Пустоту определить легко.
В этом состоянии человек
осознает, что ему нужно
идти вперёд, но не знает,
зачем это делать.
Опустошенность преследовала Чонгука с маниакальной дотошностью. Это чувство бесцеремонно влезло в его жизнь и прочно обосновалось там — построило домик, завело золотых рыбок в пруду и даже купило клетчатый плед. Оно было с ним постоянно, словно самый лучший друг, который, вне зависимости от ситуации, всегда будет рядом, как бы ты его не прогонял. Опустошенность тянула Чонгука за собой в пустоту, тёмную и неизвестную, а он покорно шёл за ней следом. На пару с Тэхеном. По правде говоря, Чон никогда не хотел тянуть его за собой, но тот лез сам. Не спрашивал, не доставал с расспросами, а просто бросался с головой в этот неразборчивый омут и был рядом. В этом был весь Тэхен, и сколько бы Чонгук не старался, не мог это изменить. Он грубил, притворно ругался, закрывал перед носом брата дверь, даже бросал ни в чём неповинные книги. Они с громким шумом падали на пол, шелестели страницами, а Тэ не отступал. Даже звонок Донуку не помог. Не то чтобы Чонгуку не нравилось общество Тэ, он просто не понимал, зачем тот это всё делает. Ему не нужна нянька, ему вообще никто не нужен. Нет, с Тэхеном было спокойно, было не так темно, но разве он достоин этого? Чонгук ворочается из стороны в сторону и протяжно выдыхает — сна ни в одном глазу. Он смотрит на часы и, кажется, проклинает их. 3:30. Когда смотрел на табло в последний раз было — 3:20. Блять! — Ну какого хрена? — парень отпихивает подушку рукой и поднимается. Возможно, он просто не хочет снова проваливаться в этот ужасный кошмар, что снится ему чуть ли каждую ночь. Кошмар тянет лапы, тащит глубже, затягивает в трясину. За окном темно, лишь одинокий свет фонаря согревает неясным пятном белый пластик подоконника. Чон забирается на него и поджимает ноги к груди. Пахнет дождём. Свежий ночной воздух перебирает взлохмаченные пряди, а яркая вспышка рассекает тёмное небо, деля его на две одинокие половинки, а после прячется в кроне деревьев. В отчётливой тишине палаты первые капли сорвавшегося дождя пугают. Чонгук вздрагивает и улыбается. Тянет руку к сетке и пытается поймать их. Улыбается снова — ладонь холодит. Идея бьёт в голову внезапно и, не давая времени на размышления, тянет прочь из палаты. Тэ ожидаемо спит, раскинувшись по всей кровати морской звездой, плед и вовсе валяется на полу. Чон досадно выдыхает — «А чего ты ожидал, сказки на ночь?» — но это вовсе не мешает ему подойти ближе и присесть рядом на корточки. Новая вспышка молнии озаряет комнату. Всё-таки Тэхен по-эстетичному красивый, жаль, что Чонгук не может оценивать трезво, потому что у него попросту нет чувств. Однако он зачем-то тянет руку и ведёт пальцами между бровями — чужие черты лица во время сна смягчились, пропала напряжённая складка, что раньше была здесь. Пальцы скользят ниже, по линии носа, минуют аккуратный кончик, задерживаются на губах на секунду дольше приемлемого и падают на постель. Это странно, но Чон до сих пор не забыл, что случилось между ними той ночью. Он так чётко помнит вкус мягких губ, похожих на вишню, затянутые поволокой глаза и глубокий голос с его именем на выдохе. Низ живота тянет, прямо как тогда, когда Тэхен, повернувшись на бок, тихо стонет во сне. Чонгук машет головой — не достоин. «Что ты делаешь?», — думает он, но почему-то не уходит. Наоборот, удобнее устраивается на полу. За окном по-прежнему дождь, капли бегут по стеклу, отбрасывая причудливые тени на стены палаты, и падают вниз, разбиваясь вдребезги. Наверное, это можно считать завораживающим, если точно понимать значение этого слова. Чон переводит взгляд. Тэхенова чёлка спадает на глаза, и у него буквально физически руки чешутся, чтобы её пригладить, что он, собственно, и собирается сделать. Но стоит только ему протянуть руку, как за неё тут же хватается чужая. — Что ты тут делаешь? — хрипит Тэхен, будто зеркаля недавнюю мысль Чонгука. — Ты напугал меня! — на самом деле, нет, не напугал, но, кажется, именно так говорят в подобных ситуациях. Просто он не ожидал, вот и сердце, тоже не ожидавшие ничего подобного, немного сбивается с ровного ритма. И вовсе не от того, как блестят в темноте медовые глаза. — Это должна быть моя фраза, — низкий смех плывёт по комнате. — что ты тут делаешь? — Не спалось, — пожимает плечами парень. — но мне, кажется, показалось. Пока. Он пытается встать, но чужие пальцы, по-прежнему сжимающие его запястье, не дают ему это сделать и тянут на себя. — Стоять! — Тэ снова смеётся. Заразительно и так тепло. — Теперь поздно уходить, — смягчается. — поспи со мной. Чон, ожидаемо, ничего не отвечает, но прижимается к горячему телу носом, упираясь в шею и наслаждаясь ароматом кожи, пока его крепко сжимают в объятиях. К слову, уснуть всё равно не получается. Парень, привыкший к темноте, как внутри него, так и снаружи палаты, рассматривает лицо своего брата, ощущая, как внутри него что-то меняется. Он, впервые за последнее время что-то чувствует. Совсем кусочек, буквально отголосок, но это уже что-то. Яркий свет в его темноте был тёплым и носил имя Тэхена. После этого Чонгук долго вспоминает тот самый день, после которого вырубились чувства. В его голове только знакомый ресторан, квадратная улыбка Тэхена, а после пустота. Он обещает себе подумать над этим, а Тэ обещает быть рядом и помогать. Рассказать, если нужно, воспроизвести их диалог. Ещё в его жизни появляется Чимин, а Чону не совсем понятно почему он это делает, ведь это он, тот, из-за которого чуть не умер Юнги. Несмотря на это, Пак появлялся в больнице всё чаще и чаще, давая возможность забывать про свою тьму, но, увы, не давая возможности чувствовать. — Ты не виноват в этом, — Чимин так активно жестикулирует руками, что едва не падает со скамейки лицом в асфальт, лишь чудом удержал равновесие. — то, что случилось ошибка и не больше. — Я сделал вас несчастными, — Чонгук рассматривает свои колени, избегая внимательного пронзительного взгляда. — Нет, это не так, — Пак поднимает его подбородок и заставляет смотреть на себя. — И я, и Юнги счастливы от того, что сейчас с тобой всё в порядке. Чувства? Они придут, я верю, — парень улыбается, склоняя голову. — верь и ты тоже. Чимин его не ненавидит. А что касается самого Юнги? Каждый раз его преследует один и тот же ночной кошмар, каждый раз он просыпается с мыслью о своей вине. Чонгук считает, что это он должен был погибнуть, чтобы освободить Юнги от оков. И этот сон не просто преследует его, в один из дней он становится реальностью. Это был обычный день, разве что выбранная Тэхеном книга оказалась слишком уж скучной или даже странной. Но он настолько был занят восхищением чужого голоса, что сначала даже не понял, чьё имя прозвучало с уст. Когда Чонгук повернул голову, то застыл. Всего вдруг стало слишком много, как будто весь спрятанный от него спектр чувств появился прямо сейчас, снося его с ног, буквально. Чонгук не успевает среагировать и заваливается назад, падая задницей на асфальт. Пятится, скулит как побитый щенок, сдирает ладони в кровь, но это боль ничтожна по сравнению с той болью, которая сейчас концентрируется где-то районе сердца. Всё вокруг перестаёт существовать, есть только он и Юнги. — Это все ты, — на чужих губах кривая ухмылка, и Чонгуку страшно. Страх буквально парализует его, сковывает по рукам и ногам. — Думал, прощаю тебя, да? — Нет! — голос не слушается, дрожит, как дрожит и все тело. — Да. Ты надеялся на это, но давай будем честными? — Юнги делает шаг ближе, а Чон выставляет ладони вперёд, будто это может помочь. — Ты меня чуть не убил. Ты опасен. — Нет, — шепчет Чонгук. — нет… — он проваливается под лёд и безуспешно тонет. Голоса на фоне больше не слышны, буря отпускает его. — Чонгук, — зовёт его Тэхен, приподнимает голову, пока Юнги и Чимин обеспокоены смотрят на него, совсем не зная, чем помочь. Намджун и Сони тоже тут, напуганные и ошарашенные произошедшим. Чонгук протягивает руку, когда видит размытый силуэт, но тело его не слушается. Без возможности на спасение, он медленно опускается на самое дно.