***
Этот особняк значительно меньше предыдущего, но, несомненно, сможет спокойно вместить всех приглашённых. Микаса с ощущением теплоты внутри оглядывает уютную постройку из тёмного кирпича с белой крышей. От этого дома уже исходит энергия новой, счастливой жизни. Её нового начала. Уходящий год с творящимся в нём ужасом пусть останется в прошлом… Хотя… Ведь не всё в этом году было плохо. Особенно его конец. Ханджи открывает дверь и тут же повисает на шее у Микасы, оказавшейся к ней ближе всех. — Ну наконец-то! — в предвкушении протягивает женщина, переключившись с Микасы на Кристу. Девушка медленно, заворожено заходит в дом, осматриваясь по сторонам. Так уютно… Ещё уютнее, чем в маленькой, самодельной «квартирке» Нанабы и Майка. Небольшая прихожая с кофейными обоями, мягкий ковёр, застилающий весь пол, где-то играет тихая музыка. По стенам развешаны рождественские венки. Её немое восхищение перебивают Конни, Петра и Саша, тут же подлетевшие с объятиями и чуть не сбившие её с ног. Микаса уверена: сегодняшний день станет одним из самых счастливых в её жизни. — Подарки складывай под ёлку, — бросает ей через плечо Ханджи, — и приклей бумажку с именем. Только чтобы никто не видел. — Хорошо, — отвечает Микаса и снова оглядывается. Проходя за Ханджи сквозь небольшие комнатки, она встречает их всех: Армина, о чём то разговаривающего с Зиком и Моблитом; Имир, Жана, Майка, Райнера и Бертольда, передвигающих большой стол в главной гостиной; Нанабу, Энни и Пик; украшающих маленькую ёлку в гостиной; Оруо, который пытается отбиться от Эрда и Гюнтера веником; даже лабрадора Эрвина и Ханджи; старых (во всех смыслах) друзей Майка ещё со времён армии — Пиксиса и Шадиса, которых Микаса не видела уже больше года, которых любит, как родных дедушек, а поэтому мгновенно оказывается у одного из них на шее. И, увидев всех их, она ловит себя на мысли, что никогда не была настолько счастлива. Ей кажется, что от любви ко всем этим людям, она способна взлететь, пробив потолок. Ханджи открывает последнюю дверь, но не заходит внутрь, пропуская Микасу. Девушка слегка замирает в проходе, наткнувшись взглядом на последних двух людей в этом доме… Аккерман и Эрвин, которых её появление прервало от передвижения дивана к дальней стенке, застывают, переведя на неё взгляд. Микаса приветливо кивает. — Ну наконец-то! А вот и последние гости! — торжественно объявляет Эрвин. — Привет, — произносит Леви коротко, как всегда. Но не сухо, не холодно… Микаса берёт с тумбочки скотч и, оторвав зубами несколько полосочек, клеит бумажку с именем «Нанаба» к подарку. — Боже, а ножницами нельзя было? — раздаётся ленивый голос Аккермана. Микаса издаёт короткий смешок, кладёт подарок под елку и ненадолго замирает разглядывая разноцветные шары на веточках и гирлянды, спрятавшиеся за зелёными иголками. Эрвин направляется к двери, попутно в приветственном жесте приобняв Микасу, и, как только выходит, девушка остаётся один на один с Аккерманом. И что-то подсказывает ей, что Эрвин на это и рассчитывал. Она оборачивается к Леви и внезапно ловит себя на мысли, что впервые видит его в футболке… Взгляд сам невольно останавливается на его руках, напрягающихся, как только он поднимает тяжелый ящик. Микаса уже готова снова проклясть свой чисто писательский интерес, но тут же вспоминает, что, если бы не он, они, возможно, никогда бы и не познакомились. Не писательский... Микаса с трудом заставляет себя отвернуться, будто невзначай занявшись рассматриванием игрушек на ёлке, чувствуя, как сердце пытается выпрыгнуть из груди. Конечно, это неудивительно… Он ведь десять лет служил в армии… — Ты хоть выспалась? — звучит его низкий голос буквально в полуметре от неё. Как он умудрился так неслышно подкрасться? Или же это просто бешеный стук сердца заглушил его шаги? Микаса, тебе же не пятнадцать лет, чтобы терять голову при виде… такого. — Я проснулась в двенадцать, — со неконтролируемой неловкостью в голосе отвечает Микаса. — Это хорошо, — говорит Леви. — Это слишком поздно для меня. Микаса наконец-то поворачивается к нему, смело заглядывая прямо в стальные глаза, а затем, стараясь отключить абсолютно все мысли, обнимает его, в то же мгновение чувствуя, как те самые руки обвивают её чуть выше талии, а нос мужчины утыкается в плечо. Губы расцветают в улыбке. Ведь таким же образом он обнимал её после корпоратива… а у неё всё равно хватило глупости подумать, будто это было просто так. «Вот бы сюда ещё хотя бы минуту никто не зашёл….», — проносится у неё в голове. Вот бы… Но она сама отстраняется первой, поражаясь собственной силе воли и выдержке. Даже Леви, кажется, удивляется, хотя лицо его не выдаёт. Взгляд падает на его грудь, на которой все ещё красуется её подарок. — Она и вчера была на мне, — будто бы прочитав её мысли, произносит Леви, оперевшись на стол и скрестив руки на груди, от чего взгляд Микасы против воли пополз на них. — Но почему-то ты этого не заметила. Выделенное слово странно бьёт по мозгу. Микаса не сомневается — он понял, почему она так изменилась вчера всего за несколько секунд. И, наверное, ей стоит избегать любого контакта с ним или краснеть, опустив голову. Но вместо этого девушка уверенно поднимает её и, улыбнувшись, отвечает: — Нет, не заметила… Внезапный порыв подбивает Леви снова дотронуться до нее. Обнять, прижать к себе, коснуться её лица… но дверь открывается и в комнату заходят Эрен и Криста, а за ними и остальные. Аккерман тут же отворачивается от девушки, чтобы хоть как-то избавиться от этого желания, ставшего только сильнее. А Микаса уже растворяется в толпе, утонув в объятиях Имир и Жана. — Так, а ну вышли все отсюда! — раздаётся голос Ханджи. — Сюда заходим только после ужина. Аккерман выходит последним, задумчиво смотря себе под ноги. Этот порыв появился ещё во время их второй встречи. Встречи, которая могла бы произойти гораздо раньше, не будь он таким идиотом, не догадавшимся взять у неё хотя бы номер. Да, это становится сильнее его… Но разве есть смысл это контролировать? Леви поднимает голову, натыкаясь на копну её тёмных волос. Девушка заливается звонким смехом над очередной шуткой Нанабы, а затем, словно ощутив его взгляд на себе, поворачивается и улыбается. Аккерман чувствует, как тепло становится в груди, и, проходя мимо Микасы, легонько треплет её за волосы, мимолётно заглянув в румяное, счастливое лицо. Ребенок…***
Микаса снова оказывается рядом с Аккерманом за праздничным столом, хотя явно ни он, ни она к этому особо не стремились. Или судьба сама задалась целью свести их сегодня, или же это заговор всех присутствующих здесь. Причем, скорее всего, негласный заговор. Однако ни времени, ни желания задуматься над этим нет. В этот день вообще не хочется думать. Хочется лишь верить в чудо. Слишком весело и слишком много еды (за это спасибо главному шеф-повару). С кем бы Микаса не отмечала новый год, она всегда чувствовала себя самым счастливым человеком. Не важно, где, в каком возрасте, кто рядом, сколько блюд и подарков. В основном они всегда ездили к родителям, или родители приезжали к ним. Но в этом году перед праздниками работа навалилась и на Микасу в магазине одежды, и на Эрена в игровом офисе, где он работает вместе с Жаном, Сашей и Конни. А Карла, всё ещё слабая после болезни, решила не рисковать силами и здоровьем. И, возможно, не будь сейчас за столом стольких любимых ею людей, Микасе не хватало бы родителей. Но ни на какие мысли просто хватает времени. От них её разум заботливо защищают шум голосов за столом, смех, звон бокалов… и запах кофе, исходящий от человека рядом с ней, которые снова и снова пробуждают в уже слегка опьянённом мозгу ту тихую фразу, так и недошедшую до его ушей, зато навсегда повисшую в её темной, пустой комнате. Только когда сознание начинает слегка туманиться, мышцы расслабляются, а в груди появляется жар, Микаса впервые жалеет о том, что села рядом с ним. Потому что контролировать себя становится всё труднее, а показать это Леви она не может. Краем глаза девушка замечает, что в его движениях не поменялось абсолютно ничего. И, поскольку выпил он не меньше её, это или железный самоконтроль, или опыт. Леви даже не смотрит в её сторону, и она, в каком-то смысле, благодарна ему за это. Хотя её лицо по-прежнему скрывают копны тёмных волос, а в гостиной нарочно приглушён свет, чтобы гирлянды светились ярче, Микасе не хочется, чтобы он заметил её порозовевшее лицо. И если другие чем больше пьют, тем больше веселеют, Микаса становится все суровее и растеряннее. И когда Майк рядом с ней нечаянно громко роняет вилку на тарелку, девушка дёргается от неожиданности. Но никто не замечает. Вроде бы... Ведь сейчас все и так дёрганые... Нет. Микаса чувствует на себе настороженный, косой взгляд Аккермана. — Нервная… — тихо кидает он со скрытой ухмылкой. — Я просто… от неожиданности… — оправдывается она. — Может быть хватит тебе? — Леви кидает многозначительный взгляд на вино в бокале. Ну да, когда от него можно было что-то скрыть. Микаса кидает на него сдержанный взгляд, но он его даже не замечает. — Ну что, готовы получать подарки? — громко объявляет Ханджи, резко встав из-за стола. «Вот кто вообще не старается казаться адекватной», — пролетает у Микасы в голове. Вместо ответа следует грохот стульев и звон вилок о пустые тарелки. Микаса удивлённо замечает перед своим носом ладонь Леви, которую тот протягивает ей в виде предложения помощи. Девушка недоверчиво поднимает взгляд, ожидая увидеть на его лице скрытый подтекст или издёвку, однако Аккерман выглядит вполне серьезно и искренне. Микаса принимает внезапную помощь, стараясь не замечать хитрых взглядов Кристы и Эрвина в её сторону. Свет в той комнате тоже приглушён, зато гирлянды светят ярче, чем в гостиной. Микаса и Леви заходят в комнату последними, но, почему-то, одними из первых оказываются у ёлки. — Знала бы ты, как долго мы уговаривали Леви вписать своё имя, — ни с того ни с сего заявляет Ханджи, издав короткий смешок и наклонившись под ёлку. — О, Леви, Нанаба, вот вам… Микаса следит за тем, как Нанаба разворачивает свой подарок. Когда в руках женщины оказывается графический планшет, та ошеломлённо поглядывает на подругу: — Ну ничего себе! Микаса смеётся, и тут же оказывается в объятиях женщины. — Микаса, даже не говори ничего, просто спасибо тебе огромное! Я тебя обожаю… — Пожалуйста… — Так вот что значит тусовка сливок общества… — хохочет Нанаба, наблюдая за тем, как Бертольд с разглядывает с разных сторон блендер, который подарила ему Энни (его прошлый не выдержал), а Эрен распаковывает наушники от Саши. — Нет чтоб кто-то носки получил, у всех гаджеты да техника. Фу, тоже мне… А в следующем году что дарить, путёвку на Мальдивы и автомобили? — Эрвин, даже не притворяйся, я знаю что это от тебя, — бурчит Аккерман, смотря на новый костюм. — Ага, я купил это в детском отделе… — шутит Эрвин. Кажется, весь дом сотрясается от хохота. Леви улыбается без тени обиды: — Спасибо… — Микаса, Петра, подходите быстрее, тут ещё куча подарков, — говорит Ханджи. — О, вот и мой… В руках Микасы оказывается большая, плоская, аккуратно запакованная коробка. Девушка подходит к столу и, стараясь не повредить красивую упаковочную бумагу, открывает подарок. Проходит секунда молчания… Точнее… Вокруг то все до сих пор шумят, но в голове всё отключается. Её глаза широко раскрываются от удивления. Первое, что он замечает, это фирменная марка «Парадиза». Второе — то, что нарисовано на коробке. Ноутбук… И небольшую записку, наклеенную на коробку: «Я пока не в праве решить все твои проблемы, как бы не хотел. Поэтому позволь решить хотя бы эту». Аккерман неотрывно следит за тем, с каким спокойствием она распаковывает подарок, как расширяются её глаза, когда она видит коробку, и как сияет её лицо, когда она читает записку. В какой-то момент ему кажется, что она сейчас расплачется. Но Микаса, наоборот, широко улыбается и переводит на него свой взгляд. И если улыбка сужается, то глаза продолжают прожигать его своей трогательной благодарностью, искрящейся ярче, чем гирлянды. Секунда, и она повисает у него на шее. — Леви… спасибо… — на одном выдохе произносит она. Леви поглаживает её по спине: — Пожалуйста. — Мне как раз нужны были эти книги! — восхищённо вскрикивает Ханджи. — Как вы угадали, Пиксис? — По связям, — улыбается Дот, подмигивая Эрвину. — Пик, не урони! — смеётся Петра, когда девушка начинает балансировать большую елочную игрушку на лбу. — Не волнуйся, нас в медицинском этому с первого курса учили, — отшучивается Пик. — Чтобы, при случае если вы не сдадите экзамен, вы хотя бы в цирке преуспели? — спрашивает Оруо. — Как ты угадал? — наигранно удивляется девушка. Микаса отстраняется от Аккермана, оглядывая остальных. Счастливые, разгоряченные лица, словно дети после длительной прогулки в мороз. А потом её взгляд вдруг переносится на окно, глаза округляются, а улыбка испаряется так быстро, словно она увидела там маньяка. Леви не сразу понимает, почему… — Ребята… — вдруг произносит она, улыбаясь. — Там снег. И повисает тишина. Все головы устремлены туда. А Микаса, кажется, забывает как моргать, и у неё на глазах наворачиваются слёзы. Аккерман внезапно осознает, что только его взгляд сейчас не прикован к новогоднему чуду за окном. Он смотрит туда: действительно, идёт снег... Впервые за всю зиму. Все переглядываются, как по команде, и несутся в коридор. — Как маленькие дети, — бурчит Леви, выходя вслед за Эрвином и Моблитом из комнаты. — Как столетний старик… — парирует Эрвин. Леви закатывает глаза. А во дворе уже творится полнейшая вакханалия. Где-то на задворках сознания внезапно появляется странная паника, когда он оглядывает это. Перед глазами вдруг проплывают давно забытые сцены из детства. Потасовки, в которых в стельку пьяные бугаи избивали обычно одну, беззащитную жертву. В одну из таких баталий жертвой стал маленький, тоненький, хилый мальчишка, всего лишь вступившийся за маленькую девочку, чуть не ставшую жертвой насилия. И пока тяжелые сапоги наносили точные удары в печень, лёгкие, спину, из охрипшей от напряжения глотки раздавались отчаянные крики, адресованные той девочке: «Беги! БЕГИ, МАТЬ ТВОЮ!». И девочка убежала… А мальчик потом приковылял домой только под вечер, провалявшись весь день в крови и синяках. Дядя окинул его, еле стоявшего на ногах, дышащего с тяжестью и хрипотцой, с прилипшими к окровавленному лицу волосами, и только кинул: — Идиот, нахер ты туда ввязался? Мальчик медленно сполз по стене, застонав от боли в ногах. — Я спрашиваю, Леви, зачем… — Они бы её… убили… или даже… Дядя засмеялся. Хотя это был скорее скрип, а не смех: — А в итоге чуть не убили или изнасиловали тебя… — Я не мог пройти мимо… — Какой борец за справедливость нашелся, тоже мне! А представь, кто-то бы так же не прошел мимо твоей мамаши, и не было бы ни тебя, ни той девки. Леви скрипнул зубами и злобно сверкнул глазами на дядю. — Неужели ты бы прошёл? — Нет, не прошёл бы… я бы присоединился! — он снова истошно заржал и с такой силой грохнул пустую бутылку о стол, что она разбилась. Кенни выругнулся и томно рыгнул. — Шучу конечно, не зырь на меня так, недомерок, — буркнул он, заметив убийственный взгляд племянника. — Может быть твой батя был не таким уж долбанутым человеком, раз в тебе есть что-то человеческое. Только с этим ты здесь не выживешь, придурок. Тебя тоже и изнасилуют, и сломают, и убьют. С этими словами дядя вышел из дома, а маленький мальчик… мальчик заплакал. От бессилия, боли, и ненависти к этому миру… И, сколько он себя помнил, с тех пор он больше никогда не плакал. Ему было всего лишь девять лет… Откуда ему было знать, что за пределами этого захолустья есть цивилизованные города, в один из которых он потом переехал на деньги дяди, оставленные после смерти, что есть прекрасные люди, и что любовь, это намного больше, чем животный инстинкт, который он наблюдал все свое детство. И что люди могут вот так вот веселиться… Кидаясь друг в друга снежками, валяясь в снегу, будучи взрослыми… Леви быстро уходит, стараясь, чтобы его не увидели. Выходит из ворот, прикрыв двери, направляясь туда, где не будут слышны истошные крики, визг, грохот… Грохот? Леви поднимает глаза: на тёмном, ночном небе распускаются разноцветные цветы, и тут же исчезают, уступая место новым. Хотя сейчас всего лишь десять вечера. Аккерман медленно идёт, слушая хлопки, сопровождаемые небесным чудом. Снег валит огромными хлопьями, попадая на ресницы, лицо, в глаза. Как странно… откуда в нём эта сентиментальность? С каких пор он стал замечать столь прекрасное в простом снегопаде? И тут за поворотом он замечает знакомое пальто, тёмно-красный шарф и растрёпанные волосы. Микаса стоит к нему спиной, завороженно глядя на освещённую фонарями и неоновыми вывесками улицу, утопающую в снегу. И ответ приходит сам собой… Леви медленно подходит к ней. Микаса, кажется, сразу замечает его, потому что тут же начинает разговор с самой неожиданной фразы: — Я кое чего не сказала тебе… Почему-то забыла… Леви удивлённо поворачивается к ней, но она продолжает смотреть вперёд. В какой-то момент он сомневается, ему ли адресованы эти слова? Её голос звучит так уверенно и непринуждённо, как будто говорит не она. Хотя, объяснение этому есть — влияние алкоголя. — Что? — на всякий случай переспрашивает он, поражаясь, как беззащитно звучит его голос, когда в нем нет ни напускного равнодушия, ни холодности, ни пафоса. В какой момент они поменялись ролями? — Если бы не ты, моей книги не было бы… — просто произносит она. — Почему? — удивляется он. — Потому что ты был первым, кто о ней узнал… — Что? — Да… — задумчиво протягивает она. — Будь ты тогда, три года назад, более предвзятым к таким… молодым, наивным девушкам, как я, и скажи ты тогда, что весь сюжет — детский лепет, у меня бы не хватило смелости продолжить… Аккерман хмурится, задумчиво смотря на белый снег под ногами. — Ты не считаешь себя добрым, понимаю, но люди, которые знают и любят тебя, видят это. Ты отнёсся с пониманием к совершенно чужому человеку… Спасибо, что не разрушил тогда мою мечту, Леви… — девушка переводит на него взгляд. Секунда, и он вдруг замечает краем глаза, что она падает. Аккерман испуганно поворачивается к ней, но девушка всего лишь тянется к молнии на его куртке и застегивает её, поправив капюшон и закрывая шею. — Холодно же… А затем смотрит ему прямо в глаза и замирает, прочтя в них неподдельное удивление. Если и было какое-то опьянение алкоголем, оно тут же выветрилось… Потому что Эрвин прав — он пьян другим… Тепло… Забота… Кажется он ощущает её впервые. Материнскую заботу, которой был лишён все детство. Он жил сам по себе, он заботился о себе сам, уверенный в том, что он — сильнейший человек в мире, не избалованный чьей-то нежностью. Пока его окружали такие же одинокие и сильные люди… А когда он увидел другую сторону жизни, где есть справедливость, где есть тепло, измениться он уже не смог. И людей отпугивает его суровый взгляд, его холодность, его нелюдимость. Людям кажется, что ему чужда нужда в тепле… Кажется, что ему не нужна их забота и любовь. Что он ненавидит, когда кто-то врывается в его жизнь и старается помочь с тем, с чем он и так может справиться. Он и сам пытается себе это доказать. Это работало. Но не сейчас. Сейчас он понимает, что был несчастен. До того момента, как встретил её. Случайно… Нет… не случайно… Все встречи неслучайны… Аккерман медленно приближается к ней, не отрываясь от этих слегка испуганных, блестящих глаз, и прислоняется своим лбом к её. Он знает — она и сама хотела сделать это… так долго. Разрушить эту тупую, бессмысленную преграду между ними, основанную на их гордости и желании доказать всему миру, что одинокие люди — сильнейшие. Микаса испуганно дышит, он чувствует, как вздымается её грудь, как бешено бьётся сердце, и когда Леви, не совсем осознавая, что делает, неспешно тянется к её губам, девушка быстро отстраняется назад, но воротник его куртки не отпускает. Вот и все, Леви, пути назад нет… Или сейчас, или никогда. Аккерман иронично хмыкает: — А я надеялся, что хотя бы алкоголь сделает тебя смелее… Глаза Микасы всё ещё испуганно смотрят на него. Она нервно смеётся: — Наверное, на меня алкоголь действует немного по-другому… Леви улыбается: — У тебя всё всегда по-другому… Улыбка, хоть и слабая, действует, и глаза девушки проясняются. Микаса сама сокращает последнее расстояние между ними, притягивая Леви за воротник и неуверенно коснувшись его губ своими, словно стараясь только попробовать на вкус его улыбку. Но просто попробовать он ей не даёт — резко отвечает на поцелуй, зарываясь в её волосы, обхватывая ладонями затылок. Микаса сжимает его воротник в железных тисках. Она боится… Все равно боится. Он старается хоть как-то расшевелить её, но девушка напряжена. А может быть он просто не то делает… Это ведь Микаса… Пугливый ребёнок. И как бы ему не хотелось такого же ответа от неё, как бы не горели его губы, причинять ей неудобства ему не хочется… Леви отстраняется и поглаживает её щёку большим пальцем. И откуда в нём эта нежность? — Долго будешь меня бояться? Микаса смущённо улыбается и сглатывает: — Прости… Аккерман ухмыляется и обнимает девушку, зарывшись носом в её шарф. Просунув свои руки под его, Микаса хватается за его плечи, положив на них свой подбородок. Снова те духи, теперь ещё и смешанные с запахом шампуня. Леви слегка оттягивает красную ткань и уверенно целует девушку в шею. Вздрогнув, Микаса задерживает дыхание и сжимает его плечи сильнее, но уже спустя секунду расслабляется. Вот оно… Он оставляет на бледной коже ещё несколько поцелуев. Её сердцебиение замедляется… Леви чувствует, как девушка ослабляет хватку, и просто доверяет себя его объятиям. Аккерман неспешно поднимает голову, с удовлетворением замечая расслабленную улыбку на её губах. Она не смотрит на него. Боится поднять голову. Леви сам делает это, слегка подняв её подбородок и заглядывая в тёмные, блестящие глаза, смотрящие на него со смущённой покорностью. Окидывая взглядом лицо, красное, и не от мороза. — Ты никогда ни с кем не целовалась? — вдруг спрашивает он. Микаса молча мотает головой. Леви хмыкает и, обняв девушку за предплечье, прижимает к своему плечу. Девушка улыбается, и на этот раз совершенно свободно, а затем прижимается своей щекой к его. А ведь всё началось с простого застегивания молнии на его куртке. Микаса смотрит наверх, не обращая внимания на попадающий в глаза снег, до сих пор не веря, что этот момент произошёл. И, хотя щёки режет от холода, ноги уже слегка онемели от попавшей туда воды, а по спине бегут мурашки, ей ещё никогда не было так тепло. И снова невероятно хочется, чтобы этот момент длился вечно, даже если в конце концов ей грозит онемение конечностей. — Я люблю тебя… — выдыхает она, наконец донеся до него свой полуночный шепот, прозвучавший вчера в пустой комнате. — Молчи… — он сильнее прижимает её к себе, и Микаса звонко смеётся, разрывая своим голосом всю ночную тишину.