Трудности начинаются потом II

— А я тебе говорил, что это ты убил меня?

      В синих венках ее, увенчавших тело от макушки до пят, проглядывающихся через тонкую кожу; в венках полных, напитанных быстрым шумным потоком, струится и колется отрава. Яд, в ее теле заключенный, созданный с особой жестокостью человека, от которого целый мир отвернулся — созданный, чтобы каждый, ее красотою опьяненный, погряз в желании и был умерщвлен: мгновенно, неминуемо и очень болезненно.       Всякий, конечно, кто юдолью определен пить кровь, заслуживает смерти; Дракула, принц тьмы, не исключение — для него, собственно, данное правило и вводилось.       И все же он находит идею запирать в хрупком женском теле такую мощную силу, способную одной только каплей лишить любое существо недюжинной мощи всякого дыхания и жизни — задумку эту он находит весьма скверной, потому что она неминуемо определяет, что он делать должен, и чего обязан сторониться; потому что она им командует, распоряжается его судьбой и заставляет задуматься о будущем, которое до того считал вполне понятным.       О том, чтобы похитить ее, увести из-под носа всех тех доблестных и могучих, что ее стерегут; заточить ее в промерзлых и плесневелых стенах — или, нет, конечно: в лучшем зале, в котором теплее всего, и стены украшают гобелены, и рваные отблески свеч испещряют высокие полотки страшными тенями — такими, которые рождают кошмары и заставляют ее искать защиты и успокоения в его объятиях… Идея в замке ее спрятать и наслаждаться компанией: гибкостью ума, безграничностью познания, хрупкостью нравственных устоев, которые он мог бы пошатнуть одним только поцелуем — пламенным, клеймом опустившимся на нежную теплую кожу ее груди — задумка, определенно, неминуемо обречена на провал.       И неизбежно влечет за собой смерть, предрекая погибель могучему и статному существу; многовековому, но все же мужчине, а все они так или иначе склонны совершать глупое во имя чудесного женского взгляда.       Как крепнет с годами вино, набираясь сладости и терпкости, так и кровь ее с течением лет лишь наполняется той смертоносной силой, которая бурлит и клокочет; движение которой можно ощутить, если губами припасть к нежным запястьям, к чувственному наклону шеи, к остренько выпирающей косточке под ладонью — той, что ниже трехгранной.       С тем в равной степени вся она набирается переливами юности, становится гибче и краше; расцветает глубиной взора, скромностью улыбки — меж тем, ограненная фигурой, оттачивается манерами и взглядами на весь мир вокруг — все то, что неизменно губит самых страшных существ и самых буйноголовых людей; губит всех, сводя в холодное и сырое нутро могилы.       — Игорь!       Губит тех, кто самомнением наполнен; кто решил, будто не будет сломлен взмахом черных ресниц и тихим смехом, рождающимся где-то в тугой реберной клетке — между сердцем и самой душой, запертой в плоть и кости. Умерщвляет, убивает — низвергает; королям указывает место, всякому правителю определяет нишу, которую тем должно занимать, ни на шаг не сдвигаясь. Не нужно святой воды и длинных арбалетных болтов. Не стоит искать оружие от всякой твари, способное сразить исполинского гиганта и заставить того преклонить колено.       — Нам понадобится комната наверху, верный Игорь.       Вскоре охотники на всякую нечисть и падаль переведутся; канут в ворохе лет, безызвестные и ненужные. Утратят важность своего ремесла и, без него оставшиеся, пойдут скитаться по миру, чтобы добивать тех, кого в живых оставила совершенная отрава — безошибочно срабатывающий яд. Хвора, то́на только начинающей спеть вишни; та, что пахнет уродившимся яблоневым цветом после буйного дождя, сорвавшего большую часть гибких и упругих лепестков; та, что на вкус — точно испробовал молнию, сошедшую с небес ярким зигзагом.       В конце концов, каждое существо падет, умрет и истлеет в сырой черной земле; всякий монстр найдет свою погибель, как и любое чудовище обретет покой, отправившись в ад — и все из-за того, что однажды граф Дракула стал свидетелем и первой же жертвой того, как девушка узрела в самой себе самый острый из клинков и горькую сулему — и начала тем, неумело, пользоваться.