***
Вечером, собравшись вместе, они курили и потягивали пиво. Хотя хозяйка квартиры при заключении контракта указала, что сигаретный дым в помещении не приветствуется, Гарри иногда отступал от правил, держа под рукой наполненный водой стакан: наличие пепельницы сразу бы выдало его недобросовестность. Расслабленно вытянув ноги, Джон ощущал, как с непривычки болят после утреннего забега мышцы, и находил это чувство чертовски приятным. — Я думал, — сказал он, делая глоток, — у тебя будет Спиди. — У Спиди вроде как девушка появилась. Или всё только закручивается… В общем, сегодня у него другие планы. — Она из Креденхилла? — удивился Джон. — Разве вся местная молодёжь отсюда не уехала? — Видимо, нет, — Роуч хитро сощурился. — Слушай, тебе нужно чаще себя занимать чем-то ещё помимо работы. — Мне это ни к чему. — А, точно, — заговорщицки подмигнул Сандерсон. — Ты же встречаешься с Саймоном, да? Имя мальчишки, сказанное вслух, напомнило Джону момент, когда они прощались, нежность чужих объятий и тепло мягких губ. Поцелуи любовника поначалу были робкие, осторожные, но через пару-тройку прикосновений он вдруг набросился с неожиданной жадностью, да такой, что пришлось сбросить с плеча обратно на пол спортивную сумку, которая только мешалась, и ответить не менее страстно. Даже через несколько минут после расставания, шагая по улице, Джон всё ещё чувствовал, как горят его губы… — Мы с ним не пара. Серые глаза Гарри удивлённо округлились. Сержант отнял бутылку ото рта и окинул друга внимательным взглядом: мальчишка же явно что-то для Джона значил. — Вы расстаться успели? — Да чтоб тебя, Роуч… — тяжело вздохнул мужчина, на секунду скривившись. Ему, вероятно, было неловко. — Ладно, объясню иначе. Саймон не мой молодой человек, ясно? Мы просто… Джон взмахнул рукой, собираясь сказать про секс без обязательств, и замолчал. Ладонь, сжавшись в кулак, упала на колено. Он по-прежнему не хотел думать, что между ним и Саймоном зародилась любовь, та самая, о которой столько восторженных разговоров. Это чувство почему-то ассоциировалось у него со сладкой приторной конфетой, положенной на язык — от неё сразу сводит рот и болезненно ноют зубы. К мальчишке же Джон испытывал нечто другое: желание обладать и желание давать что-то взамен. Но не принадлежать всецело, так как принадлежать кому-либо он не хотел, ценя свою независимость. — Просто что? — уточнил Гарри. — Неужели просто трахаетесь? Джон придавил Роуча взглядом, словно бы собирался пронзить им насквозь. А потом вспомнил — проделать дыру в друге под силу разве что пуле, и, пристыженный этой мыслью, смягчился. — Нет. У нас всё сложно. — Хотел бы я знать, кому отношения давались легко, — с задумчивостью философа протянул Роуч. — Гарри, ты не понимаешь… — Я как раз таки понимаю, — осторожно перебил его сержант, — что ты боишься. Тебя пугает серьёзность намерений. — Каких ещё намерений? — фыркнул Джон, тогда как внутри всё сжалось. — Общих, видимо, — Роуч пожал плечами. — И его, и твоих собственных. Они замолчали, не сводя друг с друга глаз. Вряд ли это можно было назвать противостоянием интересов, потому что никто никому ничего не доказывал. — Я ведь не слепой, — после небольшой паузы добавил Гарри, катая в ладонях пивную бутылку. — Тебе нравится Саймон. А ты нравишься ему, иначе ума не приложу, как можно терпеть такого зануду! Хотя, — вдруг оживился парень, — если ты отлично трахаешься, то ещё можно… — Не смешно, блядь, — сурово одёрнул его Джон, потянувшись за очередной сигаретой. Привкус горчащего пива и едкий дым, оседающий на языке, он попытался сглотнуть, но во рту было сухо. С раздражением отставив бутылку, мужчина потёр переносицу рукой, не замечая взгляда, направленного на себя. Роуч как бы невзначай пододвинул к нему стакан с водой, в который Джон моментально стряхнул образовавшийся на кончике сигареты пепел. — Ответить взаимностью — почему для тебя это так трудно? — с любопытством поинтересовался Гарри. — Отношения вовсе не подразумевают обязательств в виде непременной свадьбы. Но ты же не даёшь им вообще никакого шанса! — Откуда мне знать, Роуч, — боевой товарищ нисколько не обиделся за такой упрёк. Его голос звучал устало и глухо. — Так уж я, видимо, устроен… Затянувшись, Джон выпустил изо рта белый дым и облизнул сухие губы. Воспоминания о Саймоне, навеянные откровенной беседой, разгорались всё ярче, на ум лезли проведённые ими вместе ночи, вечера, выходные дни, когда они были полностью предоставлены друг другу. Эти моменты копились в глубине души, в её потайных укромных местах, куда в любой момент Джон мог вернуться мыслями. — Странная тенденция, — донеслось до ушей мужчины, и он, нахмурившись, дёрнул головой. — Ну, я про наш отряд, — пояснил ему Роуч, ловя взгляд, полный недоумения. — Ты не хочешь, чтобы Саймон был твоим парнем, Гас развёлся с женой, а капитан Прайс вовсе убеждённый холостяк. С личной жизнью у офицерского состава группы как-то не ладится… — Потрясающее умозаключение. Если отыщешь причину — дай знать. В шутку пнув Джона ногой, Гарри ловко соскочил с дивана, избегая возмездия, и унёсся на кухню, подхватив заодно со стола пустые пивные бутылки. Бойкий топот сержанта свёл губы мужчины лёгкой улыбкой: живой и подвижный, Роуч вечно делал то, что сам Джон не мог себе позволить. Под влиянием отца, человека высоких моральных устоев, у него ещё с юности созрели свои твёрдые убеждения, понятия о чести и достоинстве, которые держали ребяческие желания в узде. Одно время Джон даже сомневался, нормально ли — хотеть парней, потому что МакТавиш-старший считал это извращением и образом жизни, недостойным мужчины. Но секс с Юджином Ньюманом, первый опыт, хотя и печальный, дал ответ на вопрос: нормально, абсолютно нормально. Их близость друг с другом подкрепила уверенность в естественности подобного влечения, и тогда же Джон понял ещё кое-что — ему тяжело быть открытым с людьми. В дальнейших своих отношениях он никогда не пытался добиться чьей-либо взаимности, сходясь со случайными любовниками по обоюдной симпатии или вследствие приятного совместного времяпровождения. Такое положение вещей его вполне устраивало — Джон не хотел вновь оказаться в ситуации, когда тебе признаются в любви, а ты не можешь ответить тем же. На примере сурового отца, человека чести, он уяснил, что слова имеют вес, и не разбрасывался ими попусту, давая ложные обещания. В итоге, с семнадцати до тридцати двух лет, жизнь в плане отношений тянулась весьма однообразно, пока пару месяцев назад, морозной февральской субботой, ему, как снег на голову, не свалился Саймон, а вместе с Саймоном — непривычные чувства. Он облажался по полной, когда позволил им собой управлять — в зрелом возрасте переживать такое наваждение оказалось труднее, чем в юности. Закостенелая принципиальность всячески отторгала попытки мальчишки сблизиться: Саймон шёл по пути Юджина Ньюмана, добиваясь всеми способами внимания и расположения. Однако именно это вдруг сделало его особенным для Джона. Или особенным был Саймон?.. — Чего задумчивый такой? Вошедший в комнату Роуч остановился, устремив взгляд на застывшую фигуру. Сигарета, зажатая между пальцами, почти до самого фильтра обратилась в пепел: Джон стряхнул его в стакан, а потом бросил окурок туда же. — Вы с ним похожи… — Похожи с кем? — уточнил, догадываясь, Гарри. — С Саймоном, — лицо мужчины не выражало сейчас ровным счётом ничего, даже голос казался спокойным, обыденным. Он словно бы вслух продолжал свои мысли, не замечая этого. — Такая жизнерадостность для меня была бы недостатком. А вам она идёт… — Ого! — широко улыбнулся Роуч, с весёлым удивлением разглядывая друга. — Джон, да ты, никак, пустился в сантименты? Мужчина, прежде уставившийся куда-то в пустоту, сморгнул и поднял глаза. — Захлопнись, ладно? — попросил он со вздохом, приходя в себя. Тёмные брови привычным движением, обозначающим недовольство, сошлись на переносице. — И вообще, мне пора. Я у тебя засиделся. Гарри вышел следом, сунув в карман сигаретную пачку. На Креденхилл опустились вечерние сумерки, воздух был ещё тёплым, полным запахов цветущей зелени и травы, скошенной у дома. В подлеске неподалёку какая-то птица выводила трель. — До завтра, — распрощался с ним Джон и пожал протянутую руку. По мере того, как мужчина удалялся, Роуч, посасывая фильтр, глотал дым и суживал серые глаза. Пока хватало остроты зрения, он провожал взглядом фигуру, раздумывая над сделанным другом замечанием. После слов Джона ему вдруг захотелось увидеть Саймона вживую, узнать, что же это за мальчишка такой, сумевший расположить к себе сурового хмурого МакТавиша. Наверняка какой-то особенный, несмотря на довольно юный возраст. И наверняка с ним быстро можно найти общий язык. В голове вечно неугомонного Роуча мелькнула вдруг весёлая мысль о двойном свидании, однако её он с сожалением отмёл. Эмма, его девушка, была бы не против, Саймон, скорее всего — раз они с ним похожи характерами — тоже. Всё упиралось в Джона, чей категоричный ответ Гарри слышал как наяву — нет и точка. Последнюю затяжку сержант долго смаковал во рту, продолжая задумчиво глядеть в сторону, куда ушёл товарищ. Потом выдохнул носом дым и потушил окурок.***
Влажные разводы под мышками и на спине расползлись огромными пятнами. Подтянувшись на перекладине последний раз, Джон разжал пальцы и спрыгнул вниз, переводя дыхание. Майка, пропитанная по́том, липла к телу: он возвращал себя в форму после долгого отпуска и упорно трудился, напоминая мышцам о привычной им нагрузке. — Эй, не надорвись там! Вернувшийся с бутылками, Роуч бросил одну Джону, а вторую — Спиди, с которым на пару боксировал грушу. Рядовой отвинтил крышку и жадно припал к горлышку губами, краем глаза следя за вторым лейтенантом. Когда тот подтягивался, одежда задиралась, обнажая плоский живот с красиво очерченными мышцами пресса и рубец на боку. Из всей их группы только он, Джозеф, не имел никаких боевых шрамов, если не считать те, что были получены в детстве и при отборе в SAS, и это вызывало в нём чувство неловкости перед старшими товарищами, уже не раз попадавшими в переделки. — Спасибо, — коротко ответил Джон, на лету подхватив бутылку. Отряд капитана Прайса рассредоточился по всему спортивному залу. Каждый боец занимался своим делом наряду с бойцами других подразделений, в чьих расписаниях на этот час стояла физическая подготовка. Некоторые ребята, отдыхая между подходами, бродили по помещению, грудные клетки вздымались тяжело и часто у тех, кто выжимал из себя последние силы. — Джон, подстрахуешь? Оттерев ладонью влажные губы, мужчина обернулся. Позади стоял Чучело и указывал рукой в сторону штанг, покоящихся на упорах. — Конечно. Без проблем. В этом предложении от Вудса, собственно, тоже заключалась своего рода командная работа. Барри заметил, что Джон только закончил выполнять упражнение, что он устал и, отпивая мелкими глотками воду, восстанавливает силы. Значит, его можно попросить о небольшом одолжении: даже простое присутствие товарища рядом уже вселяет уверенность. Устроившись на обтянутой чёрной материей скамье, Чучело несколько секунд примеривался к грифу. — Поможешь с отрывом? — наконец, спросил он, устремив снизу вверх свои небольшие голубые глаза. — На счёт три? — уточнил Джон, обойдя сержанта и взявшись за штангу чуть у́же его хвата. Барри молча кивнул, напрягся и поджал губы. — Отлично. Один. Два, — МакТавиш перехватил чужой взгляд и тоже сосредоточился. — Три! Общими усилиями они подняли штангу в исходное положение, после чего Джон осторожно её отпустил. Он никуда не уходил, продолжая страховать товарища: одна рука покоилась над грифом, другая — под ним, обеспечивая защиту от падения снаряда на лицо, грудь или шею. Если придётся принять тяжёлый вес на себя целиком, Джон был готов и к этому. Шум голосов, эхо перешёптываний, раздавшихся вдруг в спортивном зале, они поначалу не воспринимали всерьёз. Такие звуки здесь появлялись довольно часто, например, во время спарринга, когда за тренировочным боем наблюдали бойцы и возбуждённо поддерживали ту или иную сторону. Улучив момент, Джон быстро осмотрелся и удивился про себя: группа солдат что-то оживлённо обсуждала возле входа, активно размахивая руками. — Что, блядь, там творится? — с трудом выдохнул Чучело, дёрнув рыжеволосой головой. МакТавиш верно его понял, помогая вернуть штангу обратно на упоры: оба обернулись почти синхронно и сразу нахмурились. К ним, из другого конца зала, нёсся Роуч с перекошенным волнением лицом. Спиди, не отставая, бежал рядом. «Вот дерьмо», — подумалось Джону, наблюдающему за своими товарищами. Профессиональное чутьё его редко когда подводило. — В Лондоне взрывы! — выкрикнул Сандерсон, ещё даже не остановившись. — В метро! Сразу на нескольких станциях! Ребята, которые были в комнате отдыха, по новостям увидели!.. Договорить он не успел. Вой системы оповещения, закладывающий уши, прокатился по спортивному залу. Джозеф Аллен от неожиданности и громкости звука втянул голову в плечи и съёжился. Джон, уловив это движение краем глаза, прекрасно его понимал: по загривку и плечам мужчины тоже рассыпались противные холодные мурашки. У выхода, к которому дружно ринулись все находившиеся внутри бойцы, они столкнулись с другими членами своего отряда. — Вы слышали?! — Хью Ховелл, «Озон», с разгорячённым после упражнений лицом, с мокрыми на висках волосами окинул их взглядом. — Взрывы в метро! — А нам дадут позвонить родным?! — растерянным голосом неожиданно выдохнул Спиди, выбегая вслед за остальными на улицу по направлению к плацу, куда со всех концов базы стекались группами военнослужащие. Именно в этот момент Джон вдруг почувствовал страх, недолговременно сковавший сознание: наручные часы показывали восемь утра, Саймон, спешащий на работу, как раз мог находиться в подземке… У него перехватило дыхание при мысли, что с мальчишкой может случиться непоправимое. — Если в городе врубят радиоподавление, то вряд ли! — выкрикнул Рук, отвечая на вопрос рядового. — Сотовую связь могут глушить на случай, если в качестве радиовзрывателя используется обычный мобильный телефон! Бойцы, уже добежавшие до плаца, строились в ровные шеренги. Отряды рассредоточивались по строго отведённым каждому местам, и, издалека заметив капитана Прайса с Гасом, подоспевших первыми, солдаты дружно рванули к ним. — Кто-то взял на себя ответственность?! — первым делом выдохнул Джон, ощущая правым плечом напряжённое левое плечо лейтенанта. Шон Эллингтон, догадавшись о намёке на аль-Асада, отрицательно качнул головой. По другую сторону от МакТавиша, бледнее и угрюмее обычного, застыл Барри Вудс. Он наверняка переживал за Анну, беременную их первым ребёнком, и неведение о судьбе жены терзало его. Оно терзало сейчас всех, у кого остались в Лондоне родные, близкие и любимые. Перед высыпавшими на плац солдатами появились члены командования непосредственно военной базой. Седовласый полковник, выйдя вперёд, откашлялся и объявил то, что поразило бойцов, уже знавших о взрывах, ещё больше: помимо Лондона, террористические акты произошли в Нью-Йорке и в Москве. — Твою ж мать… — шепнул кто-то из задней шеренги, застигнутый врасплох этой новостью. — Молчать! — так же тихо шикнул на подчинённого, вероятно, командир. Полковник, тем временем, продолжил речь. Антитеррористический отдел полиции, по его словам, уже работал на местах, правоохранительные структуры и разведка разбирались в деталях произошедшего. В Лондоне включили систему глушения сигналов, поэтому со связью были проблемы. — На данный момент все отряды возвращаются к своей непосредственной работе! — мужчина снова хмыкнул в кулак, прочищая горло. — В случае, если к делу решат привлечь Особую воздушную службу, командирам подразделений об этом сообщат! А теперь, — полковник окинул взглядом серьёзные хмурые лица, — всем разойтись! Капитан Прайс, подчиняясь распоряжению свыше, отдал приказ «Вольно!», допускающий некоторую свободу в строю, но ни один боец не ослабил внимания, оставаясь в напряжении. Со всех сторон раздавался шёпот, солдаты, покидая плац, вполголоса обсуждали случившееся. Кое-кто не скрывал волнения. — Много жертв? — услышал Джон чей-то вопрос и, обернувшись, уставился на бойца, идущего мимо. — Я не видел новости, — ответил ему товарищ, нервно оглаживая ладонью бритый затылок. — Что за пиздец вообще творится? — Три страны пострадало… — Три страны… — шепнул Джон себе под нос, повторяя чью-то фразу, и, словно подстёгнутый мыслью, быстро нагнал лейтенанта. — Гас! Тот, не сбавляя шага, молча зыркнул на взбудораженного товарища. — Англия, Соединённые Штаты, Россия, — МакТавиш разгибал пальцы, ведя отсчёт. Голубые глаза лихорадочно блестели. — «Священная война началась», — на этой фразе взгляд Шона Эллингтона стал острее прежнего. — Ты понимаешь, Гас?! — Уймись, Соуп. Думаешь, ты один такой умный? — то ли в шутку, то ли всерьёз осадил его лейтенант. — Аль-Асад висит на нашей группе… Где капитан Прайс? — вдруг, словно очнувшись, спросил Джон и повертел головой. — Ну явно не в Йемене! Когда Гас начинал шутить в таком духе, это означало, что он теряет терпение. Бойцы отряда, заметившие ожесточённый разговор двух офицеров, мялись неподалёку. Шон Эллингтон на секунду прикрыл глаза, успокаиваясь, — известие о взрывах его тоже слегка выбило из колеи — после чего спросил вдруг тихо: — Есть кто в Лондоне? Он не имел в виду отца и мать — Джон это понял. — Есть. Искра, бушевавшая в голубых глазах, потухла. Молодой мужчина плотно сомкнул губы и стиснул челюсти так, что под кожей заходили желваки. Погрузиться полностью в работу, занять себя чем-то было не просто служебной обязанностью — Джон намеренно не оставлял себе времени думать о Саймоне. В противном же случае голову раздирали мысли: цел ли мальчишка, не ранен ли? О матери он тоже беспокоился, хотя в это время она обычно находилась дома, вела домашнее хозяйство — вряд ли с ней случилось плохое. Отец и вовсе должен быть в Пуле… — А у тебя? — Вивиан и Шарлотта сейчас в другом месте, — глухо отозвался Гас. — У Чучела там жена. У Роуча — Эмма… — Будем надеяться, что всё с ними в порядке. Оглядевшись вокруг, лейтенант поймал внимательные хмурые взгляды товарищей и кивнул в сторону бойцов: — Возвращайтесь к работе. От нас сейчас всё равно ничего не зависит. — А ты? Гас, скосив глаза на наручные часы, бросил напоследок: — Я возьмусь за незавершённые дела капитана. Прайс направился в штаб. — Его всё-таки вызвали? — Нет. Это была личная инициатива. Дав понять, что разговор закончен, лейтенант развернулся и зашагал в другую сторону. Джон вернулся к своим. — Есть какие-то новости? — на правах близкого друга Роуч задал вопрос первым. Остальные, даже Озон вместе с Кемо, смотрели на него неотрывно и требовательно. — Нет, — качнул головой Джон. — Организационные моменты. Возвращаемся к работе. По лицу Барри Вудса прошла мелкая судорога: вначале дёрнулся рот, потом раздулись ноздри и, под конец, брови сошлись на переносице. Но себя он пересилил и, всем видом излучая мрачность, первым двинулся обратно в спортивный зал. Следом потянулись и другие.***
В помещении, куда во время отдыха наведывались бойцы, сегодня было многолюдно. Десятки глаз внимательно наблюдали за кадрами, с периодичностью повторяющимися федеральными каналами: вставший в транспортном коллапсе Лондон и оцепленные станции метро, на которых произошли взрывы. С момента трагических событий минуло несколько часов, и британская королевская семья уже выразила свои соболезнования родственникам погибших. Ответственность за совершённый теракт не взял на себя никто. На Чучело, следящего за хроникой, больно было смотреть. Бойцам запрещалось пользоваться на территории военной базы мобильными телефонами, и до сих пор солдаты ничего не знали о судьбе своих родных. — Блядь, вы только гляньте! Джон, оторвавшись от Вудса, вновь поднял голову. Висящие на стенах плазмы как раз транслировали кадры с других мест событий: облизанные огнём входы в ночные клубы Нью-Йорка и один из московских аэропортов с разбитым стеклянным фасадом, асфальт перед которым был сплошь заляпан кровью. Чучело вдруг встал, направившись к выходу. Джон, ни секунды не раздумывая, двинулся следом. — Барри, — тихо окликнул он и, обогнув застывшего сержанта, заглянул в глаза: те были мокрыми. Вудс, конечно, не плакал, но очень сильно переживал. — Я могу для тебя что-нибудь сделать? — Разве? — бесцветно отозвался Скэркроу и пожал широкими плечами, выражая неопределённость. Джон помолчал. Подвешенное состояние, в котором находилась бо́льшая часть военнослужащих базы, угнетало каждого, даже того, кто точно знал, что с его близкими всё хорошо. — Радиоподавление вроде бы сняли… Вудс, не меняя позы, поднял на второго лейтенанта взгляд: — Тогда осталось лишь дожить до вечера.***
Вечером, едва войдя в комнату, первым делом Джон бросился к телефону, оставленному на прикроватной тумбочке. Куртку он швырнул в сторону и, схватив мобильный, разблокировал экран. После чего, мгновение в него глядя, с долгим выдохом уронил в ладони голову. Пропущенных было несколько, самые главные — от матери и от Саймона. Наверное, всё же сдали нервы: сердце Джона стучало с частотой, с которой не билось прежде. Кровь прилила к щекам, хотя, возможно, всего лишь из-за быстрого шага, несущего его домой. Несколько секунд приходя в себя, успокаиваясь, он возвращался к привычному образу мышления, не обременённому тягостной неизвестностью. На плечи грузной ношей навалилась усталость — день выдался долгим и напряжённым. Хотелось только услышать родные голоса и сразу же провалиться в сон. Зажав пальцами переносицу, Джон набрал первый номер. — Боже, сынок!.. Мамин дрожащий голос вызвал в нём жалость к её волнению. Она, явно шокированная новостями, говорила сбивчиво и время от времени всхлипывала, утирая слёзы. Как он понял, отец остался в Пуле — возвращаться в скованный одной гигантской пробкой Лондон не имело никакого смысла. — Я знала, — горячилась мать, — знала, что с вами всё в порядке! Но господи, Джон, ты видел?! Эти развороченные взрывами вагоны!.. А ночные клубы в Нью-Йорке? А аэропорт?.. Господи!.. Прямо в ухо вдруг что-то пиликнуло. Отняв телефон, Джон быстро взглянул на экран и вздохнул с облегчением: Роуч прислал ему сообщение, в котором говорилось, что с Эммой и Анной, женой Вудса, всё в порядке, обе живы и здоровы. — Мам, — ласково произнёс он, обрадованный пришедшей мгновение назад новостью, — я тоже за тебя беспокоился. Хорошо, что всё обошлось. — Ох, родной… — снова всхлипнула женщина. На заднем фоне слышался голос телевизионного диктора, рассказывающего о том, что опознание некоторых погибших, ввиду изуродованности тел, пока не представляется возможным. — Если бы не Глен, то я места бы себе не находила!.. — Ты о чём, мам? — мысленно похолодев, поинтересовался Джон. Мэри МакТавиш, не подозревая подвоха, честно призналась: — Твой отец, наверное, использовал связи. Он позвонил мне днём и сказал, что с ним и с тобой всё в порядке… — То есть, навёл обо мне справку? — неприятно усмехнулся молодой мужчина. — Он беспокоился, родной!.. — поправила его Мэри МакТавиш, словно бы уговаривала в это поверить. Спорить с матерью Джон не стал. И не стал доказывать, что цель подобного поступка — всего лишь унять волнение жены. Спустя долгие годы отстранённости и презрения ему было трудно представить себе другого отца, которому есть дело до испорченного голубизной сына. Поговорив ещё немного, они попрощались друг с другом. Над кнопкой следующего вызова палец застыл в нерешительности: Джон откашлялся, чтобы голос не хрипел, казался привычно мужественным, и только после этого ткнул в зелёный кружок. За несколько секунд ожидания сердце опять успело сорваться в груди словно пущенная галопом лошадь. — Джон?.. — вдруг раздалось в телефоне, приложенном к уху. Мужчина прикрыл глаза рукой и шумно выдохнул, тут же услышанный по ту сторону. — Джон! Это ты?! — Саймон… — Какого чёрта?! — возмущённо перебил мальчишка срывающимся голосом. — Ты почему не брал трубку?! Не терпящий возражений тон заставил Джона слабо улыбнуться. «Вроде взрослый уже мужчина», — подумал он, — «а отчитывают словно маленького ребёнка». И попросил миролюбиво, приятно удивлённый волнением за свою жизнь: — Я позвонил сейчас. Сразу, как только смог. Не злись. — Я, блядь, не злюсь! — тихо прошипели на другом конце, выплёвывая из себя последние остатки негодования. — Я же… переживаю за тебя… Сердце сладко заныло. Джону вдруг захотелось сократить разделяющее их расстояние, оказаться рядом, заглянуть в лучащиеся светом разноцветные глаза. За время службы он достаточно успел насмотреться на мертвецов с застывшими выражениями ужаса и боли. То, что лицо Саймона сегодня могло оказаться среди них, по-настоящему его испугало. — Со мной всё в порядке, — сказал Джон будто отмахнулся, чтобы скрыть завладевшую им тоскливую нежность. — С тобой что? — добавил требовательно. — Ты же спускался утром в метро? — Да. Взрывы застали меня внутри. Но нас быстро вывели наружу. До работы я доехать не успел. — А сейчас ты где? — продолжал допытываться мужчина. — Лондон до сих пор скован пробками. Ты дома? Саймон, прикусив губу, слабо улыбнулся. Подробные расспросы выдавали в Джоне волнение, которое почему-то действовало на мальчишку успокаивающе. — Я у родителей, переночую здесь. Руби тоже не смогла добраться до дома — они с молодым человеком остались у друзей. А твои отец с матерью? — вдруг спросил он. — С ними всё хорошо? — Да, — ответил мужчина и, помолчав, добавил. — Спасибо, что поинтересовался. — Это так ужасно, Джон… Ты же смотрел новости? — в голосе Саймона прорезались отчаяние и тревога. — Ты вообще сейчас где? — С клиентом. Времени ни на что отвлекаться не было. Я видел репортажи лишь мельком. — Там столько крови… Говорят, некоторых не опознать… Когда я смогу тебя увидеть? Джон, услышав это, провёл по усталому лицу рукой. То, что в данную минуту они нуждались друг в друге, ясно было обоим. — Не знаю… Я бы хотел, — добавил он, с неловкостью разминая шею, — но боюсь не сдержать обещание. — Ты можешь приехать ко мне в пятницу вечером, — Саймон сделал матери знак рукой и отвернулся от неё, скрывая порозовевшие щёки. Она звала сына к столу, за которым семья собиралась ужинать. — Даже если добираться тебе издалека. Зато… — Зато у нас была бы лишняя ночь? Зардевшись, мальчишка покосился в гостиную, где по телевизору, не переставая, крутили хронику трагических событий в трёх странах, подвергшихся атакам. Не дозвонившись сегодня лишь до любовника, он места себе не находил, пока, в конце дня, не послышалась долгожданная телефонная трель. За эти часы Саймон думал о многом, представлял, в силу впечатлительности, худшее и сразу же одёргивал себя со злостью, преисполненный уверенности, что Джон жив и здоров. Страх его потерять был сильнее чего бы то ни было. — Да, — шепнул он. — Хотя это вовсе не главное. У Джона предательски заныло в паху. Мысли, ему больше неподвластные, уже рисовали картину встречи. И, действительно, главным был не секс, а возможность всем телом почувствовать чужое тепло, бьющуюся в теле молодость и жизнь. — Милый?.. Харпер Райли, обеспокоенная, осторожно приблизилась и тронула Саймона за плечо. Звук её голоса стал для Джона шансом закруглить смущавший его разговор. — Тебя, кажется, зовут… — Нет, Джон, постой!.. — на этом восклицании сына женщина, отдёрнув руку, стыдливо заправила за ухо выбившуюся прядь. — Мне тоже пора, извини, — соврал мужчина, коря себя за трусость. — Но обещаю позвонить завтра. Сегодня ведь вторник? — переспросил, уводя мальчишку по ложному следу. — До пятницы осталось всего два дня. Возможно, завтра ситуация прояснится, и я скажу уже точно. — Хорошо, — вздохнул Саймон. — Я буду ждать. Он едва, по чистой случайности, не брякнул на прощание фразу «Люблю тебя» и, вовремя прикусив язык, вконец залился густой краской. Харпер Райли, наблюдая за сыном, пригладила его взъерошенные рыжеватые волосы прохладной рукой. — Это был Джон? С ним всё хорошо? — Да, мам. Позвонил наконец-то… — Отлично, а то я за вас переживала. Она действительно переживала, глядя, как Саймон слоняется по дому, хватается за телефон и, разочарованный, в сильном волнении кусает пальцы. Догадаться было не сложно, по кому так убивается мальчишка. — Где он сейчас? — Джон никогда не рассказывает, где точно, — сын пожал плечами. — Рядом с клиентом, как обычно. — Быть может, пора с ним познакомиться? — прищурив с хитринкой взгляд, мягко спросила мать. — С клиентом? — в недоумении нахмурился Саймон, мыслями находясь явно далеко. — Боже, милый, — усмехнулась Харпер Райли. — На кой он нам? Я говорю про Джона. Разноцветные глаза, моргнув раз-другой, уставились на неё с выражением то ли стыда, то ли испуга. Бледнеть лицом Саймон, кажется, не собирался вовсе. — Н-не думаю, — заикнулся он, — что это хорошая идея... — Почему? — мать снова погладила сына — на этот раз по горячим щекам. Она до сих пор пребывала в неведении насчёт их с Джоном договорённостей. — Смотри, конечно, сам, но я была бы рада с ним встретиться. Или у вас по-прежнему всё сложно?.. — Давай не сегодня, мам?.. — попросил её Саймон. — Ну хорошо, — женщина нежно улыбнулась, обняла его за плечи и подтолкнула в сторону столовой. — Идём, ужин стынет.