Секретарша Каркассы

Когда Белла впервые услышала, что ей будет необходимо сдать «выпускной экзамен», у неё едва волосы не встали дыбом. — Выпускной… — севшим голосом пролепетала она, — экзамен… Ей, разумеется, не сказали ни как он будет проходить, ни что конкретно с неё будут спрашивать. Джакомо лишь по-отечески похлопал по плечу, подмигнул и заверил, что будет весело, и что она точно-точно сдаст. Но Белла не зря полжизни просидела в комплексе неуверенности и глубокой хандре, поэтому, несмотря на резко окончившиеся занятия, продолжила бегать по утрам сама, в том числе через такие препятствия, как окна и балконы с АК-47 или ручным пулемётом Калашникова наперевес. И заставила себя пересечь вброд и переплыть две небольшие реки, обнимая как ненаглядного первенца свой учебный гранатомёт. Она, дрожа как осиновый лист, прыгнула с парашютом, и чуть не сорвала себе голос, пока кричала, но десантники Каркассы, с которыми она летела, а потом пила в баре, все выразили ей своё уважение и похвалили за храбрость. Она выучила наизусть самые известные итальянские песни семидесятых и восьмидесятых, и готова была, как в детстве перед Санта Клаусом, нервно тараторить их наизусть. Белла уже не боялась ударов жизни, но сама мысль подвести Скалл, Джакомо и Джаспера, которые подарили ей столько доброты, и собирались дарить ещё, была невыносимой. Она знала, логически она знала, что даже если не сдаст экзамен, её не выбросят на улицу, как собаку, опостылевшую хозяевам, но всё внутри неё сжималось от этого страха. Тем не менее, Каркасса научила её тому, что если страшно, спорт помогает почувствовать себя лучше; так что Белла, погружённая в свои переживания, поверх бега с приключениями проводила по два часа в день на тренажёрах, пыхтя и пропитывая майки потом, и одновременно смотрела документальный сериал про раздробленную Италию, Борджиа и Маккиавелли по телевизору. На стрельбище она пыталась из дырок от пуль сложить на больших мишенях карту Италии. Потом поняла, что абсолютно забыла, в каких регионах кто, зачем и почему заседает, от испуга едва не состарилась и ушла на двое суток в библиотеку. Затем снова вернулась к бегу, тренажёрам и стрельбе, но стала бормотать под нос мафиозные характеристики каждого региона. Однажды посреди ночи Белла проснулась в холодном поту и поняла, что забыла попрактиковать итальянский и совсем не готова импровизировать на нужную тему. Пришлось прыгнуть с парашюта ещё четыре раза, потому что все десантники после прыжка шли в бар и общались. Затем вспомнила, что её табачные самокрутки всё ещё похожи на изнасилование, и что она по-прежнему не может отличить на вкус северное красное вино от южного, и ушла в книги, алкоголь и табак — и, к счастью, немного выспалась. Пламя Дождя вывело токсины из организма, поэтому похмелье её не мучило. После седьмой бутылки за три дня Белла, попробовав бокал из восьмой, почувствовала послевкусие. И почувствовала, как распустившийся букет в бокале перешёл в другую вкусовую категорию. Это была победа; но для закрепления материала понадобился ещё один день с девятой и десятой бутылкой. Через три недели после новости об экзамене за ней зашла Скалл. Белла встала из планки и выключила радио, мурлыкавшее очередную песню Адриано Челентано. — Первая часть экзамена состоится сегодня вечером, — серьёзно сообщила Аркобалено. Белла нервно сглотнула: — Что меня на нём ждёт? — Сеанс с психотерапевтом. О, Мадонна. К этому Белла как раз не готовилась. (…) Первая любовь для многих оборачивается крахом, крахом ожиданий и разбитых надежд. Она возвращается во снах, она преследует в жизни отражениями и бликами — запах, так похожий на чужие духи; силуэт, потерянный в толпе; лицо незнакомца, мелькнувшее в кафе. Звук шагов. Обрывки фраз, всплывающие в памяти на определённой песне, на строчке в книге. Любовь, причинившая боль, надломившая сердечную невинность, обернувшаяся маленькой личной катастрофой — неверие, беспорядочный поиск проблем в себе «а что если бы я, может тогда было бы» и только потом, через определённое время, понимание, что возможно вина лежит не на пострадавшем, а только на том, кто мучил и перекраивал, сознательно или бессознательно. Нельзя подчинить себе сердце другого, нельзя пытаться перекроить свою любовь под невозможный идеал — это разрушение, это крах, это смерть. Любовь настоящая, так непохожая на страсть в фильмах и одержимость Данте своей Беатриче, зиждется на доверии и свободе обоих — это дипломатия, путь компромиссов, командная работа с равной долей отвественности. И стоит только скинуть с себя оковы прошлого, стоит только хоть раз осознать, насколько чужое присутствие в жизни делало влюблённого несчастным, не считаясь ни с каким мнением, кроме своего собственного, стоит только раз вспомнить, как оно давило и продавливало, ведь ради первой любви можно пойти на многое, на всё, как остатки любви превращаются в страх. В Италии Белла научилась бояться. Никто не говорил с ней об Эдварде, даже Скалл. Особенно Скалл. Возможно, наставница давала своей ученице время и, как обычно, не настаивала. Белла могла бы с ней об этом поговорить, но Аркобалено всегда была так занята, и выкраивала время только на занятия вместе — сначала частые, потом более редкие. Порой они обедали вдвоём, или пили кофе, когда на Италию опускались сумерки, и один раз даже весь вечер потратили на просмотр «Гарри Поттера» в домашнем кинотеатре Каркассы. И Белла радовалась провождению времени со своей наставницей. С каждым днём голубые искры в её глазах горели ярче и сильнее, и она не только стала реже уходить в себя, но также замечать гораздо больше, чем раньше. Например, то, как Скалл безоговорочно уважала чужие границы; как лидер Каркассы уставала после особенно тяжёлого дня, но всё равно находила время пообщаться со своей ученицей; как ворковал Джакомо над своей госпожой, что ей следовало бы больше спать и меньше переживать по пустякам. И Белла не могла себя заставить поговорить с ней о страхе, сковавшем её лебединую шею. Страх Эдварда и леденящий ужас, что когда-нибудь она снова ошибётся в любви и потеряет себя казался, по сравнению с прошлым многих, ребячеством. Только страх не справиться со своим ученичеством и будущей работой перекрывал тень Эдварда, подстерегающую в тёмных углах комнаты, когда она засыпала. Что, если он придёт? Что, если он снова подцепит её на крючок, как умелый рыбак, как умеет каждый вампир, и Белла снова окажется совсем одна в тёмном пустынном лесу, а затем в тёмном холодном доме, снова собьётся с дороги и не найдёт свой путь, свою душу, саму себя? К счастью, у Беллы не было времени переживать об этом, пока они ехали к психотерапевту, потому что Скалл обронила, что едут на приём к вампиру. Будущая секретарша Каркассы сразу же поледенела от мысли, что она не помылась после спорта, только переоделась, поэтому половину недолгой поездки она провела в панике, затем паниковала, судорожно моя подмышки на заправке и чистя зубы, помогая себе Пламенем, а потом переживала, что дезодорант мог бы пахнуть и получше, и что, наверное, всё-таки стоило помыть голову. И хотя Скалл пыталась её приободрить, Белле казалось, её может стошнить от нервов, уж очень неосторожно переваривалась лазанья в желудке. К счастью, непосредственно перед входом в арендованное по такому случаю невзрачное кафе где-то под Генуей она успела логически подумать, что, раз Пламя Дождя способно умиротворить кого угодно, значит, можно применить эту силу к самой себе. И успокоилась. Скалл ей украдкой улыбнулась. (…) Хайди Вольтури, которой была представлена Белла, восседала на деревянном стуле в полутьме кафе словно королева на троне. Ни в её одежде, элегантной и чистой, ни в украшениях, скромных и дорогих, не просвечивал её характер, не просвечивало также и богатство. Нельзя было бросить взгляд на изящную фигуру Хайди и подавиться слюной от зависти, нет. Наоборот, каким-то образом она излучала уважение и, одновременно, неведомую внутреннюю силу — те самые качества, за которые приходилось бороться в жизни и смерти. Из всех вампиров, что встречались раньше Белле, только, пожалуй, Джаспер держал похожий авторитет. А из людей — Скалл и, наверное, Джакомо, хотя сексуальная ориентация последнего, придающая некоторую андрогинность жестам, манере речи и движениям, порой вызывала недоумение, перекрывая наглухо его харизму. Скалл перекинулась парой фраз с Хайди на беглом немецком, затем похлопала Беллу по плечу и сказала, что отлучится на час по каким-то личным делам. И хотя переживать было не о чем, потому что Аркобалено Облака не была способна на предательство, будущая секретарша Каркассы сосредоточилась на Пламени под своей кожей, не давая панике и страху взять над собой верх. И уселась за стол напротив Хайди, стараясь не выдать свою глубокую неуверенность. В кафе, помимо них, ещё присутствовал бариста и владелец заведения, член Каркассы и их местный информатор. Он подал Белле капучино со стаканом воды на подносе и удалился куда-то в подсобку, чтобы дать клиентам приватность. И Хайди начала разговор. Она спросила, хорошо ли Белле на новом месте; как та ощущает свой личный прогресс; получилось ли начать приспосабливаться к итальянской культуре; легко ли учится язык; интересно ли ей в Каркассе, и прочее. Свон отвечала честно и коротко, смачивая горло кофе. — Сильно ли изменилась твоя жизнь за пять месяцев пребывания здесь? Белла слабо улыбнулась. — Мне не привыкать. Последние полтора года — одни сплошные изменения. — И что же тебя потрясло больше? — голос Хайди струился, словно лёгкая дымка благовоний. — Меня потрясло… — она задумалась. — Что я… не беспомощная. И эта реализация смотрела на неё из зеркала собственными глазами, помогала вставать с постели, мотивировала тянуться к знаниям и окружающим людям. Подобное озарение словно дарило крылья; и хотя Белла не умела летать, она очень хотела, она жаждала научиться. Может поэтому сам образ Скалл вдохновлял её на собственные маленькие подвиги, потому что Белла смотрела на наставницу и думала: «я могу стать такой же сильной и непобедимой, такой же умной, опасной и грациозной, если буду прикладывать все усилия и стараться-стараться-стараться, не опуская ни рук, ни плеч». — Разве? — подняла бровь вампир. — Нет, — твёрдо ответила Белла. — Ты действительно так считаешь? — Да. Хайди вскочила со стула, и несколько вещей произошло одновременно. Время в голове Беллы замерло, растянув секунды в целую вечность. Она увидела почерневшие глаза Хайди и клыки, блеснувшие в оскале; она увидела стул, падающий на пол, словно в замедленной съёмке; она вспомнила Джеймса, безумного в своём голоде и собственный ужас, собственную бесконечную слабость и беззащитность; она вспомнила о пакте Скалл и вампиров (неужели наставницу решили предать из-за неё и навредить?) — и неожиданно для себя рассвирепела. Температура в зале кафе упала до нуля. Нетронутая вода, принесённая вместе с кофе, взмыла вверх. Белла вскинула руки, словно готовясь принять волейбольный мяч, и фигура Хайди заледенела в броске, приклеившись к столу и почти упавшему стулу. Белла нервно сглотнула и нащупала ближайший к ней предмет, хоть как-то представляющий опасность — чайную ложечку, которой можно было бы вскрыть череп, если покрыть её острым и тонким льдом, и попыталась расслабить внезапную противницу мягкими невидимыми волнами Пламени, одновременно не позволяя той выбраться из ледяной клетки. — Неплохо, неплохо. Напускную агрессию Хайди словно рукой сняло. Её будто вовсе не напрягала собственная обездвиженность. — Если на тебя нападёт вампир, — невозмутимо продолжила она, глядя на Беллу с одобрением, — не забудь заморозить ему голову. Затем создай у себя в руке мачете, или заморозь ладонь и собственные пальцы, это не должно тебе навредить, и обезглавь его как можно скорее. — Вы меня так проверяли?! — обескураженно воскликнула Белла. — Разумеется, — ответила Хайди. — Человек, замирающий перед своим страхом — самая лёгкая добыча. Ты, изрядно пострадавшая от вампиров, не замерла. Именно это мне и нужно было знать. Белла с тяжелым вдохом её разморозила и испарила мгновенно образовавшиеся лужи на полу. Хайди спокойно подняла стул и уселась на него обратно. Свон неохотно сделала то же самое. Руки у неё подрагивали от нервов. — Если перед тобой окажется Эдвард, страстно желающий вернуть тебя в свой кукольный домик, что ты сделаешь? — почти ласково спросила Хайди. — Заморожу, — одними губами ответила Белла, немигающе уставившись в никуда, — и снесу голову. — Умница. Хайди извлекла из кармана металлическую зажигалку с крышкой и положила на стол, пододвинув поближе к собеседнице. Её рубиновые глаза улыбались. — Не забудь поджечь. Белла молча взяла предложенный подарок и спрятала его в карман джинс. — Тест пройден, — заключила Хайди.