Самый лучший в мире

В Бинхэ непрерывную борьбу вели страх и необъятное ликование. Он все еще слегка(!) побаивался юношу, за которым решил следовать, несмотря ни на что, но в то же время был очень ему благодарен за то, что не лишал его такой возможности. Ло Бинхэ пусть и был смышленным ребенком, но опять же, ребенком. Где-то совсем наивным и глупым. Чудом он выживал на улицах день изо дня, терпел все брошенные ему судьбой тяготы, однако он так и не смог чему-то научиться. Просто не хватало сил. Вряд ли оставленные на улице сироты старались плыть по течению также, как он, вряд ли не воровали, вряд ли не дрались за территорию и крохотный кусочек рисовой лепешки... Они все были дикарями, сражающимися за право жить. Никто из них не сидел на месте, бездействие нередко могло стоить этого самого права. Все без исключения стремились сделать свое существование чуть более сносным, чтобы не барахтаться в грязи, захлебываясь, как другие. И Бинхэ было стыдно, что за свою жизнь он не может бороться так же отчаянно. С какой стороны не посмотри, он — белая ворона. Слабак, бессовестно занимающий чье-то место. Он словно ждал, когда его спасут, одарят теплом и заботой... Как он смеет? До такого, как он, никому никогда не будет дела. Раньше у него была мама, но сейчас...он один. Разве мог кто-то придти на помощь? Нет. Конечно же нет. Но... Бинхэ получил шанс. Такой редкий и такой драгоценный. Пускай руку ему не протянули, ему посчастливилось ухватиться за полы одеяний своего спасителя и держаться, пока тот не поднимет его с колен. Не то, чтобы Бинхэ успел забыть о вероломной попытке убийства. Она просто отошла куда-то на задний план, смешавшись с тем хорошим, что он успел пережить за последние дни. Наверное, он не умел держать зло. Изредка дотрагиваясь до болезненных отметин на шее и раны на затылке, он ощущал лишь горечь и грусть. Совсем не злость. Он бы никогда не захотел (и уж тем более не смог) отомстить за старые обиды, лишь бы ему на душе стало хорошо. Это было для него неправильным и странным. Бинхэ и в голову придти не могло, что за его боль, вообще-то, должны платить. Он был несказанно рад, что маленький заклинатель не против его присутствия. Бинхэ догадывался, что тот не в восторге от его компании, но, как он понял, убивать его больше не собирались. Это позволило мальчику немного расслабиться. Бинхэ иногда не мог сдержать счастливую улыбку, когда говорил. Порой его веселье резко прерывало чужое недовольство и легкие(?!) тумаки, но духом он не падал. Желание идти за заклинателем никуда не пропадало, как бы тот не кривился. Бинхэ без конца старался разговорить юношу. Например, ему было интересно, куда тот держит путь и почему он больше не хотел его задушить. Бинхэ хотел за ним следовать, потому что видел, как уверенность сквозит в каждом его движении. Словно...у этого человека была цель. Бинхэ смел надеяться, что и его существование непременно обретет смысл. В этом месте его ничего не держало. Дома у него не было, а единственный родной человек успел отойти в мир иной. Правда, сердце Бинхэ неминуемо затапливала печаль, стоило ему подумать о том, что могилу матери кроме него никто не навестит. Он и сам, впрочем, давно этого не делал... Чувствовать себя виноватым было больно, он ведь даже не попрощался... Прекрасный юноша вызывал у Бинхэ бурю эмоций. В первую очередь, потому что он действительно был прекрасным. Наверное, из всех людей, которых ему довелось повстречать, он был самым...красивым? Бинхэ не знал, что значит быть красивым. Прекрасным? Безусловно. Красивым? Точно нет. Ему редко удавалось заглянуть в постоянно хмурое лицо. Идя позади, Бинхэ увлеченно рассматривал ровную спину и ниспадающие на нее черные волосы. От чего-то прямая осанка и решительная походка заставляли его смущаться. Подобное восхищало, но сам-то Бинхэ сутулился и почти всегда смотрел под ноги. Наверняка, для полноты картины и колени его тряслись. Он смотрел на вытянутую фигуру и завидовал, осознавая, насколько жалкое зрелище из себя представлял. Но зависть эта была скорее белой, ведь Бинхэ и не стал бы пытаться его достичь и, уж тем более, превзойти. Даже покрывшиеся коркой язвы не могли испортить полный изящества облик юноши. Прекрасный. Бинхэ не уверен, но умение так держать себя он видел лишь у благородных господ. Это слегка пугало его, ведь мальчик не был похож на принадлежащего к знатному роду человека. Взять хотя бы его одежду. Бинхэ с матерью жил в доме довольно богатых людей, каждый день перед глазами он видел неописуемую роскошь, в которой они купались. Их одеяния всегда сияли чистотой. Золотом. Разве что они не были усыпаны драгоценными камнями. Но этот человек... Кем он мог быть? Его одежды были едва ли лучше тех, что были на Бинхэ, когда он оказался на улице. Они не выглядели затасканными, но с первой встречи их украшали темные пятна, словно проезжающая мимо телега обрызгала его грязной водой. У Бинхэ замирало сердце, когда юноша говорил. Его голос был не громким, но резким. От него он чувствовал ощутимый холод на коже. Вся неприязнь и яд, которыми он сочился, сменялись безразличием, и Бинхэ совсем отчаивался приблизиться к этому человеку хотя бы на цунь. Он был закрытым, недоверчивым. Быть может, это Бинхэ чего-то не понимает. Быть может, он истосковался по тому неодиночеству и поддержке, которые ему давала мать. Быть может, уличные дети и должны быть такими.

///

Бинхэ не знал, как должен себя чувствовать рядом с этим человеком. Эмоции сменяли друг друга так быстро, что он не успевал к ним привыкнуть. Казалось, от этого голова болела сильнее, кружилась и норовила лопнуть. Почти всегда ему было неловко. Юноша говорил едкие, непонятные вещи и, признаться, Бинхэ не знал, как правильно реагировать. Он определенно терялся, когда его называли зверенышем и следом брезгливо морщились. Пускай ему не приходилось слышать свое имя из чужих уст довольно давно, от грубых обращений он был готов съежиться и, защищаясь, прикрыть руками голову. Бинхэ мог бы оспорить то, что обыкновенная речь не причиняет столько физического дискомфорта и боли. Слова этого человека задевали за живое. Юноша безжалостно и метко попадал в самые уязвимые места на его хрупкой броне. Зачастую Бинхэ даже не успевал осмыслить сказанное, а боль уже растекалась под кожей и скручивала живот. «Когда ты, наконец, заткнешься?» Но разве Бинхэ говорил что-то обидное? Он просто...просто... Конечно он промолчит. «Мне неинтересно» «Твое нытье мешает мне думать, прекрати!» Но разве он жаловался? «Звереныш...одни проблемы от тебя...»,— звучал раздраженный и заспанный голос. Нежное сердце Бинхэ трепетало и одновременно сжималось от обиды, когда ночью его пихала чужая рука, а потом все тело окутывало спасительное тепло. Он все еще не мог его понять. Как он может быть плохим, думал Бинхэ. А потом, поутру, на него снова обрушивался шквал оскорблений. Все трескалось. Бинхэ хотелось плакать. Как же так? Он был уверен, что под покровом ночи видит цветочные лепестки. Бархатные и мягкие, пусть и окруженные острыми шипами. А когда просыпался, оказывалось, что прекрасных цветов нет. На их месте были только голые ветви сухого куста. И не было у него ни шипов, ни ягод. Уродство. Невзрачное и жалкое. И даже Бинхэ не чувствовал с ним родства.

///

Бинхэ до смерти стеснялся своего тела. Оно было таким слабым и костлявым. Неудобным. Он никогда не пытался себя сравнивать с кем-то в этом плане. Знал, что победителем ему не быть, зато самооценка станет на порядок ниже. Лишние хлопоты, не лучше ли забыть о том, как ты выглядишь? Да и не выглядишь, скорее всего. Бинхэ никогда не рассматривал себя с эстетической точки зрения. Для него имела значение практичность. Благо, все конечности у него на месте, и чувство неполноценности притуплялось этим знанием. Также Бинхэ, пусть и вскользь, был знаком с правилами приличий. Женское тело разительно отличалось от мужского, и смотреть на противоположный пол подолгу было неуважительно и...грязно. Мама как-то говорила, что девушки впечатлительны и пугливы, нельзя рассматривать их тело без разрешения. Они ведь могут не так понять и... Только Бинхэ не понимал, как это, не так понять. Девушки боялись косых взглядов, но если Бинхэ посчитает их одежды очаровательными и сделает комплимент?.. Ему тоже следует спросить? Но тогда это уже не будет приятной неожиданностью. Еще Бинхэ знал, что касаться других не стоит без особой необходимости. Избиения, разумеется, не в счет. Удары не были касаниями. Они заставали, как правило, врасплох и не несли в себе никакого подтекста (но какой подтекст может быть в касаниях, думал Бинхэ). Когда по дороге юноша без предупреждения сменил направление, Бинхэ без вопросов пошел следом, но... Он точно не знал, что так получится. Точнее, он, ну... Бинхэ стало стыдно, когда бледные бедра юноши внезапно оголились, а сам он...о, боже. Не то чтобы у него было что-то...по-другому. Бинхэ уверен, что в том месте у него все точно также, просто... Разве так можно? Бинхэ же смотрит! Он же...он...он видел! Конечно, мальчик поспешил отвернуться. Ему не хотелось оскорблять прекрасного небожителя. Вдруг он его смутит, и тот не закончит то, что начал? Лицо Бинхэ пылало. Он облажался. Ему всего лишь нужно было не злить своего попутчика, а он...не спросив разрешения, смотрел прямо на... Потому, когда юноша попытался его поддеть, Бинхэ словно не слышал. Он думал, как будет извиняться за свой поступок. Не сумев подобрать нужных слов, которые не будут звучать, как оправдание, он замолчал. Стараясь не докучать заклинателю, Бинхэ тихо шел позади, пока они не решили остановиться.

///

Выбранное юношей место для ночлега было...необычным. Бинхэ не был изнеженным ребенком, которому только и подавай пуховые перины и расшитые золотом простыни, он без раздумий мог устроиться на сырой земле, не боясь простудиться. Но здесь Бинхэ чувствовал себя в ловушке. Нора, в которой они собирались спать, располагалась у подножия раскидистого дерева. Проход почти полностью скрылся за плотным слоем корней, переплетенных между собой. Пролезть туда трудно было даже Бинхэ с его худощавым телосложением. Внутри оказалось довольно просторно. Достаточно, чтобы Бинхэ мог сидеть на коленях, не боясь задеть макушкой земляную крышу. Должно быть, здесь жили не самые приятные создания. Каким тварям нужно столько места? Почему они решили заночевать тут, Бинхэ не знал, и как новый знакомый определил, что здесь ни кем не занято, тоже не понял. Уже скоро юноша, не дожидаясь его, собирался уснуть. Перед тем, как лечь, он добрался до Бинхэ и схватил его за руку. Мальчик от неожиданности дернулся и его запястье сжали сильнее. Какое-то время он ничего не чувствовал, а потом что-то горячее заструилось по венам. Бинхэ позволил себе блаженно прикрыть глаза и наслаждаться. В прошлый раз передача Ци от этого человека была резкой и грубой. Неприятно не было и Бинхэ все равно был благодарен, но сейчас... Было так хорошо и спокойно. Духовная энергия осторожно дарила ему тепло, пусть ногти на чужих пальцах едва не дырявили тонкую, почти прозрачную кожу. Бинхэ начало клонить в сон. Он не сразу заметил, что его руку больше никто не держит и он, как идиот, все еще держит глаза закрытыми, растягивая губы в улыбке. Пожелание спокойной ночи было от самого сердца. Он знал, что юноше снится что-то нехорошее и тревожное. Бинхэ хотел его поддержать... Но ожидаемо, ему не ответили. Он прожигал взглядом чужой затылок. Бинхэ вспомнил, что, если засыпал с матерью, то она всегда отворачивалась, если не могла уснуть или мучалась от кошмаров. И когда болела, тоже скрывала свое состояние таким способом. Человек, в чью спину он смотрел сейчас, показался ему совсем крохотным и беззащитным. Бинхэ вдруг захотелось, чтобы у него все было хорошо. Так, проводя мысленную параллель с почившей матерью, он провалился в сон.