Паучья Лилия

Время тянется катастрофически медленно, словно лента на видеокассете, которой никогда не будет конца. Вот бы перемотать сразу до хэппи энда и остаться навсегда в этом зацикленном кусочке счастья, но жизнь, к сожалению, нельзя поставить на паузу, просто нажав чёрную пыльную кнопку на стареньком проигрывателе. На улице завывает ветер, и Юнги отвлекается на него от наспех выбранного романа. Целых два месяца прошло с момента аварии, но его тело до сих пор так и не восстановилось полностью. Как объяснял ему врач, последствия, вроде частичного отказа нижних конечностей после перенесённой клинической смерти не самое редкое явление, но всё же достаточно серьёзное, чтобы просто пускать это на самотёк. Тренажёры, массаж, физиопроцедуры, необходимые медикаменты — это малая часть того, с чем парню приходится сталкиваться ежедневно на пути к выздоровлению. Чимин помогает ему с реабилитацией: тянет руки, чтобы подняться с постели, толкает коляску на пути к нужному кабинету, говорит, что всё получится, твердит, что они справятся, и Юнги верит ему. Он откладывает роман на тумбочку в стопку книг, которые уже грозят свалиться на пол, ведёт рукой по простыни, пододвигается ближе, упрямо глядит в тёмный экран телевизора, где тенью мелькает его отражение и, нахмурившись, переводит взгляд в окно. Колючие снежинки, закручиваясь в белые вихри, бьют в стекло и, кажется, минуя тройной стеклопакет, больно впиваются в кожу, обжигают холодом, струятся по венам. Мин кутается в одеяло сильнее, зарываясь в него практически с головой. Холодно, хотя в палате чуть ли ни тропики. Непогода очень похожа на то, что сейчас творится у него в душе, когда он думает о Чонгуке. Снежинки липнут друг к другу, превращаются в большой ледник, что грузом оседает на его сердце. Дверь в палату тихо открывается, и Юнги, оборачиваясь, уже готовится выслушивать одинаковые вопросы от врача, и также одинаково на них отвечать, но на пороге оказывается не он. — Привет, солнце, — это Чимин. Его тёплая улыбка озаряет комнату, хотя в глазах по-прежнему скользят нотки беспокойства, когда он цепляется за острые выпирающие ключицы, тёмные круги под глазами и уставший взгляд. То время, что он провёл в больнице, пока Юнги был в реанимации, ещё вспыхивает фантомной болью в груди, сбивает дыхание. Пак прикрывает за собой дверь и, оставив фрукты на тумбочке, присаживается рядом. — Ты сегодня рано, — Мин чувствует, как ледник внутри начинает таять. Горячая ладонь в его собственной, ровный пульс под пальцами успокаивают его мысли, что подобно снежинкам хаотично кружатся за окном. — Освободил рабочие часы, — в голосе Чимина плавится нежность, забота и безграничная любовь. — хотел увидеть тебя, — склоняясь чуть ниже, добавляет он. Ведёт носом по острой линии подбородка к уху. — я скучал, — шепчет тихо, целует легко, утверждает своё право. Между ними всегда было много нежности, но после всего пережитого её стало в разы больше, хотя, казалось, что дальше и некуда. Сейчас же Юнги часто ловит на себе пристальный взгляд карих глаз, шутит о том, что сколько смотри — не насмотришься, а Чимин лишь морщит нос и совершенно серьёзно отвечает, что ему на это не хватит и вечности. — Ты выглядишь грустно, — Пак едва ощутимо сжимает пальцы, привлекая внимание своего парня. — Чонгук, — и этого ответа более, чем достаточно. Они молчат. Потому что оба находятся в смешанных чувствах, понимают, только сделать ничего не могут. По ощущениям Юнги в этой больнице уже целую вечность и ему бы очень хотелось с Чонгуком встретиться, но пока это просто невозможно — его лечащий врач считает, что под присмотром специалистов реабилитация будет куда эффективнее, чем дома, и Чимин согласен с ним. Мин не спорит. — Сони сказала, что он не идёт на поправку, и это беспокоит меня. Со временем Пак всё-таки рассказал Юнги о той самой поездке в Пусан, Сони и родителях, не скрывая ни одной крупицы правды. Тогда, сидя вдвоём на узкой больничной койке, они долго обнимали друг друга, комкали одежду в руках, всё ещё не веря, что судьба оставила в живых их всех. Сейчас в это верится чуть больше, потому что под пальцами ровный стук сердца самого дорогого человека в жизни. Только вот у Чонгука этого нет, и неизвестно будет ли когда-нибудь. — Намджун сказал то же самое, — Юнги снова переводит взгляд на окно. — но Джин, спустя столько лет, справился, а значит ещё не всё потеряно. — Не всё… — эхом отзывается Чимин. — Я бы хотел встретиться с Чонгуком, — он уверенно кивает самому себе, будто уверяясь в правильности этого решения. — возможно, у нас не получится поговорить, но мне бы очень хотелось этого. Я знаю, что за чувство, когда ты теряешь любимого человека… — его ладонь медленно оглаживает лицо Юнги, а пальцы аккуратно убирают непослушную прядь волос за ухо. — …оно может уничтожить тебя.

***

День сменяется ночью, а ночь — новым днём, но для Чонгука это круговорот из совершенно ничего. Он встаёт голыми ступнями на холодное стекло весов, убирает отросшие волосы назад, хмурится. Минус три килограмма, хотя прошло всего четыре дня, не лучший показатель. С отсутствием чувств, пришло и отсутствие аппетита, что может принести организму ещё больше проблем, но какая разница, если внутри пустота размером уже даже не с шарик, а с целую вселенную. Она захватывает новые миры, галактики, как ненасытный зверь, которого спустя много лет выпустили на свободу. Вселенная растёт, множится, поглощает звёзды и планеты, а пустота в ней поглощает Чонгука. Он тонет в ней беззвучно и слишком быстро. В собственных размышлениях Чон упускает момент, когда в дверь коротко стучат, и приходит в себя лишь когда его плеча касаются холодные пальцы. — Вы Чонгук-ши, верно? — рядом с ним стоит незнакомый высокий молодой человек, что вопросительно глядит на него. — Да, — он выныривает из вселенной и внимательно оглядывает парня в ответ. Смотрит пристально, жёстко. Парень тушуется и отводит взгляд. — а вы, полагаю, парикмахер? — и, не дожидаясь ответа, бредёт к стулу возле окна. Он ожидаемо холодный, потому что Чонгуку очень сильно захотелось проветрить комнату в мороз, и будет совершенно неудивительно, если завтра утром он проснётся с температурой. Небольшая чёрная накидка мягко ложится на его плечи, а на волосы и шею мелкими каплями оседает вода, благо тёплая. Ему нравится ощущать кожей контраст холодного и горячего, потому что это единственное, что он может почувствовать сейчас. В палате тихо, лишь звук ножниц разбавляет эту тишину, пока пряди волос под умелыми руками парня методично летят на пол, превращаясь в бесформенную кучку. Чонгук наблюдает за этим заинтересованно, размышляя над тем, как было бы хорошо так же быстро справиться с его проблемой — просто отрезать и жить как раньше. Когда работа парикмахера подходит к концу, Чон трясёт головой из стороны в сторону, ощущая непривычно лёгкость. Можно также просто избавиться от мыслей? Он скомкано прощается с мастером и выходит в коридор, чтобы занять небольшое кресло возле окна, что обычно предназначено ожидающим. — Снежная вихрь поистине завораживает красотой, до тех пор, пока ты не окажешься в нём. Чонгук поворачивает голову, натыкаясь на знакомые голубые глаза, только его собственные глаза сейчас холодные как никогда. Ни удивления, ни вопросов, коих раньше было великое множество, ни боли. — Вы были правы тогда… — он безразлично скользит взглядом по женской фигуре. — …Паучья Лилия и вправду пахла смертью. Но сделал ли я правильный выбор. В последнее время ему часто снятся сны. Он не помнит их содержание, все они будто отрывки из его прожитой жизни, но одно совершенно неизменно — те самые голубые глаза появляются в них каждый раз. Следят, наблюдают. Ему как будто открыли истину, которую он ранее не замечал. — Кто знает, — Сони присаживается в кресло рядом. — думаю, время покажет верным ли был твой выбор. — Вопрос только в том, захочу ли я столько ждать? — Спроси самого себя, чего же ты больше ждёшь, когда вселенная подойдёт совсем близко к точке невозврата. Попытаться выбраться и снова чувствовать, или же потонуть в ней навсегда и забыть, что это такое? — Сони разглядывает чужой напряженный профиль. Чонгук задумывался об этом не раз, но до сих так и не нашёл ответа на этот вопрос.

***

Вокруг гнетущая темнота, густая, даже без намёка на проблеск. Кажется, что он ослеп вместе с потерей чувств. Чонгук машет руками, скребет ногтями плотный воздух, пытается зацепиться хоть за что-то, но раз за разом терпит фиаско. Время расплывается неровными контурами, теряет свои очертания, стрелки часов замедляют ход. Царящая тишина отступает, а на её место приходит неприятный шум, как от телевизора, который потерял волну канала. Чон закрывает уши рукой, но звук никуда не уходит, наоборот, продолжает нарастать. Его плеча касается холодная ладонь, заставляя испуганно дёрнуться и развернуться. — Юнги? — спрашивает Чонгук, только вот он не слышит своего голоса, а его самого изнутри накрывает лавиной чувств. Во сне все это кажется таким реальным. Он тянется следом, пытаясь ухватиться, но рука ускользает в пространстве всё дальше и дальше. Эмоции на лице Юнги внезапно меняются — он становится злым, губы сжимаются в тонкую линию, между бровями собирается глубокая складка. Черты лица искажаются. Чонгуку становится страшно. — Это всё ты, — парень больно тычет указательным пальцем в грудь. — я могу умереть, ты знаешь? — кричит так, что закладывает уши. — Ты был бы в этом виноват! Чон делает шаг назад, ошарашено смотря перед собой. Не верит, пытается опровергнуть. — Нет, это не так, — отвечает шёпотом, но почему-то прячет глаза. — это не правда… я не хотел… — Но это правда. — Мин смеётся. — Это же твоя мечта, не так ли? — его смех выходит каким-то жутким. — Теперь ты счастлив? — Я не хотел, — снова бормочет Чонгук, держится за ткань чужой футболки, пока слёзы дорожками стекает по щекам. Он широко распахивает глаза, кричит громко, надрывно, притягивает Юнги ближе и тут же разжимает пальцы, боясь снова встретиться с ним взглядами. — Всё хорошо, Чонгук. — Тэ? — родной голос в этом хаусе кошмара звучит как спасение, и Чонгук спешно цепляется за него, как за канат над пропастью. Понимает абсолютно точно — он не готов упасть. — Это всего лишь сон, — Тэхен подползает ближе, совсем осторожно прижимая к себе. — всего лишь сон. Чонгук чувствуют большую широкую ладонь у себя на спине, что заботливо поглаживает между лопатками, и бешено ступающее сердце. Как будто он ещё спит, потому что то, что он ощущает сейчас, так похоже на настоящие эмоции. Впервые за последнее время. Безумие. Тэхен заваливается с ним на бок, ещё сильнее прижимая к себе. — Я рядом, — сердце пропускает удар, когда губы Тэ оставляют влажный след на его щеке. — Поспи ещё, — ровное дыхание щекочет ухо. Чонгук мало что может сложить в голове, но покорно закрывает глаза, дыша ароматом родного тела. Успокаивается.