Игра в имитацию

— Если ты сию же секунду не прекратишь, то, клянусь, я сейчас остановлю машину и ты очень сильно об этом пожалеешь, — резко припечатывает Берлин и бросает короткий предупреждающий взгляд на Миэль, которая только фыркает на это заявление, явно не принимая его слова всерьез. Они были в пути всего полчаса от силы, но девушка за это время уже успела извертеться на соседнем сидении, переклацать все кнопки на магнитоле и облапать все, до чего только дотягивались ее руки. Своим поведением она напоминала больше не взрослую самодостаточную девушку, а маленького ребенка, которому все интересно потрогать и сунуть свой любопытный нос. И если бы у сцены в машине был посторонний наблюдатель, то у него бы точно сложилось стойкое впечатление, что эти двое людей в машине это отец с гиперактивной дочерью-подростком, а не преступники высокого класса, который через пару месяцев ограбят едва ли не самый охраняемый объект в Испании. И самое смешное, что нельзя сказать, будто человек, предположивший это, сильно ошибётся. Миэль снова ловит на себе недовольный взгляд Берлина и едва уловимо кривит губы в слабом намеке на усмешку. Она знает, как его раздражает это сумасбродное мельтешение пока он за рулём — чего уж таить, любого бы это выводило из себя. Но ещё Миэль прекрасно знает, почему не может усидеть на месте, и от осознания причины во рту становится непривычно сухо, а внутренности завязываются в тугой узел от страха и ожидания следующей стадии. Миэль не боится смерти, потому что на своем опыте убедилась, что есть вещи гораздо страшнее. Однако порой она позволяет себе заиграться, пойти на поводу у непреодолимого желания довести партию до конца и добить противника решающим ударом, чтобы эффект был ярче, чтобы помнилось подольше. Порой она позволяет себе забыть, почему на самом деле не хочет лечиться и не колет себе ретроксил. — Угомонись, бестолочь, — говорит мужчина и закатывает глаза, но скорее чисто для проформы, чем от реального раздражения, когда пыль вздымается над проселочной дорогой на повороте и залетает в открытое окно машины, от чего Миэль непроизвольно чихает. Девушка возмущённо смотрит на него и уже поднимает руку с вскинутым указательным пальцем, попутно открыв рот, чтобы ответить, но внезапно чихает вновь, забавно тряхнув головой. Берлин не может сдержаться и низкий глубокий смех наполняет салон автомобиля, когда он видит, что Миэль мотает головой из стороны в сторону, словно неразумный котёнок, который сунул свой любопытный нос в перечницу. Все деланное возмущение девушки сразу же сходит на нет, она удивлённо моргает и вторит смеху мужчины, забавляясь абсурдностью собственного поведения. Ну, так. Чисто для вида. На самом деле Миэль ни капельки не смешно. Изнутри ее раздирают противоречивые чувства: страх от того, что она может сделать в таком состоянии, и предвкушение, граничащее с возбуждением, от того, что в скором времени придется сделать Берлину. — Может хватит уже меня так назвать? — фыркает она и сдувает упавшие пряди с лица. — В последнее время ты делаешь это слишком часто. — Не думаю, что меня можно обвинить в том, что ты слишком часто даёшь для этого повод, — насмешливо произносит он и ухмыляется краешком губ, не отрывая взгляда от дороги. — Ну, не настолько часто! — возмущается она и картинно взмахивает руками. — Не такая уж я и бестолковая. — Не тешь себя иллюзиями, — снисходительно произносит он, наконец-таки удостоив девушку взглядом. — Единственное, что у тебя получается хорошо, — это действовать мне на нервы. Миэль хочет возразить, что она ещё вообще-то неплохо готовит, играет в шахматы и врёт, но вовремя решает, что о последнем Андресу лучше лишний раз сейчас не заикаться, а вот о ещё одном из ее достоинств всё-таки следует напомнить. Девушка хитро щурит свои янтарные глаза и, сидя вполоборота к мужчине за рулём, подаётся корпусом вперёд, так что Берлин может отчетливо уловить сладковато-пьянящий аромат ее духов. — Ну, не будь таким категоричным, папочка, — томно выдыхает Миэль почти в самое ухо мужчины и кладет свою миниатюрную ладонь ему на колено, несильно сжимая и поглаживая дорогую ткань брюк. — Ты же прекрасно знаешь, что я могу тебя не только бесить. Ее ладонь начинает медленно подниматься выше, а сама девушка утыкается носом в шею Берлина и трётся об нее, лаская и заигрывая. Миэль отчётливо слышит, как Андрес выдыхает сквозь стиснутые зубы, и улыбается, когда ловкие пальцы ложатся на прямое доказательство его возбуждения. — Миэль, я за рулём, — шикает он и пытается оттолкнуть напористую девушку плечом, однако ее это только раззадоривает. — Я вижу, — фыркает она и оставляет влажную дорожку поцелуев на чужой шее. — У меня миопатия, а не миопия*. Ее перевозбужденное состояние было легко объяснить — вчера вечером у них с Берлином состоялся вечер откровений, в ходе которого в крови Миэль оказалось несколько кубиков ретроксила. Казалось бы, что может сделать обычное лекарство, созданное, чтобы предотвращать спазмы в поврежденных мышечных тканях и замедлять процесс атрофии? Как оказалось, очень многое. В ее случае. Но Берлину об этом знать не обязательно. Вообще никому об этом не обязательно знать. Губы девушки плавно скользят по шее Андреса вверх и она нежно прикусывает мочку его уха, протяжно и зазывающе постанывая, а вторая рука медленно пробирается под полу клетчатого пиджака. О, видит Бог, она умеет добиваться своего… Миэль протяжно и зазывающе стонет, раздвигает ноги пошире и приподнимает бедра, явно намекая на то, что хочет продолжения. Ее полностью обнаженное тело выгодно контрастирует с черными шелковыми простынями в гостиничном номере, так что молочно-белая кожа кажется ещё более бледной и аристократичной. Девушка слегка поводит плечами и морщит нос, когда кости едва различимо похрустывают — руки уже начали затекать, а запястья саднить из-за чересчур тугих веревок. — Хэй, неужели ты оставишь меня вот так? — канючит Миэль и поджимает губы, как маленький ребенок. Она демонстративно дёргается в мнимой попытке выбраться, хотя прекрасно понимает, что это невозможно — запястья крепко сцеплены между собой и привязаны к изголовью кровати. Ответом на ее вопрос становится лишь тишина и плеск воды в ванной. — Эй, не игнорируй меня! — слегка повышает голос Миэль, чтобы перекричать шум воды. — Ты же знаешь, я не дам тебе покоя! — Как вариант, я могу засунуть тебе в рот кляп, — из ванной доносится раздраженный женский голос. — И насладится хотя бы несколькими минутами блаженной тишины. — Не поможет! — весело обнадёживает девушку Миэль, буквально светясь от того, что на нее наконец обратили внимание. — У меня сильные челюсти. Гораздо сильнее твоего самоконтроля. Сандрес этого не видит, но буквально кожей чувствует, как ее собеседница закатывает глаза, и это раззадоривает ее ещё больше. — Сандерс, я говорю максимально серьёзно: отстань от меня. Если я из-за тебя не приму спокойно ванну, то… — То что-о-о-о? — издевательски тянет она. — Накажешь меня, дорогая? Шум воды стихает, и Миэль торжествующе ухмыляется. — Пти-и-ичка, — тянет она осоловевшим от желания голосом, с вожделением глядя на обнаженную и крайне недовольную Алондру Рамирес. Блондинка неспешно подходит к ней с грацией хищницы, нарочито медленно, словно позволяет собой любоваться. Ее теплая ладонь опускается на голову Миэль, она зарывается пальцами в спутанные пряди, чешет за ухом, ласкает… А потом резким движением наматывает чужие волосы на кулак и сжимает, вызывая протяжный болезненный стон. — Ай! — вскрикивает Миэль от неожиданности, потому что Берлин резко ударил по тормозам, так что ее расслабленное тело по инерции откинуло вперёд. Она бы, наверное, впечаталась лбом в стекло, если бы мужчина не придержал ее за шиворот. — Я предупреждал, — недовольно говорит он, слегка встряхивая ошарашенную девушку, чтобы привести ее в чувство. — Что на тебя нашло? — А ты что, против, папочка? — издевательски мурлычет девушка и снова льнет у нему. — С каких это пор? — С тех пор как понял, что любая твоя подозрительная активность черевата последствиям, — мрачно говорит он, смотря на Миэль тяжёлым взглядом, на что девушка только хитро улыбается. — Ты что-то задумала, не так ли? Мужчина слегка щурит глаза, силясь выцепить хотя бы маленький намек, на дальнейшие планы девушки, но, судя по ее виду, единственное, чего она хочет в данный момент, — это секс. — Единственное, что я задумала, — это доставить тебе удовольствие, папочка, — невинно лепечет она. — Может прекратишь меня так называть? — Разве тебе не нравится? — Мне не нравится, когда меня не слушаются. — Ну, можешь меня наказать за это, папуль, — хихикнула Миэль, явно находя ситуацию смешной. Берлин окидывает ее раздраженным взглядом с ног до головы, задерживается на ее до неприличия довольном лице и видимо решает, что слишком уж она довольна жизнью и нужно это исправлять. — А-а-ау! Андрес, ты чего?! Больно же! — взвизгивает девушка, когда мужчина, особо не церемонясь, хватает ее за ухо. — Что ты, мать твою, делаешь?! — А что я делаю? — насмешливо интересуется он. — Ты сама дала мне карт-бланш на твое воспитание. — На воспитание, но не на рукоприкладство! — возмущается она. — А что я могу поделать, если ты понимаешь только язык грубой силы? — Берлин явно продолжает издеваться. — Даже не знаю… Уф… Можешь грубо взять меня на заднем сидении машины, например. — Не думаю, что эти подростковые забавы соответвуют моему статусу, — лениво произносит мужчина, едва ли не мурлыча. — Или возрасту… — язвительно добавляет Миэль и тут же стонет, потому что хватка стала на порядок жёстче. — Да пусти ты меня! Берлин саркастично хмыкает и, вдоволь насладившись ее мучениями, наконец отпускает многострадальное ухо. Миэль тут же с шипением начинает растирать его, злобно зыркая на мужчину, однако если его и забавляет ее поведение, он не подает виду. Взгляд Берлина был донельзя серьезный, от чего Миэль непроизвольно поводит плечами. — Ты что-то определенно задумала, — констатирует он после непродолжительного молчания. — И я определённо выясню что. Мы ещё вернёмся к этому разговору, можешь не сомневаться. Девушка только фыркает, всем своим видом показывая свою обиду на то, что ей до сих пор не доверяют. Миэль гордо вздергивает нос и отворачивается к окну, скрестив руки на груди, демонстрируя ему, что она обиделась. Мужчина на это только закатывает глаза и, покачав головой, вновь заводит машину, прибавляя газа, чтобы они добрались до места назначения хотя бы к вечеру. На лице Миэль змеится нехорошая улыбка. Конечно, Андрес узнает. И, возможно, даже раньше, чем он может предположить. — Ну, так какие у тебя дальнейшие планы? — томно мурлычет Миэль, лёжа на груди Алондры. — Скажи мне, птичка, чего ты жела-а-аешь? — Смотреть «Люцифера» с тобой было не самой лучшей идеей. Определённо, — устало вздыхает блондинка и проводит рукой по лицу. — Ой, да ладно тебе! — весело фыркает вторая и несильно бодает ее лбом. — Классный сериал и я вне всяких сомнений отлично бы подошла на роль главного героя! Алондра скептически смотрит на растрепанную девушку, которая сейчас ну никак не похожа на едва ли не самого опасного человека в Испании, и неожиданно фыркает от смеха: — А Цезарь твой тогда кто? Хлоя Деккер? Миэль слегка приподнимается на локтях и удивленно моргает, но вопреки ожиданиям блондинки даже не пытается возмутиться и восстановить попранную честь своего мужчины. — Хорошая шутка! — восклицает она, хихикает и заговорщески шепчет: — Только в присутствии Цезаря так не шути, а то он и так на меня обижается за то, что я называю его Евой. — Евой? — Ага, Евой Браун. — Тебе что, лавры Гитлера настолько не дают покоя? — на этот раз глупо хихикать наступает черед Алондры. — Возможно я тебе уже как-то говорила, что питаю особую слабость к разного рода историческим тиранам, — смеется девушка в ответ, а затем неожиданно хмурится. — Или я говорила это не тебе? Тогда кому? Черт, совсем память плохая стала… Кажется, это старость. Рамирес перестает улыбаться и тоже хмурится. Она знает Миэль Сандерс достаточно давно, чтобы понять что что-то не так. Криминальный гений никогда не отличалась особенно адекватным поведением, но сейчас градус странностей просто зашкаливает. Миэль какая-то слишком возбужденная. Во всех смыслах. Алондра машинально тянется рукой к прерывистой цепочке из алеющих следов укусов на своем бедре и ключицах. Что-то нехорошее шевелится внутри. — Ладно, не суть, — отмахивается Миэль от самой себя и снова устраивается поудобнее на чужом теле. — Если не хочешь рассказывать о своих желаниях, тогда расскажи хотя бы об одном из своих последних убийств. — Зачем тебе? — Цезарь обычно мне рассказывает. — Тогда почему ты лежишь рядом со мной, а не с ним? — задает Алондра резонный вопрос на свой страх и риск. — Он вообще… Он вообще знает, где ты? — Он знает достаточно, — безапелляционно отвечает Миэль. — А то, о чем он не знает, ему не навредит. — Какие у вас интересные отношения. — Сама тащусь. Блондинка кожей чувствует, что в комнате становится холоднее после этого диалога, поэтому спешит перевести тему. — Это было не так давно, — медленно начинает она, припоминая детали. — Я тогда еще представилась твоим именем. Проникнуть в дом было не сложно, как и слиться с толпой, гораздо сложнее было воткнуть стержень заколки с ядом в глаз того старика. — А-а-а, — понимающе кивает Миэль и зевает, широко раскрыв рот и высунув язык. — Знаю-знаю, сеньор Мартинес… Жаль его на самом деле, но он стал много на себя брать, за что и поплатился. Остается только радоваться, что его смерть была в руках мастера… Что за яд это был, кстати? — Кошачий кадаверин*. — Боже, я, конечно, знала, что птички не любят котов, но чтобы на столько, — Миэль снова хихикает. — Только не говори, что ты готовила его сама. — Спешу тебя расстроить, но нет, — мрачно отвечает Алондра, совершенно не разделяя веселья собеседницы по этому поводу. — Я умертвляю только людей, а не животных. — Тогда что послужило причиной такого экстравагантного выбора? — Его не найдет ни один судмедэксперт. — Жаль, что все оказалось настолько прозаично, — притворно вздыхает Миэль. — А я то думала, что ты одна из немногих, кто способен оценить по достоинству поэзию отравительства… Я даже имела смелость сравнить тебя с Екатериной Медичи* у себя в голове. — Как высоко ты меня ценишь, Сандерс, — хмыкает девушка. — Я даже, можно сказать, польщена. Только думаю, что на роль королевы-отравительницы больше подходишь ты. Только тебе могло прийти в голову синтезировать порошок из жидкого яда и обсыпать им бутоны роз. Месть «по-королевски», не находишь? — И откуда ты только об этом знаешь? — с подозрением спрашивает Миэль, прищурив глаза. — Да так… Птичка на хвосте принесла. Шутка срабатывает даже лучше, чем она предполагала. Сандерс запрокидывает голову и громко заливисто смеется. Смех этот длится до неприличия долго, а затем обрывается так же резко, как и начался. Миэль подскакивает на кровати и хватает Рамирес за подбородок, прижимаясь к ней теснее и горячо шепча прямо на ухо. — Не пытайся играть со мной в эти игры, птичка, — мурлычет Миэль, щекоча кожу теплым дыханием. — Я прекрасно знаю, откуда у тебя эта информация. Ты следишь за мной, не отрицай… И все ради чего? Ради призрачной надежды, что я выйду на связь с ним? — Не понимаю, о чем ты… — О, да брось! Ведь мы обе прекрасно знаем, что ты вряд ли расстанешься с мыслью об убийстве моего отца. — Ну и к чему ты мне все это рассказываешь? — раздраженно шипит Алондра и вырывается из объятий-захвата, принимая сидячее положение на кровати. — Если ты опять хочешь меня разозлить, то… — К тому, что я могу тебе в этом помочь. — Помочь? — со злой иронией в голосе переспрашивает Алондра. — С чего бы тебе вдруг способствовать убийству родного отца, с которым ты состояла… в определенном роде отношений. — Проще говоря, мы с ним трахались? — Да, но я изо всех сил пытаюсь вычеркнуть этот факт из своей памяти. — У меня есть свои причины его не любить, и я предпочту оставить их при себе, — холодно отвечает Миэль, а затем ее голос снова приобретает мягкость и текучесть: — Поэтому вот он, твой золотой билет в светлое будущее без Андреса, птичка. Пользуйся. — Нет, Сандерс, я с тобой никаких дел не имею, — жестко отвечает блондинка и порывается встать с кровати. У нее бы даже это получилось, если бы не неожиданно сильная хватка Миэль. — Нет уж, увольте, справлюсь и без тебя. — Можешь, конечно, попробовать, — снисходительно хмыкает Миэль. — Только знай, что время отнюдь не на твоей стороне. — Что ты хочешь этим сказать? — Алондра подозрительно щурится. — Только то, что… О, нет-нет-нет! Ни слова больше! — Миэль замотала головой в разные стороны. — Ты же отказываешься принимать от меня какую-либо помощь, так что… — Слушай сюда, чертова сука! — зло рычит Рамирес и, схватив девушку одной рукой за горло, вдавливает ее в изголовье кровати. — Я по горло сыта твоими играми! И если ты… — Он умирает, — с готовностью отвечает Сандерс, словно только этого и ждала. — Впрочем, как и я. Миопатия, полная атрофия мышц, передается по наследству, если тебе интересно. Алондра пораженно замирает, не в силах ни пошевелиться, ни вымолвить ни слова. Почему-то в ее голову никогда не приходила мысль, что такие люди как Андрес и Миэль могут скончаться от обычной человеческой болезни. — Почему ты вдруг решилась рассказать мне? — неожиданный вопрос Андреса выводит девушку из раздумий. — М-м-м, о чем ты? — Ты прекрасно знаешь, не заставляй меня уточнять. — Просто у меня было такое настроение, — безразлично пожимает плечами Миэль. — Не во всех моих действиях есть подтекст, Андрес. Мужчина только иронично хмыкает на это заявление, но Миэль предпочитает это выпад проигнорировать. — К тому же, — продолжает она. — Это в очередной раз доказывает то, как мы с тобой похожи. Разве это не забавно? — Да, — как-то рассеянно отвечает Андрес и тормозит. — Даже слишком. Взгляд, которым он при этом награждает Миэль ужасно странный, так что даже она не может его расшифровать, поэтому просто выпрыгивает из машины и потирает затекшие конечности. — Ну что, идем? А то Профессор будет ворчать, что мы отстаем от графика, — торопит она его и направляется к складу, где они должны были забрать часть оружия для налета. Миэль уже отходит от него на приличное расстояние, как Андрес неожиданно быстрым шагом сокращает дистанцию между ними и хватает за предплечье. — Что ты?.. — Тихо. — Может хватит уже приказывать мне что делать?! — раздраженно шипит Миэль, на что Андрес просто зажимает ей рот ладонью. — Это был не приказ, а констатация факта, — говорит он на грани слышимости. — Здесь слишком тихо. Миэль послушно замирает в его руках и прислушивается. Есть множество видов тишины. У могил своя тишина. У космоса — своя. У горных вершин — своя. Есть тишина охоты. Это тишина выслеживания. В такой тишине нечто мягко ступает на когтистых лапах, а под пушистой шкурой перекатываются стальные мускулы. Нечто цвета теней в высокой траве. Нечто, готовое позаботиться, чтобы ты не услышал ничего, что оно не пожелало бы выдать. — Иди за мной и не высовывайся, — командует Андрес, попутно доставая пистолет, а Миэль только покладисто кивает, хотя изнутри ее буквально распирает от предвкушения того, что будет дальше. Охота началась. Они осторожно обходят ангар, выходя к воротам, где привалившись к стене лежали тела двух сербов, которые должны были их встретить. Рядом с ними валялись недопитые стаканчики с кофе, а желтоватые пятна на коже довершали картину. Кадаверин. Нестареющая классика. Миэль переглянулась с Андресом и мужчина решительно толкнул приоткрытую дверь ангара. — Здравствуй, Алондра, — с ухмылкой поприветствовал направленное на него дуло пистолета мужчина, резко направляя на девушку свое оружие в ответ. — Вот уж кого не чаял здесь увидеть, но не скрою, что ждал нашей встречи. Я знал, что судьба рано или поздно сведет нас вместе. — Что ж, тогда ты должен знать, зачем я здесь, — говорит Алондра, а Миэль довольно скалится про себя. Если ты хочешь выиграть в борьбе с Берлином, необходимо вести себя как Берлин, убирая внешние раздражители и не поддаваясь навязчивым воспоминаниям, которые заполонили весь твой мозг. Умница, девочка. Алондра расправляет плечи и уверенно смотрит на своего противника. Эта битва взглядов завораживает Миэль, так что она с трудом отвлекается от той токсичной атмосферы, что царит вокруг них, и вслушивается в диалог. — Я хочу, чтобы ты сказала мне это. Словно от заряда тока, тело Алондры дергается. Разумеется, всегда сложно сказать это жертве в лицо. Тем более, если эта жертва — твоя бывшая любовь. Девушка молчит, а Миэль искренне не понимает причины заминки. — Ты пришла мстить, — улыбка с лица Берлина исчезает, когда он отвечает на свой же вопрос, а голос становится металлическим. — Но я не знаю, за что именно. Поэтому я хочу послушать тебя. — Неужели ты осознаешь, сколько дерьма ты сделал мне? Удивительно, — язвительно отвечает Алондра. — О, да брось, дорогая! Ни за что не поверю, что мой уход от тебя к Татьяне так повлиял на твое внутреннее состояние, — смеется мужчина, а Миэль борется с нестерпимым желанием закатать глаза. Ну, путь он всех своих бывших после Алондры начнет тут перечислять. Хотя, она бы послушала. Блондинка ухмыльнулась и с издевкой посмотрела на Берлина, но Миэль разглядела в этой браваде явную фальш. Тяжело, наверно, все эти годы жить с разбитым сердцем, прекрасно осознавая, что ей никогда не стать для него той единственной, с которой он пойдет на крупное ограбление и будет жить с остаток своей жизни. Но когда слышишь это от самого предмета любви, становится невыносимо больно. Наверное. Миэль не знает наверняка. Никогда не была в подобной ситуации. — Повлиял, — немного подумав, отвечает Алондра. — Кстати, а где Татьяна? Что-то я ее здесь ее не наблюдаю. — Мы расстались, — легко говорит Андрес, словно для него это дела давно минувших дней. — И ты уже успел обзавестись новой любовью всей жизни? — насмешливо хмыкает блондинка, кивая головой в сторону Миэль, которая все это время играла роль покорного зрителя. — Разумное решение, если учесть, что твоя жизнь непомерно коротка в сравнение с другими людьми. О, это грязная игра. Миэль ухмыляется краешком губ, заметив, что на этот раз дергается Берлин. Да, прямо в яблочко, детка! — Намекаешь на то, что сейчас укоротишь мою жизнь? — Нет, намекаю на то, что миопатия сделала это за меня. Взгляд Берлина леденеет. Алондра непроизвольно ежится. Да что там, даже Миэль становится не по себе от той холодной злобы и затаенной ненависти, которая таится в этом взгляде. — Тогда зачем было проделывать такой путь, не понимаю. Ты могла бы просто подождать. — Нет, Андрес, — говорит Алондра и слегка запинается, она не произносила это имя слишком давно. — Я хотела взглянуть в твои глаза и увидеть в них хоть каплю сожаления, но, похоже, я лишь зря трачу мое и твое время. Алондра вскинула руку с пистолетом, прицеливаясь получше, Андрес в точности повторил ее жест. Миэль даже показалось, что они очень напоминают со стороны персонажей старых вестернов, не хватало только перекати-поля и ковбойской музыки на фоне. Секунды тянулись невыносимо долго. Миэль видела, как Алондра начала покусывать нижнюю губу от напряжения, а из ее взгляда пропала твердость и решимость. Сандерс стояла чуть позади Андреса, но что-то ей подсказывало, что на лице мужчины сейчас происходят те же метаморфозы. Нет?.. Миэль удивленно вскинула брови и глубоко вздохнула. Что ж, если реакции не происходит, то нужен катализатор. С легкой ухмылкой на губах и пользуясь своей позицией почти за спиной Андреса, Миэль медленно достала свой пистолет из-за пояса брюк, который до этого был надежно укрыт от посторонних взглядов пиджаком. — В сторону! — выкрикнула она и толкнула Андреса в плечо, освобождая себе обзор, а затем, не особо целясь, выстрелила в сторону Алондры. Пуля просвистела рядом с девушкой и попала в стену. Это стало своеобразным сигналом к действию и все трое рассредоточились по складу, однако стрелять никто не спешил, потому что прекрасно понимали, что попади пуля в ящик с боеприпасами и они все здесь покойники. Миэль шмыгает от ящика к ящику пока буквально не сталкивается лбом с очень разозленной Рамирес, которая мгновенно отточенным движением выбивает пистолет из ее рук. — Чертова ненормальная сука! — рычит блондинка. — Так и знала, что тебе нельзя доверять. Нужно было закончить все еще тогда! Что ж рада, что судьба предоставляет мне еще одну возможность! Алондра наводит на Миэль дуло пистолета, и выстрел на этот раз звучит для девушки оглушающе громко. Сандерс удивленно распахивает глаза и с каким-то неверием смотрит на кровавое пятно, которое быстро расползается по блузке. to be continued…