***
Первые два дня последней отпускной недели Джон провёл в секретных архивах, однако туда его гнало не только прежнее профессиональное желание быть в курсе всех фактов и событий давно минувших лет — натянутость, появившаяся в отношениях с Саймоном, вынуждала их друг друга сторониться. Они засыпали по разные стороны кровати, исключая даже мысль о близости, обменивались короткими, вежливыми фразами, по сути, ничего не значащими. Мальчишке разрешили остаться пока дома, лечить израненное лицо, чтобы не портить побитым видом имидж солидной компании, поэтому в четырёх стенах им двоим мгновенно становилось неуютно и тесно. Поначалу Джон думал собрать вещи и уйти, не мозолить любовнику глаза своим присутствием, и без того здесь незаконным. Но сердце подсказывало, что подобным поступком он лишь усугубит ситуацию и, кроме того, поведёт себя как трус. Они же не поссорились, в конце концов, а лишь негласно отдалились друг от друга, вернулись в ту точку отсчёта, с которой когда-то только начинало зарождаться их взаимное доверие. Это было непросто. Мучительно. И, лично для Джона, показательно. Он неожиданно ощутил, насколько сильно привязан к Саймону, как пугающе глубоки корни тех чувств, которые свели вместе двух совершенно непохожих людей. И если раньше мужчина боялся ненароком сойтись с кем-то, внести хаос в привычный порядок вещей, то теперь ему было неуютно от одиночества и тоскливо. Засыпая, он невольно надеялся, что под утро обнаружит мальчишку рядом, головой лежащим на случайно вытянутой руке, и эти движения, не зависящие от них, станут поводом для сближения. Однако, вопреки смутным надеждам, ничего не менялось, и друг от друга они были по-прежнему далеки. — Как же я устал… — вздохнул Джон, дымя сигаретой под окнами дома. К нему уже привыкли соседи и здоровались, сталкиваясь с ним на лестнице или у выхода. — Устали? — переспросила женщина, по внешнему виду годящаяся Джону в матери. Она тихо подошла со спины и расслышала бормотание молодого мужчины. — Добрый вечер. Я — Сара. А вы?.. — Джон, — представился он, встряхиваясь после глубокой задумчивости. — Очень приятно, Джон. Говорят, вы живёте вместе с Саймоном? У него мгновенно вытянулось и напряглось лицо, а мысли лихорадочно заметались в голове. Вероятно, это отразилось и во взгляде, раз женщина рассмеялась, тронув чужие пальцы, до сих пор сжимающие тлеющую сигарету. — Простите, я вас смутила! Боже, так неловко!.. — она убрала руку и сама трогательно покраснела. — Как невежливо с моей стороны! — Ничего страшного, — успокоил он её, потушив окурок и не ответив на последний вопрос. Сара была миловидной, полноватой, доброй простушкой. Она жила прямо под Саймоном и иногда с любопытством поднимала глаза кверху, когда оттуда долетали приглушённые расстоянием и толстыми стенами стоны. Вот и сейчас, глядя на Джона, ей казалось, что его густой низкий голос она тоже однажды слышала. — О вас столько разговоров! — доверительно сообщила женщина, словно не замечая вежливого удивления на лице немногословного молодого мужчины. — Особенно волновался старый мистер Томпсон. Его напугал ваш шрам и лихой хмурый вид. Он подумал, будто Саймон попал в неприятности. Но я всё ему объяснила и успокоила. Остальных тоже. Поэтому с вами и начали здороваться, да! — Очень признателен… Сара. Джон не знал, смеяться ему или выказать раздражение. Эта женщина походила по манере речи и поведению на благовоспитанную старую деву из какого-нибудь старого английского романа, чья осведомлённость о личной жизни соседей заменяла отсутствие собственной. Но это вовсе не значило, что человеком она была плохим. Джону Сара, со всеми её странностями, почему-то начинала нравиться. — Саймон хороший мальчик, не правда ли? — продолжила мило ворковать женщина, то поправляя копну огненно-рыжих пористых волос, то одёргивая плиссированную юбку на коротких полных ногах. — Помню, я удивилась, когда узнала, что ему так мало лет! — Давно его знаете? — осторожно поинтересовался Джон, направляя временами бессвязную речь в нужное русло. — О, как только они сюда перебрались! — Они? — Саймон и Томас, — женщина кокетливо опустила ресницы и метнула на мужчину игривый взгляд. Потом вдруг в ужасе округлила глаза и удивлённо ими захлопала. — Но мальчики расстались, давно расстались, зимой ещё! А потом здесь появились вы! Её стремление выставить Саймона в самом выгодном свете забавляло. Джон окончательно уверовал в то, что Сара правильно истолковывает их друг с другом связь, а благодаря Саре — и вся парадная тоже. — Мои чувства не задеты, не переживайте. Я человек не сентиментальный. — Да? — искренне удивилась она, задумчиво нахмурив брови. — Что ж, возможно, тем для Саймона лучше. — В каком плане? Женщина нервно покусала нижнюю губу, боком подобравшись к Джону поближе. И он, внезапно заинтригованный, склонился над ней, пытаясь доверия ради смягчить свой от природы холодный льдистый взгляд. — Я специально не подслушивала, вы не подумайте! — с придыханием зашептала Сара. — Просто иногда, если особенно громко, то всё доносится до ушей… — тут он едва сдержался, чтобы не отдёрнуться стыдливо, а она тем временем продолжила. — Не знаю, в чём уж там было дело, но Саймон так кричал!.. Слов я не разобрала, только отрывки, ругательства… Видимо, вина лежала на Томасе… А потом, когда всё стихло, когда взбешённый Томас ушёл и больше не возвращался… Боже, мальчик так плакал!.. У меня сердце разрывалось! И не поможешь ведь! — женщина всплеснула руками. — Подумает, бедный, что лезу не в своё дело!.. Джон, обычно не впечатлительный, гневно стиснул зубы. Интуиция подсказывала, что этот случай и случай в ночном клубе были связаны между собой. «Давний знакомый», — так ответил ему Саймон о причине своих волнений и лихорадочного влажного взгляда. «Уж не этого ли мудака он там встретил?», — подумал Джон. В данное мгновение молодой мужчина Томаса вдруг искренне возненавидел. Сара, наблюдая за ним, мягко улыбнулась. Перечёркнутое шрамом лицо и холодные голубые глаза могли, конечно, навести на старого мистера Томпсона страх, но в Джоне она распознала тот тип человека, который действительно не позволяет чувствам возобладать над собой и не отдаётся во власть эмоциям. Такие люди переживают худшее молча. — Вот, а я о чём? — лицо женщины посветлело, и, словно не замечая промелькнувшего в чужом взгляде изумления, Сара ласково похлопала Джона по груди. — Томас вспыхнул бы уже давно как спичка, а вы молчите, знай только скрипите зубами. Правильно, так и нужно! Чем меньше сказано, тем быстрее исправлено, верно же? Серое небо укрывалось тучами, стягивало над Лондоном дождевые облака, зарывалось в них, прячась. Редкая мелкая морось пока ещё робко, неуверенно, словно на пробу, заволакивала город. Сара задрала курносое веснушчатое лицо кверху и вспомнила вдруг о своих делах, позабытых из-за встречи с Джоном. — Саймон — жизнерадостный мальчишка, — напоследок сказала она, прощаясь. — Искренний во всём, поэтому и печалится тоже глубоко… Вы ведь взрослый мужчина, Джон. Вы меня поймёте. Томас, вот, не понимал…***
Заперев за собой дверь и разувшись, Джон ненадолго задержался в коридоре. Разговор с Сарой не выходил у него из головы. Её искренность и доброжелательность по отношению к Саймону заставляли его самого смотреть на любовника иначе, смотреть глазами этой странной женщины и чувствовать то, что чувствовала она. — У тебя забавные соседи… Мальчишка, оторвавшись от работы, обернулся и изобразил лицом недоумение. — Соседка, — подсказал Джон. — Сара. Саймон невольно улыбнулся, но потом, вспомнив о размолвке с любовником, опять замкнулся в себе и ничего не ответил, вернувшись к прежнему занятию. — Она любезно взяла на себя ответственность успокоить некоего мистера Томпсона, которого испугал мой внешний вид, и всех остальных, кого взволновало моё появление, — продолжил Джон, пытаясь нащупать брешь в отчуждённости мальчишки. Прибегать к крайней мере ему не хотелось, однако пришлось, когда даже шутливые слова, казалось бы, не достигли ушей Саймона. — А ещё она слышала вашу с Томасом ссору… Наконец-то. Саймон вновь обернулся, взглянув на Джона с той открытой прямотой, которой ему так не хватало эти пару дней. Синяки на лице уже не были пугающе черны, хотя всё равно контрастировали с благородной бледностью кожи, присущей рыжеволосым людям. — И что сделал ты? — тихо спросил мальчишка. — Расспросил её, конечно же, об этом? — Сару не нужно расспрашивать. Она всё расскажет сама. По лицу Саймона прошла судорога. Он попытался её скрыть, закусив нижнюю губу, и не смог, скривившись. На экране ноутбука за его плечом по чёрному полотну развёрнутого рабочего окошка мерцала незавершённая строчка программного кода. — А тебе разве есть дело до всего этого? Или снова забыл, какие у нас с тобой отношения? Мальчишка сидел за барной стойкой, спиной к застывшему на пороге Джону, и, захлопнув крышку ноутбука, обернулся в третий раз. Целый час после официального завершения рабочего дня Саймон продолжал упорно трудиться, в привычной деятельности находя хоть какое-то отвлечение от их общей с любовником проблемы. — Хотя нет, подожди, — одёрнул он сам себя, в волнении сжимая пальцы. — Ответь лучше, что именно тебе сказала Сара. Саймон храбрился, пытался быть дерзким, но смятение и страх выдавал разноцветный взгляд, бегающей по всей фигуре Джона. Этот взгляд не задерживался на чём-то одном, а иногда и вовсе соскальзывал в сторону. — Сказала, что ты громко кричал, ругался. Потом плакал, — мужчина внимательно следил за тем, как любовник реагирует на его слова. — Не волнуйся, Сара не знает причин и сути ссоры. У парнишки поджались губы. Он исподлобья, недоверчиво посмотрел на Джона, заливаясь лёгким румянцем. Дождь, прежде моросящий, настойчиво забарабанил по стеклу крупными тяжёлыми каплями. Влажный шорох непогоды, обычно успокаивающий в стенах дома, где тепло и сухо, сейчас казался зловещим. — Тем человеком, которого ты встретил в ночном клубе, был Томас? — Джон спросил напрямую, прекрасно осознавая, что, в какой-то степени, прессует мальчишку и оказывает на него давление. Мешать профессиональное с личным не приветствовалось среди бойцов SAS, хотя, кроме откровенно военных, специфических приёмов и методов, официально не запрещалось. Он говорил спокойно, ровным голосом, но прозрачные голубые глаза, впившиеся в лицо, словно зверь — в глотку, вызывали чувство тревоги. Норовя покинуть комнату, Саймон соскочил с барного стула, как вдруг у самого выхода путь ему перегородила рука: прислонившись к одной стороне дверного косяка, Джон дотянулся до другого. На разбитой в кровь губе уже образовалась тёмная корочка. Она явно доставляла неудобства — мужчина время от времени нервно подёргивал этим уголком рта. — Твою попытку бегства мне расценить как ответ утвердительный? — Да какая тебе разница, кого я там встретил? — не скрывая раздражения, выдавил Саймон. Ливень, хлынувший за окном, удерживал его дома, а мужчина, подобравшись, не давал пройти. — Раньше моя жизнь не особо тебя интересовала! Пусти!.. Он навалился грудью на выпростанную руку, сразу же ощутив, как напрягся Джон. Всё же удивительно, сколько было силы в этой широкоплечей подтянутой фигуре! Саймону удалось прорваться в коридор не с первой попытки и не без мысли, что мужчина, если бы захотел, сумел его остановить. Джон действительно не собирался так просто отпускать любовника, но в памяти вдруг всплыло кое-что, и он, растерявшись на доли секунды, которых хватило парнишке, посторонился. Ситуация буквально в точности повторяла события не столь далёкие, а именно — конфликт с Роучем, вот только на месте друга был сейчас сам Джон. Как и Гарри когда-то, он пытался достучаться до человека, которому симпатизировал и хотел помочь. В ответ же щерились и огрызались… — Час от часу не легче, — пробормотал себе под нос мужчина, осознав масштаб проблемы. В упрямстве Саймон ему не уступал, в силу возраста, возможно, и вовсе казался несносен. По собственному пройденному опыту Джон понял, с чем предстоит столкнуться, и решительно поджал губы. — Оставь меня в покое! — жалобно попросил мальчишка, различив в тишине звук мягких шагов. Сидел он в спальне, на кровати, нервно покусывая большой палец. — Даже если оставлю, — ответил Джон, переступая порог комнаты, — легче тебе не станет. Саймон отнял руку ото рта и с неожиданной ненавистью уставился на мужчину. Румянец, прежде лёгкий, почти девчачий, стал гуще, пятнами расползаясь по лицу. Стеснённое отрывистое дыхание говорило о том, что на сердце у парнишки было неспокойно, что имелся повод тревожиться: этот повод Джон, как ни странно, очень хотел узнать. Он, конечно, лез не в своё дело, слишком уж нагло по меркам Саймона, но продолжал считать себя вправе услышать причину. — Проявляешь сочувствие? Или это так, праздное любопытство? Зелёные глаза, в которые мужчина часто засматривался с интересом, обожгли насмешливым взглядом. Тактика, опять же, хорошо знакомая — напасть первым, смутить издёвкой, отбить желание помочь. Джон всё это прошёл вместе с Роучем — получится и сейчас. Должно получиться. — Считаешь, раз мы не встречаемся как пара, то ты мне безразличен? Что чисто по-человечески меня не может беспокоить произошедшее с тобой? На мгновение Саймон задумался. Он вспомнил, как любовник налетел на нападавших, вспомнил даже звук наносимых им ударов, тон искажённого гневом голоса, тяжесть ладони, опустившейся на плечо и осторожно потеребившей. Он помнил почему-то случившееся именно на уровне чувств, не столько даже визуально, не по ощущениям, а именно всей душою, словно она была не нематериальной сущностью, а, как и сердце, органической, животной тканью, пронизывающей всё его тело… В то мгновение он действительно любил Джона, отчаянного, бесстрашного, бросившегося на подмогу, и в этот сиюминутный момент воспоминаний тоже, но пелена быстро спала с глаз. — Считаю, что ты переходишь границу, которую сам же и обозначил. — И в которую ты ткнул меня лицом, когда я попытался сделать для тебя хоть что-то. — Ты уж определись, на каком расстоянии нам нужно держаться друг от друга, Джон! А то разговариваем, как слепой с глухим! Саймон огрызнулся и, выдохшись, сник. В голове не впервой мелькнула мысль, что, по-хорошему, надо бы эти отношения прекращать. Они высасывали много сил, трепали нервы и изначально не подразумевали серьёзного развития событий. Смутная надежда на взаимность со стороны мужчины то вспыхивала ярко, то гасла, так как Джона было трудно понять: он продолжал упорно гнуть свою линию «одинокого волка», но при этом принимал в жизни Саймона непосредственное участие — в быту, в крепнущей любовной связи друг с другом. Теперь, вот, даже к прошлому Джон тоже был причастен… Их слишком многое рознило. И удерживало рядом тоже многое. Опустив взгляд, мальчишка молчал. Внутренние переживания комом встали в горле и чуть увлажнили глаза. С Томасом ссориться было легче: эмоции у обоих выплёскивались криком, и этот крик, словно мучительный ор, ослаблял накал страстей, смягчал боль, сводя её на нет. Джон вёл себя иначе, лишь изредка срываясь и повышая голос, потому что умел интонацией, движениями и взглядом льдистых глаз отстаивать свою позицию, выражать недовольство — вся его суть была в этом, в мелочах, подогнанных к общему суровому облику. Он и Томас разительно отличались друг от друга всем, чем только можно, поэтому выстраивание с любовником отношений, методом проб и ошибок, давалось Саймону тяжело. Можно было сделать шаг вперёд, а следом — сразу несколько назад. Парнишка шмыгнул носом, в котором подозрительно, неприятно зачесалось. При Джоне он ещё ни разу не плакал открыто и сейчас крепился изо всех сил. Семейная привычка делиться трудностями и бедами, искать пути выхода общими усилиями не привила в нём сдержанности чувств: Саймон не умел держать лицо и прятать всё внутри. Ему обязательно нужна была поддержка, словом или делом, иначе без этого он в одиночку не справлялся. На раздражительный выкрик Джон никак не отреагировал. В конце концов, именно терпением и спокойствием Гарри Сандерсону удалось завоевать его доверие. Вот только Роуч от природы умел находить подход к людям разного характера, а он, Джон, пользовался лишь профессиональными уловками, которым их обучали по долгу службы. Это всё были методы узконаправленные, нацеленные на извлечение информации, на склонение к содействию. Человеческую натуру бойцы SAS познавали исключительно в разрезе проводимых силовых операций. Поддержка и помощь непосредственно — это по части другой специальности, военных психологов. Приблизившись к мальчишке, Джон опустился на корточки, чтобы иметь возможность заглянуть ему в лицо. Боковым зрением Саймон, несомненно, видел мужчину, но глаза, по-прежнему уставившиеся в пол, словно в пустоту смотрели. Нос, усыпанный мелкими веснушками, покраснел. Привыкший к слезам, — преимущественно боли — Джон нахмурился. Он совершенно не выносил, когда плакала мама, — по сердцу словно резали ножом — и, кажется, не был готов наблюдать за тем, как плачет Саймон — в груди, опять же, что-то мучительно трепетало. Дождь продолжал шуршать, шелестеть листьями, греметь, разбиваясь об асфальт. В спальне горел ночник, отгоняя полумрак в углы комнаты: из-за него светлые, с рыжиной, волосы мальчишки казались медными. В их густоту хотелось запустить пальцы, потрепать непослушные вихры, погладить затылок, чувствуя там пушистый ёжик начинающейся линии роста… Пристыженный нежностью мыслей, Джон вновь дёрнул раненным уголком рта и замер, когда по щеке сморгнувшего Саймона вдруг покатилась капля… Мальчишка сам её смутился: оживившись, поспешно вытер лицо ладонью, бросив на мужчину испуганный взгляд. Но тот следил за ним внимательно, с затаённой печалью в голубых глазах — совсем как тогда, при упоминании о разбитом им сердце некоего Юджина. — Это я так!.. — сдерживая в себе остальное, оправдывался Саймон. — Пустяки!.. Оправдывался, а самому хотелось разрыдаться. Он, по правде, и так плакал в те дни, когда Джон отсутствовал по работе. В тишине обезлюдившей квартиры мальчишка заново переживал встречу с Диланом, расставание с Томасом: видео на порно-ресурсе не выходили у него из головы. Пусть об этом знала семья, родная и близкая по общему, царившему в ней духу, друзья, которым он рассказал сам. Но что все остальные? Случайные знакомые, неизвестные личности? Тот же Джон, не признающий публичности отношений? Первое время, после расставания с бывшим, Саймон словно под пыткой выходил на улицу. Каждый случайно брошенный взгляд, дольше положенного на нём задержанный, казался ему взглядом узнавания. Он чувствовал себя как под микроскопом и под острым скальпелем разом, распотрошённым и брошенным на всеобщее обозрение. Использованным и вряд ли по-настоящему любимым. Жалость к самому себе накрыла мальчишку новой волной горечи. Раздосадовано засопев, Саймон предпринял попытку встать с кровати, но ладонь, ткнувшаяся в грудь, его остановила. — Сиди, — Джон поднялся на ноги. — Я принесу воды. — А есть что покрепче? Мужчина обернулся, прищурился, ощупывая любовника взглядом. С ответом он медлил, явно прикидывая, как лучше поступить. Потом разлепил губы: — Пиво. — Неси всё…***
Саймон заговорил только после второй бутылки. Первую мальчишка выпил почти залпом, словно бы мучился от жажды, и, оттерев рот рукой, приступил к следующей. Джон, бедром прислонившись к подоконнику, молча наблюдал за ним, лишь изредка прикладываясь к стеклянному горлышку. Возможно, в данную минуту алкоголь действительно был лучшим средством начать не клеившийся диалог, и, поставив всё на это предположение, молодой мужчина медленно, мелкими глотками потягивал холодное пиво. Четвёртая — последняя — бутылка стояла на полу, у ног Саймона, вся покрывшись конденсатом. — В клубе я встретил не Томаса, — слишком уж прямолинейно начал мальчишка, сухими покрасневшими глазами снова глядя в пустоту. Отрешённый от всего, слова он произносил бесцветным ровным голосом и делал паузы, во время которых было видно, как за плотно сомкнутыми губами смыкаются и размыкаются челюсти. — А Дилана. — Кто это? — тихо спросил Джон, впервые слыша имя. — Общий знакомый. Один из друзей Томаса. Шевельнувшись, Саймон задел ногой пустую бутылку и наклонился вниз, чтобы её поднять. Когда его чуть качнуло и повело в сторону, мужчина заподозрил неладное, однако смолчал, оставив сомнения при себе. — Мы случайно столкнулись в туалете. Дилан узнал меня со спины и… Мальчишка запнулся, поднял на любовника глаза и уставился пристальным немигающим взглядом. Потом медленно сморгнул и приложился к горлышку. «Да он же пьянеет!», — Джон понял причину неуклюжих телодвижений и покосился на отсыревшую этикетку — крепость алкоголя была слабой. — Саймон, — уточнил он, нахмурившись, — ты вообще ужинал сегодня? — Даже не обедал, — последовал ответ и звук открываемой третьей бутылки. На пустой желудок, конечно, человека развезёт быстро. А если сюда добавить состояние полного раздрая, в котором находился мальчишка, то к чёрту такой способ развязать любовнику язык! — По-моему, с тебя уже достаточно… — Ты же хотел всё знать, — вдруг перебил его Саймон, лениво щуря разноцветные глаза. Алкоголь притуплял в нём чувства, голова тяжелела с каждой секундой и кружилась от любого резкого движения. — Я готов этим поделиться. — Ты пьян, — мягко возразил Джон. — И, возможно, о многом пожалеешь утром, когда протрезвеешь. Не сто́ит сейчас… — Он меня трахал! — слёзы навернулись на глаза мальчишки. Стиснув рукой бутылку, Саймон прервал любовника и изменился в лице, яростно оскалившись. Перепад настроения произошёл как по щелчку пальцев, и мужчина, не вполне готовый к такому повороту событий, сурово замолчал. — Трахал, тайком снимая всё на камеру!.. А потом выгрузил в сеть, на Pornxub!.. — продолжал задыхаться Саймон, повышая голос. — Дилан? — Томас! — зло прохрипел мальчишка, глотая рыдания. — Дилан видел видео уже… там!.. Он расплакался: сопли и горькие пьяные слёзы потекли, покатились по лицу, дрожали губы, мелко тряслись плечи. Саймон сидел молча, лишь шумно сопя и изредка, со свистом, втягивая в себя воздух. Помимо носа, покраснели веки и белки его глаз. Третью, начатую бутылку пива, мальчишка продолжал сжимать в руке закоченевшими пальцами. Джон, болезненно нахмурившись, переменил позу и стоял теперь прямо. Выходит, не было никаких порностудий, групповух и прочей херни, которую он успел себе вообразить. Слитые в сеть интимные видео мальчишки — вот та причина, по которой Саймон не желал говорить ни о Томасе, ни о прошлом, и по которой так странно отреагировал на замечание о публичности секса. — А твоя семья?.. Отставив бутылку, Джон подошёл и застыл, не присаживаясь, рядом. Ему вдруг вспомнились слова любовника, что отец, мать и сестра были теми, кто всегда и во всём поддерживали. Ответ мужчину несколько удивил: — Они знают, — тихо шепнул мальчишка. — Близкие друзья тоже. Я сам им рассказал… На него, после яростной гневной вспышки, снизошло безразличие. Даже слёзы перестали течь — просто болезненно пульсировали виски́ да в горле время от времени перехватывало дыхание. Намокшие ресницы неприятно слипались, когда он моргал, поэтому Саймон утёр лицо и провёл мокрой ладонью по штанине. Вторая рука всё ещё сжимала бутылку, на которую мальчишка уставился с отстранённо тупым выражением, будто впервые видя. — Дай-ка сюда… — Джон осторожно высвободил её из холодных влажных пальцев и, недопитую, убрал куда подальше. — Ты заходишь на Pornxub? — вдруг послышалось сбоку, пока он возился, пряча пиво. Мужчина распрямился. — Если да, то, возможно, ты тоже меня там… — Саймон, — мелодичным, но твёрдым голосом произнёс Джон, опустившись на край кровати. Их колени, впервые за несколько дней, вновь соприкоснулись друг с другом. — Я бываю на этом сайте, это правда. И на лица у меня хорошая память… Поверь, твоего я там не видел. Мальчишка, пока Джон говорил, старался внимательно следить за тем, как шевелятся его губы. Он уже плохо соображал, мысли стали тягучими, туманными, похожими на бред больного, и тяжёлые опухшие от слёз веки всё норовили сомкнуться. Речь мужчины отрывочно долетала до ушей короткими словами и фразами, гулкими, словно колокольный звон, раздающийся в пустой черепной коробке. — Томас выложил их не бесплатно… — заплетающимся языком пояснил Саймон. — Вот если заплатить за просмотр, тогда… Джон в тихой ярости стиснул зубы. Снимать секс на скрытую камеру без согласия партнёра — подло и низко, особенно, если вы встречаетесь как пара. Но сливать хоум-видео в сеть с целью нажиться — это уже за гранью! Мальчишка тихо сидел рядом, понурый и жалкий, на любовника даже не глядя. В остекленевших, как у мёртвого, глазах застыло выражение глубокого отчаяния. Джон снова вспомнил одинокого солдата с разорванной промежностью, днями молча таращившегося в потолок, протянул руку и привлёк Саймона к себе. Поцеловать не решился, хотя очень хотел. — Тебе нечего стыдиться, — шепнул он на ухо мальчишке, безвольно склонившего голову к чужому крепкому плечу. — И в этом горе ты не один, тебя поддерживает семья. — Наши с Томасом видео может увидеть любой, — кончиком пальца Саймон ковырял шов на штанине Джона, будто его не слыша, с какой-то детской медлительной неловкостью. — Включать их фоном во время… — Все люди занимаются сексом, — низкий глубокий голос подхватил фразу, не дав завершить печальную мысль. — И все мы под одеждой голые… Тебе нечего стыдиться, — повторил мужчина уверенно. Щекой, прислонившись голова к голове, он чувствовал дрожание влажных ресниц, когда Саймон моргал, и мокроту тёплой мягкой кожи. Он скучал по этому ощущению, по близости мальчишки, признавая, что тот ему симпатичен сильнее, чем можно было бы предположить. Рука с предплечья скользнула вверх, в лохматые вихры, к той самой линии роста и выше, нежно лаская затылок… Вдруг на ключицу, в вырез майки, опустилась тонкая ниточка слюны. Джон скосил взгляд, догадавшись, и лицо его, прежде сосредоточенное, разгладилось: нижняя губа Саймона, забавно выпяченная вперёд, влажно блестела. Мальчишка спал.***
Он открыл глаза, а дождь по-прежнему шуршал за окном, и ветер колыхал края запахнутых штор. Из-за сырой погоды в спальне было прохладно, Саймон понял это, чувствуя онемевшие пальцы ног, но сам не замёрз. Его грело чьё-то тепло, и, сосредоточившись, мальчишка вдруг различил пульсацию, сильное ровное биение под ухом. Неужели сердце?.. Как оказалось, они лежали на кровати одетые, поверх постельного белья. Джон спал, заложив одну руку под голову — вторая обнимала Саймона, прильнувшего к груди. Размеренное дыхание мужчины, мелкое дрожание тёмных сомкнутых ресниц и движение глазных яблок под закрытыми веками говорили о том, что он не притворяется. Не желая его будить, мальчишка осторожно пошевелил пальцами ног, разгоняя в них кровь, и обвёл взглядом комнату. Уже светало. Несмотря на льющийся дождь, облака поднимались выше, давая примерное представление о времени. Раз Джон ещё спал, значит, было не больше пяти часов утра, но обернуться за телефоном, чтобы проверить догадку, Саймон не посмел. Он тосковал по объятиям, в которых сейчас вновь оказался, и наслаждался близостью желанного человека. Желанного… Вчерашний день мальчишка помнил в деталях. Алкоголь не стёр их, не уничтожил: вероятно, Саймон был не столько пьян, сколько морально измучен и истощён, поэтому слова Джона, особенно последние, словно клеймо отпечатались в подсознании. «Тебе нечего стыдиться». Значило ли это, что его не смутило признание? Не удивил неприятно тот факт, что тысячи посторонних лиц видели любовника обнажённым, лежащим под кем-то, развязно стонущим? Джону было всё равно из-за несерьёзности их связи? Или по какой-то другой причине? Тогда по какой именно? Послышался глубокий вздох. Мужчина шевельнулся и переменил положение, чуть сдвинувшись. Облегчая ему свободу действий, Саймон приподнял голову и мягко опустил её обратно, когда Джон застыл в новой позе. Теперь было хорошо видно его лицо, целиком склонённое к левой стороне груди, удивительно спокойное, лишённое привычного хмурого выражения. В дыхании и от одежды чувствовалась лёгкая горечь сигаретного дыма вперемешку с ароматом зубной пасты и древесным запахом мужских духо́в. Саймон ещё раз окинул внимательным взглядом облик спящего. Сердце Джона, словно метроном, ритмично отсчитывало глухие удары, и мальчишка, не до конца проснувшийся, убаюканный пульсом лежащего рядом человека, теплом объятий, вновь закрыл глаза.