***
Сотни морских миль отделяли их от Саунтгемптона и от низенького закопченного дома, где теперь мертвенно заколочены ставни и не горит свет. Но Питер, конечно же, не спешил объяснять, почему он здесь. — Глупости, — Сьюзен выдохнула. И в самом деле, что на неё нашло? Сьюзен не хотела умирать. Она простерла к брату руки, но передумала — хрупкие кисти беспомощно повисли, как сломанные. — Вот и хорошо, — расслабившись, ответил Питер. Он быстро закурил и прислонился спиной к лееру в паре шагов от неё, достаточно близко, чтобы подхватить, если она передумает. — Иначе мне пришлось бы прыгать за тобой, а океан в этих широтах ужасно холодный. — Разве за предателями в воду прыгают? — Сьюзен скривила губы. Старые обиды ледяной крошкой кололись под кожей — где‐то у самого сердца. Его глаза сверкнули. Она тряхнула волосами, чтобы скрыться от их гипнотической тяжести. — За семьей — да, — просто сказал он. Поток мыслей Сьюзен остановился на сигарете, которую Верховный как раз изящно подносил ко рту, и она по привычке перехватила её у него из рук. Хотела выбросить в воду, но в задумчивости втянула в себя горький дым. Такой знакомый вкус и запах… Но воображение, верно, обманывало её: она никогда не видела брата расслабленным. Знакомое лицо перестало казаться черепом, обтянутым кожей, — оно стало живым и насмешливым. Самый важный вопрос оставался нерешенным: — Питер, где младшие? — Полагаю, в буфете третьего класса. Уничтожают припасы. Сьюзен знала его слишком хорошо, чтобы не заметить боль, сквозившую за шутливой формулировкой. Сколько бы Питер не вкалывал, Певенси никогда не ели досыта. Он искоса посмотрел на неё и, видимо, решился на что-то при виде её беззащитно-растерянного лица. Его голос прозвучал мягче, чем прежде: — Мы знали, что ты уплывешь на «Титанике». Однажды я пришел в тот дом, в твой дом, — Питер говорил медленно, будто слова давались ему с трудом, — но не застал тебя. Горничная сказала, что хозяева наносят друзьям визиты перед отъездом. Вечером я рассказал всё младшим, — его лицо исказилось в гримасе. — Люси, конечно же, тоже захотела поехать. А Эдмунд сказал, что ты сущий дурак и эта идея — безумие, — Сьюзен закончила за него. Питер кивнул. Затем вогнал гвозди в крышку гроба: — Они скучают по тебе. Хотя Эд и под пытками не признается, я же вижу. Люси ты знаешь. Она последовала бы за тобой куда угодно, хоть на край света. Я не мог ей отказать, — последнее он добавил, будто оправдываясь перед кем-то — в первую очередь перед самим собой. Эдмунд, конечно, был прав: сорваться с места и уехать в Америку, не имея ни гроша за душой, было глупо. Но иначе Верховный король не отпустил бы сестру так просто. Если Сьюзен и хотела ответить, то не успела, — послышались голоса и шаги. Неважно, кто это мог быть, любой прохожий, любитель поздних прогулок. Но Сьюзен отпрянула, вздрогнув, несмотря на вопросительный взгляд брата. Эти люди, среди которых она так истово пыталась казаться «своей», презирали её за многое, чего она не совершала. Эти люди не поняли бы, что молодая женщина из высшего света (пусть даже принадлежащая к нему не по праву рождения, а по мужу) делает в компании чернорабочего ночью на корме. Сьюзен и сама не поняла бы. Она ожидала увидеть чопорную старушку в чепце — увидела жениха. С пледом, перекинутым через руку, он шел по палубе и явно собирался окликнуть её, но увидел Питера и прищурился. Верховный с интересом наблюдал за тем, как менялось лицо сестры. На бледных скулах расцвели красные пятна, на виске затрепетала жилка, но в остальном она была невозмутима и достойно актрисы, играющей Джульетту, скользнула, чтобы обнять жениха за плечи. — Я не помешал? — Каспиан явно ощущал себя более, чем неловко. Еще с этим дурацким пледом в руках — заботой, пришедшейся так некстати. — Сьюзи, я искал тебя. — Ты вовремя, любимый, — она натянуто улыбнулась с таким выражением, будто он сморозил какую-то ужасную глупость. Каспиан был старше, образованнее и, как ему казалось, умнее, но она часто говорила с ним этим странным, снисходительным тоном. Он заметил бы это, если бы не любил её так безнадежно. — У меня закружилась голова, и я вышла подышать. Корабль качнуло, и я едва не упала за борт, но этот добрый джентльмен меня удержал. Все еще прижимаясь к плечу жениха, она обернулась к брату уже без улыбки, но с серьезным, просящим лицом. «Мы позже об этом поговорим. Пожалуйста, промолчи», — говорили её глаза. Король и королева Нарнии умело играли свои роли (пусть даже в реальной жизни никаких титулов не существовало). Но у героев христианской сказки были свои грехи. — Пустяки, миледи, — Питер скромно пожал плечами. Он протянул руку Каспиану и приятно улыбнулся. Тот, поколебавшись, пожал её. — Меня зовут Питер Великолепный. Но для вас, сэр, можно просто Питер. Верховный король умел зло шутить. Впрочем, на этот раз он был серьезен. Каспиан поперхнулся. Великолепным не называли даже его — одного из самых успешных предпринимателей Америки, наследника богатейшего состояния, золотого (в прямом смысле!) «короля». А этот выскочка делал ему, Каспиану X, одолжение! И все же одного у Каспиана не было — умения держать себя так, будто весь мир принадлежал ему. А Питер и Сьюзен, хотели того или нет, вели себя именно так. — Сьюзен повезло, что вы оказались рядом. Спасибо, — Каспиан выдавил из себя улыбку и обратился к невесте, которая закрыла глаза и устало оперлась на его плечо. Она предпочла не заметить неприязни, вспыхнувшей между ними, как пожар в степи, но, конечно, всё поняла. — Нам пора. Он резко потянул её за собой, как кукловод тянет за нити марионетку. Сьюзен украдкой посмотрела на брата. Питер стоял, сложив руки на груди. Из-за усталого выражения, которым он провожал её, он казался гораздо старше своих лет. Сьюзен вспомнила о рельефах на гробницах английских королей, которые они с женихом осматривали в Лондоне. Питеру не хватало лишь короны, чтобы походить на них, но представить её не составляло труда. Поймав её взгляд, он запальчиво крикнул: — Еще увидимся, миледи! Сьюзен Певенси беззвучно рассмеялась, чувствуя, как в груди разливается тепло.***
Как только они спустились с палубы к каютам, Сьюзен сбросила туфли и зарылась пальцами ног в мягкий ворс ковра. Теперь, когда все пассажиры разошлись и корабль казался пустынным призраком, ей нравилось идти за руку с Каспианом в потрескивающей тишине. Конечно, ему необходимо было всё испортить. Он обогнал её, преградил путь, пока она, как мышь, не скользнула в свою спальню. Туда ему путь был пока закрыт, но ненадолго, если она собиралась стать его женой. А собиралась ли? Каспиан приподнял её подбородок, игнорируя упрямо сжатые губы и взгляд исподлобья, и задохнулся от осознания: чертовка играла с ним, мучила, а он так безнадежно её любил, что прощал всё. — Ничего не хочешь мне рассказать, Сьюзи? — протянул он тоном обвинителя. Сьюзен ненавидела, когда жених ревновал, а случалось это так часто, что набило оскомину. Но ревновать к Питеру? Это смешно, пусть даже Каспиан не знал, что они родственники. — Я рассказала тебе всё, как было. — Сьюзен взорвалась, — Если бы ты оторвался от своих сделок и великосветских бесед за ужином, то заметил бы, как мне плохо. Может, всем лучше было бы, если бы я упала в воду! Она попыталась вывернуться из его рук, но Каспиан сжал сильнее. Атласная ткань платья болезненно затрещала под его пальцами. Из груди мужчины вырвался смешок, похожий на клокотание. — Не спускайся на нижнюю палубу, хотя бы это ты можешь пообещать? Сьюзен замерла, не зная, что лучше: сказать правду, которая причинит боль им обоим, или солгать. Её тянуло на нижние этажи — туда, где в тесных каютах плыли такие же бедняки, какой когда-то была она. Туда, где затерялась её семья, пусть до сегодняшнего вечера Сьюзен об этом не знала. Да, Сьюзен скучала по прежней жизни. Каспиан продолжал тихим, мучительно-убежденным шепотом, от которого у нее остановилось сердце: — Сьюзи, ты говорила, что прошлое осталось в прошлом и теперь ты только моя. Никаких тайн, никаких призраков, никаких метаний. Моя. Разве я не дал тебе всё, чего ты хотела? — наконец безнадежно воскликнул он, отпуская её. В этом-то и была правда. До встречи с ним Сьюзен была человеком, а он думал, что сотворил её из камня такую какая есть — капризную, упрямую, взбалмошную и надменную. Сьюзен лгала себе, надеясь, что однажды ей удастся найти середину: жених примет её семью, сестра и братья будут рядом. Но Каспиан никогда бы не понял другую сторону её жизни — ту, что не смог бы контролировать. С прошлым оставалось лишь покончить, оторвав его с кровавым мясом и сухожилиями. Когда она думала об этом, горло удавкой сдавливала вина. — Дай мне время, — устало попросила она, — дай мне время, пока мы плывем на этом корабле. А в Нью-Йорке я никуда от тебя не денусь. Сьюзен привстала на носочки и осторожно поцеловала его в уголок губ. От него пахло отчаянием и алкоголем. Но даже сгорая от ревности и страсти, он бы не причинил ей вреда, она это знала. В глубине души Каспиан X был благороден, как принц из сказки, о котором она когда-то мечтала. Укрывшись в безопасности своей каюты, Сьюзен не без труда стащила с себя тяжелое платье, пропитавшееся соленым морским ветром. Она не держала слуг. Каспиан мог себе это позволить, только зачем горничной горничные? После всех событий этого вечера голову будто сдавил стальной обруч боли. Сьюзен вновь и вновь задавалась вопросом, что ей делать. От чего-то (или кого-то) ей придется отказаться, в этом нет сомнений. Но возможность еще раз увидеть семью, обнять Эда и Люси, если, конечно, они захотят её видеть, была чересчур соблазнительна. Она уже проиграла спор с голосом разума. Заметив на прикроватной тумбочке какой-то футляр, обитый бархатом, Сьюзен с любопытством откинула крышку и задохнулась. В нем лежал бриллиант в форме сердца, играющий разными цветами в мягком свете свечей. Рядом лежала записка: «Будь моей королевой».