Звездная гавань

Утро встретило Наину болью в пояснице. Девушка с трудом разомкнула глаза и села на постели – постели ли? В волосах запуталась солома, где-то в стороне валялась одежда, от деревянных стен веяло прохладой, а из-за приоткрытой двери на пол падало несколько солнечных лучей. Наина потерла веки, стараясь припомнить, как она тут очутилась? Она вроде бы собиралась отправляться к себе в сарай, возле амбара, где её ждала, пусть не королевская, а все же постель, полумрак комнаты, нарушаемый низким храпом дядюшки Нотхельма. Грудь болела нестерпимо, как и спина, и ноги и шея. Щеки залило румянцем, когда Наина вспомнила вчерашнюю ночь. Эомер. Эомер, щедро осыпающий её немного грубоватыми ласками. Эомер, услышав голос которого, она готова благоговейно трепетать. Сладко потянувшись на своем «ложе» девушка начала одеваться, всякий раз болезненно морщась от резких движений и наклонов. Чем ближе она подходила к конюшне, тем отчетливее был слышен недовольный, как всегда, голос Нотхельма, до Наины долетело его несколько отрывочных фраз: - Конечно, как только, так сразу... Ваш конь уже застоялся в стойле, моя племянница объездила его... Да-да, непременно… Конечно, лучший жеребец, поверьте мне на слово… Когда ученица коневода прошла в конюшню, то уперлась взглядом в статную фигуру молодого мужчины. - Доброе утро, - произнесла девушка, многозначительно переводя взгляд с незнакомца на дядю. - А вот и Наина. Где тебя носит, глупая девчонка? – начал в своей манере Натхельм, потрепав девушку за плечо. – Вот тут тебя господин Эотан дожидается, а она дрыхнет… - Простите, я не знала, что вы ждете… Коневод, недовольно сверкнув глазами, покинул конюшню, бурча себе под нос что-то непонятное. Видно, утро и его встретило не самым приветливым образом. Сказывались годы, и выпитое вчера в ближайшем трактире. - Мой конь служит мне верой и правдой вот уже много лет, но последняя битва стала для него роковой, - начал Эотан, когда шаги конюха затихли. - Нотхельм обещал, что подготовит для меня лучшего скакуна. - Если дядя обещал, - улыбнулась Наина, - то непременно выполнит обещание. Он не сказал вам, какого именно коня подготовил? - Огнезвезд имя ему, если я правильно понял. Сердце девушки пропустило удар. Нет, только не Огнезвезд, только не этот жеребец, самый неугомонный и преданный, с кем она с детства делит свои печали и радости. Она помнила его еще совсем жеребенком, отчаянно тыкающимся в живот матери, помнит первую прогулку с ним на лугу, и сейчас все это нужно клешнями вытянуть из памяти и бросить в огонь… Боль сковала грудь, дышать стало тяжело, казалось, стены начали давить со всех сторон. - Что с тобой? – снова спросил Эотан. – Что-то не так? - Нет-нет, все в порядке, - растерянно ответила Наина, пытаясь собрать мысли в кучу. – Ваш конь готов… - Прекрасно, я хотел бы на него посмотреть. – Мужчина сделал несколько шагов по направлению к стойлам. – Ты идешь? У меня времени мало! – рявкнул он. Огнезвезд довольно затоптался на месте, когда одна рука девушки коснулась его гривы, а другая протянула маленькое яблоко. - Его хорошо объездили? - спросил воин, осматривая зубы животного. - Я лично занималась этим… - Голос Наины был хрипловатым и каким-то болезненно приглушенным. – Его зовут Огнезвезд, он – лучший скакун в этой конюшне. - Не имею привычки верить людям на слово, если не удостоверюсь, - огрызнулся Эотан, смерив девушку недовольным взглядом. Мужчина потрепал коня за гриву, убедился в наличии подков, провел рукой по рыжеватой спине и снова посмотрел на Наину: - Я забираю его, теперь этот конь будет числиться в конюшнях дружины Третьего Сенешаля. - Как вам угодно, - прошептала девчушка, рассматривая носки своих сапог, чтобы скрыть подступившие к глазам слезы. – Только, прошу вас, старайтесь садиться на него верхом только в хорошем настроении, Огнезвезд не любит… - Что за бестактность! – От негодования у Эотана дернулись желваки, и к лицу прилила кровь. – Думай, с кем говоришь! - Простите, если сказала лишнего… Дружинник хотел сказать что-то еще, но от одного вида несчастной девушки, готовой разрыдаться прямо на его глазах, решил промолчать и отвернулся в сторону: - Какое может быть настроение, когда Эомер сидит за решеткой, и все из-за проклятого Гнилоуста, чтоб его поганый язык вороны склевали. Услышав имя любимого, да еще в таком контексте, ноги Наины чуть было не подкосились. Но девушка старалась не подавать виду, однако округлившиеся глаза её с ужасом посмотрели на лицо Эотана. - «Неужели этот слизняк узнал о нас с ним? – лихорадочно пронеслась в голове мысль. – Что, если конунг Теоден обо всем знает, и решил таким образом наказать своего племянника?!» - Вы сказали, военачальник сидит в темнице… за что? – попыталась совладать с эмоциями девушка, стараясь не выдать внутренней дрожи. - Да. По возвращении в Эдорас его призвал к себе Теоден, которому стало известно о самовольстве нашего Сенешаля. Наш эоред уничтожил отряд орков, ослушавшись приказа Гримы, якобы переданного из уст Теодена. Конунг не простил такого непослушания, поэтому повелел отстранить Эомера от командования и заключить под стражу. Наина издала тяжкий вздох облегчения – облегчения ли? Хотя бы теперь ей было ясно, что её любимый несет наказание не за тайную связь с простой девушкой, а за неподчинение приказам. Однако, Эомер оставался верен своему королю, и он, один из немногих всеми силами пытался поддерживать боеспособность роханского войска и оборонять рубежи страны от бесконечных нападок орков. - «Неужели конунг не понимает, что его племянник верен ему и ни за что не предаст государство даже под пытками?» - подумала девушка. - Очевидно, здесь какая-то ошибка… Без сомнений, поступок военачальника заслуживает порицания, но как мог наш конунг поступить так с лучшим воином? Или же он слеп и не видит, кто окружает его? - В этом то все и дело, этот проклятый червяк постоянно вертится возле короля и нашептывает ему всякую ересь. Вам ведь здесь не видно, как постарел наш властитель, как опирается он на клюку и как разум его помутился… - ответил Эотан, снова смерив девушку пронизывающим взглядом. – Остается только надеяться, что путники, которых наш командир так щедро одарил лошадьми, исполнят данное обещание и придут на помощь… - Долго ли господин Эомер будет сидеть в тюрьме? – Из глаз Наины упало несколько слезинок. Девушка никак не могла овладеть эмоциями, поэтому старалась не смотреть на своего собеседника. - Это мне неизвестно, - пожал плечами воин, надевая на Огнезвезда приготовленную заранее узду. – Может, сердце конунга оттает, и он снова начнет узнавать своих подданных, нам остается только уповать на высшие силы. - Я надеюсь, скоро все прояснится, - ответила Наина, с тоской провожая коня и вытирая рукавом влажные от слез щеки. - Надежда покинула наш край, - удрученно прошептал Эотан и вышел из конюшни. - О, Всевышний! – воскликнула Наина и, схватившись руками за голову, обессиленно упала на солому, там, где только что стоял Огнезвезд, захлебываясь рыданиями. Казалось, что небо над головой раскололось, все вокруг стало серым и пустым. Страх сковал сердце Наины, страх перед неизвестностью. Именно она пугала больше всего, нагоняла в душу вселенский ужас, окутывая все липким туманом. Эомер сидит за решеткой, а она здесь, в своей конюшне, и ничего не может с этим сделать, она ничем не может помочь ему, а если и попытается, то вообще обречет на гибель. Сердце стучало так, что девушка даже слышала его неровный ритм, оно болело, словно было проткнуто иглой, накатывала тошнота и головокружение… - За что ты так ненавидишь меня? За что? Ты отбираешь у меня всех, кого я люблю: сначала родителей, затем Огнезвезда, ну а теперь Его! Внезапно на её голову легла теплая ладонь, и знакомый хрипловатый голос прозвучал над ухом: - Тише… тише… - Ох, дядюшка, Эомер… - Наина села посреди конского стойла и порывисто обняла за шею Нотхельма. - Я знаю, крошка, я все знаю… - Мужчина с любовью приглаживал волосы племянницы, покачивая её в своих объятиях, как делал это много лет назад. Это убаюкивание немного успокоило плачущую девушку, она чувствовала прикосновение его растрёпанной бороды на своей щеке, и в душу её лился целебный бальзам утешения. Всю свою жизнь она спиной чувствовала каменную стену его заботы и любви, этот человек заменил ей семью и друзей, вечно недовольный и грубый, на первый взгляд, он всегда был готов заключить её в объятия и утешить. Наконец, когда племянница успокоилась, Нотхельм взял её заплаканное и распухшее от слез личико в свои ладони и вкрадчиво произнес: - Ты не должна давать волю чувствам. Возьми себя в руки. - Но как же я могу успокоиться, зная что он… что он там, в темнице. - Да, Он в темнице, но это же не значит, что Он покинул этот свет. Не оставляй надежды, может, все ещё уладится. А пока займи себя работой, сколько раз я толкую тебе, а? Труд любую печаль лечит! - Ох, дядюшка, - вздохнула Наина, смахивая слезы рукавом. – Не труд лечит, а время. - Ну, да… Труд и время. Поэтому, поднимайся-ка, умывайся и берись за дело, вон, кони еще не кормлены! Оба поднялись с пола, отряхиваясь от приставших травинок. - Кстати, о том свете, - с горечью в голосе произнес Нотхельм. – Старина Осгот-то преставился… - Осгот? Это тот кузнец, что кует воинские доспехи?! – от неожиданности у девушки даже челюсть упала. - Да, он самый, третий день уж как. Вечером пойду к его вдове, мы ведь с ним-то старые друзья были, да-а-а, посидим, выпьем за упокой… Так что ты меня вечером не жди, а ложись-ка спать. - Хорошо, дядюшка, - ответила девушка и, поцеловав Нотхельма, пошла за водой.