Мать

Рома, как животное, с порога набрасывается на жертву. Рома, как пёс, обнюхивает каждый сантиметр её тела. Как монстр срывает одежду, освобождая запахи, скрывающиеся под пальто. Рома прижимает парня к двери, придавливая горло локтём, обнажает клыки и несильно кусает за шею, из-за чего чувствует несильный толчок в бок. Рома Худяков понимает, что нельзя оставлять следы на видимых местах, но Локи считает иначе: впивается в губы напротив, кусая до крови и тут же зализывая. Локи тянет омегу на себя и спиной идет к кровати; падает, сажает паренька на свои бедра, не разрывая поцелуй. Входит резко, глухо рыча. Толкается рвано и сбивчиво в поддатливую дырку, загоняет по самые яйца, сжимает бёдра до синяков. Рома понимает, что вызвал парня, чтобы просто подрочить, но Локи хочет трахаться — пёс хочет гулять. Худяков буквально выбивает из лежащего под ним парня стоны; плотно фиксирует руки над головой, не давая касаться себя. Губами ловит полустоны-полукрики, слышит тихие всхлипы, чувствует, как парнишка идёт вразрез с его ритмом, не в такт дергая бёдрами. Рома глухо, по-животному, рычит; кусает резко за сосок, надеясь успокоить. Не получается. Парень только громче взвизгивает и чуть быстрее насаживается на член. Тогда Локи кладёт одну руку на его шею, несильно сжимает пальцы, чувствуя, как пульсируют артерии, и толкается до конца, чувствуя, как набухает узел. А парню внизу крышу сносит: он прогибается в спине, мелко дрожит, сжимая Ромин член в себе. Рома едва держится, чтобы камнем не рухнуть вниз; кончает долго, будто ждал этого всю жизнь. Всё его «надо контролить действия» полетело к ебеням, когда узел спал, а парень под ним сонно разлёгся, пытаясь прийти в себя. Рома ухнул вниз, устраиваясь рядом. -Тебя зовут-то, кстати, как? — шепотом поинтересовался Локи у сопящего в ключицу омеги. -Паша, — едва разборчиво ответил он, сладко потягиваясь. Но тут же чуть подскочил на кровати. -Эй, ты чего? Полежи немного, — Рома потянул Пашу на себя, но тот отрицательно мотнул головой. -Мне домой надо, — Пашка оглядел комнату в поисках своих вещей и, зацепившись взглядом за брюки, потянулся к ним. -Уроки не сделал? — Худяков лениво посмеялся, закуривая и выпуская дым в потолок. -Почти, — коротко сказал Паша, быстро застёгивая рубашку. -А что тогда? Паша предпочел не отвечать. Молча. Протянул руку, мол «деньги давай». Рома лениво потянулся за бумажником, отдавая Паше добрых десять косарей. -Завтра приедешь? — с надеждой в голосе спросил Рома, чуть приподнимаясь на застиранных белых простынях. -Если вести себя хорошо будешь, — Паша хитро улыбнулся, обуваясь и натягивая на себя пальто. -Буду хорошим псом, — посмеялся, а Паша удивленно вскинул бровь, мол «кто тебя псом-то окрестил?». … Паша скорее бежал домой в надежде, что дочка жива, цела и не обижена. Переступив порог, он услышал язвительное: «Доченька, слышишь? Твой шлюха-папочка пришёл». -Чтобы ещё раз я услышал от тебя что-то подобное при ребёнке… — Паша было хотел броситься на Музыченко, но мужчина ловко перехватил его запястье. -Псиной пахнешь, уже с дворнягами ебаться стал? Как же низко ты пал, Пашенька, — дежурная язвительная улыбочка никогда не сходила с его лица. -Не твоё, сука, дело! — Паша старается освободить руку из цепкой хватки. Но Юра держит крепко, прижимая к себе. -Ну кто из нас ещё сука, — резко прижимается к Пашиным губам, чуть кусая на нижнюю; от чего получает уверенный пинок между ног. -Ты из нас сука! — Пашка резко разворачивается и уходит в детскую, закрываясь. Садится на кровать и с улыбкой сквозь слёзы смотрит на своё солнышко, на свою дочку. Девочка тихо играет в куклы, что-то неслышно напевая. Среди окружающего зла она кажется светлым ангелочком, который, кажется, за свои пять лет слишком много натерпелся…