Звездная гавань

Солнце медленно клонилось к западу, светило в глаза, распростертую Ристанийскую равнину застилала золотистая дымка. Дорога вилась то верхом, то низом, разметав густые травы. Далеко-далеко виднелись Мглистые горы, обрисованные зарей и уходящие в небесную высоту. Наина легко спешилась с вороного коня и, похлопав животное по бокам, повела обратно в конюшню. Сердце её учащенно билось в груди, словно в предчувствии каких-то важных новостей. Девушка остановилась на мгновение, вдыхая знакомый с детства аромат родного края, и уже с духом собиралась остаться спать в амбаре на стогах заготовленного сена, как весь её покой разом оборвался с появлением взволнованного Нотхельма. - В чем дело дядюшка? Готов лопнуть на месте, если не поделишься новостями, - улыбнулась девушка, загоняя коня в стойло. - Лопнешь тут, когда такие дела творятся! – Нотхельм по обыкновению своему размахивал руками, привлекая внимание собеседницы. - Говори уже, что тебя так взволновало? - Конунг-то наш исцелился! Девушка одарила конюха недоверчивым взглядом, вскинув брови ко лбу: - Ты никак опять в трактире был, раз такую чушь мелишь… - Эх ты, как всегда все новости пропустила, тетеря! – махнул на неё рукой мужчина. – Ты-то всю утро на лугах была, а я-то здесь был, в конюшне, подстилки, значит, менял. Так вот, как заголосили трубы, что хоть уши закрывай, весь люд из своих домов выскочил, глаза пялят, ничего понять не могут. - Так ведь сколько лет уже трубы в Ристании не звучали, дядюшка… - Наина облокотилась на деревянную балку и с интересом слушала Нотхельма, чувствуя, что сердце её от волнения снова заныло в груди. - Чем хочешь поклясться могу, Наина, а трубы зазвучали. И тут же пронесся над Эдорасом голос великого нашего конунга. Бондарь Декар мне рассказал, что сам Теоден изгнал из государства Гнилоуста проклятого, назвав того изменником, посредником Сарумановым. Он-то видал его исцеление, снова опора страны нашей на ногах, и гости диковинные с ним, один человек из рода Исилдура, еще эльф и гном. Эльф-то говорят красоты невиданной, статный, стройный, точно березка в поле. Да и воин тоже хорош, всю стражу завалили они своей троицей. А еще старик седовласый с ними, я уж и позабыл его имя-то… Гендальф Серая Хламида, да-да, Гендальф. Помню, еще мальчишкой был, а этот старец в чертоги королевские приезжал. Он-то нашего конунга из забытья-то и вытащил, вот какие дела творятся, Наина… Наина громко выдохнула, новости её ввергли в смятение. Вроде бы и радоваться надо таким событиям, а на душе неспокойно, точно кошки скребутся. - Дядюшка, - прошептала девушка, хватая коневода за руку, словно это была её спасительная соломинка. – А что Сенешаль? Конунг освободил его из-под стражи? Нотхельм издевательски цокнул языком, одарив племянницу проницательным взглядом из-под густых бровей: - Вот же чудная девка! Говорю же, конунг наш в добром здравии отныне, а посему он сразу же велел освободить наказанного не по заслугам племянника. Декар лично видел, как тот стоял возле государя живой-здоровый. - О, Всевышний! Сердце пропустило удар, словно с него упали железные путы тревоги и неведения. Девушка упала на плечи дяди, обливая их слезами искренней радости. - Сколько раз я молилась, устремив взгляд в звездную гавань, просила Создателя не оставить милостью прекрасного воина, и вот теперь все позади, печали оставили нас, они ушли… Натхельм с тоской провел натруженной рукой по каштановым волосам девушки, с трудом сдерживая подкативший к горлу комок. Душа его рвалась на части при мысли о том, что не все сказал он своей племяннице, и то, что не слетело у него с языка, сейчас разрушит её идиллию. - Наина, дорогая моя, послушай, - произнес он, взяв лицо её в свои ладони и смотря прямо в глубину темных глаз. – Я должен тебе сказать еще кое-чего... - Что такое, дядя? – удивилась девушка, чувствуя нарастающее напряжение. – Ты не все рассказал мне? - Не все, Наина, не все… Повисло молчание, липкое и гнетущее. Коневоды стояли друг напротив друга, вглядываясь в напряженные лица, точно боялись, что произнесенные слова могут изувечить. - Говори, прошу тебя, только не молчи, - не выдержала девушка, накрывая шершавую руку дяди своей теплой ладонью. - Наш конунг Теоден, да не затупится меч его, и да не оставит разум светлую голову, вместе со своей могучей дружиной отправляется в пропасть Хэлма, ибо скоро туда прибудут полчища врага. Стало невыносимо душно, на лбу выступили капельки пота. Губы девушки беззвучно задвигались, пытаясь произнести всего лишь одно слово, но Нотхельм прижал племянницу к себе, целуя в лоб. - Всех годных к ратному делу велено гнать на запад, пешими, конными, войско должно двинуться в путь не позднее завтрашнего заката. - Но ведь это же нас не коснется, верно? – прошептала девушка, чувствуя, как тело её начало трясти мелкой дрожью, а руки порывисто потянулись к шее коневода. – Ты же ведь останешься здесь, со мной, да? На землю упало несколько слезинок. Нотхельм прижал к себе племянницу, покачивая, словно младенца: - Чш-ш, не надо плакать, ты ведь у меня уже взрослая. Взрослая же? – взрослая! – поэтому будешь хорошей девочкой и смиренно будешь ждать моего возвращения. - А если ты не вернешься? Вдруг тебя убьют, а я останусь одна… Что же я буду делать? – сквозь рыдания причитала Наина в плечо мужчины. - Я должен, - ответил он, стирая с загорелого лица слезы. – Кто-то же должен стоять на страже государства. – Его крепкие руки сжали лицо девушки. - Обещай, что вернешься, - прошептала Наина, чувствуя, что дышать стало невообразимо тяжело, поток воздуха будто бы перекрыло. - Я не могу этого обещать, - ответил Нотхельм, - но я постараюсь… А сейчас давай-ка подготовим лошадей к завтрашней долгой дороге, а после я, пожалуй, отправлюсь-ка к Декару, вспомним хоть, как меч в руках держать… Кроваво-красное солнце утопало во мгле, высовывая из-за черных туч лишь краешек огненного диска. Духота сгущалась, черные тучи застлали небеса, нависая лохматыми клочьями, облитые слепящим светом. Кое-где на небе стали появляться первые звезды. Окошки трактира все-так же приветливо бросали желтые блики на черную землю, зазывая посетителей. Сегодня там было по-особенному шумно, в последний вечер многие, кому завтра предстояло отправиться в путь, решили провести время в этой местной забегаловке, возможно, в последний раз испытав на себе радости жизни. Наина снова смотрела на дощатую дверь, слушая чей-то смех и звон пивных кружек, салютующих за исцеление конунга Теодена. Старая вывеска, тронутая временем, тоскливо покачивалась из стороны в сторону, задетая проказником-ветром. Девушка снова не решалась войти внутрь, чувствуя, как дрожат колени при мысли о том, что чьи-то нахальные руки потянутся к полам плаща, пьяная фигура предложит деньги за одну ночь, а обнимающиеся в углах девушки недовольно скосят глаза в её сторону. - Я должна найти Иду и разделить с ней свои чувства, - произнесла Наина сама себе, пытаясь пробраться к заднему двору по липкой грязи, пристающей к сапогам. – Больше не с кем поделиться, кроме как с этой девушкой, одна она не оставляет меня в беде… Перед глазами выросла необтесанная дверь, перед которой маленьким желтоватым квадратиком расстилался свет, выходящий из мутного окошка. Наина прислушалась, боясь помешать подруге ублажать клиента, но шум, исходящий из трапезного зала, где вовсю гулял народ, не оставлял ей возможности услышать хоть какой-нибудь посторонний звук, кроме громкой, неуместной песни. Мысленно помолившись на удачу, Наина толкнула дверь в помещение и замерла на месте…. Мир взорвался тысячами звуков, так бывает, и бывает перед концом. Душа забилась в агонии, точно ударяясь о грудь изнутри, принося этим невыносимую боль и ярость. Подкатившие отчаяние и презрение затмили разум, перед глазами мгновенно потемнело, а в горле застрял комок, горький и одновременно острый, как лед, царапающий и колющий. Захотелось убежать, спрятаться и больше никогда не выходить на свет, просто потому что чувство необратимости конца тяжелым камнем легло на сердце. Блондинка и мужчина резко повернули к ней лица, останавливаясь и застыв в непристойной позе, распластавшись на скрипучей кровати. - Эо…мер… - почти беззвучно прошептала Наина, чувствуя на губах соленый привкус. Глаза Сенешаля пронзительно сверкнули огнем, он тут же отскочил, как ошпаренный, от лежащей под ним пышногрудой девушки, и сделал шаг навстречу ученице коневода. Наина выставила вперед руку: - Не подходи ко мне… В комнате раздался звонкий смех Иды: - Вот так встреча, ничего не скажешь. Нашла время, чтоб заявиться. Ну что ж, проходи, третьей будешь, у нас для всех места хватит, постель-то вон какая огромная. – Служанка снова зашлась приступом смеха. Сенешаль посмотрел на неё с отвращением и перевел взгляд на Наину, все также стоящую на пороге с вытянутой рукой. Но его шаг заставил ту молниеносно сорваться с места и убежать прочь, скрываясь в вечерних сумерках под истерически-злобный смех Иды.