***
От имени командования МакТавишу и Аллену была объявлена особая благодарность. Специальные комиссии, наконец-то разобравшись в деталях произошедшего, официально признали, что провал операции не зависел от действий бойцов — вмешались случайности, ставшие роковыми. Не слишком полоскали отряд и по другой причине: американская «Дельта» тоже вернулась ни с чем, а следов нахождения в Йемене ССО РФ не нашлось вовсе. — Обычная практика, — сказал лейтенанту капитан Прайс, когда они вернулись из главного штаба. — Вначале навалить на нас кучу говна — и только потом награждать как героев. А запашок-то остался, чуешь? Джон, по-прежнему держа в руках почётную грамоту, подписанную командованием SAS, молчал. Он не впервой сталкивался с жёсткой процедурой военных проверок, однако обстоятельства последней их операции сложились столь неудачно, что проходящее рассследование невольно напомнило ему ту самую унизительную женскую комиссию при отборе в силы специального назначения, когда и в каждую дырку заглянут, и едко это прокомментируют. — Ничего, — подбодрил его капитан, заметив угрюмое выражение лица своего лейтенанта, — штабные есть штабные. Им по должности положено такое… Ты привыкнешь, Джон. Начинай привыкать, — добавил он, открыв в кабинете окно. — Пора двигаться дальше. Уже вечерело. И близился дождь: порывы ветра, разгоняя духоту в прогретой за день комнате, несли свежесть раскинувшихся вокруг Креденхилла умытых влагой лесов. По стеклу нежно застучали первые, ещё редкие, тяжёлые капли. Оставшись сидеть на подоконнике, капитан Прайс разглядывал заволакивающие небо тучи — он вдруг показался Джону не волевым командиром их отряда, а просто усталым мужчиной, всего себя от раннего утра и до глубокой ночи отдающего работе. Вдалеке ворчливо загрохотало. На военную базу надвигалась летняя гроза. Капитан, предчувствуя непогоду, глубоко, всей грудью, вдохнул пахнущий сыростью воздух: — Люблю дождь, — признался он МакТавишу. — Наверное, это старость… Джон, не сдержавшись, бросил на командира пристальный взгляд. Прайсу было чуть за сорок — возраст, когда мужчины, как правило, уже покидают непосредственно боевые подразделения и переходят либо в штаб, либо на должность инструкторов, либо увольняются из сил специального назначения. — Что? — усмехнулся капитан, заметив движение его глаз. — Не похоже? — Никак нет. — А между тем, для меня, солдата, так оно и есть. Ливень, хлынувший за окном, набирал обороты. Ветер стих, и стало слышно, как на плацу продолжают гонять до изнеможения группу кандидатов в SAS, подстёгивая потенциальных новичков отрывистыми выкриками. Наблюдая за ними, капитан задумчиво произнёс: — МакМиллан предлагал мне место в Херефорде. Командиром группы должны были назначить Шона, но… Повисшее молчание усугубил громовой раскат, ворчливо прокатившийся по всему небосводу. Сжав рамку почётной грамоты, Джон вновь почувствовал, как при упоминании погибшего товарища болезненно сжалось нутро. — Но я повременил с ответом. Словно в воду глядел… Похоже, пока есть силы, придётся быть капитаном столько, сколько здоровье позволит. Пересев за стол и устало обмякнув, мужчина глубоко вздохнул. Он вновь, в который уж раз, подчинялся зову долга: бросить отряд сейчас — значит, обречь их на передачу под ответственность другого командира. После тяжёлого ранения МакМиллана, после смерти Шона… У него не было выбора. — Отдохни как следует, Джон, — на прощание проговорил капитан. — Мы заслужили эти несколько дней. Даже мне они, признаться, необходимы. — Вы тоже, сэр. Джон пожал ему руку и, прежде чем выйти, оглянулся на шорох: Прайс, поднявшись на ноги, вновь направлялся к окну.***
Со среды по воскресенье включительно группу отстранили от службы. Из Креденхилла, на автобусе, они выехали в Лондон в полном составе — на базе не остался никто. В дорожной сумке капитана лежали вещи Шона — Прайс первым делом собирался посетить бывшую жену погибшего лейтенанта и передать ей, как память, то, что до конца расследования оставалось лежать на своих местах в комнате Гаса. Джон, отсев на дальнее сиденье, исподлобья наблюдал за тихо беседующими Гарри и Джозефом. Складывалось впечатление, будто из всего отряда смерть Шона не давала покоя лишь ему, и осознание этого делало его аутсайдером на фоне других бойцов. Он соскочил с автобуса на первой же городской остановке, желая проветрить голову, ставшую тяжёлой от нерадостных мыслей. Телефон в кармане время от времени настойчиво вибрировал, уведомляя об очередном сообщении Саймона: мальчишка уже предвкушал их встречу и флиртовал, написывая короткие игривые тексты. Отвечая сдержанно, Джон пытался представить, что случится, когда они вновь увидят друг друга. Перспектива занятия любовью совсем не будоражила сознание, как бывало раньше: этой ночью ему не хотелось близости. — Родной!.. Мэри МакТавиш, конечно же, переживала. Она догадывалась о каких-то вещах своей женской интуицией и, прижав сына к груди, долго не отпускала. То, что Джон не вырывался из объятий, её беспокоило и радовало. — Твоя рука… — Пустяк. Он медленно отстранился, потёр остатки корки на ладони. Высокий, загоревший под солнцем. И с потухшим взглядом, хорошо знакомым — у Глена был похожий в период реабилитации после возвращения из плена, когда воспоминания всё же овладевали им. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Не особо, — признался Джон, сбрасывая спортивную сумку в угол. — Дорога вымотала. И ночью не выспался как следует… — Так отдохни, — мама ласково ему улыбнулась. Сын не часто выказывал слабости, удовлетворить которые ей было особенно приятно. — Приляг наверху. Я разбужу тебя, во сколько скажешь. — Нет, спасибо. Мэри МакТавиш тяжело вздохнула. Уговаривать Джона бесполезно: он, равно как его отец, упрям и категоричен. Поэтому, не желая продолжать бессмысленные увещевания, она пригласила сына на кухню, усадила за стол и принялась за готовку. Это занятие всегда успокаивало, к тому же, приятно было наблюдать, с каким удовольствием поглощали еду двое самых главных мужчин в её жизни: раньше вместе, а теперь, к сожалению, порознь. Свои любимые яйца по-шотландски Джон долго ковырял вилкой, прежде чем отправить в рот очередной кусок. Спросить у сына напрямик, что случилось, Мэри МакТавиш не могла: тот всё равно бы промолчал, храня военную тайну. Но Глен, будучи в курсе многих проводимых операций из-за подчинённости обеих служб директору войск специального назначения, отслеживал ради жены судьбу Джона: с его скупых слов женщина знала, что в отряде сына кто-то погиб. — У тебя такое лицо… Я даже боюсь тебя о чём-либо спрашивать, родной. Джон, перестав жевать, отложил в сторону вилку. — Не нужно, мам. По крайней мере, не об этом. — Хорошо, — Мэри МакТавиш выпростала руку и погладила пальцы сына. Иногда ей просто не верилось, что они способны спустить курок и послать в живое человеческое тело очередь смертоносного металла. — Да, конечно, давай. — Она вдруг смутилась и нервно рассмеялась, заправив за ухо длинную прядь. — Но боже! Я даже не знаю, чем бы таким поинтересоваться!.. Ну, например… — женщина поймала направленный на себя взгляд и, ободрённая им, спросила. — Ты нашёл, где будешь ночевать? Сейчас ведь лето, туристический сезон. Снимать жильё очень дорого… Разгадав, куда она клонит, Джон вежливо улыбнулся, смягчая голосом свой привычный отказ: — Не волнуйся, место есть. Считай, бесплатно… Осёкся он слишком поздно. — Бесплатно? — вполне ожидаемо удивилась мама и, замолчав, с растерянностью уставилась на сына. Друзей со школьных времён, которых она знала лично, у Джона было немного, да и те уже обзавелись семьями. А часто упоминаемого им Гарри Сандерсона, товарища по отряду, в Лондоне ждала девушка. Смущённая нескромными мыслями, женщина отвела в сторону взгляд. Когда-то давно ей стало ясно, что Джон предпочитает не связывать себя отношениями и обязательствами, что не находит в знакомствах на одну ночь ничего предрассудительного, что его тяготит перспектива быть с кем-то одним… Осуждать его она не имела права, даже если не разделяла подобные убеждения. Ведь её не было рядом, когда сын начал осознавать себя другим, нежели остальные мальчишки, когда признался им с отцом в любви к мужчинам, а в ответ получил неприязнь и рукоприкладство. Джон в одиночку разбирался со всем этим, во всём полагался лишь на себя самого, и разорвать замкнутость этого круга Мэри МакТавиш была не в силах. — Кто он? — тихо спросила женщина, догадавшись. — Давно вы знакомы? — Вообще-то, ты тоже его знаешь… Они взглянули друг на друга с осторожностью, каждый со своего места. Мать молча нахмурилась, не понимая, и Джон, преодолевая внутреннее напряжение, сделал последний шаг: — Саймон. Парень, с которым я познакомился… Помнишь наш разговор?.. Она, конечно же, вспомнила ту встречу в кафе и удивлённо улыбнулась. Её радостное волнение, отразившееся на лице, сын не разделял — в голубых глазах мелькнуло досадливое выражение, он нервно провёл пальцем по длинному шраму и вконец потерял аппетит. — Но ты сказал, вы не встречаетесь… — Тогда мы и не встречались, — резко ответил Джон. — Мы и сейчас не то чтобы… Окончательно запутавшись, он выдернул сигаретную пачку из кармана и под предлогом этого покинул дом. Теперь матери наверняка станет ясно, что Саймон всё же не мимолётное его увлечение, не случайный любовник, а человек, который — как верно сказала она в ту встречу в кафе — оставил свой след на сердце… Постоянные мысли о мальчишке вскрыли то, что раньше Джон в себе упорно отрицал — привязанность к кому-то, почти болезненную и глубокую. Это чувство было необъяснимым и пугающим: оно меняло прежние приоритеты, подрывало независимость и рушило линию защиты. Отношения с Саймоном развивались, казалось бы, даже без их непосредственного участия, под влиянием каких-то внешних сил: по воле случая, обстоятельств — чего угодно. Разве может такое не тревожить?.. Мать вышла следом спустя пару минут. Молча протянула бутылку пива, наверняка купленную для отца, хотя обычно предлагала кофе или чай. Джон, сухо поблагодарив, сделал небольшой глоток и присел на крыльцо. Мэри МакТавиш опустилась рядом. — Какой он, твой Саймон? — Он не мой. Женщина терпеливо вздохнула, продолжая улыбаться. Краем глаза видя приподнятый изгиб мягких губ, Джон готов был провалиться сквозь землю. Что толкнуло его ей открыться? Неужели то, из-за чего он так явственно представлял, как отдаётся мальчишке — слабость, надломленность?.. Или же доверие, тоскливая нежность?.. Любовь?.. Зажмурившись, Джон упёрся локтём в колено и ткнул большим пальцем в висок. Между указательным и средним тлела сигарета, дым от которой вплетался горькой ноткой в благоухание рассаженных вокруг цветов и садовых растений. — Родной… — вновь послышался мамин голос. Тёплая ладонь прошлась по затылку, соскользнула по шее и напряжённой спине. Она гладила его осторожно, боясь спугнуть, оборвать душевную близость, внезапно возникшую между ней и сыном. — Я просто не хочу, чтобы ты был одинок… — Одному проще. — Временами, — согласилась Мэри МакТавиш. — Но не всю жизнь. — Я привык, — выдохнул Джон, поднеся сигарету к губам. — Поэтому и боишься сблизиться с кем-то? Сын не ответил, сурово уставившись вдаль. Рассматривая его профиль, она невольно вспомнила себя в молодости, свою робость и зажатость, из-за которых, если быть честной, её знакомство с Гленом вообще могло не состояться. Неужели в Джоне, несмотря на характер, практически один в один повторяющий отцовский, всё же была схожая душевная стеснённость, замкнутость, как и у неё в те далёкие годы? Женщина только подсела ближе, желая многим с ним поделиться, как вдруг сын дёрнулся, запустил руку в карман и вытащил телефон, скользнув по экрану взглядом. Недокуренная сигарета, потушенная и смятая, проскользнула в горлышко бутылки недопитого пива. — Мне пора, — тихо сказал Джон. — Меня уже ждут. — Саймон? — спросила Мэри МакТавиш, поднимаясь следом. Сын что-то быстро настрочил в ответ и сунул мобильный обратно. В голубых глазах вновь мелькнула досада. — Тебе это важно? — нахмурился он. Женщина подавила вздох. Джон слишком явно желал скрыть некие чувства: сквозь загар на его щеках проступил лёгкий румянец, какой появляется при волнении, на плотно сжатой челюсти заиграли желваки. Но это раздражение было стыдливым, а не злобным, поэтому мучить сына, и без того обессиленного переживаниями служебными, Мэри МакТавиш не стала. Она лишь сказала как можно мягче, проникновенно: — Главное, чтобы для тебя так оно и было.***
Саймон, в спортивной форме, с заброшенным за плечо рюкзаком, стоял у выхода из фитнес-клуба: он вёл беседу с каким-то парнем, вероятно, знакомым по тренажёрному залу, и время от времени бросал взгляд на часы. «Меня ждёт, — подумал Джон, докуривая сигарету неподалёку. — Хватит, пожалуй, тянуть». Занятия в качалке шли мальчишке на пользу. Приблизившись со спины, мужчина не удержался и опустил глаза — очертания подтянутых ягодиц под плотной серой тканью штанов рисовали в воображении аккуратную упругую задницу, которую он уже видел со всех ракурсов и во множестве поз. Мысль эта навевала приятные воспоминания, но привычное возбуждение не накатило следом, и даже лёгкая дрожь не прошла по телу: внутри всё будто застыло, напряглось, о́тмерло… — Привет, — тихо произнёс Джон, хотя Саймон ощутил его присутствие секундой ранее по реакции своего собеседника. — Привет! — лучезарно улыбнулся мальчишка и, наскоро распрощавшись с незнакомым Джону парнем, шагнул навстречу. — Рад тебя видеть! Их ладони соприкоснулись в рукопожатии. Правая рука Саймона цеплялась за лямку рюкзака, поэтому, протянув вперёд левую, он удивился, когда вдруг ощутил шершавый, местами уже отслоившийся струп. — Поранился на работе, — пояснил любовник в ответ на вопросительный взгляд разноцветных глаз. — Уже почти зажило. Мелкие ссадины на лице, к счастью, затянуться успели, иначе бы мальчишка непременно проявил лишнее любопытство. Джону хватало сейчас и того, что Саймон, не обращая внимания на прохожих, раскрыл его ладонь, принявшись рассматривать сухую корку свернувшейся крови и отмерших тканей. — Как ты умудрился? Это ведь не просто царапина какая-то… — Мало падал в детстве, что ли? — сыронизировал мужчина, осторожно выдернув из чужих пальцев ладонь. — Ну, тебе же не три года, — Саймон, будучи чуть выше, склонил к нему голову. — И ты не в песочнице играешь, а… «А прохожу военную службу», — мысленно закончил фразу Джон, встретившись с мальчишкой взглядом. Тот, предусмотрительно не договорив, не отрывал от любовника глаз и после непродолжительного молчания признался: — С тобой стало сложно прощаться. Каждый раз теперь думаю, всё ли с тобой в порядке… Момент, кажется, предрасполагал к поцелую. И тон тихого голоса Саймона, и его подёрнувшиеся румянцем скулы, и рука, нервно смявшая лямку рюкзака, выдавали чувство радости и тревоги, охватившие любовника. Джон тоже растерялся, тронутый такой заботой и вниманием. Оба интуитивно улавливали настроение друг друга, из-за чего волновались ещё больше. Нужно было как можно скорее избавиться от наваждения… — Я и вижу, — откашлялся молодой мужчина, уводя разговор в другое русло. — Это твоё видео… Он вдруг вспомнил, что захотел ему отдаться, быть принимающей стороной, и шутка, уже готовая сорваться с языка, встала поперёк горла. Джон замолчал, хотя мальчишка с энтузиазмом подхватил мысль и, иначе интерпретируя чужую заминку, игриво мурлыкнул: — А что?.. Должен же я как-то себя развлекать в твоё отсутствие. «Саймон ждёт меня! — забилось в голове, зашумело кровью в ушах, заколотилось сердцем в груди. Мужчина тяжело сглотнул, уводя в сторону взгляд. — Это точно больше не просто секс, ведь мы…». Он нахмурился, но выражение лица осталось неуверенным, сомневающимся — обнадёженный этим, Саймон мягко потянул любовника за майку, свободно провисающую в районе подтянутого живота. — Идём домой, — на них уже странно посматривали прохожие, и Джон двинулся следом, лишь бы только чужие пальцы как можно быстрее отпустили его. — Кстати, — спросил мальчишка, — я удивлён, что встречаюсь с тобой посреди недели. — До воскресенья включительно я свободен от работы… — Замечательно, — вновь мурлыкнул Саймон, якобы ненароком задев плечом шагающего рядом мужчину. — Значит, не зря я столько времени потратил на уборку квартиры. «Он, оказывается, помнит даже это — мою чуть ли не маниакальную любовь к чистоте». Джон угрюмо вперил впереди себя взгляд, стараясь в сторону мальчишки особо не коситься. Летний вечер предвещал скорые сумерки и ночь. А ночь всегда способствовала тому, к чему у Джона, в последнее время, не было ни должного настроя, ни душевных сил…***
— Давно вас не было видно и слышно! — так прокричала им Сара, едва завидев шагавшую навстречу парочку. Джон, встрепенувшись от собственных мыслей, сдержанно ей улыбнулся. Вероятно, чтобы не тратить время на домашнюю готовку, Саймон затащил его в кафе неподалёку, и после сытного ужина они неспешно брели вдоль улицы. Через десяток шагов все четверо поравнялись. — Вечер добрый, — сварливо поздоровался преклонных лет джентельмен в тёплой безрукавке поверх лёгкой летней рубашки. — Это мистер Томпсон, — представила его Сара, выразительно глянув на Джона. Джон, вспомнив о волнениях пожилого мужчины касательно себя, ещё раз вежливо ему улыбнулся. — Как ваша нога? — спросил Саймон, чем обратил общее внимание на трость, которую старик изо всех сил сжимал сухой жилистой рукой. — Ноет, — скрипучим недовольным голосом ответил мистер Томпсон и, не прощаясь, поковылял дальше. Сара, ведущая его под руку, помахала им вслед. Приподняв удивлённо брови, Джон взглянул на Саймона. Мальчишка весело пожал плечами, как бы оправдывая суровую нелюбезность соседа по дому, и пояснил, когда они двинулись дальше: — Мистеру Томпсону уже за девяносто. Он воевал во Вторую Мировую… С возрастом становится всё более капризным, но в хорошем расположении духа собеседник просто отличный. — Видимо, сегодня просто не его день. — В ноге застряли осколки, — продолжил Саймон. — Не все вытащили, вот и мучается. А удалять не хочет… Он мне рассказывал как-то, что даже с больничной койки удрал без разрешения врачей, лишь бы воевать. Иначе бы списали и отправили в тыл из-за ранения. Джон, отчего-то впечатлённый услышанным, остановился и повернул голову: мистер Томпсон, аккуратно переставляя больную конечность, целеустремлённо ковылял вперёд. Честно говоря, он порой тоже задавался вопросом — что их, бойцов SAS, держит? Военная романтика? Она исчезает после нескольких лет службы либо до первой командировки в горячую точку, где ты видишь пот, кровь и смерть своих товарищей. Деньги? Возможно. Зарплаты в войсках специального назначения довольно приличные по меркам армии, однако, став высококлассными специалистами, солдаты понимают, что на гражданке всё равно заработают гораздо больше… Понимают, но не уходят, продолжая служить, отдавать самих себя целиком и без остатка. Как Призрак, как Гас… Саймон, едва дыша, тихо застыл рядом. Он не мог оторвать глаз от лица Джона, принявшего выражение такой благородной задумчивости, что хотелось провести по нему рукой и стереть всю печаль, проступившую в устремлённом вдаль взгляде и уголках плотно сомкнутых губ. Хотелось, вообще-то, поцеловать его, ощутить приятную тяжесть тела, тепло, дыхание, прикосновение мозолистых рук… Мальчишка поправил на плече рюкзак, и любовник, привлечённый шорохом, наконец обратил на него внимание… Они едва успели переступить порог квартиры, как Саймон, швырнув вещи в сторону, положил ладони Джону на грудь, сгрёб ими майку, выкручивая её у ворота, и впился зубами в шею словно кот, прихвативший во время случки загривок. — Полегче!.. — вскинулся было мужчина и тихо охнул, когда пальцы, рванув на джинсах ремень, единым, слитым движением резко скользнули под пояс нижнего белья. — Эй!.. Он дёрнул мальчишку за вихрастый затылок. Отстранённый, с запрокинутой головой, Саймон скосил взгляд, вывернулся и вновь прижался к нему всем телом, на этот раз целуя прямо в губы. — Я сказал — перестань!.. Джон оттолкнул его, утёр рот тыльной стороной ладони — на коже остался небольшой кровавый развод. — Чёрт, извини… — шепнул любовник, распалённый и ещё не отошедший от ударившего в голову желания. — Я правда не хотел!.. Саймон осёкся, упёршись в протянутую вперёд руку: мужчина держал между ними дистацию, дыша тяжело и глядя хмуро из-под широких насупившихся бровей. На этот раз угрюмость Джона была не привычной ему защитной реакцией, как показалось поначалу, а чем-то другим. Что-то здесь было не так… — С тобой всё в порядке?.. Мальчишка сменил тактику. Обогнув выставленную раскрытую ладонь, он подошёл сбоку, осторожно огладил напрягшийся бицепс и заставил руку медленно опуститься к бедру. — Я… — Джон сжал пальцы в кулак. Через стиснутые зубы вырвался судорожный вздох. — Не думаю, что сегодня я… смогу с тобой… Саймон был так близко. И эти его глаза, разноцветные, встревоженные, рождали в душе смешанные чувства. На затылке, невесть каким образом, оказалась чужая ладонь, оглаживая успокаивающе ёжик коротких тёмных волос… Джона, без преувеличения, разрывало надвое. По-прежнему не представляя себе возможность близости, он сглотнул и провёл большим пальцем по губам мальчишки, ещё влажных из-за разорванного поцелуя. — Прости… — Не извиняйся, — мотнул головой Саймон. — Но, может, скажешь, что случилось? Это как-то связано с раной на ладони, да? На лице Джона дёрнулся мускул. Мужчина осторожно повёл плечом, отстраняя любовника, и вместо ответа опустил взгляд к своей спортивной сумке, валяющейся у самых ног. — Если тебя не устроит такой расклад, то я могу… — Да блядь, Джон!.. — осадил его Саймон. — Я же не просто потрахаться тебя пригласил!.. Это было на грани фола. Почти нарушая правило, установленное ещё несколько месяцев назад. Они шли на встречу, сознавая, что не ради близости, а ради возможности увидеть друг друга. — Пожалуйста, останься, — неуверенно улыбнулся мальчишка, пытаясь сгладить острый угол, внезапно выпятившийся в их разговоре. — Мы не первый день знакомы. Всё нормально… «Ничего не нормально», — тоскливо подумал Джон, но согласно кивнул и принялся стаскивать обувь.***
Часы показывали одиннадцать вечера. Лондон, убаюканный сумерками и ночной прохладой, готовился вступить в новый рабочий день. Наблюдая за пустынной улицей, погружённой в сон, Джон различил позади себя вначале лёгкую поступь, а потом — аромат геля для душа с ноткой сандалового дерева. Аромат, любимый им ещё с давних пор. Приблизившись, Саймон встал рядом. Обнажённый, с полотенцем вокруг бёдер, он посмотрел в окно и, набравшись храбрости, перевёл взгляд на мужчину, голубые глаза которого уже внимательно изучали его. — Ванная свободна. Можешь идти. — Спасибо. Поблагодарив, Джон не сдвинулся с места. Лицо, хранящее отпечаток тоски, вновь обернулось к окну, словно бы там что-то притягивало взгляд. — Можешь закурить, если хочешь, — предложил мальчишка. — Я не буду против. — На сегодня с меня достаточно сигарет… Не в силах больше это выносить, Саймон встал напротив и привалился поясницей к подоконнику. Подавленное состояние любовника, обычно стремительного и последовательного, не могло не волновать его. — Джон. Твоя работа… В ней причина, да?.. Раздражённо цокнув языком, мужчина сделал шаг в сторону, однако мальчишка опередил и заслонил собой путь. — Не выпытывай у меня подробности, — предостерегающе шепнул Джон, делая взгляд тяжёлым. — Тебя это не касается. — Хорошо, — согласился с ним Саймон. — Просто… — Просто что? Он произнёс вопрос с каким-то надрывом, обречённостью, руша свой прежний образ и обнажая прежде незнакомые черты. Такого его хотелось утешить, ободрить, вселить в сердце надежду, помочь обрести покой — сделать всё возможное, лишь бы вновь зажечь огонь в глазах, раздуть погасшую искру. — Просто… — запнулся Саймон, взглянув с мольбой. — Просто… «Просто я люблю тебя! — взывало всё внутри. — Просто ты мне дорог!». Выразить это словами он не мог: нельзя, запрещено. Поэтому мальчишка, не разрывая зрительного контакта, подступил вплотную, положил ладонь прямо на сердце, которое билось быстро, слишком быстро, и медленно потянулся вперёд губами. Расстояние между лицами сократилось до неприличия, дыхание одного теплом оседало на коже другого. — Саймон!.. — в последний раз предостерегающе шепнул Джон. Этого движения хватило, чтобы задеть чужие губы. Послышался сдавленный тихий стон, такой знакомый, совсем как в том видео, и вот мальчишка уже прижался к нему теснее: не набросился, как недавно в коридоре, а приник к груди. Даже поцелуй получился мягким, невесомым — столь безобидным, что, вопреки всему, захотелось большего. Джон расслабил челюсть, приоткрыл шире рот, позволив чужому языку скользнуть внутрь. Он по-прежнему не хотел близости. Или, быть может, обманывал себя, что не хотел. Между тем, ладонь Саймона уже воевала с пряжкой ремня, вжикнула молнией… Тёплые пальцы, пропуская завитки жёстких волосков, коснулись члена, мошонки, бережно сминая её в кулаке. Мужчина вздрогнул — ощущение будто острый нож полоснуло по всему телу. «Естественно, — забилось у Джона в голове. — Когда не сам себе, то и чувствуешь всё иначе…». Он более-менее пришёл в сознание, очутившись спиной на кровати. Саймон, полностью обнажённый, ещё больше из-за возбуждения благоухающий сандаловым деревом, стаскивал с него джинсы и бельё. — Погоди! — догадался Джон, вспыхнув словно подросток. — Я же в душ так и не сходил! Но мальчишка уже успел смело взять его в рот, сглотнуть после слюну и облизнуть губы. — А мне нравится твой естественный запах, — заявил он, прежде чем вновь склониться над пахом. — Бля-я-я… Для того, чтобы возбудить любовника, на этот раз пришлось действительно постараться. Саймон никак не комментировал поначалу тщетные попытки — чувствовал, что Джон внимательно следит за ним, и прикладывал все усилия к тем местам, которые раньше вызывали у мужчины трепет. Он догадывался, что неспроста всё было так, как было. Когда член, наконец, ожил, подавая признаки заинтересованности, слегка расслабился и сам Джон. Любовник стянул майку, подмял мальчишку под себя и пару раз сплюнул на ладонь. Со смазкой, конечно, вышло бы комфортней и проще, однако Саймон даже не заикнулся об этом. Во-первых, он время от времени баловался с игрушками, растягивая задницу, а во-вторых — инициатива перешла в чужие руки, что, собственно, и было целью. — Даже не спросишь, подмылся ли я? — простонал мальчишка, выгибая поясницу. Размер Джона каждый раз вызывал в нём восторг и, поначалу, дискомфорт. — Я понял это, как только ты там скрылся, — парировал мужчина. — Всякий раз, когда мы вместе, ты в полной боевой готовности, — и сразу двинулся в нём непривычно резко. Саймон сдавленно охнул. А через пару минут всё уже закончилось… У Джона, несмотря на загар, полыхали кончики ушей. Он загнанно дышал, не поднимая склонённой к плечу любовника головы, хотя мальчишка почему-то был уверен, что таким образом тот прячет стыд и разочарование. Обычно только на прелюдии у них уходило минут пятнадцать-двадцать, а сам секс занимал примерно столько же, даже больше, учитывая прекрасную выдержку мужчины, всякий раз кончавшего позже, следом. Притихнув, Саймон лежал под ним и ждал. Член, приникший к животу, продолжал подрагивать от возбуждения. — Ты даже не кончил… — вдруг шепнули ему на ухо. Джон приподнялся и тяжело сел на пятки, с сожалением взглянув сверху вниз. Между ягодиц стало мокро. С разведёнными в стороны ногами, Саймон тоже смотрел на него, начиная тихо себя ненавидеть. Ведь ясно же было, что с любовником не всё в порядке! А целиком фронт бедствий стал виден только сейчас. — Не беда. Бывает… — неуверенно улыбнулся он, чувствуя, насколько жалка эта попытка. — Я предупреждал. — Джон! — мальчишка тоже привстал, положив руку ему на плечо. — Всё в порядке. Ничего страшного. По внутренней стороне бедра потекло. Сдерживая желание, остро вспыхнувшее из-за щекочущего ощущения катящейся по коже капле, себе передёрнуть, Саймон заглянул в глаза напротив — там была пустота. И ничего больше.***
Он проснулся, потому что Джон мелко вздрагивал и изредка стонал сквозь стиснутые зубы. Еле слышно, конечно, но всё же. Не решаясь его разбудить, Саймон молча, с испугом таращился в предрассветных сумерках на лицо. Что снилось ему? Что терзало?.. Вопросы, подвешенные в воздухе, нагнетали атмосферу, и даже когда, вроде бы успокоившись, мужчина снова затих, мальчишка не смог больше сомкнуть глаз. На следующую ночь всё повторилось. И было даже хуже. Включив ночник, Саймон встревоженно склонился над любовником, кожа которого покрылась испариной и оттого влажно блестела. — Джон! — воззвал к нему мальчишка. — Джон! Он потормошил спящего за плечо: мужчина резко дёрнулся и с громким выдохом, почти что стоном или вскриком, подорвался с места. Поначалу взгляд казался безумным, но быстро прояснился, рваное дыхание пришло в норму. Джон зло выругался и провёл по лицу рукой, стирая капли пота. Саймона это поразило до глубины души. Без лишних слов он вскочил на ноги, сбегал на кухню и вернулся со стаканом чистой воды. Любовник, подтянув к груди ноги, сидел, устало сгорбившись. Рука с пораненной ладонью безвольно покоилась на колене, вторую Джон положил на затылок. Вся его поза сквозила отчаянием и беспомощностью. — Вот, держи!.. — Спасибо… Пил он без всякой жадности, медленными широкими глотками, осушив разом весь стакан. После чего отставил на тумбочку и, наконец, взглянул прямиком на мальчишку. — Я тебя напугал?.. Извини. Саймон, поджав губы, яростно мотнул головой. Потом подобрался ближе, приобнял и поцеловал во взмокший висок — Джон этому не воспротивился, безучастно к нему прислонившись. Объятия не успокаивали, но приносили облегчение. — Дурной сон? — Если бы… Мужчина горько усмехнулся и, чтобы было удобней сидеть, тоже закинул руку мальчишке на плечо. Его присутствие унимало болезненные воспоминания и воображение, разыгравшееся бесконтрольно во сне. — Тогда закрой глаза и представь на мгновение, что ты не здесь, — тихо шепнул на ухо Саймон. — А, например, — он вспомнил акцент, иногда пробивающийся в речи Джона, и продолжил, — в Шотландии. — Давно там не был. — Всё равно представь, — настаивал мальчишка, задумчиво водя пальцем по тёплой влажной коже. — Саймон, — вдруг благодарно улыбнулся Джон, отстранившись. — Прости, но со мной это так не работает. Я реалист. Его тронула чужая забота, несмотря на собственный отказ подчиниться. Впечатлила готовность, с которой любовник пришёл на помощь. Уложив мальчишку обратно в кровать, мужчина вышел из комнаты, чтобы отлить и привести мысли в порядок, не замечая, не чувствуя взгляда, направленного в спину. Саймона же посетила идея. Быть может, безумная, но попробовать наверняка стоило…***
— Ты что? Поначалу Джону показалось — ослышался. В кафе, где они встретились после завершения рабочего дня мальчишки, люди хохотали и беседовали довольно громко. — Ну, завтра ведь суббота. У меня выходной, — смущённо оправдывал свой поступок Саймон. — Я подумал, было бы здорово… Зажав переносицу пальцами, мужчина глядел на него со смесью возражения и удивления. Признаться, подобного он не ожидал, хоть и понял, что в какой-то мере сам виноват — натолкнул на мысль. — Поездка в Шотландию? — всё ещё не веря, повторил Джон. — Серьёзно?.. Послушай, если это из-за того, что случилось ночью… — Так ты согласен или нет? Саймон неожиданно прервал речь и пристально уставился в ожидании ответа. Поставленный перед фактом, мужчина поджал губы. Билеты и отель мальчишка уже забронировал. Если отказаться, то… Джон поднял на любовника взгляд. Саймон, хоть и храбрился, тоже был взволнован. — И когда вылет? — В ночь. Как раз отоспимся после перелёта, чтобы день не терять… Ну, что скажешь? — Скажу, что наверняка ещё успею об этом пожалеть. На самом деле Джону стало не по себе. Впервые он куда-то с кем-то летел уже будучи взрослым: не с родителями, как в детстве, и не с товарищами по отряду, перебрасываемыми на очередную горячую точку. Чувство было совершенно новым, неопознанным и неосознанным, волнительным. — А куда именно? Вместо ответа Саймон лишь загадочно улыбнулся. *** На острове Харрис Джон никогда не бывал. Самолётом до Сторноуэя, а потом ещё часа полтора на такси по серпантинам и пейзажам, напоминающим лунные, они, практически к рассвету, добрались наконец до отеля, расположенного на самом побережье. Ветер здесь дул холодный даже летом, и Саймон, кутаясь в тёплый вязаный свитер, кажется, начал сомневаться в правильности собственного выбора. — Неженка, — подбодрил его Джон, откровенно забавляясь. Он, в отличие от мальчишки, был знаком со здешним суровым климатом. К утру погода не сильно изменилась, однако выглянуло солнце, разошлись тучи, и воды Атлантики приобрели красивый изумрудный цвет. Пляж Лускентайр по праву считался одним из лучших не только в Шотландии, но и в Великобритании, напоминая лазурью и белоснежным песком Карибы или Мальдивы. Тем разительней казался контраст с суровой природой острова, пахнущего полевыми цветами и вересковыми пустошами. — Как же здесь красиво! Джон, сидя на песке и грея ладони термокружкой с чаем, любезно предоставленной владельцем небольшого отеля, где они остановились, отвлёкся от линии горизонта и перевёл на Саймона взгляд. В тёплом свитере, с развивающимися на ветру завитками рыжеватых волос, мальчишка широко улыбался всему кругом. Такой милый, такой домашний… Смущённый мыслью, мужчина сделал вид, что смотрит куда-то в сторону, а спустя мгновение ощутил на затылке ладонь, ласково скользнувшую по стриженному ёжику. — Ты чего? — усмехнулся он. — Хочу нас сфотографировать вместе! — прокричал в ответ Саймон сквозь шум ветра и грохот прибоя. — Иди сюда! Мальчишка выхватил из кармана телефон, приблизился и втиснулся между чужих ног. Чтобы влезть в кадр, Джону пришлось положить подбородок ему на плечо, из-за чего запечатлённый взгляд голубых глаз казался чересчур открытым, а ресницы — слишком длинными. — Ого, — впечатлился Саймон. — Да ты тут просто красавчик… Нет, серьёзно, посмотри! Мужчина нехотя покосился на фотографию. Ну да, лицо, конечно, не как для военного досье, но всё равно лицо как лицо, ничего такого. — Только никуда не выкладывай. — М-м-м, ещё и скромный, — игриво мурлыкнул мальчишка, прижимаясь теснее спиной к его груди. — Да что на тебя вдруг нашло? — удивился Джон. — Морской воздух в голову ударил? В ответ Саймон тихо рассмеялся, ещё несколько секунд поразглядывал их общую фотографию, а затем заблокировал экран и закутался в свитер, прячась от холода. Мужчина, заметив это, вторым кольцом рук обхватил его поперёк. — Мне просто хорошо здесь. Мне давно так не было хорошо… А тебе, Джон? «А тебе, Джон?». Этот вопрос весь день не давал ему покоя. Уже наступили сумерки, Саймон вертелся перед зеркалом, пытаясь собрать в пучок разлохматившиеся на ветру густые пряди, а он, сидя на кровати в крошечном уютном номере, где шаг влево, шаг вправо и уже стена, всё ещё искал ответ. Сейчас даже не верилось, что прошлой ночью снились всякие ужасы, а неделю назад пьяные слёзы текли по лицу. Казалось, это было так давно, чуть ли не в прошлой жизни… — Я готов! — наконец, объявил мальчишка, справившись с непослушными волосами. — Идём ужинать? Саймон обернулся и замер. От взгляда голубых глаз по телу прошла приятная дрожь. Кажется, ещё никогда Джон не смотрел именно так — с такой глубиной чувств, сердито-растерянный. — Мне тоже, — тихо сказал он. — Мне тоже давно не было так хорошо, как здесь… У мальчишки захолонуло сердце. Есть, конечно, хотелось, но гораздо сильнее — провести это время с Джоном, лишние минуты, часы потратить на то, о чём буквально грезил, днями и ночами находясь в томительном ожидании. Даже если и сегодня ничего у них не получится — не беда! Но хотя бы поцеловать, приласкать руками… Губы приглашающе распахнулись Саймону навстречу. На удивление покорный, любовник послушно откинулся на кровать, позволил стащить с себя плотную майку. Из горла Джона вырвался короткий стон, когда зубы прикусили горошину соска: зализав отметину языком, то же самое мальчишка проделал и со вторым. — Я нам подрочу, согласен? — хрипло выдохнул Саймон, чувствуя, что обоих настигает возбуждение. — Ничего такого, просто приласкаю… Джон тяжело сглотнул. Ещё день назад он не мог нормально заняться с ним сексом, а ещё раньше вовсе не имел желания подставлять мальчишке свой тыл. Однако сейчас и то, и другое было тем, чего ему так сильно хотелось. — Трахни меня… У Саймона очень смешно округлились разноцветные глаза и удивлённо выпятились губы. — Мне не послышалось?.. Ты просишь… — Прошу меня трахнуть, — уже с раздражением повторил Джон. — И если ты скажешь повторить это в третий раз… Его заткнули поцелуем, таким стремительным, что краешки их зубов неприятно ударились друг о друга. Прильнув к губам, пока не закончился воздух в лёгких, Саймон отстранился, стараясь себя контролировать. — Точно уверен, что хочешь этого? — Ты дурной или как? — мужчина сердито выгнул бровь. На колючих щеках мелкими пятнами проступал румянец. — Ну хорошо, попрошу в третий раз — трахни уже!..***
После всех приготовлений, на расстеленном поверх кровати полотенце, чтобы не запачкать одеяло, Джон ублажал мальчишку ртом. Язык скользил по члену, по выпуклым линиям вен, вылизывал гладкую кожу мошонки — до умений Саймона, конечно, ему было далеко, но раздающиеся выше стоны внушали уверенность в правильности действий. Пальцами здоровой руки он попутно себя растягивал, подозревая, что с непривычки придётся немного потерпеть. Боль не должна быть сильной, но всё же… — Хочешь помочь? — шепнул Джон, когда заметил направленный сверху вниз жадный поблёскивающий взгляд. — Ещё спрашиваешь… Саймон поменялся с ним местами. Между крепких ягодиц уже было чуть влажно от слюны, которой мужчина смачивал собственные пальцы, а слегка покрасневшее кольцо мышц вынудило спросить: — У тебя давно никого не было? — Ага, — неопределённо ответил Джон и шумно вздохнул, ощутив приятный толчок языком внутрь. Пусть отец считал всё это мерзостью. Пусть Озон и Кемо называли его пидором. Пусть… Ему было хорошо. Так хорошо, что от удовольствия пальцы поджимались на ногах, и колени тянулись выше к груди. — Никогда бы не подумал, что твоё тело может быть таким красноречивым, — признался вдруг Саймон, обводя смоченным в слюне пальцем краешек раскрывшейся дырки. — Даже больше, чем ты сам. Джон ему не ответил. Член, вздёрнутый к животу, вновь приподнялся, качнулся, и от кончика к коже потянулась нить прозрачной смазки. Он, на всякий случай, сжал его у основания. — Что, с непривычки уже хочется кончить? — хмыкнул мальчишка, заметив это. — Хорош меня бесить. — Приму как призыв к действию. Смазав себя и любовника лубрикантом, Саймон на мгновение застыл, любуясь Джоном сверху. Этот вид был ему непривычен, но безумно соблазнителен и красив. Ещё раз огладив его изнутри пальцами, он направил в тело член и медленно, осторожно вошёл, не встречая особого сопротивления. Конечно, похвастаться таким, как у Джона размером, Саймон не мог, однако чужая узость всё равно ощущалась так, словно до него здесь никто никогда не бывал. Мальчишка восторженно выдохнул, плавно качнул бёдрами, и следом раздался тихий возглас уже мужчины. Слышать, как большой и мощный Джон стонет от похоти, понимать, что ты этому причина… Саймон слишком быстро потерял голову, забывая о безопасности, и несколько резких размашистых толчков обоим принесли скорее не дискомфорт, а даже боль. — Полегче!.. В уголках голубых глаз влажно поблёскивало. На загорелом лице румянец разлился от ушей и до шеи. Джон сейчас казался моложе своих лет, беззащитный, раздвинувший ноги и поддерживающий их. — Ты просто охуенно красив! — признался ему Саймон, наращивая постепенно темп. — Ты просто!.. Повторить фразу ему не дали. Любовник притянул мальчишку за шею, поцеловал, и тот вдавил ладонями чужие колени в чужую же грудь, не просто трахая, а буквально вколачивая в кровать. Джон выгнулся и застонал в полную силу голоса. Им было плевать на соседей, если таковые имелись. Сдерживать себя не представлялось возможным... Хоть и продержались они недолго, но это определённо того стоило, и для мужчины, после длительного отсутствия подобной практики, десять минут одного лишь секса — в самый раз. — Погоди! Дай мне!.. Саймон поспешно отполз в сторону, ввёл вместо своего члена в липкое нутро пальцы и обхватил любовника, готового кончить, губами. Семя брызнуло в горло, заплескало язык… Джон, крупно содрогаясь, словно шальной смотрел, как мальчишка срыгивает излишки, как всё это, вперемешку со слюной, течёт вниз по стволу, на пах, на полотенце… «Только бы не на постельное бельё», — мелькнуло вдруг в голове. Мысль показалась ему смешной, нелепой сейчас, и он со стоном облегчения беззвучно рассмеялся, хотя со стороны, наверное, могло показаться, что его просто трясёт в остатках оргазма. Может, конечно, так оно и было… Лицо Саймона, румяное, испачканное, тоже со следами слёз, нависло сверху. Мальчишка зачесал назад растрёпанные вихры, облизал губы в белёсых подтёках и, привлечённый для поцелуя, протолкнул языком в чужой рот остатки… Пусть были те, кто считал подобное извращением. Джону и Саймону это нравилось.