Секретарша Каркассы

В каждом помещении, в котором проводились занятия, висела значительных размеров карта Италии. Деревянная рама добавляла ей строгости, но внимание больше привлекали разноцветные кнопки, образовывающие на ней аккуратные геометрические узоры. Иногда, потерявшись в своих мыслях, Белла смотрела на неё, не мигая, и пыталась понять взаимосвязь между цветами; это было всяко интереснее той же грамматики итальянского. Лигурия пестрела фиолетовыми кнопками, что было логично, ведь Генуя являлась её столицей, а власти Каркассы подчинялся весь регион. Венеция на карте выделялась оранжевым, и Белла уже догадалась, что это означает — Вонгола. Но на территории старейшей Семьи также находилась и Падуя, отмеченная синей звездой. Здесь самостоятельно додуматься было уже сложнее. В помещении, где проводились частные уроки стрельбы, которые вёл Джакомо, тоже висела огромная карта Италии, также испещрённая кнопками всех цветов радуги, а ещё чёрным, белым и серым. — Что означает синяя звезда Падуи? — поинтересовалась Белла, стянув наушники. Будь то влияние бега или танцев, но её новоприобретённая грация, выросшая из тотальной неуклюжести, распространилась и на стрельбу. Ружьё и винтовку Белла освоила в совершенстве всего за неделю, включая разборку и сборку оружия. С пистолетом всё ещё были некоторые трудности — она с ним не промахивалась ровно до тех пор, пока у неё не уставали руки; уставали они сравнительно быстро. — Падуя — особая территория, — добродушно ответил Джакомо. Было видно, что интерес его подопечной вызывал в нём уважение. В конце концов, человек не способен учиться, если не хочет знаний, а у Беллы, помимо жажды перфекционизма, всегда находились вопросы. Он подошёл к карте и опустил на неё палец, показывая на город под синей звездой. — В каком регионе он находится? — Э-э-э, — Белла неуверенно закусила губу. Они совсем недавно на уроке языка проходили географию Италии. — Тоже Венеция?.. — Правильно, — улыбнулся Джакомо. — И что это значит? — Что город тоже под влиянием Вонголы?.. — Официально да, но фактически нет. Белла непонимающе нахмурилась. — Видишь ли, — продолжил Джакомо, — Вонгола состоит из трех подразделений, и каждое из них, практически, отдельная семья. Смотри, Венеция, как область, поделена на семь частей, — он принялся показывать их, даже не глядя на карту. — Беллуно, Виченца, Верона, Ровиго, Падова, Тревизо, Венеция. Вонгола целое столетие потратила на то, чтобы установить своё влияние над всей областью и затем потратила чуть ли не больше, чтобы сохранить за собой власть. Сейчас они поддерживают репутацию по старой, но пока ещё сносной схеме: в Тревизо, — тычок в карту, — заседает ЦЕДЕФ, подразделение. Они занимаются сделками. Главный штаб Вонголы раньше находился в Венеции, но когда в двадцатый век ворвался яростный международный туризм, они переехали в Верону, — тычок в карту. — А в Падуе, — его голос стал загадочным, — обитает Вария. — Вария, — пробормотала Белла. — Я что-то про них слышала… Пилар жаловалась, что по статистике на них почти невозможно собрать информацию… Отряд… Ух, — она задумчиво прикусила губу. — Отряд Убийц, вот! Это они? — Браво, — подмигнул Джакомо. — Вария широко известна своим профессионализмом. На самом деле, они являются одной из немногих Семей, кто занимается, в основном, заказными убийствами. Простым смертным с ними сложно как договариваться, так и взаимодействовать в целом. Но, — он снова расплылся в улыбке, — у нас есть Скалл де Морт, Аркобалено Облака, и это заметно облегчает дело. — Почему? — Во-первых: в Варии состоит старая коллега и, рискнём сказать, подруга нашей госпожи. Сейчас она носит имя «Маммон». Гениальный, экстраординарный Туман Аркобалено, неподступный как сам Азкабан. Во-вторых, — он выдержал паузу. Почесал подбородок. Перефразировал, — в общем, второй пункт состоит из нескольких подпунктов… — и рассказал ей о Занзасе, опальном приёмном сыне, и о его конфликте с Вонголой — — Но самое интересное, — продолжил Джакомо, не обращая внимания на упавшую от такой драмы челюсть Беллы, — что Сквало Супербия, который выиграл Варию в честном поединке у предыдущего главы, несмотря на растаявшего Занзаса, всё равно продолжает быть фактическим боссом Отряда Убийц. Это ведь именно он собрал Хранителей, а не Небо. Соотвественно, Элементы привязаны к Дождю, а не к Небу. А Занзас, — он вздохнул, — по слухам тайно сидит в депрессии, пьёт и не занимается делами. Но это, — он почти полушутливо погрозил Белле, — конфиденциальная информация. — Я не очень разговорчивая, — слабо улыбнулась Свон. — Но любопытная. — Как и любая женщина, — пожатие плеч. — Кстати… вы так и не ответили на мой вопрос. Почему на Падуе нарисована синяя звезда? Джакомо обернулся к карте. Его обычно такой весёлый, добродушный вид словно потускнел. — Говорят, — медленно и неохотно начал он, — что любовь — самое прекрасное чувство на земле. Тем не менее, она бывает ядовитой, как мышьяк или кислота; бывает буйной и разрушительной, как ураган; бывает мучительной, словно радиация. И есть та любовь, страстная, которой не суждено быть. По разным причинам. Книги и фильмы говорят, что препятствия преодолимы… но в жизни порой иначе. Особенно, если тебе действительно есть, что терять. Он смерил Беллу печальным взглядом. — Сквало Супербиа всю жизнь любил нашу госпожу. Когда он был совсем юн и один, она помогла ему — дала несколько очень полезных советов, деньги, которые у неё с собой были, пару своих любимых музыкальных кассет из коллекции и сняла с руки часы. Ей и самой тогда приходилось тяжело. Она не могла взять его в ученики, но он и не просился. И, видимо, одних лишь советов ему было достаточно, чтобы пойти по её стопам и вырваться в лучшие из лучших. Он любил её… и все ещё любит. Но пока что госпожа не может ответить на его чувства. — Почему?.. Джакомо вздохнул и пересёкся взглядами с Беллой: — Госпожа Скалл — одинокая королева своего королевства. И, как ты понимаешь, далеко не каждый «лучший из лучших» может стать её королём. Между своей личной жизнью и безопасностью людей, она всегда выбирает второе, — тяжелый вздох. — Именно поэтому Падуя обозначена звездой. — Из-за… отчаяния? — Нет, — отмахнулся Джакомо, отходя от карты. — Из-за надежды, конечно. (…) Когда Скалл в первый раз показала своей (на тот момент) будущей ученице своё Пламя, в Белле словно что-то оттаяло; словно большой сугроб, под которым было похоронено исстрадавшееся сердце, дал воду, выдохнул, и она почувствовала в себе крохотный отклик, и неосознанно потянулась к чужому теплу своим, казалось бы, ничтожным теплом. Но этого было достаточно. В её бледных ладонях, сложенных лодочкой, замерцал светло-голубой огонь, так похожий на родниковую воду, и Белла — юная, никчёмная, такая далёкая от идеала — увидела свою собственную силу, которую никто не способен отнять, и подумала, не без восхищения: «чёрт возьми». И годы, потраченные впустую из-за характера матери, зависть одноклассников из Калифорнии на её бледную кожу, зависть одноклассников из Форкса на псевдопопулярность новенькой, и даже глубокая неуверенность, связанная с идеальными вампирами и неидеальными смертными — всё это пошатнулось в голове Беллы Свон и поползло трещинами; хотя ей самой казалось, что прошлое вплелось ей в сердце и разум глубокими корнями баобабов, как в «Маленьком Принце». Она привыкла быть брошенной, как собака, привыкла ластиться к добрым и осторожным рукам и горько плакать, каждый раз осознавая, что её ни для кого не достаточно: мать спешила жить, и дочь ей мешала, отец любил в ней бледную тень матери, друзья отдалялись до тех пор, пока не растворялись в потоке людей; и семья вампиров, где она чувствовала себя дочерью, сестрой и любимой, как и каждый до них, бросили её, как собаку, в тёмном пустынном лесу, чтобы она потерялась и загнулась от холода, голода и печали, потому что собака могла бы быть и получше. Но Джаспер, которому открыты чужие сердца, разглядел в ней что-то. Возможно, он всё видел и понимал с самого начала, но не мог оградить, раз она с такой радостью подставляла Эдварду, Элис и Эсме своё собачье брюхо. И, наверное, Розали всё знала и понимала, и потому не подкармливала ни любовью, ни комплиментами бродяжку. Розали не слукавила. Звонок Джаспера на вкус был как самый запретный плод, как надежда, хотя Белла уже не знала, на что ей надеяться, во что и кому ей верить. И тогда пришла Скалл. Белла отвлеклась от медитации. Температура в тренировочном зале, где она сидела, окружённая свечами с голубым пламенем, резко упала между одним выдохом и другим. Даже в относительной темноте виделось, как поползли морозные узоры по окнам. — Твоя любовь — это теплые объятия зимы, — однажды, когда они ещё медитировали вместе, выдала Скалл. — Твоё спокойствие стелется влагой утреннего тумана. Твоя сосредоточенность и решимость — морось-дождь-ливень, в зависимости от оттенка настроения. Но любовь и ярость, которые идут вместе, это снег, лёд, метель, тёплая жизнь под сугробами и смерть от холода. Тебе стоит медитировать о том, что тебя беспокоит, ловить эти мысли и эмоции, прорабатывать и перерабатывать их в голове. Ты узнаешь себя, как никогда прежде, и научишься тому контролю силы, о котором мечтают. Медитация вынуждала Беллу блуждать по тропам, которых ей хотелось бы избежать. И она боялась выбирать их, и дрожала перед каждой новой. Но дождь осыпается из облаков. Она слышала поддержу в каждом раскате грома, что прятал Джакомо в своих глазах. Она падала каждую ночь почти замертво на свою кровать, изнурённая спортом и новыми итальянскими словами, и спала крепко, без кошмаров, и тень Эдварда не гналась за ней, потому что была не в силах даже приблизиться. С каждым днём Пламя Дождя разгоралось в ладонях сильнее и ярче, и с каждым днём Белла чувствовала, как растёт её ценность для Каркассы. И она стремилась ввысь, как цветок, иронично расцветая в тени облака, а не под прямыми лучами солнца. Скалл верила в неё ненавязчиво, не настаивая, но твёрдо, не колеблясь. И в лиловых глазах, отражающих чужую душу, невозможно было усомниться, как бы сильно ни хотелось, потому что в них отражалось глубокое понимание, сокрытое прошлым. Какой ценой Аркобалено Облака из самой слабой поднялась до обладания целым регионом? Какой ценой для самой себя она создала королевство, чьи подданные ощущали себя в безопасности? Из скольких литров слёз, пота и крови она поставила себе прямую осанку, уверенность походки и непоколебимость принципов? Белла Свон не знала. Но чувствовала. И хотела только одного — чтобы ни один человек, ни один вампир, ни одна мразь не посягнула на тяжелый труд своей наставницы, чтобы любой много раз подумал, прежде чем замахнуться. «Я готова убить за Скалл» — подумала она. И пол в тренировочном зале покрылся льдом. (…) Каждый вечер Беллы был так же наполнен занятиями, как и день, пусть и немного иначе. Если утро посвящалось спорту, если день уходил на итальянский, то час до ужина и всё оставшееся время после него отдавалось на «культурологическую подготовку». Скалл и Джакомо относились к этому более, чем серьёзно. — Пойми, миа кара, — как-то раз объяснил ей Гроза, когда Белла выразила неудовольствие к просмотру оперы Верди «Травиата». — Ты — американка, вскормленная кукурузными хлопьями и гамбургерами, выросшая на рок-музыке и идеализме в виде флага со звёздами. Твоё происхождение ни в коем случае не делает тебя плохой, но, поскольку мы работаем и базируемся в Италии, оно осложнит тебе все дипломатические и стратегические взаимодействия — все, без исключения. — Но почему? — не понимала Белла. — Как к этому может относиться какая-то опера? Джакомо тяжело вздохнул. — Видишь ли, дорогая, — он выдержал паузу, обдумывая построение своей мысли. — Человека определяет его культура. Не зря говорят, что когда учишь иностранный язык, также учишься иначе мыслить, расширяя свои внутренние горизонты. Но для успешной работы в мафии этого, к сожалению, недостаточно. Тебе также надо получить хотя бы десятую часть культурного багажа итальянца-патриция. Видишь ли, итальянцы очень болтливы. А те, кто хитёр, любит ходить кругами или говорить полузагадками и полунамёками. Но чтобы простенький «код» был понятен другому итальянцу без лишней подготовки, первый сошлётся на что-то, им обоим известное. Фильмы, книги, картины, архитектура, опера, философские труды — что угодно. Более того, в какой-то момент ты можешь попасть на мероприятие. А искусство того, что вы называете «smalltalk», заключается в умении поддержать любую беседу, не выставив себя дурочкой. — Но искусство Италии, — вытаращившись, пролепетала Белла, — его изучают в университетах! И философию, и… и музыку! Как я смогу всё это выучить? Джакомо по-отечески похлопал её по плечу. — Не переживай, дорогая. — Подмигнул. — Я тоже не итальянец. — Что-о-о-о?! Гроза рассмеялся, запрокинув голову назад. — Аргентина — страна, соединившая в себе Испанию и Италию. И нам можно эмигрировать в страну наших предков. Так что, технически, я почти местный, но практически мне тоже пришлось проделать тот же путь, что и тебе. Скалл, между прочим, тоже. Белла растерянно моргнула. — Я была уверена, что она — итальянка?.. — Результат тяжелой работы, — пожал плечами Джакомо, — но оно того стоило. Госпожа ведь составила для тебя список просмотра фильмов и книг для чтения? Белла кивнула. — Тогда не буду тебя отвлекать. Даже немного завидую: о некоторых вещах я готов был бы забыть только для того, чтобы иметь возможность взглянуть на них, прочитать их, услышать их ещё раз. Как «Dies irae» из Реквиема Верди, например. Он уже почти вышел из комнаты, но вдруг остановился в дверях. Полуобернулся. — Тебе пока ещё многое не очевидно, но ты научишься, поверь, — улыбнулся. — Например, — его улыбка стала немного хитрой, — я — гомосексуал. И ушёл. Белла растерянно заморгала на дверной проём и впервые подумала, чтобы было бы неплохо закурить.