Утром 14 апреля Сьюзен проснулась с легким похмельем. В лицо хлынула краска, когда она вспомнила, каким веселым безумием для неё обернулся прошлый вечер — танцы, алкоголь и чьи-то теплые руки на талии. Руки, конечно, принадлежали Питеру. Ни с кем другим, кроме брата, она не танцевала. И всё же было в воспоминаниях что-то такое, от чего ей пришлось долго плескать холодной водой на горящие щеки, прежде чем выйти на террасу к завтраку.
Каспиан уже ждал. Он поприветствовал её кивком, не отрываясь от английской газеты (номер был несвежим, в конце концов, они плыли посреди Атлантики). Сьюзен подумала, что платяную моль жених, вероятно, удостоил бы большим вниманием, но промолчала.
— Я думал, ты заглянешь ко мне вечером, Сьюзи, — наконец он поднял на неё взгляд. Сьюзен как раз макала в чай булочку и застыла, осознав, что так делать было нельзя — любая светская барышня знает, что это вульгарно.
— Я утомилась вчера, — небрежно обронила она, вытирая пальцы салфеткой. Накрахмаленная ткань была неприятной на ощупь, но Сьюзен продолжала сжимать её, как белый флаг. Каспиан вскинул брови — его смуглое лицо исказила насмешка.
— Утомилась плясать на нижней палубе, я полагаю? Да, это может быть весьма утомительно…
— Ты не должен так со мной разговаривать, — с обидой начала она, — я не твоя собственность, Каспиан, я больше не твоя слуга!.. Я твоя невеста.
— ДА, невеста, черт возьми, так и веди себя соответствующе! — заорал он и ударом ноги перевернул стол. Приборы, чашки, тарелки с недоеденным завтраком полетели дождем. Чай залил её легкое шифоновое платье, и Сьюзен ахнула. Она никогда не видела Каспиана таким страшным. Он добавил с едва заметной угрозой в голосе, — Не позорь меня, любимая. Я этого не выношу.
В разочаровании цокнули по дорогому паркету каблуки. Каспиан развернулся и вышел. Давясь от слез, Сьюзен бросилась собирать осколки — это ведь ее работа, разве нет? — но стюард корабля удержал. Незнакомый молодой человек еще долго успокаивал её и отпаивал чаем. Сьюзен хорошо помнила, как важны для слуг чаевые, и дала ему пять фунтов. Быть может, она не оказалась бы здесь, если бы до встречи с Каспианом хоть кто-нибудь когда-нибудь проявил бы к ней доброту.
После завтрака была служба. Сьюзен послушно пела «Pater noster», потому что так делали все и Каспиан давно похвалялся, какой у неё чудесный голос. Но в бога Сьюзен не верила. В детстве — давно — ей казалось, что он похож на доброго золотого льва, но потом она поняла, что все боги жестокосердечны и лев в их числе. Не было бога, который мог бы её простить.
Выходя из часовни, Сьюзен замешкалась. Ей было дурно, и откуда-то из глубин обманчивой памяти послышался грозный рык. Когда чья-то сильная рука утянула ее за локоть в тень коридора, Сьюзен почти не удивилась. Золотой лев был отражением Питера. Глядя в его улыбающееся лицо, ей хотелось сказать: «Знаешь ли ты, что когда-то я боготворила тебя, старший брат? Но я больше не верю в бога и не верю в сказки».
— Питер, нам нельзя встречаться, — вместо этого резко бросила Сьюзен. Лицо брата вытянулось. — Кто-то может увидеть. Я почти жена бизнесмена, для него репутация очень важна. Я не могу так рисковать.
— Хорошо, если ты просишь, я исчезну — мы все исчезнем, — медленно ответил Питер. На секунду Сьюзен изумилась, что убедить его получилось так легко, ведь брат всегда был упрям, как осел. Тут он продолжил, осторожно заключив в ладони её лицо, — Но не прежде, чем буду уверен, что ты в порядке. Ты в безопасности, Сьюзен?
Питер растрепал её локоны ласковым, братским движением и отстранился.
— Я всегда тебя поддержу, что бы ты ни выбрала. Выходи замуж за этого янки, если так хочешь и прогони меня. Только, Сьюзен, пожалуйста, не забывай Нарнию, не забывай Аслана.
Сьюзен отвернулась и поджала губы. Ей хотелось сказать что-то резкое, чтобы он понял: закончились для них сказки, так и не начавшись!.. Что волшебного было в их жизни? Что дал им Аслан? Когда Сьюзен пробуждалась от сладкого сна, навеянного полуночными разговорами о королевствах, битвах и магии, то осознавала, как велика была пропасть между мечтой и явью.
— Обо мне можешь не беспокоиться, — цинично ответила она. — А вот о Люcи и Эдмунде стоило бы. В этом мире — как и в любом другом! — Аслан их не спасет. Эда добьет фабрика, он для этой работы не создан. Я боюсь, что у него чахотка. Он бледный, такой бледный, Питер! А Люси? Она не может вечно оставаться твоей маленькой девочкой. Что, если она захочет выйти замуж, отпустишь ли ты её? За кого — за такого же нищего рабочего, каким был наш отец?!..
Сьюзен резко осеклась, когда поняла, что перешла черту. Лицо брата стало совсем пепельным. Сьюзен тотчас же захотелось извиниться, но она не могла — было бы ложью сказать, что не права.
— Думаешь, я не забочусь о Люси и Эдмунде? Я живу только этим, — тихо сказал Питер, глядя на сестру, как на предательницу. — Я отдал бы всё, чтобы изменить их судьбу, но не могу этого сделать — ни в Англии, ни в Америке. Я не позволю Люси продать себя богачу, как сделала ты. Но она и сама на это не пойдет. А Эдмунд!.. О господи.
Он запустил руки в волосы и рассмеялся. Верно, фабрика, как огромное кровососущее насекомое, убивала — и не только Эдмунда. Все, что Питер помнил о своем детстве, — шум машин, копоть и темнота. В Нарнии всегда было светло, и он не был потерянным мальчиком — он был королем, да притом Верховным. В Нарнии ответственность по-прежнему лежала на его плечах, ведь Питер был старшим, но она ощущалась по-другому. Ответственность была сродни возможности что-то изменить, защитить тех, кто нуждался в нем. Разве не хороша такая ответственность? Будучи правителем Нарнии, Питер служил своему золотому богу — и продолжал служить здесь. Хотя бы это оставалось неизменным.
— Быть может, Нарния, как ты говоришь, была странной детской фантазией, рожденной воспаленным мозгом. Я не знаю! Но знаю точно, что, играя, мы придумали мир, который по всем статьям лучше настоящего. И потому я за этот придуманный мир. Я на стороне Аслана, даже если настоящего Аслана не существует. Я буду стараться жить, как нарниец, даже если не существует никакой Нарнии.
В этом был весь Питер, устало подумала Сьюзен. Этот спор длился давно — кажется, всю их жизнь. Вера и безверие, цинизм и надежда, что лучше, когда выбора, кажется, вовсе нет?
Сьюзен вспомнила о «Сердце океана» — последнем подарке Каспиана, который стоил ему баснословную сумму. Для неё сверкающий камень в ложбинке у горла был бесполезной игрушкой, для Питера, Эдмунда и Люси — возможностью начать новую жизнь. Она еще верила, что деньги способны всё изменить, хотя на своем опыте убедилась, что счастья они не приносят.
— Просто позволь мне помочь, и я что-нибудь придумаю, — сказала Сьюзен. Питер пожал плечами. Ничего нельзя изменить, сестра моя королева, — говорили глаза обреченного короля, — но можешь попробовать, если это успокоит твою совесть.
***
Бесчисленные коридоры «Титаника» были запутанны. К тому же, Сьюзен шла так быстро, что едва разбирала дорогу. Пару раз ей приходилось останавливаться и подзывать на помощь стюардов, которые тотчас предлагали проводить бедную заплутавшую аритократку обратно в её каюту. Не на шутку раздражаясь, она удивляла их крепкими портовыми выражениями. Сьюзен просто необходимо было увидеть сестру, поэтому с горем пополам она миновала библиотеки, спортивные залы и бассейны, спустилась по Шотланской дороге до отсека третьего класса и, наконец, добралась до каюты E-107.
— Лу? — позвала она громко, забыв, что каюте, кроме сестры, остановилась женщина с маленькими детьми, которые после обеда как раз могли спать. Дети, к счастью, бодрствовали и сидели кружком возле кровати Люси. Их мать вязала на спицах. Сестра вскинула голову от книги, которую читала вслух, и радостно улыбнулась. Сьюзен с удивлением отметила, что Эдмунд тоже был здесь. Он вытянулся на кровати сестры, закинув руки за голову. Его лицо скрывала тень от второго яруса койки.
— Это женская каюта или я ошиблась? — подначила его Сьюзен.
Эдмунд приподнялся на локте, блеснул плотоядной кошачьей улыбочкой:
— Я лишил дам покоя.
Его голос звучал хрипло. Он нарочито облизнул пересохшие губы, за что сестра, зардевшись, стукнула его книжкой. Даже вдова в углу рассмеялась.
Внезапно Эдмунд согнулся в приступе кашля. Теперь Сьюзен разглядела неестественно яркий румянец на щеках младшего брата и замутненные глаза. Она переглянулась с Люси. Сестра неловко дернула плечиком:
— Эд плохо себя чувствовал, и мы вызвали доктора. Он сказал, что многие пассажиры простыли. Велел пить горячий тодди и оставаться в постели до завтрашнего утра.
Эдмунд кивнул, слабо улыбаясь, и помахал рукой, мол, всё в порядке. Он не любил, когда о нем кто-то заботился, кроме разве что Люси.
— Это просто простуда, — убежденно повторила младшая Певенси, но Сьюзен не была так уверена. Нет, хотела сказать она. От простуды больные не кашляют кровью, их не бьет лихорадочный озноб. Простуда проходит за несколько дней, а Эдмунд болен уже очень давно. Сьюзен должна была сказать это, но не сказала, потому что умница Люси и так всё прекрасно знала.
— Я читаю Эду Жюля Верна, «Двадцать тысяч лье под водой». Дику и Саре тоже нравится, правда, дети? — Люси ласково обратилась мальчику и девочке, смотревших на неё с нескрываемым обожанием. — А ты что-то хотела, Сью?
— Да… то есть нет. Я просто искала Питера, — сглатывая, солгала Сьюзен. Её вдруг парализовало острое чувство потери. Люси улыбалась тепло и понимающе.
— Поищи его на носу корабля. Он хотел побыть один, но ты ему не помешаешь.
— Может, мне остаться с вами? — спросила Сьюзен, все еще беспокоясь.
— Не надо, — замотала головой Люси, при этом косички энергично запрыгали по её плечам.
Эдмунд что-то недовольно пробормотал. Застыв в своем мире, созданном фантазией и колдовским голосом Люси, они не хотели иной компании. Совладав с собой, Сьюзен пересекла маленькую комнатушку и поцеловала обоих в лоб. У Эдмунда он был очень горячим, хотя на тумбочке лежал аспирин. Сьюзен тихо вышла, а, притворяя за собой дверь, оглянулась.
Эдмунд лежал с закрытыми глазами, но его мальчишеское лицо, изможденное тревогами и болезнью, казалось умиротворенным. Люси взъерошила ему волосы и продолжила увлеченно читать о приключениях Капитана Немо. Младшие Певенси любили Жюля Верна. Читала Люси с запинками и ошибками (она не была достаточно хорошо образованна), но слушать её хотелось часами.
Казалось, если бы прямо сейчас непотопляемый «Титаник» пошел ко дну, Люси и Эдмунд этого не заметили бы.
***
В конце концов, Люси и не могла дать ответ на вопрос, который мучил Сьюзен. Королева Отважная не терпела лжи. Ах, откуда было это всепоглощающее тревожное чувство?.. Будто сердце разрывалось. Дурно. Сьюзен представились бледные, неживые лица родных, и это придало ей решимости. Она ранила Питера сегодня, но должна была всё исправить. Сьюзен распахнула бархатный футляр, дрожащими пальцами коснулась «Сердца океана» и спрятала бриллиант в рукаве. Ради Эдмунда. Ради того, чтобы он жил.
Сьюзен отправилась искать старшего брата, надеясь, что он все еще там, куда указала Люси, — на носу корабля.
… Она появилась на палубе вместе с последним дуновением морского бриза и остановилась в нескольких шагах за его спиной, неловко ломая пальцы. Заходящее солнце золотило её волосы — по цвету они почти сравнялись с его собственными. Обернувшись через плечо, Верховный король решил, что сестра его королева невыносимо, мучительно прекрасна.
— Питер, мне жаль, — начала она.
— Тшш, не надо ничего объяснять, — он приложил пальц к губам и, чуть смущаясь, как мальчик, попросил её закрыть глаза. Сьюзен нахмурилась, хотя понимала, что брат пытается уйти от разговора. Он подтолкнул её вперед. На ощупь она сделала несколько шагов и упёрлась кончиками пальцев в поручень на носу корабля. Испуганная опытом на корме, Сьюзен отшатнулась, но брат удержал.
— Не бойся, я не дам тебе упасть. Поднимайся. Держись за поручень. Поставь ногу сюда… Вот так. Ты же мне доверяешь, Сью? — его смех щекотал ей шею. Конечно, она доверяла.
Питер осторожно оторвал её пальцы от поручня.
— Теперь можешь открыть глаза.
— О, Питер! — воскликнула она, не в силах сдержать эмоции. Ветер будто подхватил её и куда-то унес. Сьюзен чувствовала себя птицей, парящей над волнами. Брызги били в лицо, а солнце — такое яркое солнце на фоне подсвеченных пурпуром небес! — слепило глаза. Ей казалось, что всё это уже происходило с ней когда-то, в другой жизни. В этот миг Сьюзен вновь верила в сказки, потому что иначе восторг полета не объяснишь.
— Куда прикажешь плыть, сестра моя королева? Попутный ветер развевает наши паруса. «Блистающий» домчит нас, куда пожелаешь.
— Прежде на Гальму, брат мой король, потом проплывем мимо Теревинфии и Семи Островов; оттуда помчимся к Одиноким островам, жители которых будут славить своего императора при виде его галеона. Мы будем плыть и плыть, пока не достигнем Края света — Страны Аслана. А оттуда, быть может, не захотим возвращаться.
— Так ты помнишь? — его голос звучал совсем хрипло от того, насколько Верховный король был растроган.
— Конечно.
Питер не отвечал, только прижал её к себе чуточку крепче, чем нужно было, как обнимал, бывало, не сестру, а королеву — спутницу и соратницу. Сьюзен чуть повернула голову, чтобы видеть его сияющее счастьем лицо. Оранжевый свет заходящего солнца целовал его скулы и веки. Она вдруг вспомнила, отчего Питера называли Великолепным: в такие моменты казалось, он был самим солнцем. Только оно, увы, заходило.
