Паучья Лилия

Чонгук знает, что не сможет убежать, но всё равно бежит. Даёт себе зыбкую иллюзию, что вот-вот получится и всё будет как раньше, но она рассыпается в песок сквозь переплетенные пальцы и нежные взгляды. Срывается с места, не в силах больше наблюдать. Бежит до тех пор, пока лёгкие не начинают гореть от нехватки кислорода, а икры жечь от непривычной нагрузки. Лица людей расплываются, превращаясь в одно единственное, которое ему сейчас необходимо, а свет жёлтых фонарей ослепляет. Он задыхается, но, кажется, сейчас это происходит совсем по другим причинам, и останавливается посреди людной улочки, поднимая подбородок к верху и глубоко дыша ртом. Он не помнит, когда в последний раз испытывал такое отчаяние. Губы предательски дрожат, руки цепляют край толстовки, комкая материал в кулаках, глаза застилает пелена. Кто-то задевает его плечом, и Чон испуганно вздрагивает, приходя в себя, насколько это возможно, конечно. Оглядывается по сторонам, подмечая, что стоит почти возле их с Тэхеном дома, хотя совсем не помнит, как оказался здесь. По привычке кидает взгляд на шестой этаж, только вот в нужном окне зияющая пустота. Парень сглатывает горький ком обиды, правда непонятно на кого, не подаёт виду, стараясь шагать ровно, несмотря на то, что его ноги дрожат. Ему сложно и грустно, на душе осадок весом, кажется, в тонну и проблема в том, что ему никто не может помочь. Он практически всю жизнь чувствовал себя несколько одиноко, но именно в такие моменты с ним всегда был Тэхен. Он разговаривал, утешающе хлопая по спине, давал советы, глупо шутил, просто был рядом. Чонгук и вправду ценит это, даже если это совершенно молчаливый вечер, зато вдвоём. В последнее время, они практически не общаются, да и если быть честным, парень попросту редко бывает дома. Даже сейчас стрелки часов переваливают за полночь, а его всё ещё нет. Все, кто был рядом, уходят — это не удивительно, так время проверяет людей, но он всегда был уверен, что это никак не касается Тэ. В животе Чона урчит, и он невольно вспоминает, что в последний раз ел ещё утром, если кофе, конечно, можно вообще считать за еду. Дойдя до кухни, он кидает замороженную пиццу в микроволновку, не дожидаясь пока та хотя бы разморозится, и достаёт из холодильника несколько запотевших бутылок марки, которую так любит Тэхен. Его губы трогает улыбка. Чон облокачивается на столешницу и делает несколько глотков, наслаждаясь вкусом и воспоминаниями. То, как они проводили вместе раньше время, почти каждую секунду. Непонятно, когда именно это закончилось, но после, единственное, что он отчаянно чувствовал — пустоту. Она поглощает его даже сейчас, а ему так хочется оказаться в родных руках и просто побыть рядом, как раньше. Чонгук злится, потому что уверен, что холод между ними, его вина. Он быстро сооружает себе импровизированный стол с нехитрой закуской и включает первый попавшийся канал, чувствуя, что его потихоньку отпускает. Алкоголь туманит рассудок, и как ластик стирает из памяти неугодные воспоминания. Кино на фоне надоедает быстро, может быть дело в слишком очевидных героях, и Чон тянется за телефоном. Так, между прочим, отмечает про себя, что уже пошёл второй час ночи, а сна ни в одном глазу. Он открывает твиттер, лениво прокручивая ленту пальцем, когда его взгляд цепляется за одну из фотографий. На ней Тэхен целует какого-то парня в щёку, а чуть ниже огромный пост на тему новоиспечённой парочки. Приторный как, впрочем, и само фото. Чонгук не вчитывается в текст, выуживая из него только имя того самого. Ли Донук, значит. Высокий, худой и до безобразия слащавый блондин. — Что, нельзя было выбрать кого получше? — спрашивает он в тишину, будто бы его может услышать кто-то ещё и откидывает телефон обратно, стараясь не обращать внимание на тягучую боль в районе сердца. Чон чувствует лёгкое головокружение и трёт виски кончиками пальцев, когда в коридоре громко хлопает входная дверь, вынуждая парня замереть в ожидании. Слишком долгий шорох одежды, вздох облегчения и неторопливые шаги выдают далеко не самого трезвого Тэхена. — И чем это ты тут занят? — интересуется он, остановившись в проёме и фокусируясь на Чонгуке. — Спиваюсь, — выдает парень, указывая на стол. — Хочешь присоединиться? — хороший вопрос, но не совсем верный. — Не слишком ли позднее время для выпивки? Тебе завтра на работу, — похоже на заботу, но Чонгук её пропускает мимо ушей. Вообще всё пропускает мимо. — Боишься потратить на меня время? Я же не Донук, верно? — чужая улыбка гаснет, в то время, как в глазах вспыхивают искорки боли, которые тут же стараются скрыть, опуская глаза в пол. — Это что, ревность? — Тэ спрашивает это в шутку, но… Ему же не показалось? — Да, — звучит как-то весьма серьёзно, а сердце Кима ухает куда-то вниз. — почему я узнаю об этом последним? — Мне казалось, тебе всё равно, с кем я завожу отношения, — Тэхен мысленно собирает себя по кусочкам и присаживается на диван. Гуляет глазами по родному лицу, впитывает, скучает. Цепляется за хмуро сведённые брови, хмурится сам. Ему до жути хочет провести по ним большим пальцем, разгладить залёгшую там морщинку. Но он себе запрещает. — Раз общественность в курсе, значит это серьёзно? — Чон продвигается ближе, пытаясь угадать ответ раньше, чем он прозвучит. Хотя уже и так всё понятно. Тэ кивает, не в силах произнести это вслух. — тогда я должен был узнать первым, — они же… лучшие друзья? Братья… Тэхен смеётся громко, неестественно, оттеняя фальшью частые удары сердца. Это так похоже на настоящую ревность, но желаемое не выдать за действительное. Как бы не хотелось. — Прости, — тихо шепчет он и притягивает парня к себе для объятий. Это успокаивает обоих, давая время отстраниться от мира и наконец расслабиться. Чонгук приближается ближе, обнимает двумя руками, утыкается в шею. Вдыхает жадно любимый родной запах, окончательно растворяясь в нём. Его пьянит это чувство, или это, кажется, третья бутылка пива. Он упивается им, часто дышит, словно другого такого момента больше не будет. Чувствует, как дрожит Тэ в его объятиях, и хоть совсем не хочет, но поднимает голову в немом вопросе, сталкиваясь с мутным взглядом. Тэхен позволяет их лбам соединиться, кладёт руку на чужую щеку и поглаживает её большим пальцем. Как же он его любит. Прижимает ещё ближе, так что их губы практически в миллиметре, но они сами так далеко друг от друга. Длиною в бесконечной глубины пропасть, где ни у кого нет шанса спастись. Горячее дыхание обжигает, а Чонгук напротив не спасает, наоборот, прикрывает глаза и его рот чуть приоткрыт, призывно маня сократить жалкий миллиметр. В горле пересыхает, а губы слишком отчётливо помнят сладкий вкус чужих губ. Тэ закрывает глаза, практически готовый сделать шаг в эту пропасть. Они оба загнанно дышат. Но… Он не хочет потерять Чонгука навсегда, не может этого допустить, поэтому просто отстраняется от лица и прижимает к себе, давая возможность вернуть на место разум. Выходит непросто, но всё же по силам. — Я скучал по тебе, — наконец говорит Чон, нарушая тишину комнаты, а сердце Тэ ноет. — Я тоже, — только правда в том, что Тэхен делает это каждый день. Чонгук засыпает у него на плече через минут десять тишины, что разбавляет лишь титры закончившего фильма. Жаль, что чувство Тэ нельзя просто так закончить. Написать титры и навсегда забыть. Они спят вместе на неудобном, но широком диване, совершенно не размыкая объятий, а на утро проснутся и встретят рассвет вдвоём. Со скрипом Тэхен закроет дверце в своё сердце, обещая рядом с Чонгуком просто быть. Даже если это тяжело. У Тэхена есть Донук, а у Чонгука — Юнги.

***

Чимин, пожалуй, впервые за последнее время чувствует себя намного лучше, и в этом есть огромная заслуга Юнги. Он обходительнее обычного, нежнее и всё свободное время посвящает ему. Они ходят в кино, кафе, много разговаривают, держатся за руки, улыбаются и между ними действительно нет больше той нелепой неловкости, что царила до этого. Мин готовит завтраки, всегда приносит вечером что-нибудь вкусненькое и целует, перед тем как уйти на работу. Целует по утрам. Целует ещё сонного на кухне. Да вообще много целует. И не переставая говорит, что любит до безумия. Поддаётся вперёд, широко разводя ноги, путает мокрые волосы и шепчет слова любви, собирая губами тихие вздохи. А после, перебирая влажные пряди, ловит улыбку глазами. Вообще, Чимин улыбается почти постоянно, не делая из своего счастья секрет, что, конечно же, не остаётся незамеченным. Никто из них больше не заводит разговоров о метке, и он даже позволяет себе некоторую вольность, на короткие мгновения забывая о ней. Но работа Юнги не спит, и для съёмок нового клипа ему приходится на несколько дней уехать в Чеджу. Чимин возвращается на кухню, падает на стул, цепляя уже остывший чай и собирая пальцами оставшиеся крошки, отправляет их в рот. На столе, немного левее от него, сиротливо стоит парная кружка с остатками чаинок на дне. Она скучает без своего хозяина. А Пак скучает по своему парню. Сказал бы кто ему пару лет назад о том, что он будет счастлив с любимым человеком, то он бы наверное рассмеялся и повёл пальцем у виска. Тогда парень не интересовался любовью и, только недавно потерявший любимую тетю, находил спасение в работе и клубах, позволяя басам на время выбить боль из сердца. Сейчас же Чимин получил лучший исход от не совсем правильной жизни, потому что любить и получать любовь в ответ — лучшее наслаждение. Пак не рассказывал об этом Юнги, но в последнее время мысли о прошлом всё чаще лезут голову и не дают вздохнуть полной грудью. Ему не хочется больше боятся, не хочется прятаться, поэтому, допив чай одним глотком, он собирает вещи, заказывает билет на ближайший поезд. Чимин уехал из того города напуганным 10-ти летним ребенком, и вот сейчас, спустя пятнадцать лет он наконец готов вернуться туда, чтобы открыть квартиру своих родителей. Пусан, кажется, не очень рад приезду Пака и уже на вокзале встречает его холодным ветром и затянувшимся серыми тучами небом, с которого вот-вот сорвутся тяжёлые капли. Парень ежится, засовывая глубже руки в карманы новомодной кожанки, которая, к слову, сейчас не теплее футболки зимой, и бежит по улице, надеясь, что не придётся искать такси слишком долго. Проходит добрых десять минут, прежде чем на очередной взмах замершей кисти тормозит небольшая жёлтая машина с фирменной шашечкой на крыше. Чимин забирается внутрь, спасаясь от холода и поднимая глаза, сильно удивляется, поняв, что его водитель — аджума. Да уж, такого точно не встретишь Сеуле, удивительная разница. Он подносит ладони к губам, согревая их дыханием, и называет адрес, который, как ему казалось, не назовёт больше никогда. Его ноги отказываются слушаться, и Пак собирает несколько ступеней коленями, пока поднимается по лестнице на нужный этаж. На двери несколько небольших дыр и грязные разводы, и он зачем-то ковыряет их пальцем одной руки. Другой сжимает в кармане холодный металл и, глубоко вздохнув, вставляет ключ в замочную скважину. Дрожащие пальцы тоже подводят, но когда попасть в отверстие всё же получается, Чимин прокручивает замок несколько раз и толкает пыльную дверь. Та поддается с диким скрипом, что вроде бы не удивляет, но пугает всё равно. Квартира выглядит нетронутой, разве только временем, хотя это не удивительно — кроме Чимина и, возможно, его средней тёти сюда никто и не придёт. Пак прячет ключи обратно, вытягивает голову вперёд и заглядывает в проём. В носу щекочет от запаха старости и, сделав несколько шагов внутрь, парень чихает. Громко и несколько раз. Открывая глаза, он видит танцующие пылинки на свету, да уж, сюда точно никто не заглядывал. Сложно сказать, всё ли на своих местах, Чимин всё равно не вспомнит — был слишком мал, но везде, куда не взгляни, красуется пыль, словно она единственный полноправный жилец здесь. Пак прикрывает дверь и скользит взглядом по пожелтевшим обоям, подмечая, что, на его счастье, нигде не видит плетеных нитей паутин. По габаритам эта квартира явно больше к тому, что он привык: здесь расположились две спальни, кухня и санузел. Он минует кухню, и уверенным шагом сокращает расстояние между ним и комнатой родителей. Щёлкает выключателем, но тот, конечно же, не работает, благо что света, широкой полоской заливающий комнату, вполне достаточно. Практически все стены здесь увешаны большим количеством фотографий разного размера и цветом рамок. За столько лет солнце «съело» всю некогда яркую краску, но разобрать силуэты и лица всё же по силам. Фото его родителей, его собственные, где он ещё совсем ребенок, и очень много фотографий его мамы и тёти. Правда ни на одной из них нет их средней тёти, но Чимин решает пока не акцентировать на этом внимание. Он тратит почти весь день на уборку, разбирает вещи, шкафы, наводит порядок. Не без удовольствия открывает окна и впускает в квартиру свежий воздух. Закончив с последней комнатой, Пак падает на диван и придвигает к себе большую коробку с фотографиями, которая нашлась под кроватью родителей. Сваленные в кучу карточки с загнувшимися краями и широкий альбом в твёрдом переплете. Любопытство берёт верх, а руки сами переворачивают обложку. Фото почему-то начинаются с более «свежих», но чем дальше Чимин листает, тем больше они молодеют. Он с интересом рассматривает фото трёх девушек, попавшееся ему где-то на середине альбома. Первая — это его мама, вторая — тётя, а третья кажется ему незнакомой, но она привлекает внимание. Возможно, всё дело в голубых глазах на фоне смуглой кожи и явно выпирающем животе. Он округлый и большой, девушка придерживает его ладонью, скорее всего последний месяц. Парень осторожно вытаскивает снимок и подносит его ближе, чтобы разглядеть. Странно, в то время линзы были не так популярны. Он переворачивает его и замечает в самом углу дату, написанную от руки. В том году, когда была сделана эта фотография, ему едва исполнилось шесть. — Последний день с Сони, — Чимин читает подпись рядом с цифрами. Удивительно, но он только сейчас замечает, что эта девушка, которая видимо и есть Сони, сидит поодаль, а мама с тётей не выглядит довольными. Странно. Пак перелистывает несколько страниц и вытаскивает следующий снимок, на которым всё тем же почерком выведено «Любимая сестра Сони». На нём все три женщины стоят в обнимку и широко улыбаются в объектив. Он с интересом рассматривает остальные фото, пока альбом постепенно не подходит к концу. С последней страницы на него серьёзно глядит маленькая девочка, которая прижимает в уху игрушечный телефон. Неестественно голубые глаза цепляют взгляд. Значит это вовсе не линзы, а патология. Чимин откидывается на спинку дивана и глубоко вздыхает. В его голове вертятся вопросы, ответы на которые только предстоит найти. Что же случилось с той самой Сони? Почему он никогда о ней не слышал? У него есть брат? Кажется следующим пунктом в его списке — найти ещё свою одну тётю.