Самый лучший в мире

— Ах, это потрясающе!— звучал восторженный девичий голос,— хотела бы я так научиться..! — Да-да, шисюн Юэ такой талантливый,— вторил ему еще один, вздыхая, — я даже завидую... Поднявшееся над тренировочной площадкой облако пыли рассеялось, разорванное просвистевшим у виска Лю Мингэ деревянным мечом. — Ого! Вы видели? Видели!? — Еще бы немного...— потрясенный шепот. — Шиди, не позорь наш пик, уклоняйся лучше!— с ухмылкой крикнул один из мальчишек. Лю Мингэ, которому едва удалось миновать стремительную атаку, побледнел. Этот удар стал бы решающим в их с Юэ Цинъюанем поединке — он ознаменовал бы его поражение, если бы попал в цель. Он не хотел проигрывать так скоро, хотя знал, что это неизбежно. Пот градом катился с его лба, струился по шее вниз за ворот и заставлял одежды прилипать к ноющей от боли спине. Он падал несколько раз, блокируя чужие атаки, потому был грязным и донельзя растрепанным, пока его шисюн, даже подол одеяний не заморавший, наступал и наступал! — Заткнись!— вырвалось у Лю Мингэ злобное в ответ на явную насмешку. Его и так бесконечно злила глупая слабость перед этим человеком. Он лез вон из кожи, чтобы выстоять в бою с непобедимым шисюном. Как эти дураки смеют смеяться над ним? Они бы не выдержали и двух ударов! Кроме того, неужели им совершенно не стыдно? Разве они не должны болеть за него, своего младшего брата, разделяющего с ними все прелести обучения на Байчжань? — Ученик Лю!— рассерженно ревел учитель издалека,— не отвлекайся! Или ты настолько хорош в бою, что у тебя хватает времени на болтовню?! По правде, Лю Мингэ хотел бы и ему ответить что-нибудь, но между его зубов и без этого скрипел песок, а легкие сжимались от полного пыли воздуха. Он едва сдерживал рвущийся наружу кашель. Даже его глаза слезились, а возможности потереть их руками не было! Ведь отвлечься на свое самочувствие, дать слабину лишь на мгновение — значит проиграть. Но он отказывался сдаваться и верил, что перетерпит это — любые боль и неудобства. Иначе как он сможет стать достойным соперником прославленному Юэ Цинъюаню? Наверное, одержать верх над ним — главная его цель и несбыточная мечта. Юэ Цинъюань недавно занял пост старшего — и первого — ученика. К несчастью для Лю Мингэ это означало, что они будут видеться еще реже, чем до этого. Мало того, он не сможет предложить шисюну тренировочный поединок в любое время, так для этого еще и требовалось согласие его наставника! Их схватки перерастали во что-то публичное и грандиозное, от чего Лю Мингэ невольно чувствовал на себе груз ответственности. Как будто он не имел право допустить ошибку или сдаться раньше времени. Знали ли дорогие братья и сестры Лю Мингэ, как тяжко держаться на ногах, когда на тебя давит одна только духовная аура? Когда даже деревянный меч в руках становится неподъемным? Когда, демоны их всех дери, тебе не хватает сил?! Уже к середине боя он изнемогал от усталости. Хотя в любых испытаниях на выносливость он держался молодцом, этого не хватало, чтобы составить Юэ Цинъюаню конкуренцию. Лю Мингэ внутренне закипал от мысли, что они не равны. Что его оставили позади настолько. Пока он размахивает мечом направо и налево, Юэ Цинъюань сражается с ним посредством печатей. Он даже не касается своего оружия, не встречается с Лю Мингэ лицом к лицу. Ведь Лорд Цюндин запретил ему сражаться в ближнем бою. И лишь по той причине, что Лю Мингэ ждало бы неминуемое поражение в самом начале поединка. Юэ Цинъюань не просто стоял на голову выше, чем он. Скорее это похоже на все пять голов, а то и на добрый десяток... Это было унизительно и оскорбляло все его достоинство, которое он только мог иметь при себе. Неужели он не стоит даже того, чтобы шисюн тоже поднял меч?.. С другой стороны, Лю Мингэ понимал. Не единожды он убеждался в том, насколько техника шисюна Юэ отточена. Насколько безупречна. Обычно ему не удалось парировать и пяти ударов, прежде чем упасть, поверженному и дезориентированному. Но и сейчас, стоит заметить, ни чуть ни легче. Контроль над Ци, который демонстрировал Юэ Цинъюань не вызывал у Лю Мингэ зависть, наоборот, что-то между благоговейный трепетом и страхом. Все эти выверенные движения, такие решительные и точные...разве это не заслуживает восхищения? Разница в их возрасте была не так велика в отличие от разницы в их способностях. Лю Мингэ... Несмотря на то, что его называли упорным, ему никогда не казалось, что его стараний достаточно. День и ночь Лю Мингэ изнурял себя длительными тренировками. Никаких сил он не жалел до тех пор, пока все изученные им приемы и техники не были доведены до совершенства. Снова и снова он терпел неудачи, мирился с болью, так въевшейся в его плоть... Даже с его явной нелюбовью к чтению и скучным лекциям, он заставлял себя идти в библиотеку и читать, и читать, и читать. Лю Мингэ интересовали лишь пособия по совершенствованию. Разве мог юноша, непоседливый и пылкий, любящий помахать мечом и кулаками, не пытаться узнать, как преуспеть в сражении? Ему плохо давалось запоминание информации в виде текста. Когда учитель на практике показывал что-то новое, он без труда воспроизводил это в своей голове, чтобы повторить. Все, что он находил занимательным, а самое главное — полезным и эффективным, он настойчиво просил учителя показать ему. Тот считал, что он слишком торопится, однако, никогда не отказывал. Лю Мингэ недоумевал, как основы боевых искусств могут быть заключены где-то помимо пределов поля битвы. Сколько раз бы ему не твердили, что теория важна не меньше практики, он всегда будет предпочитать пустой болтовне действия. Нигде он не получал столько знаний, сколько в хорошем поединке. Более того, нигде он не видел свои ошибки также ярко. Отступи влево, когда шисюн захочет ударить тебя в бок справа; наклонись, когда кулак отчаянно летит в твое лицо; не пытайся заблокировать прямую атаку противника — уклонись и парируй следующую, когда напор будет не таким сильным. Может быть больно и неожиданно. Необходимо победить, а не напугать соперника. Меч может сломаться. Юэ Цинъюань стоит в чжане от него. Сохраняя спокойствие и будучи крайне сосредоточенным, он не позволяет ему приблизиться. Лю Мингэ рычит и отбивает преследующий его меч, но его положение от этого существенно не меняется. Его шисюн по-прежнему недостижим. Он не может использовать духовную энергию сейчас — это не принесет плодов. Чтобы сделать брешь в чужой броне, ему нужна концентрация и время. Немного времени. Мгновение, которого у него нет. Он замахнуться не успеет — Юэ Цинъюань определит исход битвы в тот же момент. У него не было ни одного шанса контратаковать как следует, ведь его враг только и делает, что наступает. И как он собирался стать сильнейшим совершенствующимся, если не мог угнаться за своим шисюном? Мокрые ладони крепче обхватывают рукоять. Почти до треска, ему чудится. Он избегает столкновений с мечом Юэ Цинъюаня и, вместо того, чтобы потратить время на разворот, с воплем бросается вперед. — Шиди Лю!— встревоженно кричит одна из его шицзе. — Ну что за безрассудный остолоп...— закатывают глаза шисюны. Внезапно Лю Мингэ понимает, что после его отважного рывка, всплохи Ци вокруг, окутывающий оружие шисюна, исчезли. Когда тупой кончик его меча почти достигает черно-белых одежд, перед ним появляется белая ладонь. Лю Мингэ чувствует, что его опять провели. Горечь от обиды, проигранного сражения и собственной непредусмотрительности мешается с жаром стыда на его щеках и злостью. Наверное, он знал, что это произойдет. На что он вообще рассчитывал, когда поступил так бездумно? То, что он смог сократить расстояние, разделяющее его с Юэ Цинъюанем, не гарантировало ему победу. Юэ Цинъюань был куда опытнее. Сильнее. Конечно, он предугадал и такой исход. В конце концов, что стоит такому выдающемуся ученику в считанные мгновения направить поток Ци в другое русло? — И вот куда он только полез! Дурак, эх, дурак... — Как будто могло быть иначе...— причитает кто-то, когда волна духовной энергии, вырвавшаяся из выставленной вперед ладони Юэ Цинъюаня, отбрасывает Лю Мингэ назад. Удар от падения на землю не болезненный. Только лишь обескураживающий и до противного...долгий. Когда картинка переворачивается с ног на голову, Лю Мингэ чувствует, как печет затылок, как на короткий миг темнеет в глазах и как его грудь сжимается. Он не может вдохнуть какое-то время, но терпеливо ждет. Бывало и хуже, думается ему. Нередко случалось и такое, что в схватке с учителем, за ставшей его врасплох, он терял сознание, а потом приходил в себя только на пике Цяньцао, перевязанный вдоль и поперек и окруженный кучей пахучих трав. Он с усилием заставляет Ци течь по меридианам активнее, но сознание путается. Его учитель недоволен и он отчетливо может слышать, как его ругань возвращает ему небывалую бодрость: — Чего разлегся?! Или хочешь, чтобы наши гости с Цюндин решили, что ученик Байчжань настолько хрупкий?! Поднимайся или я тотчас же отыщу твою сестру и ее наставницу, чтобы подарить тебя им! Лю Мингэ жмурится. Спина болит. Его пальцы, перемазанные в пыли, собирают землю, оставляя за собой неглубокие ямки. Он пробует подняться, но прежде чем намеревается полностью выпрямиться, его заботливо поддерживают чужие руки. — Шиди Лю, извини,— Юэ Цинъюань обеспокоенно пытается заглянуть ему в лицо,— очень больно? — Все в порядке,— отмахивается он, однако Юэ Цинъюань продолжает терпеливо ждать, когда он решит опереться на него, чтобы встать. — Ах, шисюн Юэ такой добрый! — Да-а-а,— Лю Мингэ слышит мечтательный голос шицзэ,— интересно, он бы смог поднять шиди на руки? Его старшие сестры хихикают все несдержаннее. Он не представляет, что их так развеселило. Лю Мингэ рассеянно думает: «Вот дуры» Он слышит, как к ним приближаются его учитель и шибо. За негромкими шагами следует: — Ученик Юэ, этот Цин бесконечно рад, что ты готов придти товарищу на выручку, однако, это не совсем то, что приветствуется на Байчжань. Если ты хочешь помочь кому-то, впредь делай это вот так. Лю Мингэ грубо хватают за руку и одним резким движении ставят на ноги. Его начинает мутить сразу же после такой резкой смены положения в пространстве. В какой-то степени он был даже расстроен, что не может вернуться обратно, в руки шисюна. — А вообще, лучше не позволяй моим ученикам расслабляться,— говорит учитель,— если кто-то из них падает, он должен подняться сам. Или, считаешь, на поле боя кто-то протянет им руку и будет ждать, пока они соизволят за нее ухватиться? Просто не давай им валяться без дела. — Этот ученик внял наставлениям шишу Цин. В следующий раз такого не повториться. Сочувствие все еще мелькает в его глазах, но Лю Мингэ больше не хочет смотреть. Он не был слабым! Его не нужно жалеть! Он знал, что Юэ Цинъюань по натуре мягкий и добросердечный. Он был таким чутким, какой не была ни одна из его шицзэ. С одной стороны, он понимал, что вряд ли его недооценивают, но с другой...он гораздо крепче, чем может показаться! Неужели шисюн не осознал это за то бесчисленное количество поединков, которое они провели до его "повышения"? — Будет тебе, шиди,— Глава Цанцюн легко хлопает по широкому плечу младшего брата,— мой ученик помочь хотел, только и всего. Лю Мингэ чувствует, как шибо Тянь берет его за свободную руку, проверяя течение духовной энергии. — Твоему герою на Цяньцао бы наведаться. Мой ученик мог бы сопровождать его. Но учитель был непреклонен: — Нет необходимости. Сам доберется. Мингэ? — Да, доберусь,— он не собирался никуда идти. Шибо Тянь качает головой. — Ладно, раз с этим покончено, перейдем к делу. Шиди, мы будем ожидать тебя у моста,— предупреждает он,— Цинъюань, насчет похода... Шисюна Юэ уводят в сторону и они даже не успевают попрощаться. Лю Мингэ ощущает между ними какую-то недосказанность. Но мысли о том, чтобы крикнуть ему что-то вслед, его не посещают. Скоро ровная спина Юэ Цинъюаня превращается в узкую полосу и совсем исчезает из его поля зрения. Боль в теле навязчиво пульсирует и Лю Мингэ кажется, что стоять невыносимо трудно. Учитель, оставшийся с ним, замечает его кривляния. Со всей серьезностью он говорит: — Если совсем невмоготу, то поторопись и наведайся к целителям нашим. — У меня ничего не болит,— упрямо протестует Лю Мингэ. Учитель пропускает смешок. Наверное, потому что его ложь была крайне неумелой и оттого очевидной. — Ну, коль не болит...— тянет он,— примешь наказание. — Но почему?!— он прикусил язык. — Этот ученик проиграл, не так ли? Какие еще причины тебе нужны? Лю Мингэ нахмурился и возразил: — Учитель сам говорил, что не имея возможности победить, мы получаем бесценный опыт! Достойный противник может дать нам гораздо больше, чем... От хлесткого подзатыльника, которым учитель прервал его, из глаз посыпались искры. — Бестолочь! Этот ученик провинился, потому что опять откусил больше, чем может прожевать! Скажи, чем ты руководствовался, когда вызывал старшего адепта Цюндин на поединок? Он готовится занять место твоего шибо в будущем! Ты хоть представляешь, как его духовное развитие опережает тебя и твоих соучеников?— он хмыкает,— твоя самоуверенность и горячность погубит тебя, если не возьмешься за ум. Я не для того учу вас, чтобы вы, сломя голову, бежали к неминуемой гибели навстречу. У Лю Мингэ было так много вопросов. Как он должен, спрашивается, учиться на своих ошибках, если учитель прямым текстом советует ему сторониться тех, кто значительно превосходит его? — Если твой потенциал уступает врагу, не начинай бой первым,— его тон звучал так, словно и не надеялся, что горделивый ребенок беспрекословно подчинится, внимая его словам сразу же,— После этого ты уже не имеешь права отступить, иначе твои честь и достоинство будут опорочены. Если кто-нибудь станет свидетелем твоего краха, ты будешь слыть трусом до конца своей жизни. Весь наш пик по щелчку пальцев потеряет былую славу и будет опозорен твоими, заметь, стараниями. Лю Мингэ, несколько ошеломленный, призадумался. Не то чтобы он не слышал этого раньше, но... Почему у него возникло чувство, словно он несет ответственность за то, как долго с его выходками пик Байчжань будет сохранять прежнее лицо? — Подумай об этом,— его хлопнули по плечу,— а теперь ступай отдыхать. И чтоб глаза мои тебя не видели, понял? — Да, учитель. Быстрым шагом его учитель пересек поле боя и исчез в направлении, где некогда пропали Юэ Цинъюань с шибо Тянь. Лю Мингэ не было интересно, что эти трое собираются обсуждать. — Эй-эй, шиди, сразишься со мной?— возник рядом с ним один из его старших братьев. — Нет,— холодно отрезал юноша. Он шел вперед с намерением протолкнуться между галдящими, как стая сорок, шисюнами и шицзэ, чтобы вопреки советам учителя, пробежать хотя бы десять кругов вокруг пика. Его мучило легкое головокружение. Однако он более чем хорошо знал свой организм и способность тела восстанавливаться с помощью перегона Ци по меридианам. Полет на расстояние нескольких чжанов и отнюдь не мягкое падение не могли ему навредить. Скоро его духовные резервы, малость истощенные после утомительного сражения, пополнятся, и на одном вздохе он преодолеет любое препятствие. — Шиди! Он раздраженно оборачивается, прежде чем споткнуться о подло преградившую ему путь ногу. Вымотанный, Лю Мингэ неуклюже падает, спасая себя в последний момент, оперевшись на ладони, когда кончик его подбородка встречается с землей. В месте удара кожу не приятно жжет. Его зубы вонзились в язык, проехались по нему острыми кончиками и с клацаньем ударились друг о друга. Его ноги отказывались держать его как следует. Вставая, Лю Мингэ незаметно для себя трясся; его колени дрожали под слоем одежд. Ладонью он стер с лица пыль и пот, размазывая по щеке стойку крови, бегущую меж его губ. Остатки он сплюнул аккурат рядом с шисюном, ищущим с ним драки. — Что, передумал?— ухмыльнулся тот. Толпа вокруг них расступилась, образуя крошечное пространства для схватки. Лю Мингэ бросился на старшего брата сразу же, как у него появилось место для маневра. Повалив напыщенного индюка на спину и взгромоздившись сверху, он наотмашь ударил его по лицу. Но его кулак только мазнул костяшками по гладкой скуле и впечатался в землю рядом с чужим ухом. Их взгляды встретились, и Лю Мингэ с запозданием осознал, какую колоссальную ошибку совершил. Его руку перехватили. — Шиди, и где же весь твой пыл? Удар прилетел ему под дых. Он был настолько мощным, что даже Ци на миг в его духовных венах застыла. Лю Мингэ закашлялся и завалился на бок. —О, это еще не все,— чужая фигура заслонила палящее солнце,—твоими стараниями я пробыл в зале Наказаний весь день! Рука, занесенная, над его лицом, замерла в воздухе. Он попытался вырваться. — Нет, постой,— шисюн приподнял его за воротник, и скоро его затылок взорвался новой порцией острой боли. Лю Мингэ стало дурно,— каким бы я был старшим братом, если бы не имел ни капли милосердия? Я собираюсь обеспечить тебе незабываемый отдых в окружении этих заучек с Цяньцао, что думаешь? Руку, угрожающе парящая над ним мгновение назад, врезалась ему в переносицу. Тогда Лю Мингэ утратил способность контролировать Ци, исцеляющую его. Вся боль, которая сегодня обрушилась на него, вернулась в десятикратном размере. Кровь брызнула из его носа, и он даже мог видеть, как она капает обратно на его лицо. Прежде чем его веки сомкнулись, а сознание плавно ускользнуло, он нашел слова учителя об отдыхе донельзя привлекательными.

///

Лю Мингэ не единожды просыпался в лечебных палатах Цаньцао, окруженный горьким запахом трав и струящимся дымом, тянущимся от тлеющих палочек благовоний. Он приходил в себя с ног до головы перевязанный и лишенный всякой возможности двигаться — тоненькая игла плотно сидела в его голове. Давление на лоб было чудовищным. Оно граничило с болезненным чувством, которое нельзя никак прекратить. Не то чтобы врачеватели на Цанцюн были извергами, питающими особую любовь к издевательствам. Просто Лю Мингэ, будучи на их взгляд чрезмерно активным и крайне непослушным, заслужил себе репутацию пациента, не соблюдающего медицинские рекомендации и игнорирующего всякие предостережения. Раз за разом он пытался сбежать, не успев продрать от сна глаза. Он рвался в бой, рискуя своим здоровьем, за сохранность которого так боролись юные целители (и их наставник). Лю Мингэ заставлял пропадать чужой труд даром, попадая в бесконечные передряги до окончательного заживления всех ран, пока не было принято коллективное решение обездвиживать его, как минимум, до частичного выздоровления, когда на ногах будет стоять безопасно, а вероятность потери сознания от переутомления не будет такой высокой. Лю Мингэ не знал об этом, но весь пик Цяньцао с облегчением вздыхал, когда он покидал их. Воистину, этот беспокойный мальчишка своим безрассудством доводил их до белого каления. Все его визиты — чересчур частые — хотелось, как страшный сон, поскорее забыть. — Шиди Лю,— тихий голос заставил его прищуриться, разглядывая в приглушенном свете свечи опустившегося на край его постели Юэ Цинъюаня,— как твое самочувствие? Когда вместо ответа последовало молчание, он, кажется, понял и неловко забормотал: — Ах, точно-точно... Прости этому шисюну его невнимательность. Его ладонь вдруг неумолимо стала приближаться к лицу Лю Мингэ и тот невольно бы отпрянул, если б мог. Приподняв пропитанную целебным настоем повязку, он легко нащупал под ней кончик иглы. — Шиди Му сказал, что тебе нельзя двигаться, пока ты не пойдешь на поправку,— поделился Юэ Цинъюань, а потом послал ему согревающую улыбку,— но думаю, он не будет зол, если я пойду на крошечную хитрость. Что думаешь, Шиди Лю? Едва заметный импульс Ци прокатился по тонкой игле и она, поблескивая в свете пламени догорающей свечи, выскочила из его черепа. Первым, что сделал Лю Мингэ — отбросил подальше толстое одеяло, придавившее его к кровати, чтобы преодолеть удушающую жару. В идеале оставалось лишь приоткрыть пошире окно, чтобы впустить внутрь хоть каплю свежего воздуха. Его нижние одежды были пропитаны потом и слоями густой мази от ушибов; повязка на носу съехала к губам, и ему пришлось подтянуть ее повыше. — Где ты этому научился?— нетерпеливо поинтересовался Лю Мингэ. — Шиди Му сам показал мне. — Зачем? — Мне было интересно, и я спросил,— пожал плечами он,— в конце концов, медицина — практика очень занятная. Раз мне не посчастлививолось постигать искусство врачевания на Цяньцао, мне остается довольствоваться лишь этими крохотными знаниями, которыми со мной делятся в этих стенах,— он вздохнул,— да и шиди Му был только счастлив поучать меня. Он также уверен, что я не стану использовать это против них и убегать. Поэтому, шиди Лю, прошу, не подводи этого шисюна... Никто не обрадуется, если с моей помощью ты сбежишь посреди ночи, искалеченный. — Ладно,— Лю Мингэ не счел это за оскорбление. Он действительно мог своими поступками подставить Юэ Цинъюаня, который так истово верил в его благоразумие. Вполне нормально, что тот попросил его не делать ничего безрассудного. Однако правда ли это нуждалось в обсуждении? После своего учителя, он уважал этого человека больше других. Меньше всего на свете он хотел бы доставить ему неприятности. — Отлично,— Юэ Цинъюань улыбнулся и осторожно придвинулся ближе, чтобы протянуть руку к его спутанным волосам и обеспокоенно спросить,— шиди, тебе удобно вот так? Если этот беспорядок мешает тебе... Я мог бы собрать твои волосы в косу. Как ты на это смотришь? Лю Мингэ думал, что это лучшее предложение за сегодняшний день. Из-за бесполезной шевелюры, разбросанной по его спине и плечам, ему было жарко вдвойне. Кроме того, непослушные пряди щекотали шею и вызывали зуд. Они лезли в глаза, и он даже не мог смахнуть их прочь! По правде, ему даже в голову не приходило заплести весь этот кошмар. Ни разу за время пребывания на Цяньцао. Он не умел это делать, а значит, даже не рассматривал подобный вариант. Юэ Цинъюань был внимательным и заботился о комфорте окружающих его людей. Его братьев и сестер. Лю Мингэ подозревал, что это, должно быть, в порядке вещей, ведь его шисюн — старший ученик, готовившийся в будущем занять пост владыки Цюндин. Под его опеку попадут другие одиннадцать пиков. Каким он должен быть, если не готовым придти на помощь? — Мгм,— Лю Мингэ в итоге слабо кивнул, все еще сморенный головной болью. Чтобы не заставлять Юэ Цинъюаня проделывать лишнюю работу, он сам придвинулся к краю, ненадолго спуская босые ноги на пол, а потом закидывая их обратно на кровать и разворачиваясь к шисюну спиной. Юэ Цинъюань коснулся его головы и Лю Мингэ невольно почувствовал дрожь. Не то чтобы он боялся столь безболезненную процедуру... Младшая сестра постоянно делала ему прически, если была возможность. Он был абсолютно уверен, что привык, но почему-то эти ощущения казались новыми. Он быстро прогнал эти мысли и сосредоточился на аккуратных прикосновениях, невесомых и убаюкивающих. Он вспомнил, что хотел спросить Юэ Цинъюаня. — Ты хотел поступить на Цяньцао?— не дождавшись ответа, он спешил узнать,—Почему? Цюндин, как и Байчжань — самый сильный пик. Лю Мингэ не мог оставить это просто так. В самом деле, зачем Юэ Цинъюаню, такому талантливому и способному ученику — и бойцу!— прозибать в компании целителей, где меч берут в руки только чтобы спрятать его в ножны, дабы никого не поранить? Его шисюн даже не в самом расцвете сил! Он имел все шансы стать самым могущественным заклинателем в мире совершенствующихся на долгие, долгие годы! Так почему он хотел бы оставить это?.. Лю Мингэ даже чувствовал некоторую злость. Юэ Цинъюань обладал силой, которую он сам еще не постиг, и уже был готов отказаться от нее? — А?— пальцы, утонувшие в волосах Лю Мингэ замерли,— нет-нет, шиди меня не так понял. Хотя я считаю пик Цяньцао выдающимся, это не то, что мне нужно. Обучение на Цюндин полностью устраивает меня и я бы никогда не променял его на что-либо другое. Я лишь хотел сказать, что было бы здорово...подчерпнуть отсюда что-нибудь новое? Как и с других пиков. Мне кажется...это может оказаться полезным в будущем. Юэ Цинъюань больше ничего не сказал ему и молча продолжил укладывать темные прядки друг на друга. Не пропуская даже те, что полупрозрачными ниточками падали Лю Мингэ на лоб и щеки, он бережно цеплял их пальцами, бегло касаясь его кожи, и убирал за уши. Лю Мингэ глядел в потолок, несильно откинув голову назад и отдаваясь на милость ловким рукам, колдующим над его волосами. Почему Юэ Цинъюань считает полезными знания, полученные на чужих пиках? Лю Мингэ понимал, что даже элементарные навыки, позаимствованные в других областях, сделают его шисюна умнее. Расширяя свой кругозор и пополняя запас своих умений, он становился менее уязвимым. Куда бы не хотели нанести удар его соперники и неприятели, он отразит каждый из них. — Ты знаешь, как вырубить человека без игл?— промычал Лю Мингэ в повязку и запрокинул голову так, чтобы встретиться с с теплым взглядом Юэ Цинъюаня и снисходительной улыбкой, которая расцвела на его лице. Они столкнулись бы нос к носу (точнее, нос к повязке), если бы его шисюн не был таким высоким. Но Лю Мингэ был бесцеремонным, поддавался порывам и открыто демонстрировал свои чувства, не ведая о соблюдении приличий и субординации. Его вызывающее поведение вызывало бы на людях недовольство. Собственно, как и его неуважительное обращение к своему шисюну. Они не должны находиться так близко. — Да. Шиди достаточно знать несколько болевых точек, чтобы сделать это в мгновение ока. Не переживай, вас скоро этому научат. Сейчас твоя главная задача — научиться управлять мечом как можно лучше. На Байчжань ученикам приходиться получать духовное оружие куда раньше, чем на других пиках. Думаю, осталось меньше года... Юэ Цинъюань не ошибался: учитель совсем недавно предупредил их, что скоро придет время спуститься к подножию Ванцзянь за мечами. — И сядь ровно, пожалуйста. Твой нос... Если у тебя снова пойдет кровь, она попадет в горло. Лю Мингэ счел это убедительным. Он выполнил просьбу, чтобы не беспокоить шисюна лишний раз плохим самочувствием. Вопрос, почему Юэ Цинъюань не желал всецело посвятить себя одному конкретному делу, по-прежнему мучил его. Чем он мотивировал подобную тягу к знаниям? — Зазнайка с Цинцзин читала стих про желтую птицу на состязании,— это было три месяца назад. Юэ Цинъюань спросил: — Про башню желтого журавля? — Да, наверное. Его косу затянули потуже. В голосе позади послышалось искреннее удивление: — Он понравился тебе? — Не знаю,— стихотворение запомнилось ему, потому что после блестящей победы Цинцзин на соревновании, дерзкая девчонка показала ему язык. Лю Мингэ так сильно хотел поколотить ее,— ты помнишь, о чем он был? — Да. Тяжелая, но слабенькая коса опустилась ему на плечо. Лю Мингэ видел, как ее конец расходиться в стороны. Кажется, у шисюна Юэ не нашлось ленты, а значит, прическа не продержится долго. — Как он называется? — На башне Желтого Журавля услышал флейту. — Расскажешь мне?— Лю Мингэ развернулся и снова лег на постель. Он скомкал одеяло ногами и отбросил его подальше. Юэ Цинъюань предсказуемо согласился и негромко заговорил: — Как бедный всадник ушел из Чанша, не видя родимой Чанъани. Поет тихо флейта на башне Хуанхэ про Майскую сливу в Ухани...* Они посидели еще немного, обсуждая следующий поединок, пока внезапно их не прервал Му Фан, смиривший их обоих усталым взглядом, умоляющим, наконец, разойтись и отдыхать. На дворе была ночь и меньше всего ему, ответственному за здоровье своих шисюнов, хотелось по десятому кругу уговаривать их поспать. Ради их же блага! Му Фан отчитал Юэ Цинъюаня за иглу, которую он вытащил из головы своего шиди. Он не стал возвращать ее на место, но дал Лю Мингэ отвар для улучшения качества сна, от которого его почти сразу же пригвоздило к постели. Все его конечности отяжелели, а в глазах начало расплываться. Му Фан уводил Юэ Цинъюаня из помещения под извинения за причиненные неудобства, которые он не прекращал говорить. Тогда Лю Мингэ понял, что шисюн не просто приходил навестить его — он был таким же невольником здесь. Пациентом. Ученики пика Байчжань получали оружие раньше всех. Для подобного мероприятия также не требовались никакие дополнительные церемонии. Например, присвоение нового статуса... Однако на других пиках были иные традиции. Юэ Цинъюань недавно стал официальным приемником шибо Тянь, а значит, должен был скоро получить свое духовное оружие. Лю Мингэ корил себя за невнимательность. Должно быть, шисюн Юэ остался здесь, чтобы укрепить меридианы и убедиться, что все в порядке, прежде чем он приступит к полноценному единению меча и духа. Он не думал, что Юэ Цинъюань сомневался в себе. Он выглядел собранным. Кроме того, когда он сидел рядом, Лю Мингэ не почувствовал никаких странных колебаний Ци. Юэ Цинъюань, Юэ Цинъюань, Юэ Цинъюань... Лю Мингэ знал этого человека, как добропорядочного и надежного. Он был истинным воплощением благородства и в своих чистых стремлениях походил на небожителя. Однако это совсем не делало его высокомерным и недостежимым, возвышенным — да, но не тем, чье величие могло бы раздавить тебя. Он без сомнения доверил бы ему свою спину, зная, что ее прикроют не из желания стрясти с тебя долг в будущем. Лю Мингэ неосознанно тянулся к нему. Наверное, потому что Юэ Цинъюань обладал всеми тему качествами, которых не было у него. Это дружелюбие и мягкость...действительно очаровывали. У него самого никогда не было цели стать таким же. Нрав Лю Мингэ с рождения был непростым и вспыльчивым: он быстро злился и чуть что бросался в драку. Просто с Юэ Цинъюанем он мог рассчитывать на честный поединок и... Наверное, дружбу? Ему хотелось верить, что они друзья. У Лю Мингэ было достаточно братьев и сестер, старших и младших. Их всех он видел каждый день, но ни с кем из них особо не сближался. Они не разговаривали по душам, редко интересовались самочувствием друг друга... Днями напролет их основным занятием был поиск сильнейшего. Этим они и отличались от Юэ Цинъюаня. Возможно, Лю Мингэ и рассчитывал превзойти его в будущем, он восхищался им и признавал его мастерство. Для него было честью получить расположение этого человека. Но...Лю Мингэ хотелось верить, что его шисюн возится с ним по собственной воле. Хотя абсолютно любой сказал бы, что иначе не может быть, ведь Юэ Цинъюань не подружился, разве что, с Императором Демонов, Лю Мингэ порой сталкивался с сомнениями. Он ничего не знал о Юэ Цинъюане. Не где он родился, не как и когда очутился на Цанцюн... Лю Мингэ никогда не спрашивал. Он даже...не знал, зачем тот так яростно хватается за все подряд. Что поднимало первого ученика Цюндин по утрам? Юэ Цинъюань не жаждал славы, статуса или богатства. Всякий раз, когда он поднимался на новую ступень иерархической лестницы, из этого не делали шумиху. Сам Лю Мингэ стремился к совершенству. Он хотел стать достойным заклинателем и великим воином, которому не будет равных. Он хотел иметь самое крепкое и развитое золотое ядро и для достижения этой цели не пожалеет никаких усилий. Желание стать лучше и совершеннее двигало его вперед. Он хотел учиться и учиться. Даже сейчас он четко мог представить — если однажды он оставит Юэ Цинъюаня позади и превзойдет его, он не перестанет идти. Он не хотел быть сведущим во всех науках, владеть четырьмя искусствами или изучать медицину... Только если это не способно улучшить его совершенствование. Лю Мингэ никогда не пренебрегал тренировками. Он занимался больше положенного! И все же он даже близко не стоял с Юэ Цинъюанем, который даже все свои интересы сосредоточил на изучении нового материала. Зачем? Сначала Лю Мингэ казалось, что нет ничего удивительного в том, что наследник главы Цанцюн старается оправдывать всеобщие ожидания и быть идеальным, но... Юэ Цинъюаня любили и уважали. От него не требовали больше, чем он уже сделал. Тогда к Лю Мингэ закрались подозрения, что его шисюну ничего из этого не нужно. Никакие похвала и признания не делали его счастливым. Но изо дня в день он изводил себя, и Лю Мингэ готов поклясться, что если он встает на рассвете, чтобы поупражняться, то Юэ Цинъюань не спит ночь. Он хотел покорить мир, но если не для себя, то для кого? Что заставляло его так спешить и интересоваться любой информацией, связанной с миром совершенствования? Как будто он хотел...произвести впечатление на окружающих. Возможно, чтобы ему не могли отказать. Чтобы слушали и чтобы не могли противостоять его слову. Зачем он пытался сделать себя непобедимым? Для чего? Для кого? Лю Мингэ заснул, истерзанный безуспешной попыткой разгадать те чудовищные в своей одержимости и нереальности мотивы, которые Юэ Цинъюань скрывал. Знал ли он, что мир покорить невозможно? Какой бы не была причина.

///

— Это что, Сюаньсу?— слышались шепотки. — Меч так подходит ему... — Кто, как не Юэ шисюн, заслуживает его? — Невероятно! Известие о том, что Юэ Цинъюань у подножия Ванцзянь смог отыскать самый могущественный из всех мечей, взбудоражило весь Цанцюн. Конечно, нашлись и те, кто посчитал его гордецом, переоценившим свои возможности. Они полагали, что он не подозревал, как трудно будет его разуму подчинить сущность духовного оружия такого высокого уровня. Лю Мингэ, к сожалению, не был свидетелем появления своего шисюна на публике перед тем, как он уединился в пещерах Линси. Он отлеживался на Цяньцао и от социальной жизни был полностью отрезан. Но даже когда ему удалось покинуть стены, удерживающие его взаперти, шум, который навел Юэ Цинъюань своим выбором, не стихал. Это рисковало перерасти в историческое событие. Все же меч Сюаньсу не одно столетие оставался без хозяина. Удивительно, что впервые за долгие годы кто-то смог поднять его и присвоить себе. Пещеры Линси не были предназначены для свободного посещения, потому ему лишь оставалось ждать, когда шисюн покинет их. Как-никак, он хотел поздравить его. И конечно же, сразиться с ним. Должно быть, в бою весь потенциал Сюаньсу будет раскрыт, как следует. Он хотел бы на это взглянуть. Это должно быть впечатляющим. Хотя он не думал, что Юэ Цинъюань использует свои новообретенные способности в полную силу для борьбы с ним. Наставник говорил, что Лю Мингэ придется попотеть, чтобы заставить своего соперника хотя бы обнажить этот меч, поэтому он не прекращал упорно тренироваться. Он также искренне старался не переусердствовать, чтобы случайно не загреметь на Цяньцао снова до того, как Юэ Цинъюань явит себя миру, но уже как истинный владелец и укротитель легендарного меча. Однако прошло около полугода, и по слухам Цюндин даже начали готовиться к пиршеству в честь своего первого ученика. Лю Мингэ вместе с парой своих братьев и сестер успели за это время тоже спуститься к подножию пика Ванцзянь. Найдя там Чэнлуань, ему не терпелось поделиться своими впечатлениями с Юэ Цинъюанем. Меч, который достался ему, был очень даже хорош. Не чета великому Сюаньсу, возможно, но он не собирался уступать! Учитель дал им несколько наставлений по возвращению и дал особенный сборник с духовными практиками, что помогут подготовить тело к единению с оружием. Недолгое совершенствование по этим инструкциям укрепит мередианы и поможет преобрести устойчивость к нраву оружия. Ведь если ты взял меч с собой, не значит, что он подчинится тебе. Прежде чем начать с его помощью сражаться, его нужно убедить сотрудничать. Подчиняться. Духовные оружия питаются намерениями и желаниями. Вы делите мысли и ставите одинаковые задачи. Если меч не может насытиться тем, что ты ему даешь — жди беды. Вот почему подобная процедура требовала столь тщательной подготовки и концентрации. Пещеры станут доступны для входа сразу после того, как их покинет Юэ Цинъюань, поэтому это был еще один повод ждать того самого дня. И все шло действительно хорошо. Однажды утром Лю Мингэ проснулся и понял, что можно начинать обратный отсчет дней до того судьбоносного момента, как шисюн Юэ уступит ему и его соученикам пещеры Линси, а сам выйдет оттуда и сразит всех наповал своим успехом. Но только этот момент все не наступал. Пока это была всего лишь неделя, кажущаяся недоразумением, Лю Мингэ не переживал. Когда человек подчинит меч своей воле, нельзя было предсказать одной точной датой. Но потом миновала вторая неделя, и третья, и четвертая... А через два месяца пик Цюндин без предупреждения отгородился от всех остальных. Говорили, шибо Тянь впал в отклонение Ци и ушел в вынужденное уединение, чтобы восстановаиться. Эта новость омрачила даже праздник, который с таким рвением готовили ученики Цюндин для своего старшего брата. Лю Мингэ не нравилось происходящее, но он не мог ничего изменить. Даже убедиться, были ли правдой все эти абсурдные слухи — часть радужного моста, ведущая прямяком в резеденцию Цанцюн была закрыта. Ожидание за короткое время превратилось в муку. Он уже не хотел так сильно подчинить Чэнлуань, как убедиться, что с Юэ Цинъюанем все хорошо.

///

Когда Тянь Нингуй снял печать с пещер Линси, поток Ци вихрями хлынул наружу и чуть не сбил его с ног. Он сжал зубы и, медленно продвигаясь вперед, миновал забрызганные бурыми пятнами крови стены, взывая к Небесам и молясь, чтобы Юэ Цинъюань не решил атаковать его снова. Если он не смог совладать с собой за такое время, то... Он боится, что последствия будут необратимыми. Искажение Ци, которое он пережил ранее, сделало его совершенствование уязвимым. Даже заклинатель с прочным фундаментом рискует потерять все, над чем он работал при повторном инцеденте. Если иллюзии, в путы которых Юэ Цинъюань угодил, поглотили его разум окончательно... Ему придется начать заново. Тянь Нингуй сомневался, что при таком исходе его ученик вообще сможет полностью восстановиться... Прежде чем тихо ступить на территорию белоснежного грота, где он оставил Юэ Цинъюаня, он вытащил меч из ножен, чтобы быть готовым отразить удары, что могли запросто обрушиться на него в случае, если глупый ученик опять потерял контроль. Он готовился к худшему, однако, витавшая в воздухе Ци не была такой удушающей и плотной. Отсутствие враждебности в ней не могло не радовать. Возможно, дела обстояли не так плохо. Это означало, что, как минимум, Юэ Цинъюань не захочет навредить себе или ему. И действительно. Его безумно колотящееся в страхе сердце смолкло, когда за поворотом он увидел Юэ Цинъюаня, лежащего на холодном камне. Он выглядел откровенно жалко и беспомощно: перепачканный кровью, исхудавший и бледный. Но он дышал, а его глаза были приоткрыты. Значит, он жив. Можно было свободно дышать. Тянь Нингуй вернул меч в ножны и опустился рядом с изможденным телом, подрагивающим от холода. В свою руку он взял чужое запястье, окровавленное и пачкающее темный рукав, неспеша передавая Юэ Цинъюаню духовную энергию, чтобы он не мерз. Его губы были почти синими; он дрожал и дрожал... Из его горла вырвалось хриплое, но странно удовлетворенное: — Учитель...этот ученик справился. Тянь Нингуй помог ему сесть и придержал, когда он зашелся в приступе кровавого кашля. — Теперь у меня есть сила. Теперь Сюаньсу мой, теперь...я смогу.... — Юэ Ци, ты проделал хорошую работу,— признал он, осторожно поднимая ученика на ноги и забросив его руку себе на плечо,— но тебе требуется отдых. Подожди немного. Вот придешь в себя и... Он чувствовал, как молодой человек дернулся, а его глаза заблестели, полные ужаса. — Нет!— его выкрик отразился от каменных стен, а новая порция крови хлынула из его рта. Тянь Нингуй был сбит с толку такой реакцией,— этот ученик...я не могу больше ждать. Он не может...Сяо Цзю ждет меня...слишком долго, пожалуйста... По правде Тянь Нингуй понятия не имел, о чем он говорит. Возможно, у его ученика начиналась лихорадка. Так или иначе, для того, чтобы разобраться с этим, ему нужно было сопроводить его на Цяньцао и оставить там на добрую неделю-другую. У них еще будет время обсудить это. Он почти тащил Юэ Цинъюаня на себе, покидая пещеры под звон Сюаньсу, который тот бездумно волочил за собой. Он все не переставал бормотать: — Получилось. У меня получилось...! Я обязательно спасу тебя, Сяо Цзю...

///

Тянь Нингуй только обрадовался, что все улеглось, как его уведомили о беспорядке, который устроил его ученик. По словам его впечатлительного шиди, под покровом тьмы в первую же ночь после освобождения из заточения, Юэ Цинъюань сбежал с Цяньцао. Сначала он даже не поверил в это. Это звучало чересчур абсурдно. Его ученик был сдержанным и никогда за время обучения не проявлял признаки бунтарского нрава, как у детишек с Байчжань, например. Он всегда десять раз думал перед тем, как делал. И чтобы он, старший ученик, готовый унаследовать его титул владыки Цюндин и главы Цанцюн, сбежал? Без предупреждения? Они принимают его за дурака?! На зов о помощи он прибыл немедля, принимаясь расспрашивать всех учеников, навещавших Юэ Цинъюаня в тот день. Но все, как один, говорили: — Шисюн Юэ чувствовал себя хорошо, я думаю. — Эта ученица справлялась о его самочувствии первой. Он ответил на все вопросы. Кажется, он был в порядке..? — Нет-нет, шисюн Юэ не был грустным...он был счастлив? Не знаю. Мы дали ему укрепляющий отвар и обезболивающее. — У шисюна была легкая лихорадка. Мы не стали рисковать и проверять его связь с Сюаньсу сразу...Учитель должен был поутру навестить его и сделать это самостоятельно. Все опасения Тянь Нингуя сбылись. Никто, включая его самого, понятия не имел, насколько сформированная с мечом связь хрупка. Если бы Юэ Цинъюань задержался хотя бы до утра, то он вместе с целителями мог бы здраво оценить, как сильно тот мог влипнуть в неприятности. — Шибо Тянь, этому ученику показалось, что шисюн Юэ эмоционально нестабилен,— Му Фан остановил его и поделился своими наблюдениями, когда он уже был готов покинуть Цяньцао и броситься на поиски,— его поведение мало отличалось от того, что было в другие дни, но его перевозбужденное состояние бросалось в глаза. Тянь Нингуй нахмурился. — Почему этот ученик решил доложить об этом именно сейчас? Юэ Цинъюань что-то сказал тебе?— возможно, он был несколько резок, набрасываясь на мальчика с расспросами. Он вздохнул и более спокойно поинтересовался,— почему другие этого не заметили? Му Фан поджал губы и покачал головой. — Они не могли. Мои шиди практикуются недавно и решили, что шисюн Юэ взволнован по случаю завершения своего...м, испытания. Полагаю, шибо может представить взбудораженного таким событием ребенка,— удостоверился он и виновато продолжил,— я успел заметить повышенное потоотделение и несильно выраженную нервозность. Как будто... — Он пытался ее скрыть,— договорил за него Тянь Нингуй. Му Фан согласно кивнул, и он был готов ударить себя ладонью по лбу. — В обед моя шимэй дала ему обезболивающее и симптомы пропали. Возможно, оно оказало седативное воздействие ... — рассуждал он,— так или иначе, мы потеряли бдительность. Шибо Тянь, мне кажется...Юэ шисюн весь день настраивался на этот побег. Тянь Нингуй хотел бы возразить. Жаль, теперь он не был уверен до конца. Он лишь выдавил: — Он взял с собой Сюаньсу? — Да.

///

Полет до поместья Цю выдался утомительным. Юэ Цинъюань чувствовал в теле тяжесть и покалывание, но не предал этому значение. Он лишь прибавлял ходу, твердо настроенный выполнить данное годы назад обещание. Теперь у него было все необходимое, чтобы спасти Сяо Цзю из преисподней, где он оставил его. Юэ Цинъюань даже не сомневался — он выжил. Сяо Цзю всегда был смелым и бойким. Он боролся до конца и никогда бы не пропал со своей находчивостью и не затухающим желанием жить. Юэ Цинъюань корил себя за то, что так поздно. Он правда ненавидел себя за то, что он мог есть досыта и спать в объятиях мягких одеял, пока его Сяо Цзю не доедает и корчится от боли на холодном полу, избитый до полусмерти молодым господином. Он хотел бы поделиться с ним той жизнью, которую ему удалось заполучить. Нет, он бы без раздумий поменялся бы с Сяо Цзю местами, если бы это означало, что он будет здоров и счастлив. Изо дня в день вина душила его: сон был тревожным и коротким (кошмары мучали его), солнечные дни — пасмурными и тоскливыми, сладкое — пресным или кислым, или горьким. Все, что должно было приносить ему радость, лишь омрачало его существование. Вернуться раньше ему не хватало мужества. Пока он слаб и ничего не добился, пути назад нет. Разве он имел право заявиться обратно, когда не мог предложить Сяо Цзю даже крышу над головой? Защиту? Но теперь все будет по-другому. В конце концов, он поднимался на вершину лишь для того, чтобы спуститься вниз и забрать то самое драгоценное, что когда-то оставил у подножия. Недомогание поутихло, как только Юэ Цинъюань приземлился и продолжил свой путь пешком. Кровь тоненькой струйкой текла из его носа. Как чернила, красные капли пачкали ворот светлых одежд, расплываясь на нем уродливыми пятнами. В ушах шумело и перед глазами плыло... Была ли разница, сколько из его цицяо** кровоточат? Как сильно болит его грудь? Желание увидеть Сяо Цзю двигало его вперед и не давало свету в его сознании меркнуть. Слезы облегчения катились по его щекам, а дрожащая улыбка, виноватая и печальная, не сходила с его лица. Что скажет Сяо Цзю, когда увидит его? Юэ Цинъюань не рассчитывал на благодарные объятия, но был готов принять уйму язвительных комментариев, горьких насмешек и череду ударов в перерыве между ними. «Сяо Цзю, я здесь, я пришел» Он вытер мокрые глаза рукавом. Это были не слезы. На языке также подозрительно задержался металлический привкус. С каждым мгновением он все больше истекал кровью. Только пока он не освободит Сяо Цзю, он и шагу не сделает в сторону Цанцюн. Если гнилое семейство испугается его внешнего вида — прекрасно. Он собирался положить конец мучительному ожиданию. Только когда он прибыл на место, перед ним открылся вид отнюдь не на роскошное поместье, а на выжженную землю и груду обломков, поросших травой. Сердце в груди стукнулось о ребра. Он выпустил Сюаньсу из ладони. Меч глухо упал на землю, следом — сам Юэ Цинъюань. Его колени обожгло тупой болью; ком крови встал поперек горла. Он задыхался. «Я опоздал»

///

Рыдания и тихие всхлипы разрывали ночную тишину, пока со стороны пепелища не раздался треск. Юэ Цинъюань проглотил плач и нахлынувшую боль вместе с кровью. — Кто здесь? Он огляделся, а потом пространство над его головой со свистом разрезало острое лезвие. Не успев обернуться, он упал в грязь, смешанную с травой. Чужая нога, обрушившая на его неприкрытую спину удар, уперлась меж его лопаток с такой силой, словно норовила сломать ему позвоночник. Попытка дотянуться до Сюаньсу оказалось тщетной — охваченный темной Ци меч был отброшен прочь. — О, я помню его,— послышалась заинтересованное сверху,— воистину, Сюаньсу — превосходный клинок. Его невозможно забыть. Сущность этого меча уникальна и необычайно загадочна. Печальный вздох. — Прискорбно, что сокрытое внутри него мне уже давно известно. Юэ Цинъюань не понимал, о чем говорил незнакомец, напавший на него без причины. Ему также не было известно, кем был этот...это существо. Ни разу за свою жизнь он не сталкивался с демонической энергией столь высокого уровня. Все убитые им на заданиях низшие демоны банально не могли в качестве угрозы распространить свою зловещую ауру. — Полагаю, мы ищем одно и то же, Юэ Цинъюань. Страх сковал его. Откуда ему было знать, что он ищет? — Я действительно не ожидал встретить тебя здесь,— поделились с ним,— но раз уж ты тут... Ответить мне на один вопрос. Не бойся, он не сложный. Я не буду пытаться выведать тайны Цанцюн, если ты успел об этом подумать. Скажи, ты пришел сюда спасти Шэнь Цзю? И тебе не жаль своего времени? Своих сил? Он никогда не оценит твоих потуг,— смешок,— и мой тебе совет, если не хочешь, чтобы однажды позорная смерть настигла тебя, отступи. Юэ Цинъюань был потрясен. Лишенные всякого здравого смысла слова, вопреки разумному, задели его. Временами он забывал, что Сяо Цзю был гордым и...если бы он был жив, если бы он был здесь, то, наверное, не принял бы его помощь. Была ли вообще от его стараний польза, если он все равно опоздал? Цю были жестоки. Даже год, проведенный подле них превращался в нескончаемый кошмар. Должно быть, Сяо Цзю ненавидел его уже через год. Он мог бы перестать ждать его уже тогда... — Нет, это ты отступи,— знакомый голос заставил Юэ Цинъюаня вздрогнуть,— отойди от него. Сейчас,— потребовали и предупредили,— Иначе позорная смерть настигнет тебя. Краем слипшегося от крови глаза Юэ Цинъюань увидел яркую вспышку света, принадлежавшую несущемуся на всех порах блестящему лезвию меча, вынудившего неизвестного отступить. Когда давление на спину пропало, он откатился в сторону и изумленно замер. Он не ошибся! Это был учитель! Чувство благодарности затапливало его все больше, пока в паре чжанов от него продолжали вещать: — Ах, нет, я всего лишь неудачно пошутил,— Тянь Нингуй недобро улыбнулся,— я все равно убью тебя. Хотя мне определенно хотелось бы знать, кто дал тебе, проклятый демон, право нападать на моих учеников?