(Не)разные

Еще один холодный день Идти куда-то просто лень Да и никто сегодня не звонит Пейзаж в окне опять застыл Туман как в фильме Сайлент Хилл Все тот же скучный, надоевший вид дурной вкус — пластинки

Сакуре кажется, что у неё появился свой собственный сталкер пару месяцев назад. Во всех социальных сетях, где она есть, её найдет парень со странным ником — Паккун. Она улавливает в нём что-то давно забытое, запретное и спрятанное за семью замками собственных принципов. Он немногословный, но может двумя словами или смайликом поднять настроение, заставить улыбнуться, когда на щеках еще не высохла после недавней истерики тушь. На удивление его страница пустует. Ни фотографий, ни записей — ничего. Иногда мелькает в статусе проигрываемая музыка, но ненадолго и исключительно классика. Харуно фыркает, когда узнает, что у них всё же есть один общий исполнитель. Где-то на четвёртом месяце, как таинственный парень появился везде, прислав лающий смайлик, появляется личная переписка. Странная, сумбурная и немного пугающая. На подкорке сознания разум кричит набатом: он не просто милый знакомый из Интернета, с которым можно пообсуждать учителей, желающих получить взятки за зачёт и тому подобное. Паккун цитирует Достоевского, Або и Брэдбери, желая спокойной ночи и присылая какую-то фразу, вырванную из контекста. Можно было бы подумать и собрать все цитаты в один текст, но неудачно — получается непонятная ересь. Сакура забивает, присылая в ответ смайлик с заснувшим ежиком. Когда внешний мир вытирает об неё ноги, втаптывая в грязь окончательно, Харуно ищет спасения в сети. Листает ленту новостей, заполненную всё теми же счастливыми лицами знакомых, пишет пару давно заученных фраз Ино, что у неё всё хорошо. Включает неизвестного исполнителя в динамик, прислоняясь затылком к холодной стене. Ладони скользят по старым шрамам на предплечьях и коленях, а на губах зарождается странная улыбка, больше похожая на оскал. Мать оплачивает ей психиатра каждый месяц, к которому Сакура не ходит уже полтора года. Проплатила о молчании и фальшивых отчётах об её психическом здоровье, мягко, но настойчиво протягивая толстый конверт. А теперь сидит на своей холодной кухне, поглаживая шрамы от порезов и неудачных падений. От ощущения неровностей на коже сносит крышу. Телефон вибрирует, высвечивая новое сообщение в одном из мессенджеров: [Доброе утро, Сакура-чан, как спалось?] Харуно смотрит на дисплей смартфона устало, набирая сообщение одной рукой: [Отвратительно.] [У тебя выходной?] [Допустим.] [Ты сегодня не настроена на разговор, извини, что мешаю.] Девушка хмыкает, крутя в руке чёрную зажигалку. Как всегда сама пунктуальность. Интересно, в жизни он такой же милый зануда или это лишь образ? Воспалённые глаза случайно цепляются за брошенный сверток на другом конце обшарпанного стола. Маленький в чёрном полиэтиленовом пакете и тщательно обмотанный скотчем. Сакура нащупывает в стакане с ручками ножницы, неприятно коснувшиеся металлом по старому шраму на ладони. Цокает, поддевая край упаковки и аккуратно разрезая, закусывает губу. Шуршит обёртка, ножницы выпадают из рук, с грохотом падая на паркет. Девушка жмурится, закрывая лицо руками. Ментальная стена трескается с лёгким шипением, откалывается первый слой штукатурки. Руки дрожат, а губы бормочут неразборчиво старые фразы, вбитые в голову болью. — Я тебя предупреждал? — чувствует кожей, как Хатаке недовольно смотрит на улицу, сплёвывая. — Это последняя капля, Сакура. — К-какаши, — голос дрожит, как и телефонная трубка, сжимаемая в холодных ладонях. — Я н-не могу выбраться. М-меня заперли. — И?.. — тяжёлый вздох. — Не мои проблемы. Выбирайся сама, я давным-давно уже не в городе. Да и… Я занят. Надеюсь, что ты там не сгниёшь. Не сгнила. Выбралась, сломав ногти с корнем и разодрав колени. Чёртовы отбитые старшекурсники посчитали смешным запереть никому не нужную девчушку в каморке, которой никто не пользуется из персонала учебного заведения. Харуно переводится в другой универ, где на одном из факультетов учится Ино. Там безопаснее. Наверно. В свертке лежат ключи, с пометкой номера помещения и её ногти в прозрачной коробке. В засохшей крови и с остатками покрытия старой двери. А рядом конфеты в ярко-красивой обёртке со вкусом пьяной вишни. Её любимые. — Чтоб ты… Сдох, ублюдок! — вскрикивает, скидывая пакет со стола и сжимая в руках телефон. Открывает список заблокированных, листает до самого конца, останавливаясь на номере с перечёркнутым именем. Кровь на языке отрезвляет, но ненадолго. Пальцы нажимают на кнопку вызова. Гудки подобны сердцебиению. Только последнее отбивается эхом в ушных перепонках и висках, заглушая всё вокруг. — Алло? Кто это? — незнакомый женский голос звучит на линии, на фоне слышен смех детей. — Алло?.. — К-кто на линии? — Чио Симидзу. — Извините за беспокойство. Я ошиб-блась, — хрипит едва слышимо, выключая телефон. Остекленевшим взглядом смотрит на разбитую коробку и разбросанные ногти, а после на свои руки с аккуратным полупрозрачным маникюром. В одном из ящиков прикроватной тумбочки находит наборчик для ногтей, совсем новенький, не так давно подаренный ей матерью на день рождение. Резкими движениями, нервно хлюпая носом, Харуно стрижёт уверенно, присев на полу спальни у открытого окна. Бездумно смывает остатки лака и точит остатки былой роскоши. Ей не больно физически уже давно. Она собирает стекло старым совком и руками, не замечая покалывания на чувствительной коже от острых уголков. Ногти собраны в старую баночку от драже и спрятаны в дальний ящик на кухне к остальным вещам прошлого. [Привет, мам] Ищет поддержку, крутя в руках ключи от квартиры, упавшие с полки в коридоре. Стучит о ключи дурацкий брелок в виде чёрной кошки с отколовшимся хвостом. Драное животное, как и хозяйка квартиры. [Что-то случилось?] Да. Случилась твоя собственная дочь, плевавшая на жизнь, здоровье и происходящее вокруг. [Нет, всё хорошо как и всегда. Не хочешь пойти по магазинам? Или в кино? Там новый фильм вышел от твоего любимого режиссёра.] [У тебя сегодня сеанс, разве нет?] Не отвечает, поджигая старые бумажные переписки. В текстах мелькает имя Хатаке так часто, что собьешься со счёта. Сакура пишет психиатру короткое сообщение о том, что больше его услуги не нужны и удаляет контакт. Уведомления поступают одно за другим. Девушка трёт переносицу, не зная, что ответить. Мебуки попадает точно в цель, как и всегда. [Сакура?] [Ты не ходишь к психиатру, да? Как давно?] [Полтора года, я права? Тоширо примерно столько времени присылает отчёты о том, что у тебя всё, мать его, хорошо. Сколько ты ему заплатила, дура?] [Я это делала не для себя любимой. Я тратила одну треть зарплаты на это лечение, чтобы ты могла жить как раньше…] [Моя жизнь уже никогда не будет такой. Причины ты сама прекрасно знаешь. Я давно не маленький ребёнок, которому нужен психиатр только из-за того, что дегенераты решили над ним поиздеваться. Настолько привычно, что тошно, мам. Я… ценю твою заботу, но от этих сеансов не было никакого толка с самого начала.] Мебуки не отвечает. Выходит из сети, так ничего и не написав в ответ. Харуно грустно усмехается, поправляя лямки растянутого топа и отправляя смску: [Извини, что я вновь не оправдала твои ожидания.] Ответ приходит незамедлительно, острее прошлых. [У меня никогда не было каких-то ожиданий от тебя — с рождения.] Девушка нервно смеётся, откладывая телефон и утыкаясь головой в колени. Не верит, хоть эти слова так часто повторялись за двадцать пять лет, что потеряли смысл практически полностью. Но в голову отдаёт. — Лобастая, уродина, неудачница, — за истерическим смехом вперемешку со слезами слышатся слова. Сакура смотрит в потолок, ударяясь головой об угол кровати. Приятная боль в районе затылка добавляет эмоций. — Сука, тварь и шлюха. Ничего не добьётся, встретимся на трассе, сгниёшь в помойной яме… А по итогу сидит в пустой холодной квартире и то ли умирает со смеху, то ли рыдает от сжирающей боли в районе груди. Там где-то есть сердце, которое всё ещё бьётся? [Сами по себе мы ничего не значим. Не мы важны, а то, что мы храним в себе.] Брэдбери. 451 градус по Фаренгейту. Паккун. Харуно хранит в себе лишь негативные эмоции, сжирающие её круглые сутки. Город пропитал её гнилью и дерьмом полностью. Она разлагается быстрее трупа душевно, хоть внешняя оболочка ещё жива. Вопрос времени.