На расстоянии протянутой руки

— Знаешь, я тут подумал, и мне стало интересно… — мальчишка прошёл в спальню прямиком из душа, облачённый в махровый белый халат. Эта деталь на его теле отчего-то смутила Джона, она ассоциировалась с комфортом и теплом домашнего уюта в квартире, которая была ему чужой. — Ты говорил, что родился в Лондоне, так?       Мужчина, в ожидании любовника, уже сидел на краю кровати раздетый, в одном только нижнем белье, и коротко кивнул, подтверждая правильность вопроса. — Но встречаемся мы почему-то исключительно на моей территории… — Ты предпочёл бы, чтобы я тебя пригласил в гостиничный номер?       Саймон, рассчитывавший услышать другой ответ, удивлённо вскинул брови. — А что насчёт к тебе домой? — То есть, к моим родителям? — уточнил Джон с какой-то непонятной усмешкой, хотя глаза выражали противоположную веселью эмоцию. — Ты живёшь с ними? — Нет. Просто это единственный дом, который у меня был. Слово «был» вместо ожидаемого «есть» очень заинтересовало Саймона, но пока что мальчишка решил не выпытывать подробности: хмурый взгляд любовника и настороженность позы явно говорили об его непростых отношениях с семьёй. «У меня с этим всё сложно», — так, кажется, молодой мужчина охарактеризовал перспективу провести с родителями Пасху. — Но где-то же ты живёшь? — Мой клиент оплачивает мне проживание в непосредственной от себя близости, — Джон угрюмо уставился в невидимую точку на полу. — А когда нужно, я действительно снимаю в Лондоне дешёвые номера.       Такой образ жизни был для Саймона загадкой. Удивлённый, он с размаху сел рядом с любовником и нахмурил брови. — Можно же арендовать квартиру, — уточнил парнишка не слишком уверенным тоном. Его взгляд, направленный сбоку, Джон чувствовал на себе подобно прикосновению летнего солнечного луча, который обжигает кожу. — Или купить в ипотеку. — Чего ради? — спросил вдруг мужчина. — Ради одного-двух дней в неделю, проведённых в городе? Мне проще так.       Ответ получился решительным и не допускающим возражений. «Так» действительно было проще, особенно, когда не прослужил в силах специального назначения ещё и половины срока, не миновал финишную черту, не вырвался из круговорота опасности и смертей. А, если повезёт остаться целым и невредимым, его всё равно ждёт возвращение после SAS в свою родную часть — каждый выживший боец в итоге возвращается туда, откуда пришёл. — Почему бы не ради будущего? — Джон повернул голову и встретил чужой взгляд со всей присущей ему серьёзностью. — Разве тебе не важно место, куда можно вернуться? Твоё собственное и, быть может, — голос Саймона поменял интонацию, сделался мягким, даже робким, — чьё-то ещё?..       Внезапно застигнутый врасплох, мужчина прищурился, словно это могло помочь занырнуть в разноцветную глубину, что напротив, достигнуть дна, самой сути. Но получалось лишь беспомощно барахтаться там и, задыхаясь, устремляться обратно к поверхности. — Моя работа сопряжена с риском для жизни. Будущего, которое ты описываешь, у меня может не быть.       Взгляд Саймона медленно опустился с лица к обнажённому торсу Джона, к застарелым шрамам. Любовник так легко говорил о смерти, что он мысленно содрогнулся от ужаса. Любая их встреча могла стать последней, любое прикосновение, любой поцелуй… — Тогда я не хочу терять нашего с тобой времени.       Парнишка поднялся, отошёл вглубь комнаты и лёгким, изящным движением сбросил с плеч белоснежный халат. Наклонился, стаскивая нижнее бельё и переступая босыми ногами, но Джон обратил внимание не на отставленные упругие ягодицы, а на то, как плавные движения вычерчивали контуры мышц на руках, спине и ногах. — Ты ходишь в спортивный зал, — он констатировал факт, который не успел озвучить в прошлый их раз, прерванный поползновением руки в область паха. — Да, — коротко ответил Саймон и обернулся к нему полностью обнажённый, во всей своей красе.       Голубым глазам, беззастенчиво уставившимся вперёд, открылся великолепный вид ухоженного, гладко выбритого тела. Раньше оно было стройным и мягким, но сейчас под кожей уже уловимо округлялись мускулы, мальчишеский силуэт менялся, прежняя юность в нём мужала. Такое преображение рождало в Джоне соблазн не просто овладеть Саймоном, а изучить новые линии руками, пальцами, губами… Желание вспыхнуло в мозгу так ярко, что он выдохнул сильнее обычного, будто с усилием вытолкнул воздух из лёгких, и, напрягшись, застыл, когда парень медленно двинулся навстречу.       Способный любить, Джон совершенно не умел открыто выражать это чувство. Оно никогда не проявлялось в нём в полной мере, симпатия к любовнику была высшей степенью отношений, и потому секс с мужчинами, который случался ранее, не имел после себя никакого продолжения. «Влечение — низшая нужда», — так всегда думал он, находя покой в удовлетворении этой естественной потребности. Однако встреча с Саймоном вывела иную формулу связи, к обычному желанию обладать подмешав новые, неизвестные ингредиенты. Она выработала у Джона странную зависимость от мальчишки, от его присутствия и внешнего вида, от запаха кожи, движений, манеры произносить слова. «Сказать кому вслух, решат, что я спятил», — мысленно изрёк он с нервной усмешкой. «Или влюбился», — шёпотом подсказал внутренний голос.       Джон вздрогнул. И вздрогнул ровно в тот момент, когда Саймон, вклинившись между ног, опустился перед ним на колени. — Между прочим, к этому решению меня подтолкнул именно ты…       Поцелуи, тёплые и влажные, проложили путь от живота и до паха. Прежде не жалующий долгие нежности, мужчина сидел тихо, вонзив зубы в нижнюю губу. Он не мог не заметить, что ещё в прошлый их раз — первый после приёма у доктора Стивенсона — в действиях Саймона появилось больше уверенности. Теперь мальчишка не просто слепо следовал, а перенимал часть инициативы, как бы взаимно уравновешивая себя и его, Джона, друг с другом. — Я? — повторил мужчина и сгрёб пальцами одеяло, на котором сидел, когда почувствовал обволакивающее тепло чужого рта. Для того, чтобы услышать ответ, пришлось с этим приятным ощущением расстаться. — У тебя очень красивое тело, Джон, — улыбка Саймона, окончательно оголившего своего любовника, была обезоруживающей. Он обвил руками широко расставленные ноги и, склонившись к одной, прикусил тонкую кожу под коленом, явно рассчитывая оставить там небольшой засос. — Ты первый мой партнёр с такой впечатляющей комплекцией. И комплектацией тоже, — добавил мальчишка лукаво, коснувшись влажного от слюны, ещё не до конца вставшего члена, прежде чем снова взять его в рот.       Не отрывая взгляда от чужих стараний, Джон сдался нескольким эмоциям сразу. Все они промелькнули на лице словно прошедшая по воде рябь: настороженность, приятное волнение, возбуждение, удовольствие… — С-Саймон… — дрогнувшим голосом выдохнул он, потому что было приятно просто выдыхать это имя — оно легко ложилось на язык и легко с него слетало.       В ответ донёсся тихий смешок: — Я тебя не узнаю. Это точно ты? Ты, который поначалу драл меня до потери пульса без всяких нежностей?       Джон стиснул зубы и метнул вниз быстрый взгляд. — А тебе это нравилось. Или забыл уже?       Мужчина не злился, но был уязвлён тем, что Саймон верно подметил: он изменился. Причина же метаморфоз таращила наглые глаза и, когда приходилось говорить, вместо рта активно работала руками. — Хочешь напомнить? Я не буду против. Я вообще прилежный ученик, и однажды, быть может, переплюну своего учителя.       Сказав это, мальчишка вновь склонил голову над чужим пахом, успел провести языком по всей длине, как вдруг почувствовал упёршееся в плечо колено, которым любовник осторожно заставил его отстраниться. — Ты, выходит, универсал?       Джон выглядел несколько удивлённым и озадаченно смотрел сверху вниз, румянец на колючих щеках стал гуще. Саймон мгновение молчал: он понимал озабоченность некоторых мужчин этим вопросом, их принципиальность в плане распределения ролей и настороженность к тем, кто однажды мог оспорить право быть в паре ведущим. — Да. Но всё зависит от партнёра. С тобой мне комфортно и так, поэтому не переживай, что я могу посягнуть на неприкосновенность твоей задницы. — Не так уж она неприкосновенна, если честно…       Слова, сказанные тихо, оказались для Саймона неожиданностью. Ему как-то не верилось, что в рамках любовных отношений Джон был способен позволить другому человеку овладеть собой, подчинить себя: их друг с другом секс, жёсткий и требовательный со стороны мужчины, раньше не оставлял в этом никаких сомнений. — Ты тоже? — Разве я сказал нечто странное? — поморщился Джон, уже успевший пожалеть о том, о чём обмолвился. Это было личное… Он мог бы и соврать, в конце концов, промолчать, но сказал почему-то правду. — Да… То есть, нет!.. Ох…       Мальчишка поднялся с колен и под пристальным, недоумённым взглядом любовника сел с ним рядом. В сознании то и дело вспыхивали образы, в которых Джон отдавался ему, и от этих мыслей становилось трудно дышать. Искушение было так велико, что с какой-то отчаянной надеждой Саймон подался ближе, только открыл рот, желая спросить, как сразу же, не произнеся ещё ни одного слова, услышал: — Нет. — Но я же… — Я знаю, о чём ты подумал, — Джон смотрел ему прямо в глаза, вызывающе вздёрнув подбородок. — Нет, Саймон. Я не готов. И не знаю, буду ли. — Почему? — догадка, посетившая разум мальчишки, остудила пыл. — Поэтому, да?       Он придвинул ногу к ноге любовника, напряг её, чтобы проступили мышцы, но даже так было заметно, как сильно они отличаются друг от друга комплекцией. Вероятно, Джону нужен партнёр, похожий на него самого — сильный, развитый физически. «Вряд ли ему будет приятно делать это со мной», — подумал Саймон, поднимая на молодого мужчину взгляд. — «Я не способен подарить то удовольствие, которого он ждёт. По крайней мере пока…».       Джон молчал, сомкнув губы. Однако вместо холода в голубых глазах застыло задумчивое выражение, всегда так смущавшее мальчишку. Любовник смотрел на их ноги, чуть склонив голову вбок, и приятное тепло, когда они случайно соприкасались коленями, продолжало распалять воображение Саймона. — Не в пропорциях дело, — неожиданный ответ прозвучал тихо, с паузами между слов, во время которых Джон подыскивал новые. — Это зависит от конкретного партнёра и от конкретных обстоятельств. — Ну, раз уж сам заговорил про конкретику, что мешает тебе в нашем случае?       Вежливый интерес Саймона был проявлением внимания к вещам сугубо личным, и мужчина, привыкший всё держать в себе, отвёл в сторону взгляд. Первый опыт в качестве принимающей стороны у него случился ещё в юности, опыт не очень удачный, как и у многих других парней, но зато яркость разрядки была такой ошеломляющей, что затмила собой всю ранее испытанную боль. Одно дело — трахать кого-то, и совсем другое — подставляться самому… В общем и целом, ощущения Джону понравились, однако не всё оказалось так просто. Чисто физиологически получать удовольствие снизу было гораздо приятнее, интенсивность испытываемых чувств всегда способствовала яркому финалу: на собственном опыте он узнал, что простата — это действительно точка «G» для мужчин, поэтому имеет смысл заниматься сексом, когда она максимально в деле. С другой стороны, позиция нижнего являлась для Джона неким критерием определения силы чувств к партнёру, и не часто ему доводилось находить в себе желание исполнять пассивную роль.       Нахмурив от умственных усилий брови, он вновь посмотрел на Саймона. Странным было то, что мальчишка, перевернувший жизнь с ног на голову, тоже не вызывал в нём этого стремления. «По крайней мере пока» — подумал Джон и ужаснулся собственным мыслям. — Кажется, — между тем произнёс любовник, наблюдая, как мужчина силится произнести хотя бы слово, — я задал слишком сложный вопрос… Ладно, молчи. Не отвечай. Лучше действуй…       Какое-то мгновение Джон сидел неподвижно, только глазами проследил за откинувшимся на спину Саймоном, после чего осторожно опустился следом и накрыл его тело своим. Чувствительные укусы на этот раз были мягче обычного, а потом и вовсе сменились короткими отрывистыми поцелуями, спускающимися всё ниже и ниже. Верно угадав их конечную точку, мальчишка приподнял голову, словно одних ощущений ему недостаточно, и увидел, как мужчина облизывает губы, чтобы взять его член в рот.       Саймон затаил дыхание. Он столько раз мечтал об этом, но Джон жёстко пресекал любые попытки, выказывая осторожность в вопросе безопасности их секса. Приходилось довольствоваться руками и резинками, однако сейчас, когда необходимость ограничений отпала, не было нужды таить прежние желания. — Ляг повыше, — тихо попросил мужчина, и, подтянувшись на руках, Саймон перебрался вглубь кровати. От любого прикосновения друг к другу, намеренного или же случайного, его пробирала дрожь. — Так нормально?       Вместо ответа Джон вскинул голубые глаза: взгляд, суровый в мгновения досады и сдержанный всё остальное время, теперь казался другим, более живым в плане чувств и эмоций. По-прежнему храня молчание, он прикусил внутреннюю сторону чужого бедра, дождался судорожного вздоха, исторгнувшегося из груди мальчишки, и, пару раз погладив большим пальцем синюю венку под тонкой нежной кожей, обхватил член губами…       Мысль о том, что к этому они шли почти три месяца, растворилась в нахлынувшем удовольствии. Ещё несколькими секундами ранее сосредоточенно выжидающий момента, Саймон расслабленно застонал и выгнулся, не в силах спокойно лежать: ему хотелось шевелиться, лениво извиваться телом, распространяя наслаждение посредством движения, потому что чувствовать его, сконцентрированное в одном лишь месте, было то ли мучительно, то ли невыносимо приятно.       Отсасывал Джон неплохо. Технике, конечно, не хватало фантазии, но всё гениальное просто, и именно в простоте, в бесхитростной череде действий Саймон разглядел, как умело пользуется любовник тем, что имеет — пальцами, языком и губами. — Эй, полегче! — закашлялся мужчина, когда мальчишка, с силой надавив на коротко стриженый затылок, пару раз энергично толкнулся в горло. — Это моя голова, а не задница, которую ты трахаешь!       Он отстранился и, вытирая слюну с подбородка, зашмыгал носом. Слёзы, застывшие в голубых глазах, придавали лицу Джона вид недавно плакавшего человека, что вообще никак не вязалось с его привычным суровым образом. Смутившись, Саймон беспокойно заёрзал не только по причине собственной нетерпеливой оплошности — ладонь мужчины, которую тот подставил, норовя освободиться, до сих пор сжимала член у основания. — Извини, — шёпотом ответил мальчишка, приподнимая с подушек голову, — не сдержался… — Ладно, — удивительно быстро согласился с ним Джон. — Но дальше я сам, хорошо?       Отдышавшись, он несколькими плавными движениями размазал остатки слюны по всей длине и сменил тактику — склонившись вбок, начал ласкать плоть губами снизу вверх и обратно. Ладонь Саймона вновь легла ему на затылок, правда, на этот раз без всякого понукания: пальцы всего лишь нежно массировали кожу. Чувство было приятным, и Джон прикрыл глаза, наслаждаясь близостью мальчишки. Если отбросить прочь все сомнения, не оглядываться на договорённости и вообще не думать о том, что их секс, по сути, услуга, то рядом с ним он ощущал себя кому-то нужным, желанным — как любовник и как друг. — Джо-о-он!.. — охнул Саймон, когда мужчина, неожиданно встав на колени, перевернул его на живот и вдавил в поясницу ладонь. До пылающих ушей донёсся звук распахнувшейся крышки тюбика, от прохладных капель смазки по ягодицам прошла дрожь. — Нежнее, чтоб тебя!..       Ему не было больно, но первые резкие толчки принесли дискомфорт. А потом они прекратились, и тяжёлое дыхание Джона Саймон почувствовал возле своего виска. Лицо, вдруг оказавшееся так близко, мальчишка погладил кончиками пальцев: его заводила лёгкая небритость. — Нежнее, — повторил он, боднув щекой колючую кожу. — Дай мне привыкнуть… — Вот так? — шепнул в ответ мужчина и тихо шевельнул бёдрами.       Закусив губы, потому что вместо слов с них сорвались бы одни лишь стоны, Саймон зажмурился и кивнул. Им обоим нравилась жёсткость движений, но в неторопливых плавных толчках было своё очарование, умиротворение и покой. Вероятно, это настроение затронуло и Джона: он неожиданно склонился ещё ниже и поцеловал краешек сжатого рта — то, до чего смог дотянуться. А потом прилёг на бок и увлёк Саймона за собой, крепко прижимая к груди. Если бы от жара, который снедал их, могли плавиться тела, они так бы сейчас и остались впаяны друг в друга, как два случайных кусочка огромного пазла под названием жизнь…       Уже после, отдышавшись и приняв душ, Джон мелкими глотками пил из стакана чистую воду, когда на кухню тихо прошёл мальчишка. На его теле блестели мелкие капли — он специально не вытерся досуха, чтобы разгорячённую кожу приятно холодил комнатный воздух. — Знаешь, — Саймон сел напротив за барную стойку и уставился на Джона в упор, — тебе идёт быть нежным. Мне понравилось. — «Идёт быть нежным», — с усмешкой повторил мужчина и скептично дёрнул рассечённой шрамом бровью. — Забавное выражение…       Голубые глаза изобразили ехидный прищур, но потом взгляд опустился вниз, пряча в глубине какое-то иное чувство. Недолго помолчав, Саймон спросил: — Скажи, а для тебя стакан всегда наполовину пуст? — Что ж, вероятно, для тебя он постоянно наполовину полон, — не остался в долгу Джон, бросая любовнику вызов.       Но вызов принят не был. Мальчишка задумчиво покусал губу, после чего вздохнул и обнял себя за плечи. — А может, это вовсе не стакан… — Что тогда? — спросил его Джон, искренне заинтересованный в ответе. — Не знаю… Но явно нечто большее, чем просто стекло и вода.

***

      Пока генерал-майор МакМиллан общался с кем-то по телефону, задавая довольно жёстким тоном вопросы, капитан Прайс и двое его лейтенантов сидели за длинным дубовым столом, вежливо ожидая окончания разговора. Звонок прервал их в самом разгаре обсуждения, и теперь, когда предоставился шанс, Джон во все глаза рассматривал бывшего командира своего нынешнего капитана. Он только сегодня узнал всю предысторию с Имраном Захаевым и даже то, почему мужчина хромал: ему было удивительно, насколько тесны оказались связи.       Лёгкий толчок чьей-то ногой под столом вывел Джона из состояния повышенного внимания — это Гас, заметив, как неотрывно смотрят на генерал-майора голубые глаза, решил предупредить товарища, что пристально таращиться на высокопоставленное лицо не очень-то и вежливо. Осознав свою ошибку, молодой мужчина потупил взгляд, и капитан Прайс, уловив невербальное общение между двумя лейтенантами, тихо усмехнулся. — Чего фырчишь? — вдруг послышался голос, и все трое вскинулись, явно не ожидая вопроса. — Не надо мной, я надеюсь?       Впрочем, ответа Юэн МакМиллан не дождался и вряд ли собирался дожидаться: уже в следующую секунду он снова что-то выговаривал в телефонную трубку, скорее всего, отвлёкшись лишь на мгновение.       Капитан Прайс и Гас держались расслабленно, иногда склонялись голова к голове, едва слышно перекидываясь короткими фразами. Джону, сидящему напротив, было неудобно принимать участие в их беседе, да и некрасиво, пожалуй, перед генерал-майором, поэтому он, обведя глазами просторную комнату, остановил взгляд на фотографии, стоящей на столе. Заключённая в рамку, она изображала МакМиллана и Прайса ещё молодыми мужчинами, рядом с которыми, широко улыбаясь в объектив камеры, застыли бойцы-сержанты. — Афганистан, — завершив разговор и закурив сигарету, пояснил МакТавишу генерал-майор, когда заметил его интерес к фотографии. — Двух парней, что слева, там же и убили. — Сожалею, сэр, — тихо ответил Джон, тогда как капитан Прайс посуровел всем лицом. — Да-а-а… — протянул мужчина задумчиво и провёл языком по иссушенной дымом нижней губе. — Наш отряд многих хороших ребят потерял. И неизвестно, скольких ещё потеряет. Я помню всех, — добавил он, делая новую затяжку. — Не хотелось бы пополнять список очередными знакомыми именами.       Сигарета, смятая в хрустальной пепельнице, пала среди остальных таких же бойцов — их, под конец рабочего дня, скопилось там немало. Разогнав рукой остатки дыма, витающего в воздухе, МакМиллан сделал в ежедневнике какую-то пометку и поднял голову. — Нас прервали на Тамиме, верно? — начал он, обратившись к капитану Прайсу. — Да. Вы сказали, у разведки есть новые зацепки.       Вспомнив информатора и девочку, которой Роуч хотел отдать часть своего военного пайка, Джон замер, обратившись в слух. Этот йеменец не так уж и прост, раз решил использовать ребёнка в качестве живого тайника, а, значит, ожидать от него можно было многого. — Тамим передал нам кое-что интересное, — МакМиллан чуть переменил положение корпуса, вероятно, чтобы удобнее устроить давно израненную ногу. — У террористов появились новые чертежи беспилотников. — В смысле «новые»? — уточнил капитан Прайс, предчувствуя нехорошее по голосу своего бывшего командира. — Помните напичканный всяким дерьмом муляж, который вы волокли через Йемен? — Такое захочешь — не забудешь. Особенно, когда из-за него на груди бойцов вырезают кровавые художества. — Что можешь сказать о нём? — генерал-майор неожиданно обратился к лейтенанту вместо капитана. — О муляже?       Гас, и глазом не моргнув, быстро нашёлся с ответом: — Неказистый. Сделан, в основном, из пластика. Были детали из дерева. Это значит, что у беспилотника маленькая отражающая поверхность, соответственно, только мизерная часть может испускать сигнал для наших радиолокаторов…       Джон, внимательно слушая товарища, с досадой поджал губы. Он, в отличие от Шона, не углублялся столь детально в подробности того происшествия, и сейчас, наблюдая, как одобрительно качает головой генерал-майор, лишний раз убедился, насколько велика пропасть между званиями второго лейтенанта и лейтенанта. Гас всегда был на шаг впереди, ему так полагалось по должности, и каждый раз, сталкиваясь с этим фактом, Джон старался двигаться в том же направлении. — Неплохо, Эллингтон, неплохо.       Обменявшись с капитаном Прайсом многозначительными взглядами, МакМиллан протянул им три одинаковые папки, каждому свою. — Это копии чертежей, которые перерисовал Тамим. Изучите-ка внимательно.       Мужчина замолчал и, откинувшись, принялся рассматривать сосредоточенные лица сидящих перед ним. В повисшей тишине было слышно, как за окном поют по-весеннему птицы и как шуршат переворачиваемые руками бумажные листы. Первым, конечно, всё понял командир: капитан Прайс выразительно взглянул исподлобья, но МакМиллан знаком приказал ему молчать, заинтересованный в реакции лейтенантов. — Ну, что скажете? — Материалы определённо новые, — нахмурил брови Гас. После вопроса генерал-майора о муляже он первым делом обратил внимание именно на них. — Композиционные. Углепластики. Если разведка верно перевела состав, в чём я не сомневаюсь, это значит, что в распоряжении террористов уже не подручные средства. А то, из чего делают реальные боевые беспилотники… Не слишком ли большой эволюционный скачок в производстве? — с беспокойством уточнил лейтенант, удивлённый полученной информацией. — Откуда у них могут?..       Тут он осёкся и, пронзённый догадкой, стиснул зубы. Тем единственным, что удержало его произнести мысль вслух, был факт официального признания Имрана Захаева мёртвым. Условно мёртвым. — Здесь несколько типов беспилотников, — вдруг подал голос Джон, водя по чертежам пальцем и читая перевод надписей. — Вот этот явно ударный, — молодой мужчина обвёл нарисованную кем-то от руки ракету под фюзеляжем. — Этот с видеокамерой. Но лекала одинаковы, абсолютно идентичны. То есть, у террористов появилась схема сборки, а отличаются аппараты друг от друга лишь начинкой.       Джон оторвался от изучения бумажных листов и заметил, как пристально смотрит на него МакМиллан. Если судить по фамилии, генерал-майор родом был из Шотландии или Ирландии. «Скорее, Шотландии», — почему-то подумал Джон, чувствуя в мужчине некое сходство со своим отцом: та же стать военного, те же выразительные суровые черты лица, хотя в речи отсутствует какой-либо акцент. — МакТавиш, есть ещё, что добавить?       Во рту второго лейтенанта стало сухо словно в пустыне. Краем уха он слышал, о чём говорил Гас. И понимал, какая мысль посетила товарища перед тем, как тот осёкся. — Нет сомнений, что к террористам попали технологии, касающиеся сборки системы сброса боеприпасов, навигации и прочее. Кто-то, владеющий этим, предоставил им данные, — Джон облизнул губы и выпрямил спину, набираясь храбрости, прежде чем обратиться к генерал-майору. — Вы дольше всех работали по Захаеву. Мог ли он?.. — Соуп! — вырвалось у капитана Прайса совершенно случайно, тогда как МакМиллан лишь усмехнулся. — Фразу «разрешите обратиться» ещё никто не отменял! — Извините, сэр…       Сжав под столом кулаки, Джон виновато опустил подбородок. Когда командир его одёрнул, сердце застучало часто-часто и до сих пор не могло успокоиться. Он чувствовал, как краска приливает к щекам, выдавая внутренний стыд всем здесь собравшимся, но вдруг услышал то, чего не ожидал услышать — голос генерал-майора без тени недовольства, а, скорее, наоборот. — Джон, — обратился МакМиллан к капитану Прайсу, умело пряча улыбку, — узнаю тебя во втором лейтенанте, — после чего, уже серьёзно, ответил МакТавишу, словно пропустил мимо ушей его не по уставу заданный вопрос. — В своё время мне казалось, что единственное, чего не может достать Имран Захаев, это ядерная бомба.       Все четверо мгновение молчали, думая каждый о своём. Их, разных возрастов и званий, сейчас объединяло одно — бывший торговец оружием, Четвёртый Всадник Хаоса, ни живой, ни мёртвый. — Послушайте… — наконец, тихо выговорил капитан Прайс, словно упрашивая о чём-то своего прежнего командира. — Мы же можем выстроить план действий от противного. Работать по Захаеву, словно он не призрак, а действующий террорист… Нужно проверить его прошлые контакты, пособников, места лёжки… Единственные зацепки, которые сейчас тянутся к нему, это зацепки по аль-Асаду! — Не забывай, Джон, — МакМиллан потянулся за очередной сигаретой, слишком резко выдёргивая её из портсигара. — Именно благодаря косвенным зацепкам мы сейчас сидим и обсуждаем вероятность того, что Захаев, возможно, жив. — Обсуждать можно сколько угодно, — довольно неприветливо ответил капитан Прайс, в свою очередь, как и МакТавиш, не соблюдая субординацию. — Хамишь, Сынок, — ровным тоном одёрнул его мужчина. — Виноват. Прошу простить.       Лейтенанты обменялись взглядами, предпочитая не вмешиваться в разборки старших по званию. Гас уже видел нечто подобное, сопровождая своего командира на совещаниях высшего состава. Для Джона же это было в новинку.       Послышался скрип отодвигаемого стула, и, прихрамывая, Юэн МакМиллан подошёл к окну. За ним, будто шлейф, тянулся дымный след тлеющей сигареты. — Я, конечно, сделаю всё от меня зависящее, — бросил он оттуда, рассматривая зелень распускающихся деревьев, — но не думаю, Джон, что без веских доказательств командование поддержит эту инициативу. Реальные угрозы и без того слишком страшны, чтобы пугаться призраков прошлого.       Капитан Прайс хотел было ответить, однако смолчал, осознавая правоту чужих слов. Аль-Асад объявил миру священную войну, расшевелил осиное гнездо. С чужой помощью или без, но именно он числился в данный момент террористом номер один, и спецслужбы многих стран день и ночь пытались его устранить. — Быть может, плотно работая по аль-Асаду, — на прощание тихо сказал капитан Прайс, не желая расставаться с МакМилланом на недружелюбной ноте, — мы отыщем что-то новое по Захаеву. — Не сомневаюсь, Сынок, — улыбнулся от окна генерал-майор. — Не сомневаюсь…

***

— Капитан, разрешите обратиться!       Когда они вышли из кабинета и отдалились на некоторое расстояние, Джон Прайс отпустил своих лейтенантов обратно в Креденхилл. Ему ещё предстояло решить в штабе важные организационные дела, поэтому присутствие Гаса и Соупа больше не требовалось: их очень хотел видеть генерал-майор, после разговора с которым необходимость держать бойцов при себе отпала. — Чего тебе, МакТавиш? — мужчина бросил взгляд на наручные часы, прикидывая, сколько времени может уделить второму лейтенанту. — Я слушаю.       Джон, спиной чувствуя, как в почтительном отдалении где-то позади застыл Гас, пару раз глубоко вздохнул, прежде чем выпалить: — Прошу разрешить мне продолжить нести службу и удовлетворить просьбу о переносе отпуска! — Отказано. Что-то ещё?       Голубые глаза полыхнули обидой. МакТавиш вообще был сложным человеком, но превосходным бойцом с явными задатками будущего командира. Он, конечно, уступал Шону Эллингтону в некоторых моментах, однако исключительно по неопытности, что решалось довольно просто. — Почему, сэр? — процедил молодой мужчина сквозь стиснутые зубы, стараясь держать лицо. — В свете последних событий, у нас каждый человек на счету. А по Имрану Захаеву мы с лейтенантом и одной трети материала не успели изучить. — Да бога ради, изучай себе на здоровье, — сжалился над упрямцем капитан Прайс. — Попрошу, чтобы дважды в неделю на два часа тебя пропускали в архивы во время отпуска. — Сэр, спасибо, но… — МакТавиш! — шагнув ему навстречу, мужчина выразительно приподнял кустистые брови. — Голова давно не болела? Или, быть может, хочешь совсем перегореть?       Джон вспомнил слова доктора и тихо выдавил: — Никак нет. — Вот и отлично, — резюмировал капитан Прайс. — Если в тебе будет необходимость, то не беспокойся — вызовут.       Мужчина коротко улыбнулся, хлопнул бойца по плечу и уже собрался уходить, как вдруг, будто вспомнив что-то, потёр переносицу рукой. Поведение второго лейтенанта было ему знакомо — он и сам когда-то точно так же рвался служить и посвящал этому всё своё время. — Джон, послушай, — на вплотную придвинувшегося командира МакТавиш взглянул с немым удивлением. — Неужели тебе нечем больше заняться? В конце концов, неужели нет людей, с которыми ты хочешь провести отпуск?       Голубые глаза подозрительно сузились, губы сжались, словно второй лейтенант услышал нечто обидное. Догадавшись, о чём тот мог подумать, капитан Прайс добавил: — Я ни на что не намекаю, Джон. И твоей личной жизни это не касается. Просто, — он вздохнул, указав подбородком за спину бойца, — хватит с нашего отряда меня и вон Гаса, помешанных на работе… Впрочем, до меня вам двоим далеко. У Шона, хотя бы, семья есть… На сегодня всё, МакТавиш.       Отдав уходящему командиру честь, Джон долго смотрел ему вслед, пока сзади не приблизился и не застыл рядом лейтенант. — Ты, конечно, слышал наш разговор от первого и до последнего слова, — не спросил он, а сказал очевидное. — Капитан прав, Соуп. Такими темпами ты быстро перегоришь. А тебе ещё служить и служить.       Мимо них, замерших в проходе, сновали военные и сотрудники смежных служб. Коридоры никогда не пустовали: днём в них, бывало, вообще не протолкнуться. Как, например, сейчас. Чтобы не мешать другим, лейтенанты сдвинулись ближе к стене и зашагали на выход. — Как-то людно здесь сегодня, — Гас повертел головой в разные стороны. — Наверное, опять совещания высших командных составов. — Наверное, — согласился с ним Джон и, случайным образом выловив из двигающейся навстречу толпы знакомую фигуру, резко замедлил шаг.       Судьба, прежде разводившая отца и сына друг с другом, на этот раз столкнула их лицом к лицу. В военной форме, с головным убором, убранным под сгиб локтя, Глен МакТавиш шёл в окружении людей из Особой лодочной службы. Он не смотрел вперёд, листая какую-то папку и внимательно выслушивая своего помощника, но внезапно, ощутив на себе пристальный взгляд, поднял голову. — Джон, ты чего?       Гас, толком не успевший удивиться, понял всё, как только повернулся в ту сторону, куда смотрел товарищ. Сходство отца и сына было, конечно, поразительным: те же льдистые голубые глаза, суровые черты лица и движения, выдающие чувства. Глен МакТавиш поджал губы, как всегда поджимал их Джон, будучи недовольным или раздражённым, превращая рот в упрямую прямую линию.       Мужчина прошёл мимо, кивнув оказавшему ему честь лейтенанту, а на второго, поднёсшего вытянутые пальцы к виску, лишь косо взглянул в ответ. — Я был прав, — тихо произнёс Гас, чтобы разрядить повисшее в воздухе молчание. — Насчёт совещания. — Да. Для отца работа — важнее всего.       Позволив себе иронию, Джон надел головной убор, но шага сделать не успел: Шон Эллингтон осторожно придержал товарища за рукав военной формы. — Поэтому отдохни как следует. Это приказ капитана Прайса. И мой дружеский совет.       Когда Гас улыбался, его хищное лицо делалось мягче, приветливее. «Наверное», — подумал Джон, — «с таким лицом он встречал свою бывшую жену и дочь, когда возвращался к ним домой после тяжёлой рабочей недели». Подумал — и сразу вспомнил Саймона, который тоже ждал и искренне радовался их встречам.

***

— По-моему, я не вовремя?       Прямиком от автобусной остановки, где он распрощался с Гасом, Джон отправился к своему другу, Гарри Сандерсону, чтобы узнать, как прошла вторая половина дня их отряда за время отсутствия лейтенантов и капитана. Но друг был не один. — Проходи, — Роуч махнул рукой и посторонился, указав на чужие ботинки. — Это Спиди.       Джозеф Аллен, издалека распознав, кому принадлежит голос, подтянулся в кресле, где до этого вальяжно развалился с бутылкой пива. — Привет, — коротко кивнул ему Джон, вырисовываясь на пороге комнаты. — Привет, — тихо ответил рядовой, не привыкший ни к самому второму лейтенанту, ни, тем более, к неформальному общению с ним. — Пить будешь? — Роуч ткнул пальцем себе за спину. — На кухне ещё осталось пиво. — Да, спасибо.       Оставшись в комнате вдвоём, Джон и Джозеф обменялись короткими настороженными взглядами. Когда молодой мужчина отвернулся, Аллен рассмотрел его внимательнее, отмечая общую усталость второго лейтенанта. — Вот, держи!       С улыбкой на лице, Гарри протянул другу уже открытую бутылку и плюхнулся на диван. Джон сел с ним рядом. — Как прошёл остаток дня? — Да как обычно, — присосавшись к горлышку, Роуч сделал несколько мелких глотков. — Когда весь офицерский состав нас покинул, лекцию по новым видам вооружения заменили на очередное тестирование по террористам. Наверное, этой ночью вместо Эммы мне будут сниться одни лишь бородатые мужики. Без обид, Джон!       Рассмеявшись собственной шутке, Гарри весело оскалился, словно дикий волчонок, и пнул ногу друга коленом. В лицо ему, вместо ответа, прилетела подушка. — Не люблю бородатых, — невозмутимо произнёс мужчина, хотя бровь его дёрнулась. — Я в курсе.       Голубые глаза предостерегающе вскинулись на тот случай, если разговор будет продолжаться и дальше в таком духе, однако Роуч успокоился и, метнув странный взгляд в сторону Джозефа, произнёс уже на полном серьёзе, даже полушёпотом: — У нас тут ходят слухи, что скоро сменится состав группы… — Откуда такие выводы? — Джон прищурился и поднёс бутылку к губам.       Аллен тактично молчал, хотя всем своим видом, как ни пытался этого скрыть, выражал заинтересованность. На лице Роуча и подавно всё было написано. — Ну, капитану по сроку службы уже, вроде бы, положено, — чуть замялся Гарри, постепенно продвигаясь к главному. — Ты и Гас начали каждую неделю пропадать по паре часов в штабе организации… Да и потом, — более храбро продолжил он, покусывая нижнюю губу, — давно заметно, что Прайс готовит Шона на своё место. А место лейтенанта, вполне логично, достанется тебе, Джон. — Место лейтенанта мне никто не предлагал. Тем более, командование может подыскать кандидатуру и получше. — Тогда что за дела у вас там с Гасом, если не улаживание этого вопроса? — Военная тайна, — улыбнулся Джон, делая глоток.       Спиди по-прежнему молчал, тихо наблюдая за разговором двух друзей. В обстановке, отличной от военных будней, второй лейтенант казался ему более понятным и не таким высокомерным. Хотя, пожалуй, высокомерности в Джоне не было ни капли, в нём крылось нечто другое… — Кстати, Спиди, — Аллен встрепенулся, услышав собственный позывной, и медленно перевёл взгляд на молодого мужчину. — Не успел сказать это сразу после, но сегодня ты хорошо держался в боевой двойке. Ошибся только в одном. — В чём же? — подавив разочарование, уточнил Джозеф преувеличенно ровным тоном. — Ты не успел ещё занять стрелковую позицию, а мне сообщил, что готов прикрывать. Распространённая ошибка новичков. — Я учту, — холодно улыбнулся рядовой, дважды ткнутый лицом в оплошность. — В следующий раз, как только заляжешь, вначале сделай прицельный выстрел, и только потом кричи, что прикрываешь меня... — Не унывай, Спиди! — встрял в разговор Гарри Сандерсон и подмигнул. — Вот я однажды вместо гранаты бросил чеку от неё!..       Роуч, живописно описывая тот жуткий и в то же время смешной случай, ещё продолжал свой рассказ, когда телефон Джона тихо пиликнул в кармане. На экране высветилось одно входящее сообщение от Саймона, и, отвернув мобильный чуть в сторону, мужчина нажал на кнопку…       История с гранатой подошла к концу, Гарри и Аллен смеялись, а он слышал их голоса будто сквозь какую-то пелену, уставившись с хмурым изумлением на фотографию мальчишки, явно сделанную утром: Саймон, сонный и взлохмаченный, лежал в кровати таким образом, что снимок запечатлел его лицо и упругие ягодицы посреди вороха постельного белья. Подпись скромно гласила: «Целый день сомневался, присылать тебе или нет». «Ёбаный пиздец…» — мысленно вздохнул Джон и прикрыл глаза ладонью.