arcana

— Доброутро, — неразборчиво бубнит Ви, разлепляя глаза. Солнце бьет ей в висок, тяжело, как ботинок какого-нибудь уебка. В черепушке поселяется боль, а во рту суше, чем в Пустошах, измученных прямыми выжигающими лучами. Она лежит, уткнувшись носом Джонни между ключиц, и нормальных людей это должно было смутить, но Ви уже кристально похуй. Только она не шевелится, потому что мышцы стискивает, стягивает болью, и ей кажется, что, стоит трепыхнуться, Ви тут же вывернет наизнанку. Солнце поджаривает ее щеку. — Ты чего так рано-то? — лениво спрашивает Джонни. Раскрывает темные глаза, в подсветах первых лучей солнца кажущиеся почти ореховыми. Чуткий, как кот, проходящийся по лезвию на мягких лапах. — У меня на твоей железке шея затекла, — заявляет Ви, свирепо хмурясь. Джонни чуть дергает протезом, волосы цепляются в сочленения стальных пластинок, и Ви мучительно кривится и стискивает зубы, чтобы не заорать. — О, ну извини, сейчас отращу себе новую руку, — заводится Джонни с полуоборота. — Не выебывайся, я в опасной близости от твоего носа, могу и грызануть, — серьезно угрожает Ви. Все ее слова бессмысленны, но правда в том, что Джонни становится все реальнее, а Ви стирается и бледнеет на его фоне. Иногда, когда биочип выдает сбой, когда ее человечность, ее душа сопротивляется сильнее, Ви проскальзывает рукой сквозь его протез. И она пугается, потому что не понимает, чья именно ладонь ненастоящая. — Что мы делали? — спрашивает Ви. Судя по ощущениям, то ли дрались с кем-то насмерть, то ли пили — хотя, зная их, возможны оба действия сразу. Ей хочется рассмеяться, но она только грызет пересохшие губы и вскидывает еще мутный взгляд на Джонни. Вблизи он кажется совсем настоящим, но проступившие синие помехи портят все и заставляют Ви отпрянуть, словно они могут обжечь ее лицо. Джонни осторожно отпихивает ее, встает гибко, ловко, потому что у него-то не ноют все кости — у него костей, строго говоря, вообще нет. Ви еще корчится на постели, лелея свое мучение, и радуется, что привычная тошнота еще не накатила. Из горла рвется сухой мучительный кашель, она проверяет губы машинально, но сегодня обходится без потеков крови. — Помнишь, мы убили какую-то тварь для Падре? — подсказывает Джонни. — Очередной раскол у них, бля, ниче нового. А потом надо было оторваться от погони, тебе стало плохо, ты чуть не пропахала ебалом асфальт, Ви, и я перехватил управление. — Без таблеток, — тупо говорит Ви. — Ну, приехали. — Нет, солнце, приехали бы мы, если бы я остался безучастным пассажиром и смотрел, как ты подыхаешь в грязи! И как тебя догоняют Валентинос, чтобы содрать твою шкуру живьем! — рычит Джонни, показывает зубы. Он выручает ее, а Ви даже не знает, что и сказать. Понятно уже, что Джонни завалился в какую-то гостиницу, потратил переведенные от Падре деньги — Ви надеется, что Джонни не напугал старикана по телефону, а то тот подумает, будто она одержима дьяволом и что из нее надо срочно изгонять бесов. Ага, как же… ангел-хранитель… — Все время думал, почему ты спишь поперек кровати, — задумчиво добавляет Джонни, следя за Ви. Сейчас-то она лежит нормально, как человек — потому что он ее так положил, давая измученному, разрываемому пополам телу отдых. — Потому что мне особо не с кем спать, Джонни, — бурчит Ви. — И мне можно захватить обе половины и не париться. Очень удобно, всем советую. — Ну так ногам-то холодно, — проницательно подсказывает он. Джонни застывает у подоконника, облокачивается и указывает на небольшой столик: — Попей воды, должно стать лучше. Извините, завтрак в постель я подать не могу, блядь. Он спокойно наблюдает, как Ви доползает до столика и пьет, захлебываясь. Ей не стыдно показывать слабость перед Джонни. Какой смысл обманывать человека, который читает твои мысли? Который чувствует твою боль, растягивающуюся в груди? — Спасибо, — хрипит она, закуривая. — Что вытащил. Не знаю, что бы я делала, если бы была одна… Черт. Я знала, что всегда нужен напарник, чтобы подстраховать, но после смерти Джеки это кажется… настоящим предательством, сука! — Строго говоря, меня не существует, — легко отмахивается Джонни. — Так что ты ничего не предаешь. Тихо сама с собой ведешь беседу. Фыркая, Ви манит его рукой. Слова еще даются тяжело временами, и ей нужно накопить силы на каждую фразу, а голос предательски дрожит. Она не привыкла быть настолько слабой, но в последние недели Ви уже чувствует себя мертвой. Выбравшейся из могилы и медленно разваливающейся по кускам, как в старых фильмах про зомби. Подойти к ней Джонни нормально не может, конечно, ему надо выебнуться, поэтому он просто появляется рядом, садится на старый столик. Их обоих он бы не выдержал, но на самом деле Ви тут одна-одинешенька сидит, печально пялясь в пустоту. Солнце перестает ее раздражать, лучи как будто смягчаются. Она подставляет лицо, как довольная кошка. Джонни задумчиво жмурится. Глаза у него все еще светлые, подсвеченные такие, и Ви умиротворенно улыбается. Приступ понемногу отступает, даже не приходится глотать таблетки. — Ты слишком редко их ешь, вот почему я становлюсь почти настоящим, — подсказывает Джонни, озадаченно хмурясь. — Ты… вроде как засыпаешь, когда я это делаю? — уточняет Ви. — Представь, что ты на дне черной реки. Сверху на тебя давит толща воды, и всплыть не получается, — медленно рассказывает Джонни, как будто какую-то сказку, — но ты все еще слышишь отголоски верхнего мира, какие-то голоса, их эхо. Иногда не понимаешь, это твои воспоминания оживают или кто-то реальный говорит там, живет. Пока ты медленно погружаешься в ил. — У тебя сегодня поэтичное настроение, я смотрю, — поддевает его плечом Ви. — Да, засранные отели всегда благотворно влияют на мое вдохновение, — закатывает глаза Джонни. И добавляет вдруг, небрежно, усмехаясь: — А ночью я просто лежал рядом. Для меня время идет немного иначе… Да и пара часов до рассвета — ничто по сравнению с полувековым заточением. — Я не спросила, — кусает губы Ви. — Не сказала: «А что ты чувствуешь, когда я в отключке, как вчера?» Я не успела задать вопрос, что ж ты лезешь вперед паровоза, блядь. Ее пугает простота, с которой Джонни проникает в ее разум. Для него такие штуки становятся все большей обыденностью, и иногда Джонни становится для нее полноправным напарником: замыкает камеры, пока Ви медленно крадется к жертве, как пустынная змея, проскальзывающая между камнями, заставляет оружие, направленное на нее, клинить. Обживается, свыкается со своей натурой цифрового призрака — это даже забавно, потому что вытворяет Джонни вполне полтергейстовые штуки. — Ты боишься слиться, я знаю, — говорит он. — Но это само собой получается. Я не могу это контролировать. Мы просто… есть. Ви снова и снова задумывается, как ей будет не хватать Джонни, когда их разделят. Если. Если они выживут — хотя бы один из них. Все это слишком ненадежно и странно. — Как ты там, оклемалась? — строго уточняет Джонни. — Типа того… Какие планы на сегодня? — спрашивает Ви. — Заскочим куда-нибудь пожрать, а потом съездим к фиксеру? В этом городе у наемников всегда есть работенка. Плохой погоды в этих ебанутых каменных джунглях, как говорится, не бывает. Ви осторожно потягивается, прислушиваясь к ощущениям. — Ты это, к Падре пока не суйся, пусть отойдет мужик, — предлагает Джонни. — Что? Он позвонил вот нихуя не вовремя, нам было плохо, Ви, а он тут со своими проповедями. Конечно, я рявкнул! Ви тихо стонет, закатывая глаза. Огрызающийся, вечно недовольный мудак, с которым никогда не знаешь, чего ожидать, но он готов был вцепиться в горло кому угодно, кто угрожал Ви — хотя бы цеплял ее неосторожным взглядом. С Джеки было иначе, как-то проще: они сразу спелись, решили, что они семья, что не бросят никогда. Может, Ви слишком редко говорила ему что-то милое и приятное, больно не в ее стиле это, но она верила Джеки, во всем полагалась на него… А с Джонни сложно. Мучительно. Но сегодня утром Ви устало прислоняется к его плечу, смотрит в окно, наблюдая за полетом какого-то ави. Джеки тоже обниматься любил, сгребал по-медвежьи, никак не вырваться. Ви никогда не жаловалась. Джонни не настолько открытый, но все же… Все же Ви прожженная наемница, ее должно было до ужаса переполошить пробуждение в незнакомом месте, но она не схватилась первым делом за оружие. Потому что этот мертвый придурок был рядом и осторожно прижимал ее к себе. — Знаешь, что самое странное? — говорит Ви. — Я чувствую себя в безопасности. Сначала я каждый раз дергалась, когда ты появлялся, потому что, блядь, это стремно. И, возможно, потому что ты пытался меня грохнуть. — Сука, сколько раз мы будем об этом говорить, — огрызается Джонни. Но он быстро затыкается, когда слышит, что Ви сипло смеется. Просто смеется, потому что ей хорошо — от того, что ее не порвали вчера на клочки Валентинос, от того, что чип еще не убил ее. И они просто сидят рядом еще час или вроде того — и Ви думает: это лучшее, что было в ее безумной жизни за последние дни.