***
Сидя в кресле своей небольшой студии, Юнги нервно постукивает по столу карандашом в такт звучащей из колонок музыки. Он старается ни о чём не думать, вслушивается в ритм и биты, но никак не может сосредоточиться. Вдохновение не то чтобы ушло от него, а оно и не приходило вовсе, по крайней мере сегодня. Мелодия обрывается где-то на середине, оставляя после себя чувство неудовлетворенности, а карандаш внезапно делает в воздухе кульбит и с глухим звуком падает на пол. Парень устало выдыхает — в последнее время у него всё валится из рук, и заглядывает под стол, но, как и следовало ожидать, дурацкий предмет закатился в самый дальний угол. Ну и чёрт с ним! Мин принимает прежнее положение и, кидая взгляд на монитор и на недоработанный трек, закатывает глаза. Это должно было быть самым обычным утром с парой раздражающих мелочей, с которыми Юнги неизменно справлялся на все сто — просто игнорируя их, но оно таким не было. Он чувствовал себя странно, раздражённо и буквально каждая деталь бесила его до белых пятен в глазах. Забытые вчерашние крошки, след от чая на полу, разбитая чашка, кажется, третья за неделю и дурацкая зубная паста, которая закончилась именно сегодня. Это стало последней каплей, и парень со всей злостью швырнул ни в чём не повинный тюбик в стену. Вернувшись на кухню, он убрал с пола осколки и, вдохнув пару раз, приводя дыхание в норму, достал из шкафа новую чашку. Вот только… Чимин подошёл к нему сзади и хотел было обнять, но реакция Юнги напугала даже его самого. Он практически отпрыгнул в сторону и, глядя абсолютно злобно, попросил «блядь, убрать свои руки». Брови Чимина удивлённо поползли вверх, а глаза выдавали полное замешательство. Конечно, Мин сразу же притянул Пака к себе и извинился, но он прекрасно понимал, что этих извинений недостаточно. Ему казалось, что между ними вырастала огромная пропасть, которая с каждым днём становилась больше. Страшно. Юнги ощущает давящую боль и растирает этот участок кожи ладонью, путаясь в собственных чувствах и эмоциях Чонгука. Чьё это на этот раз? Чёрт! Как же всё достало. Беспокойство просто душит, накатывая огромными волнами, что с каждым разом становятся всё выше и вот-вот утащат за собой. Парень осматривает свой стол и натыкается на фото Чимина, где тот широко улыбается камере, а рядом он сам со слегка недовольной миной и, как сейчас, помнит, липкими от сахарной ватой руками. О да, Мин был однозначно недоволен, что его затащили в этот парк развлечения, где он с «превеликим удовольствием» попробовал сладкую вату и, как ни странно, влюбился в этот вкус. И каким бы стрёмым не казался этот день, все его негативные мысли тогда разбились, как корабль о скалы, и безжалостно потонули, напоровшись на счастливую улыбку парня по имени Пак Чимин. От этого воспоминания Юнги широко улыбается, но тут же морщится, снова чувствуя небольшую боль, что вонзается как стрела в районе сердца. Он даже не успевает закончить свою мысль о том, что где-то рядом Чонгук, как дверь кабинета тихо открывается. — Прошу тебя, уйди, — говорит Мин спокойно, даже не поворачивая головы. — Мне нужно работать, — и это ложь лишь на половину. — Мне, кстати, тоже, — зло хмыкает брюнет. — Ты ведь чувствуешь это, да? — он подходит к столу. — Каждый день я, блядь, испытываю просто спектр твоих эмоций. Как думаешь, каково мне, а? Из-за тебя я теряю очень дорогих мне людей. — Не понимаю о чём ты. — Ох, не понимаешь? — голос Чонгука звучит наигранно весёлым. — Чем ты вчера занимался? — Что?.. — Неужели думал, что если мы далеко, я не почувствую? Когда ты со своим… — Чон брезгливо осматривает фото на столе. — я ощущал все эмоции так ярко, словно это происходило со мной… будто это ОН касался меня. Мне было мерзко, но твои чувства были сильнее. А в итоге я натворил таких глупостей… мне это дорого стоило, — Гук наклоняется и заглядывает в чужие глаза. — когда-то я мечтал о тебе — о соулмейте. Думал, что меня будут любить, а пока продолжал наслаждаться похотью в глазах других людей. Неужели я настолько этого не достоин? — его голос ломается. — Не достоин любви? Наступившая тишина режет уши, напряжение такое плотное, что его, кажется, можно без проблем взять в руки и потрогать. Чонгук выпрямляется, а его глаза не выражают абсолютно ничего. Будто стеклянные. Замерзшие. — Не надо, слышишь? — он выдыхает болезненно. — Не нужно жалости. Это отвратительно. Я вовсе не её хочу. Это действительно то, что ощущает Юнги сейчас — жалость. Впервые за долгое время он осознаёт свои чувства ясно и отчётливо, не думая о том чьи же они на этот раз, и от этого почему-то становится немного легче. Чон делает несколько шагов вперёд, наклоняется к лицу, но, чувствуя чужой страх отскакивает, будто на него только что опрокинули миску с кипятком. Он не уходит, он буквально убегает из кабинета, даже не взглянув больше в сторону Юнги.***
В клубе во всю орёт музыка, а диджей на своём месте призывно машет толпе разгорячённых на танцполе людей. Воздух здесь пропитан запахом секса и раскрепощённости. Но сегодня Чонгуку это не нужно. Администратор — молодая девушка, хищно улыбаясь, называет новому гостю номер его вип-кабинки и интересуется не хочет ли тот хорошо провести время, но парень отмахивается. Он быстро делает заказ в баре, намереваясь сегодня как следует напиться, и протискивается сквозь толпу. В небольшой комнате за закрытой дверью практически ничего не слышно, лишь ритмичные биты заставляют пол немного вибрировать, но это именно то, что ему сейчас нужно. Чон откидывается на спинку кожаного дивана и благодарно кивает работнику заведения принесшему ему целую батарею разноцветных стопок. Гуку тут однозначно не нравится: обстановка давит, а слишком яркий контраст красного с чёрным в интерьере, режет глаза. Клуб уровня ниже, чем обычно, но тут Тэхен не должен его найти. Телефон снова истошно заходится рингтоном, и Чонгуку даже не нужно смотреть на экран, чтобы догадаться, кто может ему позвонить сейчас. Он закидывает в себя ещё один шот и морщится от слишком явного вкуса клубники. — Я же сказал, что меня не интересуют ваши «услуги», — шипит парень, не оглядываясь, когда слышит, как открывается дверь. — Я тут и не для этого, — звучит спокойный и такой знакомый голос. Тэхен. Чонгук оборачивается слишком резко. Слабо освещенная комната немного плывёт, но знакомую фигуру в этом хаусе узнает с первого раза. Конечно же он его нашёл. Большой очевидный факт — у Тэ слишком хорошие связи и найти человека для него совсем не проблема. Не спрашивая разрешения, Тэхен присаживается рядом, хватает один из шотов на подносе и закидывает его в себя, немного расплёскивая жидкость на лицо и неприлично утираясь рукавом своего чёрного пиджака. В его толстом блокноте расписанная по пунктам жизнь, куча людей в подчинении и огромное влияние. Большой босс, по мнению большинства, холодный взгляд, всегда наготове сухие факты для нападения и, по ощущениям, многолетний опыт за спиной. По существу так оно и есть, но даже у идеальной стратегии есть просечки — Тэ полный ноль в отношениях, случайный связи совсем не в счёт. Что делать он без понятия, сколько бы не думал — толку нет, ситуация не имеет выхода, потому что у Чонгука есть соулмейт, а у него неуместные чувства. — Я всё испортил, знаю, но раз ты тут, значит всё не так плохо, — голос Чонгука вырывает из раздумий, и Тэ тянется за следующим шотом. — Ты думал, я буду избегать тебя? — удивлённо спрашивает он, проглатывая наконец жидкость. Слишком цитрусовую и приторно-сладкую. — Я проебался, — Чон говорит тихо, но достаточно для того, чтобы его услышали. — я, блять, слишком крупно ошибся, но я не хотел, — он не смотрит на Тэхена, прячет глаза, предпочитая разглядывать низкий столик в полупустыми стопками и лужицами от пролитых коктейлей. — Конечно… не хотел… — на языке оседает горечь, но Тэ не знает, от шота ли это, или от собственных слов. Игнорируя ком в горле, он думает о том, что на самом деле был готов услышать что-то похожее, но это вовсе не значит, что ему не больно. Тэхен никогда не допускал мысли о взаимности и всегда думал, что просто быть рядом и оберегать будет достаточно. Только вот сейчас, похоже, что это выше его сил. — Я не знаю, что это было, — продолжает Чонгук, хватая стопку с напитком, но уже через секунду ставит её обратно. — будто мой мозг отключился. Я виноват, Тэ… — поворачиваясь, Гук всматривается в лицо напротив. — …извини меня. — Эй… — Тэхен с большим трудом отрывается от чужих губ, чтобы посмотреть в мутные от алкоголя глаза. — …всё в порядке… — Чон кивает и падает в объятья. Он громко всхлипывает, шмыгает носом, а его пальцы комкают чужую рубашку. — …всё в порядке… — руки скользят по чужой макушке, пропуская волосы сквозь пальцы. — …всё в порядке, — Тэ ненавидит себя за чужие слёзы и за то, что Чонгук плачет теперь из-за него. Кажется, на этом моменте его сердце раскалывается на две неравные половинки.***
Тэхен изо всех сил старается игнорировать это эгоистическое желание поцеловать Чонгука ещё раз. Вместо этого он предельно аккуратно укладывает порядком выпившего парня в постель, помогая тому справиться с одеждой, а после собирается выйти из комнаты, как… — Я правда не хотел, — его запястья касаются холодные пальцы. — Я знаю, — Тэ поднимает уголки губ и накрывает Чона одеялом. — А теперь спи. Выходя на кухню, он роется в шкафчиках, зная наверняка, что там есть завалявшейся пачка сигарет. Когда наконец находится заветная коробка, Тэхен выходит на балкон и, опираясь на перила, поднимает голову вверх, любуясь на тёмно-синий купол неба, который сегодня усыпан мелкими пятнышками. Такое редко увидишь, обычно, из-за городских огней разглядеть что-то очень сложно, но, видимо, не сегодня. Ему всегда казалось, что звезды — это души одиноких людей, что наконец обрели покой. Когда его не станет, он будет одной из них и будет гореть также ярко. Наконец Тэ делает затяжку, пуская едкий дым в лёгкие. Он всегда считал, что ему будет проще дарить любовь без корысти, отдавая себя всего без остатка, но сейчас ощущения такие пустые, будто ему больше нечего дать. — Ей, Чонгуки, ты чего плачешь? — спрашивает обеспокоено маленький мальчик. — Я снова упал с велосипеда, а мама сказала что я бесполезный, — расстроенно говорит малыш, выпячивая нижнюю губу. Тэхен присаживается рядом и осторожно дует на свежую рану. — Почему она меня не любит? — коленка болит уже не так сильно и слёзы больше не текут, потому что сосредоточенное лицо Тэ — милое, а маленькие пальчики придерживают ножку так осторожно. — Зато я ТЕБЯ люблю, — Чонгук улыбается. — Ты похож на тигренка, — он тыкает в чужую мягкую щёчку пальцем, а Тэхен ещё не понимает, почему чужая улыбка так ослепляет. — А когда мы вырастим, у нас будут соулмейты и они будут любить и заботиться о нас, как в тех самых сказках, — мечтательно говорит Чон, и его глаза искрятся восторгом и счастьем. — Конечно, а пока я тоже буду любить тебя, — Тэ аккуратно ерошит чужие волосы, а после поднимается и протягивает маленькую ладошку, помогая подняться. — Пойдем, нужно обработать, — поворачиваясь, он идёт в сторону дома. Чонгук стоит еще не долго, а потом, позабыв про боль, бежит и прижимается к нему со спины, обнимая двумя ручками. Тэхен замирает, смотря на сцепленные пальцы на животе. — Спасибо, — еле слышно бормочет Чон куда-то в куртку. — А теперь побежали кто быстрее, — кричит он, убегая прочь, а Тэ весело смеётся под ритм быстро бьющегося сердца. Несколько капель всё же скатываются по его лицу и это смешно, потому что последний раз Тэхен плакал, когда был ещё подростком. Во рту начинает горчить. Он выкидывает недокуренную сигарету и наблюдает, как красный огонёк стремительно приближается к земле. Прохладный ветер внезапно кидает в его лицо сорвавшиеся капли дождя, и Тэ, опираясь руками на перила, снова всматривается в тёмное небо. Если он ничего не изменит, то точно свихнется. Кажется, это его последний шанс на другую жизнь. Жизнь, в которой Чонгук просто его сводный брат. С утра Тэхен получает сообщение от Донука с просьбой о свидании и впервые за три года их знакомства наконец даёт своё согласие.