Паучья Лилия

Юнги задыхается, чувствуя, как горло окольцовывают холодные руки с костлявыми пальцами. Страх подобрался совсем близко, проник в сердце, вынуждая его, то беспомощно барахтаться в собственной крови, то задерживать и без.того неровный ритм. Мин распахивает глаза и рот. Хочется кричать. Но вокруг темнота, а изо рта не вырывается ни звука. Горло сдавливают тиски, пережимает артерии, вены, голосовые связки. Страх, разрастающийся с каждой секунды, лишает воли, подчиняется себе. Юнги рассекает руками густую тьму и делает шаг. Затем ещё один и ещё, а после срывается на бег. Пытается убежать, но, кажется, кружит вокруг своей оси, до тех пор пока перед глазами не начинают мелькать маленькие белые точки, похожие на мошек. Они появляются ниоткуда, вспыхивают разрядами и также быстро исчезают, сменяясь новыми. Пахнет костром и гарью, а белых точек становится больше. Сознание скручивается в тугую спираль, сжимается, растягивается и рассыпается на маленькие искры. Дыхание спирает, воздух проникает в лёгкие через раз, хватка на горле становится сильнее. «Я люблю тебя», — слышит он где-то вдалеке. — «Малыш». Голос знакомый, тёплый, и парень вглядывается в темноту перед собой. «Пожалуйста, вернись ко мне». «Пожалуйста» Юнги очень хочет вернуться, потому что здесь страшно, больно и так одиноко. И он идёт на звук, что продолжает тихо звучать в пространстве. С каждым сказанным словом страх отступает, уступая место необъяснимой любви, которая прошивает каждую частичку изможденного тела, придаёт силы. Она накрывает его как большая океанская волна. Мин практически чувствует мокрый песок под ногами и слизывает с губ солёные капли внезапно наступившего прибоя. Солнце медленно встаёт из-за горизонта, отражение в воде переливается всеми цветами радуги, и Юнги вдруг становиться так легко и спокойно. Внезапно он замечает человека, что стоит возле самой кромки воды. Его лица не видно, и можно уловить лишь улыбку. Человек машет ему рукой, и Мин зачем-то машет в ответ. — Сын, — шепчут ему чужие губы, и вместе с брызгами воды ветер доносит эти слова. Страх, оставшийся где-то позади, снова возвращается. Юнги пытается кричать, но голоса нет. Как нет и слёз, хотя его изнутри раздирает на множество крошечных кусочков. Улыбка в мгновение трансформируется в устрашающую ухмылку. Мин делает шаг назад. Потом ещё один. Ноги тонут в вязком песке, и он падает на колени. Хрипит, роет песок, пытается выбраться и в конце концов сдаётся. Проваливается вниз, летит в темноту, ничего больше не видя. Он закрывает глаза и открывает вновь, сталкиваясь с ослепительным светом, промаргивается и чувствует влагу на ресницах. Неужели, это конец? — Юнги? — тот самый тёплый голос прорывается сквозь густую пелену сознания. — Ты такой бледный… Мин широко распахивает глаза и видит перед собой Чимина. Страх убирает руки с его горла, и он наконец делает глубокий вздох, осматриваясь вокруг. Куча проводов, неприятно пикающий аппарат и кислородная маска, которую он почувствовал только сейчас. — Юнги… малыш… — повторяет Чимин, пока по его щекам катятся крупные капли. У него глаза опухшие от бесконечных слёз, красный нос, спутанные персиковые пряди, измятая одежда с пятном от кофе, но Мин всё равно считает его самым очаровательным парнем на свете. Он так скучал по нему, пока был там. И этот самый очаровательный парень на свете сейчас кусает от волнения губы, пока жмёт на кнопку вызова персонала, скрывает взгляд, прикрывая рукой рвущиеся наружу всхлипы. — Пожалуйста, сходите до медсестры и примите успокоительные, нам нужно время, — вошедший в палату врач, не теряя времени, раздаёт необходимые указания. Чимин кивает и, кидая ещё один взгляд на своего парня, выходит. Медсестры смотрят на него с сожалением, но без вопросов выдают очередную дозу лекарств и бутылочку с водой белому, как лист, парню. Пак чувствует невероятное облегчение, потому что врачи говорили лишь о том, что Юнги вряд ли очнется так быстро и больше не давали никаких прогнозов. Всё это выглядит как долгожданное чудо. Чудо для них двоих. Он поворачивается к окну, наблюдая, как в воздухе сталкиваются снежинки, а потом сразу же тают, и думает о Чонгуке. — Но, Чонгук? — А у него больше нет чувств. Совсем. И пока я не знаю, сможет ли он с этим справится. Они свободны, Сони помогла им. Но что теперь будет с Чонгуком? Неужели, они обрели счастье, разбив при этом чужую жизнь… Чимин дёргается, когда врач кладёт ладонь ему на плечо. — С пациентом всё в порядке, — уверенно говорит мужчина. — он удивительно быстро идёт на поправку. Не знаю, как скоро мы его выпишем, но пока я настаиваю на том, чтобы он находится здесь под нашим наблюдением. — Да… конечно. Спасибо, — Чимин кланяется, хватает доктора за руку и, улыбаясь, заглядывает ему в глаза. — Я рад, что всё обошлось. — Теперь Вы можете вернуться в палату, — врач тепло улыбается в ответ и аккуратно высвобождает ладонь. — Спасибо ещё раз. Пак забирается с ногами на постель и прижимает к себе Юнги. Гладит выступающие позвонки, шепчет слова любви и твердит, что больше никуда не отпустит. Они плачут вместе, разделяя весь этот спектр эмоций на двоих, а потом засыпают прямо так, не разрывая объятий.

***

Очередной день сменяется новым, за ним ещё один и ещё. Но кроме цифр в календаре телефона ничего не меняется, а Чонгук, сколько бы не думал, не знает, чего хочет сейчас. В голове пусто, все мысли сбились в кучку и сиротливо жмутся по углам. Он раскидывает руки в сторону и просто плывёт по течению. Делает вид, что существует, хотя не уверен, что такая жизнь ему вообще нужна. Вода в душе оказывается горячей, и ногу обжигает огнём. Но Чон не меняет регулировку температуры, лишь дёргается немного по инерции и молча смотрит на мгновенно покрасневший участок кожи. Он чувствует боль, пусть и физическую, но всё же чувствует. На каких-то несколько минут, парень стоит вот так, ощущая, как шарик, что до этого был заполнен до краёв, понемногу сдувается. Но стоит боли немного утихнуть, тёмная пустота снова пожирает его изнутри, а шарик вновь разрастается до прежних размеров. Чонгук не видит себя в этом запотевшем отражении, но и не торопится стирать туманность. Он вообще никуда не торопится — нужный поезд давно ушёл, а его самого сбило тяжёлым товарняком, а потом протащило ещё несколько метров по рельсам. По стеклу неровными дорожками сбегают вниз капли воды, обнажая буквально чужие черты. Безжизненные глаза, не выражающие совсем ничего, пугают. Ему не хочется видеть своего лица, оно больше не узнаваемо. Будто вовсе ему не принадлежит. Но думать и рассуждать нет времени — его ждёт Намджун. Хотя он не совсем уверен, как к нему обращаться. Кто он? Врач, психотерапевт или же просто психолог, который захочет стать другом и спасти? Вряд ли оно так работает… вряд ли. Выходя, Чон кидает быстрый взгляд на неубранную постель, но даже не думает делать к ней и шагу. Заправлять её не хочется, наоборот, хочется оставить всё как есть. Пусть она будет единственной, кто его здесь ждёт. Дверь не издаёт ни звука, когда Чонгук выходит из комнаты — сервис на высшем уровне, но тишина, царящая в палате, уже успела надоесть. Тут слишком тихо и слишком спокойно. — Хён! — он чуть было не сталкивается лицом к лицу с братом, но в последний момент успевает притормозить и делает пару шагов назад, пока не упирается спиной в закрытую дверь. — ты что тут делаешь? — Пришёл навестить тебя, — фраза на самом деле звучит вопросительно, а сам Техен заметно нервничает. «Было бы из-за чего», — думает Чонгук. — Я не умру тут, — но вслух говорит совсем другое. Он глубоко вдыхает больничный воздух и откидывает прочь такую заманчивую мысль. — не стоит приходить сюда так часто, это, в конце концов, не твой дом. — Я хочу знать, что всё в порядке… — Всё и так нормально, перестань, — нет даже злости, разве что слегка кружит по телу беспричинная усталость. — Поезжай, я позвоню, если что-нибудь понадобится. — Чонгук разворачивается, чтобы уйти, но почему-то стопорится и поворачивает голову в сторону Тэхена. — Тебе лучше быть рядом с Донуком и переживать за него, он всё-таки твой парень. Он правда не знает зачем это говорит, ему, по сути, всё равно, но что сделано, то сделано, зачем думать об этом много. К тому же, это действительно может вразумить его неразумного брата, который крутится тут каждый день. Найти нужный кабинет оказывается целым квестом, потому что цифры на дверях разбросаны как-то совсем рандомно. Чонгук какое-то время бродит от одной двери к другой, но, найдя наконец нужную, тянет ручку вниз, не удосужившись даже постучать. — Кто… — высокий плечистый парень поднимает голову от монитора. — О, Чонгук! Проходи, — он указывает ладонью на небольшой диванчик. Чонгук присаживается и попутно бегло осматривает кабинет. Ничего примечательного, кроме, пожалуй, странных фигур на деревянных полках. — Зачем я нахожусь здесь? — он не хочет никого здесь задерживать, ровно, как и не хочет задерживаться здесь сам, поэтому вопросы только по существу. — Это клиника для помощи соулмейтам, — совершенно невпопад отвечает Намджун, — Именно тут тебе окажут помощь… Он не успевает договорить, как в дверь стучат. На пороге молодой высокий парень держит в руках небольшой серебряный поднос. — Здравствуйте, меня зовут Джин. — он кланяется Чонгуку, подходит ближе и ставит возле него небольшую пиалу. — Я принёс Вам чай. Чонгук кивает в знак благодарности и кроаем глаза замечает, как изменился сейчас взгляд Намджуна— его глаза буквально сверкают. Джин также ставит пиалу напротив него и, коротко улыбнувшись, скрывается за дверь. Наверное, только слепой не заметил бы искорок между этими двумя. — Так вот, — Намджун делает глоток. — я знаю, что с тобой произошло, — он глядит снисходительно и Чону это отчего-то не нравится. Не нужно его жалеть. — Люди, потерпевшие соулмейта, страдают эмоциональной тупостью. Кому-то везёт чуть больше, и чувства возвращаются, а кто-то навсегда оказывается за бортом. Но мы будем с тобой, чтобы помочь справиться со всем этим, — он улыбается, являя абсолютно очаровательные ямочки на щеках. — Вы уверены, что мне нужна помощь? — Чонгук тянется к пиале и морщится. Запах облепихи быстро забивается в ноздри и он, фыркнув, отставляет посуду обратно. — Разве тебе не хотелось бы снова вернутся к чувствам? — С чего вы взяли, что мне это нужно? — Чонгук правда не понимает. Он и не пытается. — Потому что чувства прекрасны. — И разрушительны, — звучит довольно язвительно и грубо, но правда не всегда белая и пушистая. Иногда она бьёт по морде кирпичом и выбивает зубы, оставляя во рту кровавые дыры. Как и в сердце. Чон внимательно глядит на Намджуна. — сколько продлится «лечение»? — уровень сарказма выходит на новый уровень на последнем слове. — Ровно год, — уверенно чеканит Джун, не отводя взгляда. — Как много может изменить год, если с каждым днём я чувствую, как внутри меня шар наполняется пустотой? — Чонгук, лишенный каких либо эмоций, следит за врачом, который тоже остаётся абсолютно невозмутимым. — Как думаешь, если он лопнет, это хорошо или плохо? — Я… — Чон не знает, что сказать, но ответить всё же надо. — не знаю? Наверное, плохо. Он наблюдает за вальсом снежинок за окном и пытается этот шар почувствовать снова, но внутри тишина. Уходит в себя на какое-то время, и даже не замечает, как на лице его собеседника появляется уверенная улыбка. Что будет, если шар лопнет, и пустота внутри останется навсегда?