***
— Так и знал, что ты здесь, — Эрвин опирается на дверную раму, скрестив руки на груди, и смеряет сидящего за своим столом Аккермана проницательным взглядом. Леви тяжело вздыхает. Он прекрасно знал, что от Эрвина невозможно скрыться. И если ему кто-то нужен, он достанет его из-под земли. — Я не люблю корпоративы, — глухо протягивает Леви. — Я знаю, — усмехается Эрвин. — Но там будут все наши. — Знаю… — отрешённо соглашается Аккерман. Эрвин замечает перемену… Очень маленькую, почти незаметную. Леви старается не смотреть ему в глаза. Причиной этому вчерашний разговор? — Ты обещал, — Смит не давит на него. Просто мягко убеждает. Он знает, что в итоге Леви согласится. В этом году точно. — Я и не собирался нарушать обещание, — отвечает мужчина. — Но собирался прийти позже всех, — дополняет Эрвин. Аккерману хочется закатить глаза. Конечно, кто бы сомневался… — Да, — признаёт Леви. Смит снова усмехается и переводит взгляд на окно позади друга. Тяжёлая погода. Такая легко могла погасить кого угодно. Поэтому и Аккерман мрачнее, чем обычно. — Пойдём, — без приказного тона произносит Эрвин и тут же выходит из кабинета Аккермана, давая ему время, чтобы собраться с мыслями. Леви неторопливо поднимается из-за стола и направляется к вешалке. Когда он выходит из офиса, Эрвин уже стоит около наземной установки «Парадиз», сложенной из светодиодных объемных букв. — Поедем на моей, — решительно заявляет Эрвин. — Кто-то же должен остаться трезвым после сегодняшнего дня. — Трезвым останусь я, — возражает Леви. — Но поедем все равно на твоей. Чтобы ты послезавтра не вызывал такси. Эрвин лишь пожимает плечами и, не сказав ни слова, садится в машину за руль. С Аккерманом бесполезно спорить. Если он что-то решил, то переубедить его будет сложно. Выехав со стоянки, и проехав несколько метров, Эрвин всё-таки произносит: — Наверное, я должен извиниться за вчерашнее… Леви резко поворачивается к нему, недоверчиво прищурившись: — Что? Эрвин медлит с ответом, прикрывшись повышенным вниманием к переключающемуся светофору. — Наверное я слишком… глубоко лезу в твою личную жизнь. Ты имеешь полное право не пускать меня туда, как и злиться. Но я просто хотел помочь. Леви не сводит с друга ошарашенного взгляда. Эрвин прежде никогда так серьезно не извинялся. Ему и не надо было. Они никогда не ругались… Даже вчерашнее Аккерман не считает ссорой. Тем более не злится на Смита за то, что он хотел растормошить, наконец, то что творится внутри него. Кто-то когда-нибудь должен был это сделать. — Чего молчишь? — серьезность в голосе Эрвина снова меняется на дружескую ухмылку. А Леви не до подколов… Потому что после короткого удивления странному откровению Смита приходят воспоминания о вчерашнем. Когда всё раздражение и ненависть к самому себе, как только она отвернулась от него, он чуть не выплеснул на своего друга. —Я… — Леви сам поражается тому, как беспомощно звучит его голос. — Я не злюсь. Совсем. — Почему? Аккерману кажется, что извинение Эрвина было лишь способом продолжить прерванный вчера разговор, снова вывернув наизнанку всё засевшее глубоко внутри него. Но сейчас Леви не хочет защищаться от этого. Он вообще не хочет отвечать. Ещё двадцать — тридцать минут, и он снова встретится с тёмными, глубокими глазами, сияющими в окружении других, но задумчивых и отрешённых, когда в них никто не смотрит. Леви невольно дотрагивается до небольшой выпуклости на водолазке чуть выше груди. Её небольшой подарок… Неуверенный, но необходимый для неё знак внимания. Он знает, если бы дело было только в угрызениях совести из-за неподаренного подарка — его слова переубедили бы её. Он ведь предупреждал Микасу, что не любит быть обязанным кому-то. Но здесь дело именно во внимании… Внезапно Аккерман замечает ухмылку на лице Эрвина, когда тот замечает его жест. Леви быстро убирает руку от подвески. — Я всё видел, — смеётся Смит. — Следи-ка лучше за дорогой, — бурчит Аккерман и отворачивается.***
И уже спустя двадцать минут Аккерман ошарашенно смотрит на большой коттедж, снятый Эрвином и Ханджи в аренду специально для этого корпоратива. Белый, монолитный дом с чёрной, полувальмовой крышей. Эта ненормальная парочка любит удивлять. Неудивительно, почему Эрвина в офисе любят больше, чем его, хотя Смит всячески это отрицает, как и все работники, кроме новичков. Смит медленно выходит из автомобиля, самодовольно посмеиваясь. — Очевидно, завтра никто не придет на работу… — комментирует Леви. — А половина останется здесь на ночь. — Так и планировалось, — отвечает Эрвин. — Но на работу завтра всё-таки надо… Леви хмыкает. В доме уже раздаётся музыка и шум голосов. Они поднимаются по ступенькам и Эрвин нажимает на серую кнопку, звоня в дверь. Звук, раздавшийся внутри, перекрывает всё остальное и почему-то отдаётся в ушах Аккермана необъяснимым, странным предчувствием. Появляется резкое желание уйти. Но только что Аккерман становится буквально заложником этого места. Его машины нет, и это значит, что уедет он только вместе с Эрвином и Ханджи. Причём, как он решил, в роли их личного водителя. Ему не хочется переступать порог этого дома… Не хочется встречаться взглядом ни с Ханджи, ни со своими подопечными, ни с учёными, ни с ней … В голове снова всплывает её лицо. То заплаканное, то счастливое, то равнодушное… — Пришли! — дверь открывает Ханджи. Уже нарядная. Они заходят внутрь. В доме уже началась гулянка. Столько лиц, и лишь половина из них — знакомые. Петра, Оруо, Эрд, Гюнтер, Криста, Нанаба, Майк. Кажется за ними стоят Саша, Жан и Имир… В честь пришедших раздаются аплодисменты, музыка отключается. Но очень быстро незаинтересованные, незнакомые лица возвращаются к своим делам. Все нарядные, солидные, подтянутые, но по законам всех корпоративов и человеческого организма, как только они получат доступ к алкоголю, вся серьёзность уйдёт на самый последний план, открыв всю сущность… — Ну ничего себе, — Эрвин оглядывает гостей. — Вы с Микасой собрали весь Парадиз… и я не про офис. Аккерман кидает взгляд на лицо Ханджи. Улыбка медленно сползает с него после непринужденно произнесённого Эрвином имени. Смит этого не замечает: всё ещё поражается количеству пришедших гостей. А предчувствие Аккермана только усиливается. Что-то больно сдавливает грудь. — Да… — заторможенно протягивает Ханджи. — Только вот… Она не договаривает и опускает взгляд. Леви настороженно замирает, но Ханджи молчит. — Что случилось? — не выдерживает он. — Она ушла, — отвечает Ханджи. — Ей стало очень плохо… Эрвин удивлённо поднимает голову. Аккерману кажется, что в доме повисла тишина, настолько громко прозвучала фраза Ханджи. Сколько длилась эта тишина? Минуту? Её не было вообще… Слова женщины просто прокатились эхом по опустевшей голове, оставив лишь звенящее напряжение и что-то жгучее в груди. В доме продолжает играть музыка и шуметь какофония людских голосов. — Она чуть не упала в обморок, когда вешала гирлянду, — продолжает Ханджи. — Хорошо, что Криста успела её подстраховать. «Просто устала… Долго отхожу после перелётов…» Леви вздыхает, пытаясь снять напряжение: — Вы отвезли её домой? — фраза произнесена с напором. Ханджи переводит на него взгляд, и в её глазах читается настороженность, смешанная с лёгкой паникой. Аккерман вдруг краем глаза замечает… Эрен? Он тут же отрывается от Ханджи и смотрит в тут сторону. Прямо ему в глаза. Йегер стоит, прислонившись к стене, и равнодушно выдерживает его взгляд. В глазах всё то же задумчивое волнение. Вы серьезно? — Мы вызвали ей такси, — спешит вмешаться Энни. — Все хорошо. Аккерман даже не смотрит на девушку. — То есть вы хотите сказать… — тихо, но от этого не менее пронзительно и едко начинает Леви, обращаясь, прежде всего, к Йегеру, — что она — больная, в предобморочном состоянии поехала домой сама? Ни один мускул на лице Эрена не дёргается. Он как будто бы не слышит Аккермана. Но там не безразличие к его словам. Леви понимает, что Эрен думал о том же всё это время. — Леви, — одергивает его Эрвин. — Это взрослые люди, а не маленькие дети, я думаю, они соображают, что надо было сделать… — А мы хотели, — встревает теперь Армин. — Мы предлагали её проводить. Но она ни в какую не соглашалась. Мы на такси то её с трудом уговорили… Леви наконец перестаёт сжигать Эрена убийственным взглядом и поворачивается к Армину. Его взгляд теплеет. Ты же её знаешь… Винить надо не их, а её… Но злиться на Микасу за тупое упрямство он не может. — Хорошо, — отзывается Аккерман. Напряжение вокруг наконец уходит. Остаётся только какая-то странная пустота… «Ты ведь приехал не только ради неё… Ради Эрвина и Ханджи, ради работников своего офиса». Он знал, что она будет здесь, и поэтому не строил никаких ожиданий. Она сама сказала, что будет… Аккерман ловит на себе мимолётный взгляд Нанабы. — Ей сильно плохо было, когда она уезжала? — спрашивает он негромко. — Немного лучше, — с лёгкой печалью отвечает женщина. — Её сегодня как будто подменили. Если раньше, в такие моменты, она хотя бы пыталась сделать вид, что все хорошо, сегодня она была, совсем никакая. Леви хмурится, надеясь, что это всё по большей мере из-за погоды. А она сегодня действительно… не праздничная Вдруг Нанаба издает тихий смешок: — А она боялась, что вы не воспримете это всерьез… Леви непонимающе косится на женщину: её взгляд устремлён на подвеску, скрытую под водолазкой. Улыбка медленно сходит с лица Нанабы, но тут же возвращается: — Ладно… Микаса нам сказала веселиться, даже без неё. Тем более… У Ханджи там была идея… — с этими словами она быстро уходит к переговаривающимся о чём-то Ханджи и Кристой, оставив Аккермана одного. Леви снова дотрагивается до выпуклости на ткани. Боялась, что он не воспримет это всерьез… Он сжимает эту часть водолазки в кулак. Ему так не хочется проходить дальше… Не хочется оставаться здесь… Может быть, это называется «сошел с ума?». Может быть Эрвин… прав. Следующие два часа проходят, как будто в тумане. В нетрезвом состоянии, хотя Леви даже не притрагивается к алкоголю. Он не видит окружающих его людей, не замечает ничего, хотя пообещал себя следить за каждым из своих сотрудников. Лишь иногда его сознание машинально отвечает на вопросы людей и поддерживает недолгий разговор. Вся его привычная, тщательно выстроенная, распределенная по полочкам и отчищенная до блеска жизнь переворачивается с ног на голову. Он никогда не был так глубоко в своих мыслях. Они никогда не могли поглотить его. Он всегда был сильнее. Умел это контролировать. Умел разбираться и вовремя останавливался. Аккерман остаётся в стороне от этой толпы, давно уже потерявшей всю свою первоначальную гордость и просто отдавшуюся атмосфере и алкоголю. Леви же — вечный наблюдатель. Он никогда не участвовал в этом, и сейчас не собирается. В дальнем углу он замечает Петру, тоже сидящую в одиночестве на кресле. Леви пробирается к ней сквозь толпу. Девушка, заметив его, тут же выпрямляется. Аккерман присаживается на мягкий подлокотник. — Почему ты к другим не идёшь? — спрашивает он. — Я пыталась дозвониться Микасе, — печально отвечает девушка, рассматривая телефон в руке. Взгляд её был слегка расфокусированный. — Но она не отвечает… Мне страшно… Аккерман снова чувствует, как на грудь давит что-то горячее, острое… Страшно… Перед глазами невольно всплывает бледное лицо, уставший взгляд… — Она ведь написала Эрену, что все в порядке, — заверяет её Аккерман, хотя прежде всего он говорит это самому себе. — Просто… ещё раз убедиться… — Петра всхлипывает. Очевидно, алкоголь уже начал действовать, услужливо открывая дверь непрошенным, сдерживаемым эмоциям. — Вы ведь тоже переживаете, — уверенно говорит Рал. — Я вижу. Леви откидывается на спинку. Им одолевает дремота из-за приглушённого света, монотонного шума и запаха алкоголя… Знакомого запаха алкоголя… Спорить не хочется. — Да, переживаю, — признаётся он. Петра выдерживает паузу, вглядываясь какую-то сформировавшуюся компашку, душой которой быстро становится Бозард. Леви прослеживает направление её взгляда. — Вы ей дороги, — вдруг вбрасывает Петра. Совершенно неожиданно. Аккерман удивлённо косится на девушку. — Она не говорила мне этого, но я просто… знаю это. Аккерман снова откидывается на спинку. Усталость. Глаза закрываются сам по себе… — А как ты поняла это … в своё время? — интересуется мужчина, выразительно посмотрев на Оруо. Петра пожимает плечами: — Мне хотелось, чтобы он всегда был рядом… Раз. — … хотелось быть ближе к нему… Два. — И каждый раз, когда он уходил, я чувствовала себя… одинокой. Три. — Даже с его недостатками… тупыми замашками… я всё равно считала его идеальным. Аккерман медленно открывает глаза. В голове проясняется. — Понятно… — протягивает он. Петра отстранённо кивает, снова опуская глаза на телефон. — Я позвоню ей, не волнуйся, — Аккерман встаёт с подлокотника. — Иди, веселись. Аккерман несколько секунд смотрит в беспокойные янтарные глаза Рал, а затем кивает. Петра благодарно улыбается. Леви поднимается на второй этаж, подальше от грохочущей музыки и бесконечного гула голосов, и открыв самую дальнюю дверь, заходит в маленькую комнатку с балконом. Посреди неё стоит одинокий стол, похожий на его кабинетный, а у стены находится небольшой кожаный диван. Аккерман медленно присаживается на кресло возле стола, задумчиво вертя телефон в руках. Может быть она спит? А он её разбудит… Она сейчас один на один со своими мыслями… и с кошкой… Леви смотрит в окно. Уже смеркается. Унылый день переползает в унылые сумерки. Медленно, нерешительно… Здесь все равно слышится музыка… Начинает играть какая-то медленная мелодия. Очевидно, сейчас всё парочки сольются в объятиях и будут бесцельно раскачиваться в такт музыке. Однако, как только он думает об этом, кто-то, словно прочтя его мысли, переключает песню. Тут же слышится какой-то знакомый мотив, и Леви требуется буквально пару секунд, чтобы вспомнить. Ну да, какой же новогодний праздник без этой песни… Last Christmas… I gave you my heart… Аккерман вспоминает, как вчера её пели Эрен, Микаса и Зик, как звонко звучал голос девушки среди глубоких, низких тембров своих братьев. Может быть это знак? Леви не верит в знаки, но, поддавшись натянутому совпадению, набирает на телефоне номер девушки. В трубке раздаются долгие гудки, продолжающиеся довольно долго. Может быть она действительно спит? Но, как только Леви собирается сбросить вызов, гудки прекращаются буквально на секунду, а потом раздаётся её сонный голос: — Алло, кто это? Сначала Леви удивляется этому вопросу, а потом осознаёт, что не дал ей вчера свой номер. Только взял её. — Это Леви, — отвечает мужчина и, кажется, через телефон видит, как меняется её выражение лица. — Леви… — задумчиво повторяет Микаса. Мужчина не видит её выражение, но знает точно — она улыбается. — Что-то случилось? — взволнованно спрашивает Микаса. — Что? — не понимает Аккерман. — С ними все в порядке? — в голосе читается неподдельная тревога. Поразительно. Даже находясь в таком состоянии она прежде всего переживает за них… — Конечно, — отвечает он. — А почему… почему ты тогда позвонил? — внезапный вопрос… — Просто… захотел. Захотел… — А ты… — Микаса останавливается на полуфразе, будто от смущения. — Ты… трезвый? Ну да, конечно… Она ищет какой-то подтекст, какую-то скрытую причину, по которой могут к ней обратиться. — Думаешь, я не могу захотеть позвонить тебе просто так? — Наверное, я ещё много о чём просто… думаю, — тихо отвечает Микаса. — Тебе лучше? — Леви не обращает внимания на её последнюю фразу. — Да, — снова улыбается. — Я тебя разбудил? — Да, но… — она снова обрывает фразу на половине. — Ничего страшного. Мне так много кто звонил… — А ответила ты одному мне, — шутит Аккерман представляя, как девушка смущённо опускает взгляд. Микаса смеётся. Так тихо, будто бы измученно. — Петра переживала. Она звонила тебе, — говорит Леви. — Я ведь сказала им не переживать, — так печально отвечает девушка, что Аккерман уже жалеет о том, что сказал это. — Они любят тебя. А поэтому будут волноваться, что бы ты им не сказала. — Да… наверное… — Микаса всхлипывает. — Ты плачешь? — Леви хмурится. — Нет, просто, — девушка пытается придать голосу светлый тон. Леви ещё больше хочется, чтобы она оказалась здесь. Просто была здесь, веселилась с остальными, смеялась, пыталась бы затащить и его в этот ненормальный хоровод… Но он всё равно бы не пошёл… — Понятно… — протягивает мужчина. — Леви, можно тебя попросить… — вдруг серьезно произносит Микаса. — Следить за твоими друзьями, или оставить тебя одной? — саркастически предполагает Леви. — Нет, — её тон не меняется. Она молчит несколько секунд, словно пересиливая саму себя. Однако потом решается: — Не бросай трубку… — Что? — удивляется Аккерман. — Я и не собирался. — Просто… Даже если не о чем говорить. Просто не бросай пока… — Пока ты не уснешь? — спрашивает Леви. — Ну, да… — выдыхает Микаса. — Или до какой-то другой причины… Вот оно… Вот это одиночество… — Ну, учитывая то, что именно из-за меня ты проснулась, ты имеешь на это право. — Спасибо… — произносит она шёпотом, а затем её голос мгновенно меняется: — Это Wham играет? — Да, — он поднимается с кресла и, дойдя до дивана, ложится на него, уставившись в потолок. Микаса замолкает на какое-то время. А потом смеётся: — Я никогда бы не подумала, что Зик умеет так красиво петь… до вчерашнего вечера. То есть, он пел при нас, но особо не старался. Не так как вчера. В ушах Леви снова звучит её голос, поющий эту песню… — Ты тоже, — говорит он. — Что «тоже»? — не понимает Микаса. — Тоже красиво поёшь. Слова вырвались сами по себе, не пройдя никакую мозговую обработку. Лёжа на спине под одеялом на мягкой постели и бессмысленно смотря в потолок, Микаса распахивает глаза от удивления, как только слышит эту фразу. Сердце начинает стучать так сильно, что девушке кажется, что сейчас кожа на её груди разорвётся от напора, и орган — предатель выскочит наружу. Уголки губ стремительно ползут вверх, обнажая зубы. — Спасибо… — как можно спокойнее отвечает она. Микасе казалось, что над её глупой просьбой он только посмеётся… Она похожа на маленького ребенка, который просит маму посидеть с ним ночью, потому что он боится призраков. А теперь ей кажется, что она не уснёт вообще. Больше никогда. — Сколько вы ещё там будете? — спрашивает Микаса. — Без понятия. Может быть часа два — три, — отвечает мужчина. — А что, тебе скучно? — А тебе нет? — отвечает она вопросом на вопрос. — Мне да, — признаётся Леви. Микаса улыбается в пустоту. Сейчас ей не скучно… Не одиноко, не грустно. Сейчас ей вообще кажется, что она — самый счастливый человек в мире. — Почему ты не хочешь хотя бы попытаться присоединиться к другим? — глупый вопрос, но она не хочет, чтобы снова повисала тишина. — Я не очень-то люблю такое, знаешь, — ехидно отзывается Аккерман. — Да и как ты вообще представляешь меня, дрыгающегося и орущего под музыку? Микаса смеётся: — Я не совсем о том, чтобы дрыгаться и орать. Я про то, чтобы быть ближе к другим людям, а не сидеть в стороне, как маньяк-наблюдатель. Леви хмурится. Ближе к другим людям… А разве он далёк от них? — Знаешь, у всех людей свои предпочтения, — туманно отвечает он. — И ты предпочитаешь закрываться ото всех? — Почему ото всех? — выразительно переспрашивает Леви. — Если бы я был закрыт ото всех, рассказал бы я тебе всю свою жизнь три года назад? Микаса открывает рот, чтобы возразить, но тут последняя фраза врезается в голову. Действительно… Он рассказал ей, тогда ещё совсем чужой, почти всё о себе… А что не рассказал, она узнала потом. — Да… и правда… — вздыхает Микаса. — Ты ведь тоже не любишь это, — проницательно замечает мужчина. — Единственное, что я не люблю открывать людям, это свои планы… — возражает Микаса. — А в остальном… меня легко прочитать. — Я не о том, что ты не открываешься людям, — говорит Леви. — Я о том, что ты не любишь привязываться к кому-то. Как и я. Микаса вздыхает: — Я избегаю только один тип привязанности. Самый хрупкий. Но у меня есть люди, которых я очень люблю, и которыми дорожу больше своей жизни. — И с которыми чувствуешь себя лишней? — дополняет Леви. — Я не… — начинает девушка. — Дело ведь не в них… дело во мне. И я говорила изначально вообще не про привязанность, а про то, что ты мог бы быть с людьми более открытым, а ты перевёл тему. — А если я не хочу, будешь меня переучивать? — с напором произносит Леви. Микаса поджимает губы. Она не имеет никакого права учить его, как жить. Повисает напряжённая тишина. Ей кажется, что она через телефон чувствует его раздражение. — Прости, — единственное, что она придумывает. — Что? — непонимающе спрашивает Леви. — Я не должна лезть в твою жизнь, — поникшим тоном поясняет Микаса. — С чего ты решила, что я обижаюсь? — Просто… ты так ответил… Аккерман неслышно вздыхает. «Я не должна лезть в твою жизнь…» Но ты уже там… Как и Эрвин, сказавший эту фразу несколько часов назад. В какой-то момент эти слова чуть не срываются с его губ. Он едва успевает включить заторможенный мозг. — Почему ты постоянно извиняешься? — спрашивает Леви. — Не хочу показаться наглой… — Только поэтому? Он слышит, как она дышит. Тяжело… Как будто задыхается. В какой-то момент он уже собирается спросить, что с ней такое, и не приступ ли у нее, но она отвечает: — Я часто могу сболтнуть лишнее, и мне кажется, что иногда я способна… спугнуть кого-то. Кого-то разочаровать. Я не хочу этого. — Тебе кажется, — заверяет Леви. — Люди, которые так думают о себе, обычно самые добрые. Её дыхание, кажется, нормализуется. А может быть ему только казалось? — И слабые… — добавляет Микаса. — Ты не слабая, — уверенно заявляет Леви. — Тогда почему на меня все это так повлияло? Перелет, мама, книга…— голос становится уставшим. Внутри него что-то снова больно стягивает грудь. Прекрати жаловаться ему… — Микаса, смертельное заболевание у матери это уже огромный стресс, а ты ещё и сильно чувствительная. — Я об этом и гово… — Чувствительность, это не слабость. Слабость — это строить из себя жертву, насколько бы мелкая проблема тебя не поразила. Слабость — это неумение взять себя в руки и всем ходить и рассказывать, как весь мир ополчился против тебя. Но внезапно у него что-то щёлкает в мозгу. То, что казалось раньше неважным. Что-то, что росло на поверхности, но на деле имело очень глубокие корни. Как верблюжья колючка… Леви резко поднимается на диване, хмурясь: — Подожди, перелёт? Девушка замолкает, громко сглотнув. — Все люди не сразу отходят от перелётов… — Ты бы не заметила этого после всего, что произошло… — возражает Леви. — У тебя аэрофобия? Микаса молчит, и Аккерману снова хочется увидеть её лицо. Догадка пришла неожиданно, и ему не хочется, чтобы она подтверждалась… — Да… — тихо отвечает она. — И, дай угадаю, я единственный теперь, кто об этом знает? — Да… Леви сжимает челюсть от раздражения. — Ты не сказала Эрену? — спрашивает он сквозь зубы. — Леви, какая разница… — Большая, — отвечает он. — Мы чуть не потеряли мать, а я буду лезть к Эрену со своими детскими страхами? — Было бы дело только в твоих страхах, я бы молчал. А так вся твоя жизнь, кажется, сплошные мысли о своей ущербности и неуверенность в себе. Он тебя любит, Микаса! — его голос начинает срываться на крик. — Тебя любят даже те, кто знает тебя столько же, сколько знаю и я… Прекрати скрывать от них свои эмоции. Прекрати отделять их от себя. Прекрати считать себя помехой в их жизни. Аккерман старается сдержать себя в руках. Но не может. Кажется, что с криком на неё выходят и его собственные мысли, его собственная боль, которые он давно похоронил… живьём. И теперь они, живые, в вечной агонии скребут крышку гроба и истошно кричат. Он не может удержаться… Эти мысли появились у Аккермана ещё днём, когда он зашёл в дом. Тупое самопожертвование, тупая закрытость от других людей. То же самое, что и у него… В этом они так похожи. — Ты сама делаешь себя одинокой. А одна ты не справишься. — Но ты ведь справляешься… — замечает Микаса сиплым голосом. — И что, думаешь, я счастлив? — внезапно вырывается у него. Звенящая тишина… Он не собирался об этом говорить… Он даже не думал об этом. Леви словно приходит в себя после кошмарного сна. Это не он сказал… Кто-то внутри него. — Я счастлива… — глухо отвечает девушка. —Да… — выдыхает Леви. — И ты, и я счастливее, чем… восемьдесят процентов живущих на планете. Но это не значит, что у тебя не может быть проблем. Это не значит, что ты должна скрывать это от других. — Я не хочу вмешивать их в свои переживания, Леви, — тихо произносит она надломленным голосом. — Я ненавижу себя за то, что вмешала тебя в это. Я не хочу, чтобы люди видели меня такой… Я привыкла жить с этим и разбираться сама… — Вот почему ты сильная, — отвечает Леви.***
Зарядка на его телефоне села, и Микаса снова остаётся в одиночестве. Почему он до сих продолжает слушать её нытье? Ей стыдно за это… Как же ей хочется, чтобы он был здесь. Как же ей хочется обнять его, прислониться носом к его плечу, и просто просидеть так вечность. Ей его не хватает, и Микаса уже не может врать самой себе… Он нужен. Очень сильно нужен. Девушка вытирает слёзы рукавом. С ним она не чувствует себя лишней. А ведь он такой же… Тоже боится подпускать людей слишком близко. Не хочет разделять с ними свои проблемы и боль. Выговаривая всё это ей, он говорил это самому себе. Думаешь, я счастлив? Ей хочется сделать его счастливым. Но она не знает как. Девушка даже до конца не понимает, чувствует ли он к ней хоть что-нибудь, или же всё это просто дружеская поддержка. Какая-то… опека… Забота. А она здесь мучается со своими детскими чувствами. Раздражает его, хоть он этого не признаёт. Она ведь тоже никогда не скажет человеку, что он его бесит… Единственное, чем она гордится сейчас, это тем, что сдержала себя и не разнылась прямо ему в трубку. Вдруг на телефон приходит уведомление от Кристы: «Как ты себя чувствуешь?» Микаса быстро отвечает: «Уже намного лучше… могу ходить». «Сможешь сейчас выйти на улицу? Только честно…» Микаса непонимающе смотрит на сообщение. «Да…» «Мы подъезжаем… выходи.» Выйти? Какое-то странное, волнующее предчувствие заставляет её быстро вскочить с постели и, надев на себя брюки, выбежать из комнаты в прихожую. Быстро накинуть куртку, обмотать шею красным шарфом, насквозь пропитанном её духами, и вылететь из квартиры, чуть не забыв закрыть её на ключ. Когда она вернулась, чтобы исправить свою оплошность, она почувствовала лёгкое головокружение… Девушка делает глубокий вдох и выдох. Успокойся… Она поворачивает ключ и неспешно спускается, но как только видит в окно, как к дому подъезжает машина… чья-то, тут же останавливается и присматривается… Это не его машина… Микаса судорожно вдыхает и быстро сбегает вниз. «Он должен приехать… Он…» Он ничего не должен. Ей особенно. Микаса рывком открывает железную дверь и вылетает наружу. Криста и Эрен вылезают из машины. Микаса с радостью замечает, что на пьяных в стельку они не похожи. Возле машины стоят Эрвин и Ханджи… А где он? Когда внутренний голос уже собирается закричать, дверь машины хлопает, и кто-то, обойдя её, встаёт недалеко от Эрвина и Ханджи, оперевшись на капот. Леви… Микасе хочется заплакать от облегчения… Он молчит, но ему ничего не надо говорить. Просто смотреть на неё, как сейчас. Только по этому взгляду, неравнодушному, с участием и волнением, она понимает: его желание помочь ей не наигранно. Ни раздражения, ни снисходительности, ни жалости. Он действительно переживает за неё… Их взгляды цепко скрепляются друг с другом. Девушка подходит ближе к ним. — Микаса, мы кое-что решили… — вкрадчиво протягивает Ханджи. Девушка с трудом отрывает взгляд от Аккермана и переводит его на Зое. Женщина делает выразительную паузу. — Решили, что, раз ты не по своей воле не смогла присутствовать на сегодняшнем празднике, мы устроим для тебя мини-корпоратив! Микаса удивлённо таращится на Ханджи: — Ч-что? — Ну, не только ради тебя, может быть Зик и Пик тоже придут. Да и Райнера с Бертольдом не было, их тоже пригласим… И… — Когда? — перебивает её Микаса. Ей становится противно от своего сиплого, уставшего голоса, звучавшего так задавленно после мощного тона Ханджи. — Прямо в новый год. Тридцать первого! — торжественно отвечает Ханджи. — Конечно, там не будет столько гостей, сколько было сегодня. Это просто семейный праздник для большой семьи… Майк, Нанаба согласились, твои друзья, естественно, тоже. Её глаза становятся похожими на два блюдца. Она всё ещё переваривает эту информацию, а Ханджи уже заглядывает в машину и вытаскивает оттуда небольшой мешочек. — А ещё мы решили сыграть в Тайного Санту! — Ханджи протягивает мешочек. — Ещё надо где-нибудь найти Райнера и Бертольда… И Зика… Микаса запускает руку внутрь и достает маленькую картонку с именем. На её лице невольно появляется улыбка: «Нанаба». Как хорошо… Она тут же убирает картонку в карман, а Ханджи отдаёт мешочек Эрвину. — Ты что, плакала? — внезапно спрашивает женщина приглядевшись к уставшим глазам девушки. Леви тут же поднимает голову, всматриваясь в её лицо. Да… Плакала… Видимо его слова слишком глубоко засели в ней. — Нет… — тут же отвечает Микаса. — Я просто спала… Аккерман чувствует на себе многозначительный взгляд Эрвина, но старается не смотреть на него. Микаса поникает: — Спасибо вам… всем, — Леви слышит, как её голос дрожит. — За всё. Давай… Сейчас, Леви. — Милая… — нежно протягивает Ханджи. Аккерман отрывается от капота и уверенно шагает к Микасе. В её глазах нет паники и испуга, какие были вчера. Она только резко переводит на него взгляд, от неожиданности, а в следующее мгновение уже оказывается в его объятиях с широкой улыбкой на лице. Леви утыкается носом в её шарф, вдохнув слабоватый запах её духов, и чувствует её бешеное сердцебиение. Она крепко обхватывает его шею, прижимаясь сильнее. — Ура-а-а! — кричит Ханджи, и они с Кристой тут же набрасываются на них, обнимая с разных сторон. И хотя Аккерман не любит, когда Ханджи впутывает его в общие объятия, сейчас он ей благодарен… Это скрывает неловкость. Через несколько секунд Эрвин и Эрен, очевидно, решившие не стоять в стороне, тоже присоединяются. Становится тепло… Прижимая одной рукой Микасу к себе за плечи, второй рукой он зарывается ей в волосы… А девушка всё старается нормализовать свои дыхание и сердцебиение. Сейчас, из-за его расстёгнутой куртки и слишком тонкой, облегающей ткани водолазки, девушка практически ощущает его тело своим. Остальные как будто бы нарочно сближают их, словно стараясь таким образом соединить их в одного. Ей кажется, что когда придётся прервать объятия, она упадёт, потеряв сознание. — Успокойся…— шепчет Аккерман возле её уха настолько тихо, что Микаса сомневается, не показалось ли ей. А сейчас ей может показаться всё, что угодно. — О, кстати, мы же привезли вам немного гостинцев, чтобы Микаса попробовала! — вспоминает Ханджи и, уводя Эрвина за руку, бежит к машине. Эрен и Криста тоже отходят от них. Не хочу… Надо… Микаса отстраняется, боясь посмотреть в глаза Аккерману, и поэтому опустив голову вниз. Однако внезапно взгляд натыкается на вздымающуюся ткань водолазки в районе груди. Если это то, о чём она подумала, то она действительно потеряет сознание. Или, совершенно не контролируя себя, дотронется до подвески пальцами. И только потом, когда немного придёт в себя… осознает, что её рука лежит на его груди. — Это же… — начинает она, стараясь заглушить панику после объятий. — Да, — опережая её вопрос, произносит Леви, не отрывая взгляда от трясущейся руки, которую он тут же накрывает своей, прижимая к груди. Микаса чувствует, как по спине бегут мурашки. Это действительно происходит, или она до сих пор спит? Девушка слышит, как стучится его сердце. Не так бешено, как у нее… но быстро. Она улыбается и, в конце концов, находит в себе смелость посмотреть ему в глаза. Всего несколько секунд, прежде чем он разорвёт зрительный контакт. Но этих секунд ей достаточно, чтобы понять, как сильно, оказывается, она умудрилась привязаться к этому человеку. Его улыбка не на лице… она прячется в глазах… Он смотрит на неё, и его сердцебиение нормализуется… А затем он мягко отводит её руку от своей груди и подносит к своим губам. Первый импульс в мозгу — вырвать кисть из его пальцев. Но она сдерживает его. Лишь вздрагивает, когда его губы касаются её костяшек. Он не перестаёт её удивлять… Не прекращай улыбаться… Микаса издаёт тихий смешок. Леви слегка ухмыляется и, не отпуская её руки, развернувшись шагает к остальным, дружно копошащимся у багажника. Микаса идёт следом, мысленно благодаря все законы вселенной, что никто из них этого не заметил. Только поравнявшись с Эрвином, Леви отпускает руку девушки… И по взгляду, который Эрвин кидает на него, понимает… Он всё видел… Когда Криста, Микаса и Эрен наконец-то забирают все гостинцы, Эрвин, Ханджи и Леви, попрощавшись, садятся в машину. Аккерман шагает к водительскому сидению, однако Эрвин тут же останавливает его и неслышно произносит с ехидной улыбкой: — Я поведу, ты пьян… — Я не пил, — отвечает Леви. — Я не про это, — усмехается мужчина. Аккерман тяжело вздыхает, полностью проигнорировав выпад Эрвина. — А ты пил… — Уверен? Ты видел? — удивляется Эрвин. — Хочешь сказать, что нет? — Леви недоверчиво выгибает бровь дугой. Эрвин молча подходит к нему и резко выдыхает ему в лицо. Абсолютно ничего. Даже намёка на перегар… — А нахрен я тогда вас сюда вёз? — спрашивает Аккерман. Эрвин подмигивает ему и кидает взгляд за спину Леви. Мужчина оборачивается: Микаса с увлечением слушает Кристу… «Ах да… точно!», — возмущается мозг. «Спасибо, Эрвин…», — отвечает подсознание. И когда Микаса, перестав воспринимать, что ей так увлеченно рассказывает Криста, смотрит на него счастливыми глазами, Аккерман понимает: это конец его борьбе. Она выиграла.