***
В военной форме, сурово нахмурившись, Джон сидел за столом, изучая очередную папку с материалами. Кропотливо собранные сведения, ради которых некоторые безымянные ему бойцы даже отдали свои жизни, умещались на бумажных листах ровными печатными строчками. Бывало, попадались копии донесений, написанных от руки, ещё реже — расшифровки, сделанные связистами. Голубые глаза, на протяжении полутора часов без устали всматривающиеся в слова и предложения, вдруг будто бы потухли, потускнели: Джон смежил веки и потёр их пальцами. Мысли сбились в кучу, спутались меж собой клубком — он потерял нить размышлений и раздосадовано вздохнул. Интересно, кто же был тот человек, с которым Имран Захаев вёл сделку, притом, лично? Собравшись, мужчина вновь уставился на папки, поворошил листы рукой и, наконец, нашёл отчёт, сделанный капитаном Прайсом, тогда ещё лейтенантом: Юэн МакМиллан в ходе операции был тяжело ранен, поэтому первое подробное изложение событий принадлежало не ему. Джон ещё раз протёр глаза и склонился над столом. В донесении лейтенанта Прайса говорилось, что идентифицировать покупателя не представлялось возможным: глаза скрывались за солнцезащитными очками, густая чёрная борода скрадывала очертания лица — было только понятно по фигуре, что человек молод. Иными словами — террорист остался не опознан. — Джон МакТавиш, — раздалось вдруг в динамике, — Ваше время подошло к концу. Он устало откинулся назад, потом захлопнул папку. Чувство неудовлетворения проделанной работой делало его мрачным и раздражительным. Из комнаты для ознакомления с документами Джон вышел задумчиво, сдал пропуск и, едва миновав пределы зоны секретности, остановился: его окликнули. Капитан Прайс поджидал бойца у стены, подпирая её плечом. Взгляд из-под кустистых бровей был насмешливый. Прочистив горло, командир сказал как бы невзначай: — Вижу, мои рекомендации касательно отдыха ты пропустил мимо ушей. Ладонь Джона взлетела вверх, отдавая честь старшему по званию. Он разом приосанился и расправил плечи, но от водянисто-голубых глаз капитана, успевшего понаблюдать за МакТавишем со спины, трудно было что-либо скрыть. — Ну, и чем ты так недоволен? Прежде чем Джон успел ответить, мужчина бросил взгляд на циферблат, прикинул что-то в уме и кивком головы приказал следовать за собой. Они зашли в столовую, где в этот час людей сидело немного, взяли кофе и заняли свободный столик. Не так уж часто беседовавший с командиром тет-а-тет, Джон унял волнение: подобные разговоры с Прайсом — обычно привилегия Гаса, а не его. — Времени у меня мало, поэтому выкладывай, что там тебя гложет. — В прошлый раз я наткнулся на Ваш отчёт, сэр. Об операции по устранению Захаева… — Вот оно что, — понятливо хмыкнул капитан, взболтнув в стаканчике кофе. — Гаса он тоже заинтересовал. И? Джон сглотнул слюну. Их разговор, по факту, выйдет пустым, так как речь пойдёт лишь о домыслах и догадках. Однако ему было необходимо услышать, что сомнения гложут не только его. — Этот человек, покупатель… Капитан сидел, опустив подбородок. Лицо казалось спокойным, но слушал он внимательно, и после слов Джона не пошевелился сам — вскинул только глаза, глядя выжидающе. — Вы тоже считаете, что Захаева спас именно он? — Если Захаев действительно жив, то да. Если, — повторил мужчина, изменив интонацию. — Слишком многое указывает на это. — Слишком многое из чего, Джон? — капитан Прайс, было видно, сам тяготился вопросами, остающимися без ответов. — У нас ни единой реальной зацепки, которая могла бы заставить командование полномасштабно работать в данном направлении. — Позвольте хотя бы мне за время отпуска… Второй лейтенант был неисправим. Догадавшись, о чём тот собирается попросить вновь, капитан сурово сдвинул брови. Ему надоели попытки Джона дорваться до мельчайших крох информации, хотя, конечно, его осведомлённость и осведомлённость Гаса будут лишь на пользу общему делу. Но только не тогда, когда бойцу надлежит отдыхать и набираться сил, расходующихся на службе с невообразимой скоростью. — Услышу ещё раз, — предупредил он тихо, заставив Джона прерваться и замолчать, — лишу посещений вовсе. Выражаюсь достаточно ясно? — Так точно, капитан. Допили кофе они в молчании. Второй лейтенант раздумывал над тем, кем мог быть неизвестный покупатель и что с ним стало теперь. Его мысли оборвал вопрос, заданный старшим по званию: — Судя по выражению твоего лица, мне и завтра сообщат о твоём присутствии в секретных архивах? — Мне не даёт покоя покупатель, — признался Джон. — Если он и правда спас Захаева, их связь друг с другом должна быть нерушимой. Это кровная связь. — Я догадываюсь, куда ты клонишь: найти Захаева через покупателя. Вот только, — вздохнул капитан Прайс, — ничего не выйдет. Разведка ещё тогда пыталась узнать хотя бы имя — бесполезно. Он был безликим, таким и остался. Ни я, ни МакМиллан не смогли его идентифицировать. Бросив очередной взгляд на часы, мужчина встал и поправил на себе форму. Джон поднялся следом. — Мне пора. Впрочем, как и тебе, МакТавиш. Хорошего дня. Когда капитан скрылся из виду, он смял использованный кофейный стаканчик и швырнул его в мусорку. «Через два часа отходит очередной служебный автобус в сторону Лондона — нужно успеть добраться из Херефорда в Креденхилл, принять душ, переодеться обратно в гражданское и дойти от базы SAS до остановки» — Джон прикидывал в уме свой маршрут, как делал это всегда, но с небольшой поправкой: Саймон возвращался домой к половине седьмого или к семи. Не хотелось бы задерживаться…***
— Я же дал тебе ключи… Саймон, открыв мужчине дверь, посторонился. Джон шагнул через порог и передал ему пакеты с едой. — Если бы никого не было дома, я так бы и сделал. — А это что? — мальчишка с любопытством заглянул внутрь. — Два бифштекса, два салата и закуски. — У меня же полный холодильник еды, — улыбнулся Саймон, не скрывая, что ему приятно такое внимание. — Не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством. Джон повесил куртку, стащил обувь и распрямился: мальчишка по-прежнему стоял с ним рядом, только пакеты поставил на пол и, как только любовник разделся и разулся, подступил ближе. Волосы были красиво уложены назад, элегантная одежда соблазнительно подчёркивала набирающую силу фигуру. — Ты говорил, что работаешь системным инженером, — Джон сделал вид, что не обращает внимания на ладонь, прикоснувшуюся к груди. — Разве это не подразумевает наличие рабочей формы? — Ну, я же не техник, — фыркнул Саймон, — и не обслуживающий персонал. У моего отдела иная специфика, в железе мы не ковыряемся. Устав, видимо, ждать, мальчишка распахнул губы и мягко ими прижался к чужим губам. Его приветствие было искренним, об этом говорило всё тело, тепло которого Джон ощущал своим. Он тоже закрыл глаза и ответил на поцелуй, прислушиваясь к собственным ощущениям. — Иди в душ первым, — шепнули ему, поглаживая коротко стриженый затылок. Саймон потёрся щекой о колючую щёку и отстранился. — Тяжёлый выдался день? — С чего ты взял? — Ты куришь, Джон. А сегодня слишком много. Весь табачным дымом пропах. Нос мальчишки, покрытый мелкими веснушками, смешно наморщился. Он не возражал, когда любовник просил разрешения закурить в квартире, но сейчас явно выказывал своё неодобрение. На ходу стаскивая толстовку и расстёгивая джинсы, мужчина поинтересовался в шутку: — Неплохо. Подметил верно. Может, сам подашься в стражи порядка? — Я и так слежу за этим, — Саймон подхватил пакеты с едой, улыбнувшись. — Только в другой области. Минут десять спустя Джон, уступив ему ванную комнату, заглянул на кухню. Салаты и закуски были разложены по тарелкам, а вот мясо успело остыть. — Ого, — вышедший из душа мальчишка, зачёсывая назад влажные пряди, удивлённо округлил глаза. — Утром ты мыл посуду, сейчас разогреваешь еду. В обязанности телохранителей входит ведение домашнего хозяйства? Криво усмехнувшись, мужчина снял сковороду-гриль с плиты. — Нет. Но мы, если понадобится, помогаем донести покупки или личные вещи… Приятного аппетита. Не дожидаясь Саймона, Джон отрезал от мяса кусок и отправил в рот. За день он успел порядком проголодаться, сэндвич, съеденный в ожидании служебного автобуса, аппетита особо не утолил. Мальчишка наблюдал за ним, пережёвывая еду неторопливо. — Вкусно, кстати, — проглотив очередной кусок, заметил Саймон. — Складывается ощущение, что ты не первый раз заказываешь там еду. — Они хорошо готовят мясо, — просто ответил Джон, облизнув капли жира на нижней губе. — Когда бываю неподалёку, захожу к ним пообедать. — Любишь, значит, мясо? — задумчиво проговорил мальчишка. — А что ещё? Он смотрел с интересом, как меняется чужое выражение лица, как, перестав жевать, мужчина поднимает взгляд. — Тебя заботят мои вкусовые пристрастия? Я, в принципе, всеяден. — Да, но что-то же нравится больше, разве нет? Джона, кроме матери, да и то в далёком детстве, никто о таком не спрашивал. В столовых частной школы, Сандхерста, прежнего места службы и нынешнего разнообразный выбор был, но объяснялся он не предпочтениями, а всего лишь набором необходимых организму витаминов. Побаловать себя Джон мог, когда выбирался либо в Креденхилл, либо в Лондон. — Яйца по-шотландски, — непривычно тихо выдавил мужчина. — Мне их мать в детстве часто готовила. И правда. Саймон вдруг вспомнил, как они с Джоном ели эти вкусные, обсыпанные панировкой шарики, сидя на скамейке в Гайд-парке. Ещё тогда любовник сказал невзначай, что лучше, чем у матери, он не пробовал. — А я люблю пастуший пирог. Хотя, — вздохнул мальчишка, — из-за спортзала пришлось пересмотреть питание. Тренер сказал, даже если я от еды не поправляюсь, всё равно нужно придерживаться здоровой пищи. — Всё хорошо в меру. Поужинав, они на па́ру убрали со стола. Пока Саймон мыл посуду, Джон вышел на улицу покурить. Было тепло, близилось лето: распустившаяся зелень деревьев, кустарников и яркие пятна цветов в палисадниках радовали глаз. Мелькнула шальная мысль, не посетить ли ему Шотландию? В мае там начинают цвести вишни, чьи белые и розовые бутоны на фоне суровых северных пейзажей пробуждают в сердце тихую нежность. Джон воодушевился, но почти сразу же нахмурил брови — тогда придётся покинуть Лондон. И Саймона… Грубоватая мужская красота и мрачная немногословность делали МакТавиша привлекательным партнёром для многих, однако сам он не зацикливался на ком-то одном. Любовники постоянно менялись, каждый был по-своему ярок и хорош в постели. Джона устраивали такие одноразовые встречи, необременённость общими заботами, поверхностные разговоры, как вдруг в череде бесконечных лиц появился человек, мальчишка, не то, чтобы изменивший представление об отношениях, но заставивший взглянуть на них по-другому. Мужчина продолжал противиться, поставил даже условие — мы с тобой любовники, не более — и сам же почувствовал привкус лжи в этих словах. Саймон зацепил его с первого взгляда. Ещё тогда, в баре, когда мальчишка пытался отшить посетителя в возрасте. Джон наблюдал за ними через отражение в зеркальной панели и медленно закипал, глядя, как всё больше и больше наглеет незнакомец. Против воли Саймона старпёр не сделал бы ничего на виду у всех, но стоило только чужой ладони лечь на колено паренька, как Джона буквально окатило волной мерзости… И уже потом, в ночном клубе, что с мальчишкой было бы, не приди он на помощь? Люди, ничего не значащие друг для друга. Просто любовники… Так ли это? Тихо поднявшись по ступенькам, Джон открыл ключом дверь. Саймон разговаривал по телефону, развалившись поперёк кровати, и приложил палец к губам, когда мужчина сунулся было в комнату. — Нет, Руби, нет. У меня дома в ближайшие недели три собраться не получится… Да, к вам с Лео или в кафешку подъехать я смогу… Что?.. С чего такой вывод?.. Шерлок Холмс из тебя просто отстой, знаешь ли! — он покраснел и бросил взгляд на Джона, своей кривой улыбкой выдавшего осведомлённость о предмете разговора брата с сестрой. Не желая и дальше смущать мальчишку, Джон вышел из спальни. В кухне-гостиной ему делать было тоже особо нечего: чтобы хоть чем-то себя занять, он лёг на пол, отжался пару раз, после чего, сцепив на затылке руки, принялся качать пресс. Мягкие крадущиеся шаги послышались в коридоре через несколько минут. — Твоя сестра тебя раскусила, не так ли? — спросил мужчина, не открывая глаз. Саймон, судя по шороху, встал прямо перед ним. Джон продолжал упорно выталкивать корпус вперёд, когда вдруг стоп коснулись ладони, сдвинули его чуть расставленные для равновесия ноги: мальчишка придавил их весом своего тела и обнял руками напряжённые лодыжки. — Руби знает, что мы, скажем так, встречаемся, — тихо произнёс он, огладив пальцами твёрдые округлые икры. — Но не в курсе последних событий, да? Только открыв глаза Джон понял, как непозволительно близко друг от друга находятся их с Саймоном губы. Мальчишка сидел, чуть наклонившись вперёд, и с легкостью мог преодолеть крошечное расстояние, всего лишь качнувшись навстречу. Ощутив приятное жжение в мышцах пресса, мужчина откинулся на спину, пару раз глубоко вздохнул и, приподнявшись на локтях, перехватил чужой взгляд, который, собственно, от него не отводили всё то время, пока он разминался. — Саймон, под меня не нужно подстраиваться. Если тебе необходимо встретиться с сестрой дома, только скажи — я всегда могу уйти, чтобы дать вам эту возможность. — Знаю, — тихо шепнул мальчишка, продолжая осторожно поглаживать ноги, покрытые мягкой порослью тёмных волос. — А ещё знаю, что идти тебе некуда, хотя с матерью ты вроде общаешься… Дело в отце, я прав? — добавил он очень деликатно. Лицо Джона закаменело. На скулах заиграли желваки, взгляд сделался тяжёлым и недобрым. На случайные упоминания о Томасе родными или же друзьями Саймон реагировал абсолютно так же, поэтому прекрасно понимал, какие чувства сейчас переживал любовник. — И что? — не слишком любезно, скорее, враждебно поинтересовался Джон, пытаясь не обращать внимания на нежные касания пальцев. — Пожалеть меня хочешь? Или в твоё плечо предлагаешь поплакаться? Молодой мужчина даже не отрицал догадку, что означать могло лишь одно — мысль Саймона была верной. А за неласковыми словами крылось очередное откровение, понятое мальчишкой: странную боязнь обнажить свою обыкновенную человеческую уязвимость Джон прятал за грубостью. Защищаясь, он нападал. — Прекрати, — светловолосая голова качнулась из стороны в сторону, из-за чего подсыхающие короткие пряди рыжеватыми завитками упали на лоб. — У меня и в мыслях не было тебя обидеть. — Обидеть? — смешок вырвался из горла любовника, иронично дёрнувшего бровью. — Боишься ранить мои нежные чувства? Джон смотрел исподлобья, снизу вверх, словно с издёвкой. Кривой ухмылкой свело красивые губы. «Будь ему безразлично», — подумал Саймон, — «он реагировал бы иначе». — Знаешь… — голос дрогнул от воспоминаний. — Мой отец поначалу тоже… Переживая заново тот момент, мальчишка опустил взгляд. Страх, будто липкий пот, просачивался через поры. Он всегда был уверен в своей семье, в толерантной матери, горячо любящей сестре, и боялся лишь одного — что отец не поймёт, перестанет уважать его как мужчину. Вдруг ему окажется не нужен сын, который не только трахает парней, но и сам предпочитает подставляться как женщина? Щёки Саймона порозовели, и Джон, внимательно следивший за ним, подался вперёд. Сгорбившись, положил на колени руки. Их лица были почти вровень, напротив друг друга. — Не принял тебя? — закончил он фразу, смягчая тон. Взгляды встретились. В льдистой синеве Саймон увидел понимание. — Нет, другое. Мой отец… — мальчишка облизнул губы, вдруг осознав, что даже с Томасом не обсуждал подобное. Томас влился в их семью уже после и всеми без исключения был радушно принят. — Отец, он… — ладонь нервным движением зачесала назад пряди. — Он начал винить себя. Разволновался, что где-то не сумел мне правильно объяснить, где-то недоглядел, не так воспитал… Он не закричал на меня, не ударил. Принял такого, как есть. Но эти его переживания я не мог воспринимать безразлично… Ему понадобилось время, чтобы вновь прийти в гармонию с самим собой. А ещё там постаралась моя мама, — нежно улыбнулся мальчишка, чьи глаза странно блестели от воспоминаний. — Она по работе связана с высокой модой, где геи встречаются на каждом шагу, и помогла отцу осознать, что и он, и я поступали правильно. Джон слушал молча, не перебивая, когда Саймон делал паузы. За любовника можно было только порадоваться: не каждый способен похвастаться такой понимающей семьёй. Чаще всего дела обстоят иначе. — Я с отцом не общаюсь уже больше шести лет. Для него я вычеркнут из жизни. — Джон… — тихо выдохнул мальчишка, потянув вперёд ладонь, но мужчина её осторожно отстранил, поморщившись. — С матерью поначалу тоже было тяжело. Мы почти дошли до точки невозврата, когда она поняла, что ещё чуть-чуть — и мы оба не выдержим. Он не имел привычки изливать свою душу, пускаться в откровения, поэтому замолчал, посчитав фразу законченной. Жалости к себе Джон терпеть не мог… Какое-то время они оба сидели неподвижно, словно поражённые внезапно случившимся разговором. Мужчина отвёл в сторону взгляд, и мальчишка, желая, боялся к нему прикоснуться. По-человечески Джона было жаль, но Саймон верно понимал, что слова поддержки тут бесполезны: любовник научился жить с этой болью, спрятанной глубоко в душе. Саймон тоже жил с похожей, зная, что их с Томасом видео личного характера может увидеть любой, кто заплатит за доступ к просмотру.***
В Йемене стояла глубокая ночь. Звёзды на чёрном полотне неба сверкали неравномерно: одни горели ярче, свет других был более приглушён, создавая впечатление уходящего в никуда огромного бескрайнего пространства. Под покровом темноты и в окружении приближённых из числа боевиков аль-Асад чувствовал себя почти в безопасности, хотя давно свыкся с мыслью, что те, за кем ведут охоту большинство развитых стран мира, долго не живут. Террористом номер один он стал не по случайности, а за долгие годы выстраивания определённой линии, подготовки к войне. Священной войне. Джип с открытым кузовом подбросило на ухабе. Все вцепились кто во что мог, потом послышался смех — сообщники продолжили обсуждать недавнюю операцию, очередной этап которой успешно завершился. Пока всё шло гладко, и если так будет продолжаться дальше — не поздоровится ни Америке, ни Великобритании, ни России. — Прошу простить, Второй, — извинился перед аль-Асадом водитель, краем глаза заметив, что сил для удержания тела на месте пассажиром на соседнем сидении было приложено немало. — Жизненный путь — это дорога. Ровная или с ухабами, но дорога… Я привык к дороге. Задумчиво отвернувшись от водителя, в почтении округлившим глаза, мужчина взглянул прямо перед собой на полосы света фар, выхватывающие из мрака однообразие пустынного пейзажа, крошево камней и отдельно стоящие валуны. Они мчались по земле, которой ещё не касались шины. Здесь они были первыми, оставляя след в плотной сухой пыли. К заброшенному селу джип подъехал спустя четверть часа. Глинобитные дома, давно покинутые жителями, частично покосились, солому с крыш раскидал ветер, обнажив ряды балок. В одном из полуразрушенных жилищ оконные проёмы светлыми пустыми глазницами таращились в темноту. — Двигатель заглуши, хоть я и пробуду там недолго. Дав последнее указание, Халид аль-Асад открыл дверь и ловко соскочил на землю, уже кем-то истоптанную. Чужие люди с автоматами его не досматривали, а как только он вошёл в дом, бегло принялись переговариваться с вновь прибывшей охраной как со старыми знакомыми: и те, и другие из числа приближённых всякий раз сопровождали своих главарей на протяжении многих лет. Автономные источники питания тихо гудели: работали системы охлаждения от долгой напряжённой работы. «Вероятно», — подумал аль-Асад, — «я у него не первый и не последний посетитель за ночь». С этой мыслью он вошёл в комнату, и человек, склонившийся над обветшалым столом, поднял голову. Имрану Захаеву было уже слегка за шестьдесят, однако по-прежнему цепкий колючий взгляд тёмных глаз выдавал здравый ум, двигавший изувеченным телом — левая рука отсутствовала по самое плечо, свободный от неё рукав потёртой куртки закатан до уровня груди. Заметив вошедшего, он улыбнулся. Улыбка вышла похожей на оскал. — Халид, мой мальчик! Они обнялись, прижавшись друг к другу крепко. Их связывало нечто большее, чем партнёрские отношения и старая дружба. Их связывали узы, «кровные», хотя Захаев не был аль-Асаду отцом, а аль-Асад ему — сыном. — Вы сильно рискуете, Четвёртый, самолично посещая Йемен. Для многих вы мертвы. И для разведок тоже. Имран Захаев усмехнулся и приглашающим жестом молча подтолкнул мужчине глубокую тарелку с овощами и мясом. — Мы развязали священную войну, Халид. А ты хочешь, чтобы я остался в стороне. — Я в точности делал то, что вы просили, — продолжал горячо убеждать его аль-Асад, в самом деле обеспокоенный беспечностью своего покровителя и друга. — Оставлял на мёртвых бойцах послания, провоцировал и убивал за вас. Я — ваша вторая рука! Та, что была отстрелена этими шакалами! Ноздри мужчины гневно раздулись. Он не притронулся к еде, всем своим видом выражая не только глубокое почтение, но и хмурое удивление. — Я ваш голос и!.. — Если я нахожусь в тени, Халид, это не значит, что голоса у меня нет. В комнате повисло молчание. Захаев прервал пламенную речь тихо и властно — так суки скалятся на зарвавшихся щенков, обнажая внушительные клыки. Свет отбрасывал на его лицо причудливые тени, выделяя скулы и ввалившиеся щёки, орлиный нос и чуть запавшие вглубь глаза. Череп был лыс и гладок, седые брови, усы и клиновидная борода делали Захаева похожим на мудреца, невесть каким ветром занесённым в обитель заговоров и смерти. — Я беспокоюсь за вас, Четвёртый, — проникновенно ответил аль-Асад. — Я вам многим обязан. Вы для меня как отец… — Аллах призвал к себе моего сына, но наградил сыном другим. Я всегда буду благословлять нашу встречу, Халид, несмотря на цену, тогда заплаченную. На этих словах Захаев сжал рукой пустой рукав, показывая — вот она, та плоть и кровь, что нас связала друг с другом. — Четвёртый, — внутрь заглянул один из боевиков, блуждая взглядом по двум обернувшимся мужчинам. — Вдалеке видна машина. Покупатель. — Вы вновь лично ведёте дела? — изумился аль-Асад. — С теми, кому безгранично доверяю, да. В иных случаях за меня всё делают мои люди. — Прошу вас, берегите себя. Пару месяцев назад мы вычислили в наших рядах информатора британских спецслужб — кто знает, не подослали ли они нового. — Жаль, что тогда не удалась затея с беспилотником, — сокрушённо покачал головой Захаев. — Уничтожить группу бойцов SAS — посыл для многих взять в руки оружие и присоединиться к нам… Кстати, все уже отправлены? — он выразительно взглянул на мужчину. — Да, Четвёртый. На следующей неделе двое попадут в Москву и Лондон. До Америки добираться дальше, конечно, однако мы подождём, чтобы всё делать одновременно. — Прекрасно. Меньшего от тебя я и не ждал. Они вновь обнялись на прощание. Поправив головной убор, некогда прикрывающий от палящего солнца стриженную макушку молодого бойца ВВС США, Халид аль-Асад вышел наружу. К предложенной ему еде он так и не притронулся, хотя живот сводило от голода. — Куда теперь? — спросил водитель, заводя машину. — Домой, — коротко бросил аль-Асад, имея в виду поселение, где безнаказанно творили бесчинства террористы.