Колесо надежды

Ночь — особое, волшебное время. Под покровом темноты человек наиболее полно ощущает сам себя, позволяет себе то, чего никогда не позволил бы днем. Открывает самые мрачные, самые тайные уголки своей души. Гарри сидел с ногами на подоконнике. Сквозь подернутое уличной пылью окно было плохо видно звезды, зато отлично — освещенную брусчатку около входа с остатками снега и слякоти. С большинства домов уже убрали переливающиеся огнями рождественские венки и гирлянды, улица снова стала серой и обыденной. Дом к дому, стена к стене, кирпич к кирпичу — как под копирку. Урбанистический британский пейзаж навевал тоску и грустные мысли. Еще несколько часов назад сердце билось от счастья, а голова взрывалась фейерверками. Поцелуи в полумраке библиотеки. Какие-то ничего не значащие обмены репликами — за словами стояла суть чувства, а не сухой семантики. Казалось, что весь мир сузился до крохотной маленькой точки — двух слитых в объятии людей. Но, как это бывает с бурными всплесками храбрых эмоций, они имеют свойство заканчиваться, погружая своего хозяина в пучину самоанализа и сожаления. Что будет? Зачем он отправил это глупое, пошлое сообщение? Гарри никогда так себя не вел. Теперь это казалось неуместным и развязным, а тогда — правильным и естественным. Места, до которых успели дотянуться чужие губы, еще чувствовали недавние прикосновения. Никто и никогда не трогал его так — страстно, отвечая на каждый вздох, на каждое невысказанное желание. Да и сами желания были неоформившимися, на грани подсознания, но Снейп умел считывать их. Серебряные стрелки часов мерно шагали вперед, отбивая секунды. Тик-так, тик-так. Пополам с тревожными мыслями этот звук нарушал навязчивую тишину комнаты. На крышке часов ответного сообщения так и не высветилось. Может, профессор вообще не прочитал? Или прочитал, но решил не реагировать на глупые выходки влюбленного мальчишки? Или прочитал и придет? Что делать, если он придет? Бархатный тяжелый балдахин темной тучей нависал над кроватью. Гарри не нравились эти старые традиционные семейные ложа. Гораздо уютнее были небольшие койки в гостиной гриффиндора. Эти же слишком огромные, на них можно было уместить в ряд человек шесть или семь. Куда такое огромное пространство? Действительно, куда, учитывая то, с каким намеком он отправлял сообщение профессору… Живот предательски заурчал, напоминая своему хозяину, что любовь любовью, а ужин пропускать не следует. Поттер в последний раз посмотрел на часы, за столь короткое время успевшие стать талисманом, спрыгнул с подоконника и направился на кухню. Время уже почти два, Снейп скорее всего не придет. Ну что же, это самый закономерный исход событий. Нужно поесть и заставить себя уснуть. На кухонном столе стояла чья-то забытая кружка из-под кофе, ваза, накрытая расшитым полотенцем и кувшин с соком. На одном из выдвинутых стульев лежала закрытая книжка. Гарри вознес хвалу миссис Уизли, без которой орденцы-полуночники тут загнулись бы. Он взял пару ломтей тыквенного пирога, налил сок и, жуя на ходу, отправился обратно. Комната встретила его темнотой и тиканьем часов, оставленных на подоконнике. — Вас подстерегала опасность умереть от голода, мистер Поттер? Боюсь, что тут я бессилен — вы уже сами справились, — Снейп сидел в кресле, освещаемый контровым светом луны так, что виднелся только силуэт, вместо лица — черный провал. Фигура его казалась зловещей. — Ой! — Гарри подпрыгнул от неожиданности, чуть не уронив остатки пирога из рук. Голодный, он почти все съел по пути и зашел в комнату, планируя как раз расправиться с последним куском. — Ну, доедайте. — Хорофо, — прошамкал Гарри, спешно дожевывая и запивая свою добычу, надеясь, что не подавится и не скончается в муках смущения прямо здесь. — Садитесь, Поттер, не стойте столбом, это же ваша комната, а не мой приемный кабинет. Гарри поставил пустой стакан на прикроватный столик, вытащил палочку и максимально тихо произнес стоматологическое заклинание. Недавно Гермиона научила его этим чарам, и уход за брекетами стал гораздо проще. Поттер вытащил из угла стул, поставил его перед Снейпом и сел. Лицо Гарри как раз попало под освещение луны, и он чувствовал себя как на обеденной тарелке великана. Странно, что буквально за несколько часов желание и страсть сменяются нервозностью и страхом. Северус, видимо, решил нарушить эту ужасную атмосферу. Он подошел к окну, разглядывая оставленный там артефакт. — Что я вам сказал про часы? — голос тихий и недовольный. — Что нужно их всегда носить с собой. — Именно, Поттер! И почему вы, позвольте полюбопытствовать, ушли без них? — Я же шел на кухню, за едой! — В прошлый раз вы шли в библиотеку за книжкой — сильно вам это помогло? Всегда, повторяю специально для гриффиндорца, всегда носите их с собой! Хотите — приклейте к себе. Вы хоть понимаете, насколько это опасно? — Да, сэр. Гарри встал и сделал пару шагов вперед, прислонился к стене рядом с проемом. Он заметил, что Снейп, когда разговаривал с ним, постоянно чего-то касался — стоял, скрестив руки на груди, сидел, вертя в руках палочку, сейчас вот проводил пальцами по окантовке часов. — Почему вы отдали их мне обратно? Можно было сделать артефакт из чего угодно. Вам не понравились? Я правда старался, когда выбирал, — Поттер не помнил, как он выбирал часы, но был уверен, что старался. — Мне стало интересно, почему часы именно с такой надписью на латыни. Есть куча других прекрасных выражений. Что вы хотели этим сказать? — Я не знаю латынь, — Гарри смущенно улыбнулся и залез на подоконник, на нем было удобно сидеть, хотя основная причина крылась в том, что ему хотелось охватить взглядом большую площадь лица профессора. — Мне понравилась форма часов и шрифт, которым были написаны эти слова. Показалось, что они вам подходят. Что они значат? — Глупость. Но мне абсолютно подходит, вы правы. Снейп достал палочку и коснулся верхней крышки. Буквы уменьшились, изменились. Там появилась другая надпись: «Ab abusu ad usum non valet consequentia». — Раз они снова ваши, пусть будет так, — Северус убрал палочку и усмехнулся. — А это что значит? — Гарри взял в руки часы, рассматривая незнакомые витиеватые буквы. — Это цитата из римского права. Попробуйте на досуге перевести. Вам подходит. Основу множества современных заклинаний, а также рецептов зелий составляют прямые кальки с латинского языка. Раньше в Хогвартсе изучали латынь, в библиотеке можно найти словари, — с видом заранее утомленного глупостью студентов лектора сказал профессор. — Вы предлагаете мне изучать латынь? — Я ничего вам не предлагаю, Поттер. Это вы подняли меня в два часа ночи под предлогом спасения вашей драгоценной шкурки. Как оказалось, мои услуги не требовались. Не делайте так больше, иначе я сам вас убью, особенно в это время. До свидания, — зельевар сделал шаг назад, собираясь уйти. Гарри проворно спрыгнул с подоконника и ухватил профессора за мантию. Ему казалось, что если Снейп сейчас уйдет, то рухнет тот шаткий мостик понимания, что зародился между ними в эти рождественские каникулы. — Не уходите, пожалуйста, — Гарри обнял его и уткнулся лбом куда-то в ткань сюртука. Северус положил руку на волосы, запутываясь пальцами в прядях. Так они простояли какое-то время. Мальчишка — обнимая, не двигаясь и ничего не видя. Профессор — невесомо гладя его по голове и смотря в окно. — Скажите мне, Поттер, — как сквозь пелену послышался тихий голос, — что вы думаете на самом деле? Зачем сунули мне под нос амортенцию? Вы знали, что это не школьный образец для опытов, а настоящее опасное зелье? — Не знал, извините, — Гарри поблагодарил Мерлина за то, что не видит сейчас глаза Снейпа, если бы видел, то точно расплакался бы. — И не знал, как сказать вам, как показать… То, что я почувствовал и увидел — это было невероятно. Зелье пахло не только лесом, оно пахло человеком. Конкретным. Сгореть от стыда было бы сейчас очень кстати — юноша был близок к этому. Говорить это так странно, словно идешь над огромной огненной пропастью по тонкому лезвию ножа. Идти — больно, но упасть - потерять все. — На ваши действия в который раз влияет алкоголь и зелья, и опять я попадаюсь рядом. Вы не находите такое совпадение странным? — Клянусь, зелье не виновато, — Гарри выпутался из уютного сюртука и встретился с глазами Северуса, в которых отражался освещенный луной дверной проем и его темная растрепанная фигура. — Я чувствовал это и раньше. Весь год. — Я сейчас задам вам несколько неприятных вопросов, на которые придется ответить честно, — Снейп переместил руку с затылка Гарри ниже и вдруг больно сжал шею сзади. — Вы по собственной воле, в здравом уме и твердой памяти, не под воздействием зелий или алкоголя умудрились влюбиться в меня? — Д-да. Луна зашла за облако. Ее рассеянный, голубой свет померк. Выражение лица Северуса прочитать было невозможно. Гарри скривился от неприятных ощущений и, почувствовав, что Снейп отпустил его шею, отшатнулся назад, уперся в подоконник. Стало вдруг очень страшно. Доселе этот человек оставался его мрачным ангелом-хранителем, молчаливо вытаскивая из передряг, целуя его в щеки на пыльном полу библиотеки, шепча его имя, ругая на уроках, варя зелья и даря артефакты. Но теперь от него повеяло холодом. Что-то новое, какая-то еще неизведанная маска этого трикстера. — Романтические бредни кончились, Поттер. Пришло время поговорить серьезно. Вы осознаете, что я профессор в школе, где вам учиться еще полтора года? — Да. — И что я по совместительству левая рука Темного Лорда — существа, которое охотится за вашей непутевой головой? — Д-да, — черт, голос не должен дрожать, нужно держаться сейчас и реветь в подушку потом! — Вы понимаете, что если все вскроется, то ни на вашу, ни на мою сторону не встанет никто, потому что это противоестественно самой природе человека и всей системе страны? — Да, — Поттер до боли сжал часы, бывшие, казалось, единственной его опорой на этом дьявольском экзамене. — Ни Мордреда ты не понимаешь, Поттер! Мальчишка! Скрещенные руки на груди, пальцы, вжатые в локти до побелевших костяшек, видимые даже при ночном рассеянном свете, нервный дрожащий голос на грани безумия — все вырывалось из-под холодной маски, из-под хваленого шпионского контроля. Поттер широко раскрытыми глазами смотрел на него. Внутри профессора кипела настоящая страсть, опасная, темная. По силе эмоций это не шло ни в какое сравнение ни с чем вообще, что видел Гарри до этого. Снейп, заметив ошарашенный взгляд Поттера, вздохнул, опустил напряженные руки и сел в кресло. Тень от стены снова закрыла его фигуру. — Зачем ты это сделал, Поттер? Начал все? — в голосе Северуса сквозило отчаяние. — Я бы никогда даже не задумался о том, что я могу испытывать такое, если бы не ты. Что мне с тобой делать, может, ты сам ответишь? Каждую неделю по расписанию мчаться спасать от гребаного психа, возомнившего себя властелином мира, а тебя своим главным врагом? Чтобы однажды не успеть? Или чтобы ты все-таки дошел до победы, выполнил свой вымученный долг героя по завету Дамблдора, спас Британию и умер на поле боя? Какой вариант выбираешь? Ну? Северус снова встал с кресла и подошел. Гарри сделал шаг навстречу, упрямо глядя на него. Такой человек не мог любить, не мог тогда шептать его имя. Или мог? Что это? Провокация? Очередная маска? Или он искренне? Или это та очередная полуправда, которая больше ложь? Проиграть здесь и сейчас означало вечное презрение и возвращение к истокам — мытью котлов и снятию баллов. После того, что уже между ними произошло, такое допустить невозможно. Поттер положил руку на грудь Снейпу, машинально отмечая неровный пульс. Падать в пылающую бездну нужно с разбега. — К черту Британию! — Что? — Снейп опешил от такого ответа. — Я выбираю вас, — просто сказал Гарри. Казалось, время остановилось на этом моменте. Земля перестала вертеться, вместе с Гарри ожидая дальнейшей реакции Снейпа. Он усмехнулся, резко притянул мальчишку к себе и выдохнул ему прямо в губы: — Когда-нибудь ты об этом пожалеешь. Если бы в Магической Британии существовал ночной прогноз, засекающий температуру в три утра в отдельно взятых комнатах, то здесь была бы объявлена пожароопасная зона и проведена срочная эвакуация населения. Гарри казалось, что он плавится под жесткими поцелуями прямо вместе с простынями. Он не знал, что делать, как отвечать на неистовые ласки, но старался как мог. Сам снял пижамную кофту, а штаны стащил с него Снейп, медленно целуя живот. — Я понятия не имею, что делать, — прошептал Гарри, с трудом справляясь с непослушным дыханием. — Но очень хочу все. — Я чувствую, — Северус провел рукой по внутренней части бедра и поднялся чуть выше. — Потерпи, не все сразу. Гарри сдавленно застонал, ощутив прикосновения там, где его еще никто никогда не касался. Открывать глаза, размениваясь на визуализацию вместо полноценного восприятия кожей, он не хотел. Погружался в эмоции полностью, без остатка. Желал прожить до конца каждый момент, каждую волнительную секундочку. Было жарко, очень приятно. Пламенность сменилась неожиданной нежностью, почти трепетностью. Они оба боялись сделать что-то не так. Мягкие волосы Северуса смешно щекотали его бедра, и Гарри позволил себе вслепую найти их, коснуться, откидывая назад. А потом весь привычный мир полетел к чертям. Юноше казалось, что он летит, падает в воздушные ямы и снова взмывает куда-то ввысь. Ощущения начали становиться совсем невыносимыми. Гарри закусил себе запястье, чтобы не кричать, и заметался по кровати, выгибаясь навстречу исследующим его рукам и рту. Мир взорвался, унося Гарри с собой в бездну из пламени и невероятной близости. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что он мог бы сделать сам с собой в ночной тишине гриффиндорской спальни. Потрясающий фейерверк прямо внутри организма. Волнообразные вспышки удовольствия утихали, уносясь куда-то в область памяти, прямо в копилку с самыми счастливыми воспоминаниями. — Северус, — немного успокоившись, прошептал Гарри, попробовал имя на вкус. — Так какой перевод у той фразы на часах? Ну, из римского права. — Злоупотребление не довод против употребления. Своевременные у тебя вопросы, — сказал профессор, вытирая покрасневшие губы краешком одеяла. — По-моему, это нам обоим подходит, да? — Гарри глупо хихикнул, чувствуя во всем теле истому и нежность. — Определенно, — Северус поцеловал его плечо и лег рядом.