто издалека, выдернула его из мира иллюзий, разбившихся надежд в мир куда более жестокий — реальный мир: сморгнув с ресниц слёзы, юноша поднял голову, до этого понуро сникшую к груди. В хрупком теле постепенно закипала злость, отторжение человека, такого же обнажённого и застывшего напротив. — Вот только не смей, — слова Ньюмана, окрашенные гневом, были как плевок в лицо, — выставлять дураком меня… Джон не обиделся, но недовольно поджал губы. «Отношения, интимные отношения», — подумал вдруг он, — «между двумя мужчинами несут в себе больше эгоцентризма, нежели обязательств». — Если бы ты сказал, — всё равно продолжил парень, хотя догадывался, что в сложившейся ситуации уже ничем нельзя помочь облегчить боль, — я поступил бы по-другому… — Каким образом? — большие влажные глаза со слипшимися ресницами метнули яростный взгляд. Юджину вспомнились слова Джорджа Смолла, когда тот начал догадываться об истинной причине их тесного общения, и его предупреждение о том, чтобы Ньюман к нему больше не приближался со всей этой отвратительной голубизной. — Послал бы на хер? — Я не Джордж Смолл. Меня парни-то привлекают. Джон ответил раньше, чем осознал свою ошибку. Но было уже слишком поздно. Подавившись воздухом, юноша соскочил с кровати и, дрожа, стиснул кулаки. — Ты знал! — вскрикнул он, бледный лицом от гнева. — Ты всё про меня знал! Поэтому и переспал со мной, да?! Потому что больше ни о ком из учеников такие слухи по школе не ходят, верно?! Я удобно подвернулся тебе под руку! — Вовсе нет, Юджин! — попытался достучаться до него Джон. Всё дело ведь было в том, что они оба даже не поговорили по-человечески друг с другом, не обсудили ничего, а сразу отдались желанию, каждый своему. Они оба рассчитывали один на другого, вот только ожидания оказались абсолютно разными. — Выслушай меня, пожалуйста!.. — Уходи, Джон! — тонкая рука вытянулась в сторону выхода. — И не говори ничего… Не смей никому ничего говорить! — вдруг огрызнулся Юджин, не пряча ни боли, ни страха. — Иначе сплетни по школе расползутся не только обо мне! Джон взглянул на него удивлённо, неприязненно. Открытая угроза, шантаж — этого он совсем не ожидал от тихого робкого Ньюмана. Впрочем, такую позицию защиты он понимал и уж точно не собирался бросаться обвинениями. — Я не Джордж Смолл, — тихо повторил Джон, потянувшись за разбросанной по полу одеждой. Юджин молча следил за тем, как парень облачался в штаны, майку и куртку, точным броском швырнул в мусорку использованный презерватив и закинул за плечо рюкзак со спортивной формой. Молча обулся, после чего — всё так же без слов — вышел за дверь. Ньюман подступил к окну, спрятавшись за шторкой, отодвинул пальцем тюль и выглянул из-за полотна ткани, скрывающего его от посторонних глаз: Джон размашисто шагал в сторону автобусной остановки, словно как можно скорее хотел покинуть эту улицу и этот район. Когда парень скрылся за углом, Юджин вернулся к кровати, лёг на сбившуюся простынь лицом вниз, глубоко вздохнул — она ещё пахла их телами и потом. По щеке скатилась слеза, следом другая: Юджин закусил губу и горько заплакал.***
Свет мягко вспыхнул, озаряя небольшую комнатку. Кровать была аккуратно застелена ещё ранним утром, на ней валялся телефон. Взяв мобильный в руку, Джон включил интернет и открыл почту: взгляд забегал вначале по результатам своего обследования, затем — по результатам Саймона, которые парнишка переслал ему три часа назад. Исследования показали, что чисты оба. В тишине булькнул звук отосланного обратно сообщения — это Джон сдержал данное любовнику обещание. И, отложив телефон в сторону, прилёг, отвернувшись лицом к стене. Его до сих пор подташнивало от усталости. И голова разболелась сильнее.