Игра в имитацию

Миэль отчаянно пытается выпутаться из кольца сильных мужских рук, которые обнимают ее за талию, но каждый раз терпит поражение и натужно пыхтит, предпринимая новую попытку. — Ну, я же все равно когда-нибудь выберусь, — угрожающе начинает она и издает победный клич, когда ей удается высвободить одну руку. Андрес только тихо посмеивается, наблюдая за ее метаниями и наслаждаясь ими. — Андрес, от-пус-ти! — Нет, — просто отвечает он и ухмыляется в ответ на ее возмущенный взгляд, а затем прижимает к себе теснее. Его рука скользит по внутренней стороне бедра, облаченного в свободные черные брюки. Он слегка раздвигает ее ноги и почти невесомо касается там, где Миэль хочет больше всего. Прикосновение едва ощутимо из-за плотной ткани, но девушка все равно выгибается, запрокидывая голову назад и упираясь макушкой в подушку. Андрес тут же пользуется ситуацией и прикасается губами к ее шее, оставляя дорожку из нежных поцелуев. Это действует на Миэль не хуже любого наркотика — перед глазами начинает плыть, комната растворяется и в ней не остаётся ничего, кроме них двоих, тесно прижатых друг к другу, точно связанных невидимыми цепями. По крайней мере, так кажется со стороны. Миэль снова возится в его объятиях и ей все же удается повернуться к нему лицом, уперевшись руками в мужскую грудь. Она упрямо смотрит в его смеющиеся глаза, в которых пляшут самые настоящие черти, высекая искры своими копытами, и поджимает губу, как маленькая обиженная девочка. — Ну, отпусти-и, — начинает канючить она, выворачивая голову так, чтобы взгляд получился более заискивающий. — Никуда я от тебя не денусь. Должна же я реабилитироваться за ту драку с Токио? — А это обязательно делать посредством пьянки? — интересуется Андерс, многозначительно выгибая бровь. — Это самый быстрый и надёжный вариант, но если у тебя на примете есть ещё, то говори, я открыта для предложений, — хмыкает девушка и забирается на грудь Андреса самым наглым образом, сцепив пальцы в замок и положив на них подбородок. Мужчина смотрит на нее с легким недовольством, а его руки ложатся ей на талию, придерживая, чтобы она не соскользнула с его тела. — Миэль, признай, ты просто хочешь выпить и тебе нужна компания. — Признаю, мне просто хочется выпить и мне нужна компания, — передразнивает его она насмешливо и закатывает глаза. Сейчас она до ужаса напоминает проблемного тинейджера, который не признает никаких авторитетов и хочет поскорей отделаться от навязчивой опеки родителя. — Если мы выяснили все, что ты хотел, то можно я уже пойду? — Может быть, — уклончиво отвечает мужчина и ухмыляется, — если ты попросишь меня как следует. Миэль зеркалит его ухмылку и подаётся вперёд, слегка раздвигая ноги, так что ее колени соскальзывают и оказываются по обе стороны от бедер Андреса. Она специально трётся об него, выгибаясь дугой, но не слишком уж откровенно выдавая свои намеренья. Мужчина под ней ухмыляется. Разумеется, стоит ему только попросить и вот она уже готова отдаться ему вся без остатка. Миэль скользит кончиком своего носа по лицу Андреса, едва касаясь кожи, лишь раззадоривая его, распаляя адское пожарище внутри него и самой себя. Наконец, она накрывает его губы своими, осторожно проникая кончиком языка внутрь, проходится по кромке верхних зубов и одновременно с этим вжимается в его пах своей промежностью, чувствуя чужое возбуждение. Разумеется, Миэль играет, и в этой игре ей нет и не будет равных. У нее богатый опыт в такого рода развлечениях, она знает, как заставить мужчину кончать только от одного поцелуя и беззастенчиво этим пользуется. Однако Андрес тоже опытный и хороший стратег, поэтому стоит лишь Миэль податься назад, как он хватает ее за волосы, наматывая их на свой кулак и возвращает ее голову на место, жадно впиваясь в губы, сминая их и сплетая языки. — Это приемлемая плата? — томно шепчет она, упираясь ладонями в матрац и приподнимаясь на руках, чтобы заглянуть мужчине в глаза. Рот Миэль все ещё приоткрыт, а янтарные глаза мерцают в полумраке комнаты неестественным блеском. Берлин смотрит на нее и не может налюбоваться. Он вглядываяется в эти черты и каждый раз ему чудится, что он знает их всю свою жизнь, они настолько знакомы, что хочется им довериться и отдать всего себя. — Это не тянет даже на первый взнос, — хмыкает мужчина и проводит по ее нижней губе большим пальцем. — Кажется, не так уж тебе и хочется на тот глупый дивичник. — Хей! — возмущённо взвивается она. — Если моих губ тебе не достаточно, то я вполне могу пустить в ход и зубы. И словно в доказательство она широко улыбается, обнажая их ровный белоснежный ряд. — Рискни, — ухмылка Берлина становится шире. Раньше Миэль всегда занимала пассивную позиции, позволяя оставлять метки на своем теле, но теперь она жаждет отплатить ему той же монетой и мужчину этот факт невероятно заводит. Слышится ее тихий мелодичный смех, а затем она спускается ниже, не разрывая зрительного контакта, словно хищник, и начинает ласкать его шею, покусывая кожу и оставляя засосы, которые сойдут к утру — им незачем ненужные слухи внутри команды — а затем словно теряет над собой контроль. Ее губы везде: на яремной вене, кадыке, подбородке и скулах. Она слегка царапает его лицо зубами в порыве страсти, а потом кусает его за кончик носа и неожиданно замирает, отстраняясь. Она не причинила Берлину боли, мужчине даже понравилось, поэтому он удивленно вскидывает брови, не понима, почему она остановилась. — Будем считать это авансом, — игриво ухмыляется она и принимает сидячее положение, намеренно упираясь в его возбуждённую плоть, но взгляд ее какой-то отстраненный и даже пустой. Что-то чужеродное мелькает в этом взгляде, в этом наклоне головы, поэтому Андрес не настаивает на продолжении, каким-то шестым чувством понимая, что настроение девушки неуловимо изменилось. Она сосредоточилась на кончике его носа и, казалось, не замечала больше ничего вокруг, а затем, словно опомнившись, тряхнула головой и слезла с него окончательно. — Не скучай тут без меня, — весело фыркнула она и захихикала, гляда на Андреса, который перевернулся на бок и закатил глаза в ответ на ее ребячество, а затем тенью выскользнула за дверь.

***

В комнате у Найроби царит настоящая вакханалия. Токио танцует свои дикие танцы, повинуясь влиянию текилы, а сама владелица комнаты демонстрирует великолепные навыки движения тазом. Миэль же развалилась на кровати и лениво наблюдает за этим действом из-под полуприкрытых век. Ее это все откровенно забавляет. Она медленно оглаживает кромку бокала с виски, но к ним не присоединяется, только подначивает и зазывающе посвистывает. Наконец, девушки выдыхаются и валятся рядом с ней, пытаясь восстановить дыхание. Миэль перебирает волосы Токио, которая умостила голову на ее бедре, и только ухмыляется когда брюнетка издевательски хмыкает: — Ты совсем не умеешь развлекаться, Иерихон. — Ну, разумеется, мне до тебя ещё далеко, — покладисто отвечает она. — Просто я уже така-а-ая пьяная, что боюсь принимать вертикальное положение. — Ещё и пить не умеешь, — снисходительно говорит девушка, когда Миэль залпом допивает виски и валится на кровать, зарываясь лицом в подушки. Сандерс только ухмыляется, пользуясь тем, что её никто не видит и не может уличить в этом издевательском жесте. О, пить Миэль Сандерс умеет, но ради их же блага, им не стоить видеть ее, когда она будет действительно пьяна. — Ну и что же нам теперь с тобой делать? — игриво спрашивает Найроби и начинает ее щекотать впиваясь пальцами в ребра, от чего Миэль искренне хохочет и пытается отбиться. — Эй, вставай! Я ещё не настроена заканчивать вечеринку, веселье только началось! — Может сыграем? — неожиданно предлагает Токио. — «Трахнуть, жениться, убить», что скажете? — Я только за! — Найроби поднтмает обе руки в воздух и едва не падает с кровати, заваливаясь на спину, но Токио ее вовремя подхватывает, от чего обе начинают пьяно хихикать. — Ири, ты с нами? — Не-е-ет, я не хочу, чтобы мои эротические фантазии стали достоянием общественности, — лениво говорит она, едва ворочая языком, и даже не пытается оторвать голову от подушки. Тогда Токио, угрожающе ухмыляясь, обхватывает Миэль поперек талии со спины, поднимая и тиская, как мягкую игрушку. Она берет Сандерс за запястье и вскидыват его вверх, неистово тряся. — Она за, — говорит Токио жутко довольным голосом, а Найроби покатывается со смеху, когда видит ту гримасу, которую скорчила Миэль. Сандерс запрокидывает голову, умостив ее на плече брюнетки с каре, и смотрит в ее ухмыляющееся лицо. — Ты об этом пожале-е-ешь, — угрожающе тянет Миэль, но с ее «пьяным» голосом это звучит откровенно смешно. Токио хмыкает и прислоняется к спинке кровати, подтягивая Сандерс за собой, позволяя улечься сверху, и сцепляет руки в замок на ее животе. — Не знаю, как вы, но определенно грохнула бы Берлина, — смеётся Найроби, а Токио ее поддерживает в этом. — Как же меня бесит этот высокомерный сексист, — фыркает она, а потом обращается уже к Миэль: — Эй, не спать! Сандерс недовольно фыркает и зевает, широко раскрыв рот, а затем лениво приоткрывает один глаз, как сытая довольная кошка. — И чем это он вам не угодил, интересно? По-моему смерть — слишком уж суровое наказание даже для такого мудака как он, — Миэль поневоле вклинивается в диалог, но вовсе не потому что в ней просыпается желание встать на защиту мужчины. Нет, это скорее желание вставить свои пять центов и пойти всем наперекор. — То есть тебе ни разу не хотелось всадить ему нож в какой-нибудь жизненно важный орган? — вкрадчиво интересуется Токио, однако ее язык слегка заплетается, а потом пренебрежительно фыркает. — Хотя это не удивительно. Вы же с ним родственные души. — Аргументируй, — Миэль резко открывает глаза и смотрит на девушку долгим пронзительным взглядом. — Три слова: костюмы, вино, бесячий трёп. — Вообще-то тут больше трёх слов. — Берлин бы тоже к этому придрался. — Да любой нормальный человек к этому бы придрался! Их перепалку прерывает заливистый смех Найроби, и напряжение как-то само по себе спадает. — Все, вот теперь из принципа его убивать не буду, — Миэль скрещивает руки на груди и высокомерно вздергивает нос, чем вызывает ещё один взрыв хохота. — И кого же ты тогда убила бы, если не Берлина, красавица? — спрашивает Найроби, попутно отпивая текилу прямо из бутылки и не особо заботясь о соблюдении ритуала с солью и лимоном. — Денвера, — фыркает Миэль. — Не поймите меня неправильно, я ничего против него не имею, но этот смех… Последующие четверть часа они проводят, пытаясь скопировать неповторимый гогот парня, но ни у одной не получается даже приблизиться к оригиналу — Найроби и Токио уже изрядно пьяны, а Миэль попросту не особо старается. С Токио все оказывается достаточно предсказуемо: трахнуть Денвера, выйти за Рио. Однако к большому удивлению Сандерс, она допускает просчет в выводах по поводу Найроби, потому что девушка вышла бы за Хельсинки, а не за Профессора, как она предполагала изначально. — И почему же? — спрашивает Миэль с неподдельным интересом, слегка подаваясь вперёд. За все время их пьянки они успели сменить кучу поз на кровати, и теперь сидели, скрестив ноги по-турецки, лицом друг к другу, словно собирались совершать какой-то ритуал. — Я-то думала, что ты по нашему гению слюной исходишь… — В этом-то и дело, — Найроби подпирает щеку кулаком и смотрит на нее взглядом женщины, которая уже познала жизнь. — Меня восхищает его ум, чёрт, да нужно быть охрененно умным, чтобы придумать такой план! Но… Я понимаю, что мы с ним никогда не будем на равных. По-настоящему. Да и потом… Вы же пробовали, как Хельси готовит! Найроби неожиданно хитро усмехается и девушки смеются в ответ на ее ужимку. — Ну, а ты что скажешь, Ири? — Ну… Если Профессор тебе не нужен, то я заберу его себе, — хмыкает Миэль и криво ухмыляется. — Как думаете, красивые свадебные фотки получатся? — Сногсшибательные, — искренне улыбается Найроби. — Нет, серьезно, вы бы реально были бы красивой парой. — Ага, два умника, — фыркает Токио, а затем предвкушающе потирает руки. — Так, а теперь самое интересное. С кем бы ты переспала? Миэль смотрит на девушку, слегка вздернув бровь, и понимает: Токио ждёт, что она назовет имя Берлина. И, наверное, она бы его получила, но Миэль ненавидит предсказуемые финалы. Сандерс, прогибается в спине и, опираясь на руки, придвигается к брюнетке практически вплотную. — С тобой, Токио, — томно выдыхает она в губы девушки, а затем накрывает их своим, требовательно сминая и раздвигая юрким языком. От неожиданности изрядно захмелевшая Токио теряет опору и послушно падает на спину, повинуясь напору Миэль, позволяя девушке вести. Язык Сандерс изучает рот грабительницы, она седлает ее бедра, вжимается грудью и только закатывает глаза, когда оправившаяся от первого шока Найроби восклицает: — А я говорила! Я говорила, что она лесба!

***

Миэль стоит перед окном в своей комнате, сцепив руки за спиной, и вглядывается в ночную мглу. Дьявол кроется в деталях, мир состоит из тысячи мелочей и случайностей, которые впоследствии складываются в причудливую мозаику, позволяя увидеть картину целиком. Маленькая песчинка, попавшая в часовой механизм, может сломать шестерёнки, вырвать детали с мясом, так что маятник больше никогда не сдвинется с места, а маленький камушек на рельсах может стать причиной гибели всего состава. Мысли Миэль подобны движению поезда, они стремительны, быстры и этот процесс практически невозможно остановить извне. Только что-то внутренне, будь то нехорошее предчувствие или пресловутая женская интуиция, может повлиять на ход этой громоздкой машины. Что-то маленькое, совсем незначительное… Будь то форма носа или глупая подростковая забава. Миэль идеальна. Все должны так думать, даже если она сама так не считает. Она чересчур худая, что ребра и тазовые кости жутко выпирают, но расклешенные брюки и пиджаки сыкрывают этот дефект. Она знает, как рисовать стрелки, чтобы глаза казались больше. Знает, как смотреть, чтобы взгляд был хищным или наоборот жалобно-заискивающий. Единственное, что ей не нравится и с чем она не может ничего сделать — это ее нос, доставшийся ей от отца. У Цезаря нос идеальный, а Миэль очень сложно угодить. Она часто любила лежать с ним рядом перед рассветом, когда очередной кошмар вырвал ее из объятий сна, и ласково проводить по нему мизинцем, будя мужчину этим нежным проявлением привязанности. Идеально-прямой, даже без намека на какой-либо дефект, что практически нонсен, учитывая сферу его деятельности. Когда человек травмирует нос, то на нем появляется небольшая горбинка, даже если ее там никогда не было. Линия носа ее телохранителя прямая, очертания точёные и хищные, а это значит, что его ему ни разу не ломали. Поразительный профессионализм, возведенный в абсолют. Миэль оборачивается и бросает взгляд на шахматную доску, стоящую на тумбочке у кровати. Она любит игры и превратила всю свою жизнь в один большой запутанный гамбит, но что если сегодня изменить традиции и все упростить. Три самых главных мужчины в ее жизни. Три отправные точки, повернувшие ее жизнь на сто восемьдесят градусов. Винсент, Цезарь, Андрес. Трахнуть, жениться, убить. Миэль усмехается. На первый взгляд выбор очевиден. Винсент Паркер уже преподнес ей обручальное кольцо, и с ним ее связывают множество тайн, которые могут привести к вооруженному конфликту между странами, стоит только всем грязным секретам вылезти наружу. Она уважает его как политика, он привлекает ее как мужчина. Человек он не то чтобы хороший, но и она не ангел Господень. Однако волей судьбы они оказались по разные стороны баррикад, и она, наверное, убила бы его, учитывая сколько палок в колеса он ей успел наставить, если бы одно небольшое вредное семнадцатилетнее «но». Элисон ей этого не простит. Но вот трахнуть его ещё раз она бы не отказалась, если бы представился случай. Вспомнить молодость, так сказать. Цезарь Гандия — бывший военный, наемный убийца и просто идеальный телохранитель. Миэль кажется это невероятно странным, но именно, когда этот безжалостный и хладнокровный мужчина пришел в ее жизнь, она начала налаживаться. Возможно, дело было в том, что они были в равной степени безумны и непосредственная близость приводила два бешено вращающийся маятник в равновесие, две бешеные стихии, схлестываясь, подавляли и успокаивали друг друга. И за все то время, что они были вместе, у Миэль не возникало даже мысли посмотреть в сторону другого мужчины. Ровно до того момента, пока она не встретила третью свою любовь. Андрес де Фонойоса — законченный нарцисс и эгоцентрик с маний величия и чертовски хорошим вкусом, а еще ее родной отец по совместительству. И его она любила дольше всех. Ещё с того самого момента, как получила первый упрек от матери из-за их схожести. Любила образ, который создала в своей голове и питала подростковыми фантазиями и комплексами. Но вот любила ли она его как реального человека? С ним безусловно было интересно играть, водить за нос и вести словесные баталии на грани фола, но сказать ему хотя бы крупицу правды было сродни прыжку в пропасть без шанса остаться в живых. Пока она контролирует его, образ романтизированного ублюдка держится на нем, но стоит показать ему свое истинное лицо и все рухнет, погребая их обоих под обломками той лжи, что она сплела. Миэль задумчиво смотрит на шахматную доску, а затем падает на кровать и сметает на пол все фигуры, оставив только черного офицера, королеву и короля. — На шахматной доске, ходила королева, она была блондинкой и ветреной была, Направо и налево ходила королева и с чёрным офицером судьба её свела, — тихо шепчет она, словно эта жуткая считалочка поможет ей определиться с выбором, и любовно гладит черные фигуры. Возможно, ей не стоило так резко рубить с плеча и рвать с Цезарем, но поздно плакать над пролитым молоком. Мужчина ее любит, в этом нет сомнений, но у всего есть предел, а Гандия никогда не отличался ангельским характером и уж тем более терпением. Сколько он будет терпеть ее и ее безумные аморальные выходки? И самое главное: готова ли она с ним распрощаться? Либо жениться, либо убить. Проще совершенно не стало. Ей определенно нужна помощь. Миэль достает из кармана телефон, натренированным движением находит нужный контакт и быстро набирает сообщение. 23.05, 17.10, 28.02? М.С. Ну и что это за херня? Ц.Г. Выбираю дату нашей будущей свадьбы. Тебе какая больше нравится? М.С. Сандерс, а тебя ничего не смущает? Ц.Г. Нет, а что? М.С. Ну, даже не знаю. Ц.Г. КАК НА СЧЕТ ТОГО, ЧТО МЫ С ТОБОЙ УЖЕ БЛЯТЬ ЖЕНАТЫ, А ТЫ ТРАХАЕШЬСЯ С КЕМ ПОПАЛО?! Ц.Г. Во-первых, не повышай на меня шрифт, а во-вторых, я хочу нормальную свадьбу, а не направить на священника пистолет и на утро ничего об этом не помнить. М.С. И вообще, с каких пор родной отец — это «кто попало»? М.С. Цезарь не отвечает долго. Разумеется, он знает, кто такой Андрес, и знает, что может вытворить она. Миэль переворачивается на спину и прикрывает глаза. Что есть измена? Для одних простой поцелуй с другим человеком уже можно считать предательством, и будь они обычной парой, то наверняка считали бы так же. Но их жизнь слишком безумна и порой секс может даже спасти жизнь, а просто поцелуй позволит заключить выгодную сделку. Это всего лишь физический план. Она буквально торговала собой, а потом и другими людьми. Это всего лишь тело. Разум Цезаря никогда не предавал. Миэль резко распахивает глаза и хохочет. Ну, разумеется… Изначально все было так просто. Она всего навсего задавала себе не те вопросы. Я его убью. Ц.Г. Миэль читает сообщение и понимает, что это не фигура речи. Это обещание. Но если смерть Андреса позволит ей вернуть расположение Цезаря, то она готова на это пойти. Шахматы жестокая игра и в ней приходится идти на жертвы. — Кому какое дело, как ходит королева, кому какое дело — вперёд или назад. Кому какое дело, с кем ходит королева и кто на сердце женском: король или солдат, — на респев произносит Миэль и улыбается. Я сама его убью, если ты попросишь. Одно твое слово, любовь моя. М.С. ❤️ М.С 🖕 Ц.Г. Разумеется, все было бы гораздо проще не будь Андрес ее отцом, но они не живут в таком мире. В конце концов, он все равно уже не жилец, так какая разница, что его убьет: миопатия или родная дочь? — На шахматной доске, давно утихли страсти, сидит король в темнице от страха чуть живой, Направо и налево гуляет королева и офицер представлен к награде боевой, — проговаривает Миэль с жуткой ухмылкой на лице и опрокидывает короля, оставляя в вертикальном положении лишь офицера и королеву. ❤️ Ц.Г. Сообщение приходит неожиданно и Миэль вздрагивает от вибрации, а когда она видит его содержимое, то ее сердце пропускает удар. Этой ночью она засыпает, не выпуская телефон из рук, и с широкой влюбленной улыбкой на губах.