Roads that don't end

Иногда Вик Лакота ненавидит себя за то, что умеет думать. И анализировать. И наблюдать. Куда проще погрузиться в собственный мир, как делает Джонни. Забыться в алкоголе и наркотиках, как Дилан. Запереться в идиотском доме с фиолетовыми стенами и, мать её, фиолетовой мебелью, как Лео. Вариантов полно. Что угодно, лишь бы насквозь их всех не видеть. Вот он, Вик Лакота, лучший друг всеми любимого Джонни Фауста, всепонимающий и всепрощающий, настоящий бро. Почему же так тошно? Он видит, как выворачивает наизнанку Джонни, чья душа отравлена чувствами к Лили Мэйфлауэр. Эта любовь плесенным пятном разрастается на любви Фауста к Гретхен, постепенно уничтожая всё светлое, что ещё оставалось в нём. Гретхен был нужен её жених, но в Новом Орлеане её не было, и она не видела, как Джонни и Лили были готовы на части разорвать друг друга. Кричать до охриплых связок. Вик помнит взгляд Лео, как бы говорящий «мы тут вообще нужны?», и, наверное, качаясь между «да» и «нет», стрелка ответа клонилась ко второму варианту. Свингали, чертов саундпродюсер, который умел крюками вытаскивать наружу самое больное и гнилостное в человеке, аплодировал эмоциональному выбросу так, будто чужая боль подпитывала его… впрочем, Вик — индеец, его бы не удивило и это. Его народ верит, что духи существуют, так почему бы им не оказаться правыми? Он видит, как мучается Лили, пинком под хорошенький зад из группы выкинутая, и вовсе не любовь к Гретхен заставила Джонни сделать это: просто он всегда практикует только один способ решения своих проблем. «С глаз долой — из сердца вон», называется. А если не помогает — находит возможность заставить других платить за его ошибки. Может быть, в глубине души Вик даже согласен с Диланом: Фауст на всех плевал, кроме себя. Так что раз уж Гретхен Джонни бросила, то, может, оно и к лучшему? Для неё, разумеется. Вик опирается локтями на перила, с балкона смотрит на расстилающийся под ним Лос-Анджелес. Этот город никогда не спит, но не стоит обманываться его названием. Ад пуст, все демоны здесь. Джонни что-то пытается сочинить на «точке», но ему без Лили не сочиняется. Некому в лицо плевать и всю боль выплескивать, будто это она виновата в его наркозависимости, в его неспособности отказать, в его болезненной страсти. В уходе Гретхен, наконец. В том, что, когда Джонни был нужен своей невесте, он тусил на вечеринке с воротилами шоу-бизнеса. Так удобно, наверное, обвинять во всем женщину, без которой даже дышать-то не можешь, заменяя воздух в легких сигаретным дымом… Вик отпивает пива.  — Не помешаю? — балкон тянется на несколько помещений разом, и Саймон Остергаард выходит из соседней двери. Кажется, The Flux тоже здесь репетируют, но разве не раньше, чем The Relentless? Впрочем, то, что сейчас происходит, и репетицией-то сложно назвать.  — Подваливай, — Вик качает головой. Саймон — клевый парень, того не отнять. И всё-то у него под контролем, и всё у него хорошо — вот сейчас приехал в Калифорнию, чтобы со своей группой альбом записать и выпуститься у Элиаса на лейбле, а его мама осталась рулить организацией концертов в Вирджинии. Джонни не хватает такой собранности и умения подстраиваться под обстоятельства, ему бы пиздострадать. Как сейчас. Через стеклянные двери балкона Вик видит, что Фауст отставляет гитару в сторону, вытаскивает сигарету и закуривает, втягивая худые щеки. Закуривает зло, будто так может всю свою злость на Лили вытянуть, как вытягивают яд из раны. А потом он поедет к ней домой, потому что Джейд как раз в отъезде по каким-то делам, в Нью-Йорк улетела. Вику и ставить даже на это ничего не надо, пари он бы выиграл. Джонни приедет к Лили, злой как черт, и трахнет её, и обманывать себя он тоже не будет. Лили нужна ему. Может быть, завтра он напишет об этом песню. Как та, что они исполнили на фестивале в Вирджинии. Та, которую он посвятил группе, но вообще-то — Лили одной, и все об этом догадались. Может, завтра он будет раскаиваться, но Дьявол на его плече всегда оказывается сильнее ангела. Ноздри Вику щекочет сладковатый запах травки. Пока Лакота думает свои думы про Фауста, Саймон успевает ловко скрутить косяк, и теперь закуривает тоже, задумчиво глядя на огни Эл-Эй. Лос-Анджелес не покоряется никому, но он позволяет на то наивно надеяться. Когда понимаешь, что не ты владеешь городом, а он — тобой, обычно бывает уже слишком поздно.  — Будет слишком грубо, если я попрошу тебя послушать мою песню? — Саймон смешно морщит нос. — Набросал на коленке, пока Аманду ждал. Вик наблюдает, как Фауст тушит окурок в импровизированной пепельнице — то есть, в блюдце, — и, натягивая куртку на ходу, направляется к выходу. Он точно поедет к Лили, некуда ему больше ехать, и будет рассказывать ей, как ненавидит её, но будет целовать её отчаянно, потому что Лили Мэйфлауэр — его воздух и его яд, без которого Джонни жить нормально не может.  — Хочешь услышать независимое мнение? — Вик снова отпивает пива, поворачивается к Саймону всем корпусом. — Ладно, пошли. Пока Саймон настраивает гитару, Вик допивает уже теплое пиво и ставит бутылку на пол. Оглядывается. The Flux пашут побольше, чем The Relentless в последнее время — в последние два года, если не считать короткой сессии со Свингали в Новом Орлеане. Может, потому, что именно Саймон Остергаард знает, чего хочет, знает, как дойти к своей цели и не собирается размениваться на быструю популярность. The Relentless взлетели высоко и быстро, но каждый раз, когда Вик смотрит с этой вершины вниз, ему кажется, что вот-вот они все кубарем покатятся к подножью, ломая позвоночники. The Flux, похоже, пытаются найти обходной путь. И уж точно не собираются просить помощи у сильных мира сего (только дурак не догадается, что отец Саймона — тот самый знаменитый продюсер Оливер Остергаард, ага). Иногда Вику думается, что, может быть, Джонни реально продал свою гребаную душу Дьяволу, и теперь они все расплачиваются за его ошибки. Может быть, он где-то подписал контракт своей чертовой кровью. Найти бы эту бумажку да сжечь к херам. Саймон берет первый аккорд. Не то чтобы его новая песня подходила под репертуар The Flux. Скорее, у Саймона получилась какая-то серенада, которые поют девушкам по окнами, но Вику даже нравится её простая мелодия. Хотя клавиши подошли бы к ней лучше, и Лакота привычно прикидывает аранжировку, пока Саймон перебирает струны акустики. So bring the lightning, bring the fire, bring the fall I know I'll get my heart through. Got miles to go, but from the day I started crawling I was on my way to find you. Не очень эта песня похожа на предыдущие у The Flux, как Вик уже успел понять по видео на Youtube, но любителей баллад Саймон точно зацепит. Остергаарда прерывают на полуслове прежде, чем Вик успевает высказать свои соображения насчет звучания. Поворот дверной ручки заставляет Саймона резко заткнуться.  — Привет! — в приоткрывшуюся дверь просовывает голову Аманда. Кажется, да, именно эту девчонку зовут Аманда, это про неё Саймон упоминал только что. Она притащилась в Эл-Эй вместе с The Flux. Вроде, даже на укулеле им подыгрывает или что-то такое, Вик уже не помнит. Но зато лишь тупой не заметит, как эта малышка смотрит на Сая. — Ой… — она узнает Вика и тушуется. — Помешала? Она даже милая, в этих очках, в футболке из мерча The Flux и без косметики, хотя Лакота и привык видеть совершенно других девчонок в окружении музыкантов. Многие, даже отыграв пару концертов на периферии, уже требуют видеть рядом с собой какую-нибудь Джиджи Хадид. Видимо, не в этом случае.  — Эй, привет, — Саймон цветет улыбкой, что твоя клумба, и Вик ухмыляется про себя: что-то подобное он уже видел когда-то у Фауста на лице, когда тот только познакомился с Гретхен. Может, Остергаард будет умнее. Есть люди, в которых нужно вцепляться, обнимать и не отпускать никогда, даже если все шторма мира обрушатся, чтобы всё испортить. Есть шансы, выпадающие только раз в жизни, как счастливая карта, которую нужно реализовать, пока не стало слишком поздно. Может, Саймону достанет мозгов не только концерты организовывать, но и разглядеть ангела, без которого его удача запросто способна повернуться спиной. Может, хоть он не похерит возможность быть счастливым. Насчет The Relentless и Джонни Фауста Вик вот уже не уверен.